могла преодолеть даже это небольшое расстояние, так что я усаживал ее на
специальный переносной унитаз, позаимствованный из местной больницы.
Сестра оказалась потрясающей сиделкой: нежно и ласково она обсуждала с
мамой каждое действие. Но в конце концов, на глазах у нас обоих умерло
немало людей, я и сам некогда работал медбратом в гериатрическом
отделении. Думаю, несмотря на переполнявшие нас бурные эмоции, уход
за мамой давался нам относительно легко и казался совершенно
естественным. Не то чтобы мы не переживали – нет, мы прекрасно
отдавали себе отчет в том, что мама умирает. Полагаю, то, что мы
чувствовали, нельзя назвать ничем иным, кроме как сильной любовью –
любовью, лишенной скрытых мотивов, тщеславия и эгоизма, которые, увы,
столь часто сопровождают любовь.
– Даже непривычно ощущать на себе столько любви сразу, – сказала
мама за два дня до своей смерти. – Не устаю благодарить судьбу.
И у нее были на то полные основания. Сомневаюсь, что кому-нибудь из
нас посчастливится – если так можно выразиться – умереть такой же
идеальной смертью, когда придет наше время. Умереть в собственном
доме, оставив позади длинную жизнь. Умереть довольно быстро и
совершенно безболезненно, под присмотром собственных детей, в кругу
любящей семьи. За пару дней до маминой смерти почти случайно вся
семья: дети, внуки и даже правнуки, – собралась в доме. Кроме того,
приехали две ее самые давние подруги. К огромному удовольствию мамы,
вечер постепенно перерос в импровизированные предсмертные поминки.
Пока она лежала в спальне на втором этаже, мы, собравшись у обеденного
стола, вспоминали ее жизнь, выпивали в память о ней, хотя она еще была
жива, и наслаждались ужином, приготовленным моей будущей женой
Кейт. С Кейт я познакомился (на радость маме, которая переживала из-за
моего драматичного разрыва с первой женой) всего за несколько месяцев
до этого. И она немного удивилась, когда ей пришлось готовить ужин на
семнадцать человек, хотя ранее в тот день я робко попросил ее что-нибудь
состряпать на пятерых.
Достарыңызбен бөлісу: