(По материалам А. Евсеева)

Она прожила короткую, но яркую жизнь женщины, для которой ряды чисел оказались поэтическими строфами, а сухие математические формулы — мистическим явлением. Эта женщина пребывала в постоянной борьбе между миром эмоций и миром логики, между субъективным и объективным, между поэзией и математикой, между слабым здоровьем и взрывами энергии.

Августа Ада Байрон-Кинг, графиня Лавлейс, родилась 10 декабря 1815 года в Англии. Она была единственной дочерью великого английского поэта Джорджа Ноэля Гордона Байрона и Анны Изабеллы Байрон, урождённой Милбэнк. В январе 1816 года, когда Августе Аде не исполнилось и месяца, Байрон, романтик и бунтарь, навсегда покинул Великобританию, чтобы отправиться в революционную гарибальдийскую Италию. Он даже не предполагал, что оставляет в колыбели будущую легенду кибернетики. Им так и не суждено было встретиться, но, часто вспоминая дочь, Байрон посвятил ей трогательные и нежные строки в поэме «Чайльд Гарольд»: «Дочь, птенчик, Ада милая. На мать похожа ль ты, единственно родная? В день той разлуки мне могла сиять. В твоих глазах надежда голубая…»

Миссис Байрон, получившая от мужа прозвище «королева параллелограммов», с раннего детства попыталась оградить дочь от рокового влияния «беглого» отца. Даже имя Августа Ада было сокращено до Ады, чтобы из дома навсегда исчезло упоминание о тёзке девочки — двоюродной сестре Байрона, с которой его связывали более чем родственные отношения, увековеченные им в «Стансах к Августе».

Ада унаследовала от матери любовь к математике, а от отца, помимо многих других черт, — эмоциональный склад характера. Есть свидетельства, что девочка тайком писала стихи, стыдясь этого, как какой-нибудь наследственной болезни. В двенадцать лет она начертила в своём девичьем альбоме летательный аппарат собственной конструкции. С тех пор в комнатке Ады «ночевали» не только «Мифы Древней Греции», но и труды Блеза Паскаля, Исаака Ньютона, братьев Бернулли и прочих светил математики. Все прочили ребёнку превосходные перспективы. Но вскоре произошло страшное: Ада Августа заболела корью. Лечить этот тяжёлый недуг в начале XIX века ещё не умели, девочка стала инвалидом и провела в постели целых три года.

Однако это время не было потеряно даром. Несгибаемая леди Байрон наняла самых лучших преподавателей Лондона, и девочка продолжила образование на дому. Одним из учителей Ады стал великолепный шотландский математик и мистик Август де Морган. Он был женат на знаменитой Мэри Соммервиль, которая перевела в своё время с французского «Трактат о небесной механике» астронома Пьера Лапласа. Именно Мэри стала для своей воспитанницы тем, что сейчас принято называть «ролевой моделью».

Де Морган, большой специалист в эзотерической нумерологии, очаровал девушку магией чисел, обратив строгую логику математики в волшебство, определившее её дальнейшую судьбу. Профессор де Морган был высокого мнения о способностях своей ученицы и даже сравнивал её с Марией Аньези, выдающимся итальянским математиком. Впрочем, Ада также превосходно играла на нескольких музыкальных инструментах и владела несколькими языками. И вот настал момент, когда болезнь отступила. Аду Августу Байрон ожидал первый выход в свет…

Это было время, когда поверженный Бонапарт ещё томился на острове Святой Елены, а Европа уже залечила военные раны и ринулась «в науку». Стало модно рассуждать о «рыбах и гадах морских», «движениях небесных сфер и светил» и «поясах строения Земли». Конечно, вся эта джентльменская учёность сильно отдавала любительством. Даже самого слова «учёный» тогда ещё не изобрели (термин «scientist» был введён в обиход лишь в 1836 году).

И в это самое время, появившись в светском обществе, Ада Байрон произвела фурор. Стройная, изысканно-бледная (сказывались три года вынужденного заточения в четырёх стенах), умная, великолепно образованная, да к тому же дочь того самого Байрона! Столичные джентльмены осаждали прекрасную барышню, вмиг растеряв традиционную английскую чопорность. Она была гениальным математиком; её ум находился в постоянном движении. Ада была очень требовательна к себе. Наряду с такими мужскими качествами, как твёрдость и решительность, ей присущи были деликатность и утончённость. Её манеры, вкусы, образование были женскими в хорошем смысле этого слова. Увлечённость, зерно которой посеял в своё время Август де Морган, дала обильные всходы. Красота, Математика и Мистика — вот настоящий портрет Ады Байрон. И общество влюбилось в неё!

Поздней осенью 1834 года на званом обеде в доме Байронов было впервые произнесено имя Чарлза Бэббиджа, профессора математики Кембриджского университета. Мэри Соммервиль, успевшая превратиться из строгой учительницы в ближайшую подругу Ады, восторженно рассказывала про необычайную «аналитическую машину сэра Чарлза»: «Она не только в состоянии предсказать исход событий, но и влиять на сам исход. Машина Бэббиджа универсальна! Эта штука равно применима и в науке, и в политике, и на тотализаторе».

Днями позже состоялось знакомство «маленькой Ады» и «большого Чарлза». К тому моменту интеллектуальная счётная машина Бэббиджа существовала уже более десяти лет и была самым прогрессивным прибором своего времени. Она могла осуществлять до 60 сложений в минуту, ей ничего не стоило перемножить два пятидесятиразрядных числа. По сути, этот монстр являл собой гигантский программно управляемый арифмометр, снабжённый счётным и запоминающим устройствами. В то время в высшем свете было модно рассуждать об этой чудо-машине. Делегации великосветских дам в шуршащих платьях посещали лабораторию учёного.

Август де Морган не без гордости за ученицу так описывает первую встречу Ады с пракомпьютером: «Пока часть гостей в изумлении глядела на это удивительное устройство глазами дикарей, первый раз увидавших зеркало, мисс Байрон, совсем ещё юная, смогла понять работу машины и оценила большое достоинство изобретения».

Аду и Бэббиджа связала страсть к науке. Он был старше её на 24 года, и их отношения никогда не выходили за рамки делового сотрудничества.

Семейная жизнь у Ады сложилась счастливее, чем у её родителей. В июле 1835 года она вышла замуж за Уильяма, восемнадцатого лорда Кинга, ставшего впоследствии первым графом Лавлейсом. Уильям Лавлейс, спокойный и приветливый человек, с одобрением относился к научным занятиям своей жены. Супруги вели светский образ жизни, регулярно устраивая вечера и приёмы, на которых бывал «весь Лондон». В мае 1836 года у Ады родился сын, а в феврале 1838-го — дочь, а через год — второй сын. Но ни семейные заботы, ни слабое здоровье Ады не поколебали её решимости заниматься математикой. Замужество даже облегчило её труды: у неё появился бесперебойный источник финансирования в виде фамильной казны графов Лавлейсов.

Первое письмо Бэббиджу «по существу» было написано Адой 18 января 1836 года, когда она была беременна первым сыном — будущим Байроном Ноэлем. Переписка продолжалась до самой смерти графини.

Современники подозревали Аду Лавлейс в сговоре с Люцифером, а Чарлз Диккенс всерьёз полагал, что после её посещений в доме остаётся шлейф из нечистой силы. Такие подозрения возникли не потому, что сатана открыл ей что-нибудь вроде секрета пороха, и не потому, что она была дьявольски умна. Скорее всего, лондонский свет был напуган натиском, с которым эта женщина выпрашивала деньги для опытов своего протеже. Впрочем, Ада и сама была не прочь продемонстрировать свою демоническую сущность — всё-таки она была дочерью своего отца. В послании своему «гуру» от 4 июля 1843 года она не без кокетства написала: «Мой дорогой Бэб! Я работаю для вас, как вол (которым, возможно, и являюсь)». Широко известно и другое её высказывание о себе: «Клянусь дьяволом, не пройдёт и десяти лет, как я высосу некоторое количество жизненной крови из загадок Вселенной, причём так, как этого не смогли бы сделать обычные смертные умы и губы. Никто не знает, какие ужасающие энергия и сила лежат ещё не использованными в моём маленьком гибком существе…»

Однако вскоре над Бэббиджем стали сгущаться тучи. На родине его непонятный агрегат вышел из моды, и изобретатель вынужден был отправиться с лекциями на континент. В 1842 году итальянский учёный Луис Менебреа, преподаватель баллистики Туринской артиллерийской академии, познакомившись с аналитической машиной, пришёл в восторг и сделал первое подробное описание изобретения. Статья была опубликована на французском языке, и именно Ада взялась перевести её на английский. Позднее Бэббидж предложил ей снабдить текст подробными комментариями, подписанными инициалами AAL (Augusta Ada Lovelace). Леди Лавлейс не могла ставить под примечаниями свои полные имя, фамилию, так как это считалось неприличным для женщины. Именно эти комментарии дают потомкам основания называть Аду Байрон первым программистом планеты.

В течение девяти месяцев графиня работала над текстом книги, попутно дополнив её собственными комментариями и замечаниями. И произошло чудо — эти комментарии и замечания сделали её известной в мире высокой науки, а заодно и ввели в историю. Она разглядела в машине то, о чём боялся думать сам изобретатель. «Суть и предназначение машины изменятся от того, какую информацию мы в неё вложим. Машина сможет писать музыку, рисовать картины и покажет науке такие пути, которые мы никогда и нигде не видели», — писала Ада. Эта удивительная женщина предвидела предназначение компьютера ещё до того, как его создали. То, что сегодня вошло в нашу жизнь, — многофункциональный инструмент для решения огромного количества прикладных задач, Ада разглядела в далёких 40-х годах XIX века!

В середине 1843 года произошло эпохальное событие. 10 июля Чарлз Бэббидж прочёл в очередном письме от Ады: «Я хочу ввести пример в одно из примечаний: вычисление чисел Бернулли в качестве примера вычисления машиной неопределённой функции без предварительного решения с помощью головы и рук человека. Я — дьявол или ангел. Я работаю подобно дьяволу для Вас, Чарлз Бэббидж; я просеиваю Вам числа Бернулли…» И буквально через неделю математик получил по почте первую в истории человечества компьютерную программу — алгоритм, представляющий собой список операций для вычисления тех самых чисел Бернулли.

Дочь Байрона и первый в мире программист, Ада Лавлейс, была страстным игроком, азартным и не в меру увлекающимся. Игрой она увлеклась неслучайно. Бэббиджу так и не удалось добиться от правительства финансовой поддержки для постройки вычислительной машины. Изобретатель перепробовал все способы добывания денег — от написания романа до конструирования автомата для игры в «крестики-нолики» для последующей демонстрации его за деньги, но всё было тщетно. И тогда на помощь пришли супруги Лавлейс, которые принялись за разработку системы беспроигрышных ставок на бегах, рассчитывая таким путём добыть средства для продолжения работы над вычислительными машинами. Тактическую проверку системы осуществляли сообща, активно играя на скачках. Однако беспроигрышная система ставок себя не оправдала. Проиграв довольно внушительную сумму, Бэббидж и граф Лавлейс отказались и от участия в игре, и от усовершенствования системы. Но леди Ада и не думала сдаваться. Азартная и упрямая, она продолжала играть и верила в успех.

Выигрыши чередовались с проигрышами. Она настолько сильно втянулась в игру, что тайком от близких истратила на бегах почти все свои личные средства. Она даже закладывала свои фамильные жемчуга и упрашивала мать выкупить их по секрету от мужа. Более того, она оказалась в руках группы мошенников, которые шантажировали женщину, грозя предать гласности факт её участия в игре. В пуританской Англии того времени такая угроза могла серьёзно повредить репутации её мужа.

Возможно, эти преследования, угрозы, неудачи в работе над созданием беспроигрышной системы подорвали здоровье этой удивительной женщины. Вскоре появились первые признаки болезни, унёсшей жизнь Ады Лавлейс. В ноябре 1850 года Ада писала Бэббиджу: «Здоровье моё… настолько плохо, что я хочу принять Ваше предложение и показаться по приезде в Лондон Вашим медицинским друзьям».

Несмотря на принимаемые меры, болезнь прогрессировала и сопровождалась тяжёлыми страданиями. 27 ноября 1852 года Ада Лавлейс скончалась от рака, не дожив нескольких дней до тридцати семи лет (в том же возрасте умер и её знаменитый отец). Она была погребена рядом с отцом в семейном склепе Байронов в Ноттингемпшире.

В 1975 году в недрах министерства обороны США было принято решение о начале разработки универсального языка программирования. Министр, прочитав подготовленный секретарями исторический экскурс, без колебаний одобрил и сам проект, и предполагаемое название для будущего языка — Ada. А с недавнего времени у программистов всего мира появился свой профессиональный праздник — День программиста, который празднуется 10 декабря, как раз в день рождения Ады Лавлейс.

Судьба отца, от влияния которого так хотела уберечь Аду мать, странным образом отразилась на судьбе его единственной законной дочери. Они были похожи: черноволосые идеалисты с горящими глазами, готовые умереть за свободу чужой далёкой страны или пожертвовать всем ради изобретения, которого никто не принимал. Леди Байрон так и не удалось вытравить поэзию из сердца дочери. Она одержимо писала стихи — с помощью математики. Примечания графини Лавлейс к статье Луиса Менебреа занимают всего 52 страницы. Это немногое, что оставила Ада Лавлейс для истории, можно смело назвать автографом гения.

Анжелика Котен — «электрическая девочка»

В 1846 году во Франции произошла удивительная история с Анжеликой Котен, «электрической девочкой», которой довольно серьёзно занимались учёные Французской академии наук. Анжелика Котен, тринадцатилетняя девочка, небольшого роста и довольно крепкого сложения, проживала в деревне Бувиньи, недалеко от городка Перьер (департамент Орн). Она отличалась чрезмерной физической и психической заторможенностью, апатичностью и едва могла говорить. Вот что рассказывал месье Эбер, большой приверженец теории магнетизма, который лично наблюдал необыкновенные явления, внезапно начавшие происходить вокруг этой девочки. 15 января 1846 года вместе с тремя своими подругами она занималась обычной работой: вязала перчатки из шёлковой пряжи. Было 8 часов вечера, когда тяжёлый дубовый столик на одной ножке, на котором лежала работа Анжелики, начал перемещаться, так что его невозможно было удержать на месте. Напуганные этим, девочки разбежались с криками удивления; но они не могли убедить собравшихся соседей в реальности происшедшего. Тогда в присутствии свидетелей они возобновили свою работу. Сначала всё было спокойно. Но как только Анжелика по их примеру тоже хотела взять в руки свою работу, столик снова задвигался, закачался и наконец опрокинулся. Одновременно он как будто притягивал к себе девочку, но едва она его касалась, столик отпрыгивал дальше.

Свидетели этой сцены ни минуты не сомневались, что Анжелика околдована.

Ночь она провела спокойно, а наутро снова приступила к работе. Странное явление повторилось, сначала слабо, но между 8 и 9 часами движение столика резко усилилось. Пришлось отделить бедную девочку от других работниц, поскольку столик у них был общий, и он снова опрокинулся, несмотря на все старания Анжелики его удержать. Пряжу её прикрепили гвоздиками к ларю, весившему приблизительно 75 кг. Но таинственная сила скоро преодолела и это препятствие: тяжёлый сундук несколько раз приподнимался и перемещался, хотя его связывала с Анжеликой только тоненькая шёлковая нить.

С этого момента у жителей деревни сложилось твёрдое мнение, что девочка одержима дьяволом. Называли даже имена людей, которые навели на неё порчу. Было решено препроводить Анжелику в монастырь, где из неё изгнали бы злого духа.

Однако местный кюре, очень здравомыслящий человек, воспротивился этому намерению. Он захотел, прежде чем что-то предпринимать, сам удостовериться в удивительных явлениях. Желание вполне законное. Анжелику усадили в прежнее положение, но таинственная сила на этот раз проявила себя слабо: столик отодвинулся, но не опрокинулся, а стул, на котором сидела Анжелика, отъехал в противоположном направлении, раскачиваясь при этом так, что девочка едва удержалась, чтобы не упасть.

Убедившись в реальности удивительных событий, кюре тем не менее усомнился в эффективности религиозного очищения, считая всё происходящее следствием физической, а не душевной болезни, требующей медицинского вмешательства. Он успокоил родителей девочки, унял панику в деревне, объяснив, что болезнь эта несомненно редкая, может быть, неизвестная, но в любом случае больную надо немедленно показать врачу.

На другой день, 17 января, эти явления повторились, и сфера их действия даже расширилась. Как только Анжелика случайно прикоснулась своей одеждой к подставке для дров, лопатке и каминным щипцам, они упали в очаг, а головни рассыпались; щётки, книги и другие предметы резко отскакивали, когда к ним прикасалась её одежда, особенно к нижним краям юбок. Ножницы, привязанные лентой к её поясу, были отброшены прочь, причём лента не была разорвана, и непонятно было, каким образом она развязалась. Это был самый невероятный из наблюдавшихся эффектов; видели его всего два раза, причём один раз при этом присутствовал кюре.

Днём все эти удивительные явления отсутствовали или почти отсутствовали, но каждый раз повторялись вечером, в определённый час: наблюдалось воздействие на предметы неведомой силы без контакта этих предметов с Анжеликой, а также бесконтактное воздействие её на людей: одна работница, сидевшая напротив Анжелики, причём носки их туфель не соприкасались, почувствовала вдруг сильный удар под коленки. Предметы, отскакивавшие накануне при прикосновении Анжелики, теперь вели себя так же только от близости её одежды. Но как и в предыдущие дни, эти явления внезапно прекратились, чтобы появиться вновь через три с половиной дня.

В среду 21 января всё пришло в движение вокруг Анжелики, которая не могла даже присесть: её стул, который удерживали трое сильных мужчин, был отброшен на значительное расстояние с молниеносной скоростью. Всякое занятие стало для неё невозможным: если она принималась шить, игла протыкала ей пальцы. Ей приходилось сидеть или стоять на коленях на полу посреди комнаты.

Чтобы занять чем-нибудь замученную девочку, ей дали перебирать корзинку с сухой фасолью. Но как только она погрузила пальцы в фасоль, та подпрыгнула и принялась танцевать в воздухе, так что Анжелике пришлось отказаться и от этой работы.

Посмотреть на эти чудеса к родителям Анжелики сбегалась вся деревня.

Медики Мамера, небольшого городка недалеко от деревни Бувиньи, были извещены о происходящем, но не захотели приехать. Тогда некий месье Фаремон, человек образованный и уважаемый в тех краях, взялся проводить Анжелику к врачам Мамера. Но они не явились на свидание, которое месье Фаремон им назначил.

Тогда девочку отвели к одной из дам города, мадам Девильер, где продолжились вышеописанные явления. Через час двое медиков снизошли наконец к просьбам месье Фаремона и сообщили, что они согласны осмотреть Анжелику. Опыты проводились у фармацевта месье Фромажа, но прошли неудачно и не убедили этих учёных мужей.

Месье Фаремон провёл несколько опытов, пытаясь доказать свою гипотезу относительно источников наблюдавшихся явлений, которые он не колеблясь приписывал электричеству. Он оставил подробное описание своих наблюдений и отчёт об опытах, которые проводились с Анжеликой в присутствии образованных и уважаемых жителей Мамера и других окрестных городов. Письменные свидетельства оставили и другие участники этих сеансов: инженер из Мортаня месье Оливье, доктор Верже, доктор Лемонье из Сен-Мориса, доктор Бомон-Шардон из Мортаня, фармацевт из Мортаня месье Кою.

Родные Анжелики, люди бедные и ограниченные, намеревались извлечь выгоду из необычных способностей девочки, перевозя её из города в город и показывая публике. Первый сеанс состоялся в Мортане.

Слух о прибытии необыкновенной девочки быстро распространился по городу, и в тот же вечер на неё пришли посмотреть более 150 человек. В отличие от медиков Мамера, которые сначала отказались обследовать Анжелику Котен, и от медиков Беллесма, которые не приехали на сеанс, хотя находились всего на расстоянии одного километра, врачи Мортаня с энтузиазмом занялись обследованием «электрической девочки».

Именно по их настоянию родные Анжелики приняли решение везти её в Париж на суд членов Французской академии. 11 февраля они приехали в столицу. В первые же дни в отеле, где они остановились по прибытии, их посетили многие учёные. Анжелику представили учёному секретарю Академии Араго и доктору Таншу. 12 февраля 1846 года он провёл с ней серию опытов, которые длились более 2-х часов.

Во время публичного сеанса, состоявшегося 17 февраля в Академии наук, учёный секретарь Академии Араго давал пояснения по поводу испытаний, которым доктор Таншу подвергал девочку, и прочитал по этому вопросу записку, переданную ему доктором и включённую потом в официальный отчёт о проведённом сеансе. Вот эта записка:

«Я дважды наблюдал электрическую девочку Анжелику Котен. Стул, который я держал изо всех сил ногой и двумя руками, был отброшен прочь, когда она на него села. Бумажную полоску, которую я клал себе на палец, много раз уносило как бы порывом ветра.

Обеденный стол среднего размера и довольно тяжёлый множество раз колебался и двигался при одном только соприкосновении с одеждой Анжелики.

Вырезанный из бумаги кружок, положенный вертикально или горизонтально, начинал быстро вертеться от энергии, исходившей от запястья или локтевой складки девочки.

Большое и тяжёлое канапе, на котором я сидел, было отброшено к стене, когда рядом со мной хотела сесть испытуемая.

Стул, который прижимали к полу двое сильных мужчин и на половинке которого я сидел, был вырван из-под меня, когда на вторую половинку села Анжелика.

Любопытно, что каждый раз, когда стул отбрасывало, он тянул за собой одежду девочки. В первое мгновение она притягивалась к нему и только потом отрывалась. Два маленьких шарика бузины двигались, притягивались или отталкивались друг от друга в присутствии девочки.

Сила эманации Анжелики менялась в течение дня. Она возрастала между семью и девятью часами вечера. Возможно, тут как-то сказывалось влияние ужина, который она съедала в шесть часов.

Эманации шли только спереди, от запястья и локтевого сгиба её руки.

Энергия истекала только с левой её стороны; левая её рука была теплее правой, от неё исходил мягкий пульсирующий жар, как и от всей левой половины тела, когда она делала быстрое движение. Эта рука постоянно дрожала от необычного напряжения, и эта дрожь передавалась при прикосновении чужой руки.

В период наблюдения её пульс менялся от 105 до 120 ударов в минуту и показался мне неритмичным. Когда её изолировали от общей почвы, усаживая на стул так, чтобы её ноги не касались пола, либо ставили её ноги на стопы сидящего напротив человека, непонятные явления прекращались; такой же результат был, когда она садилась на собственные ладони. Её электрические свойства исчезали также, если под ногами у неё был натёртый воском паркет, прорезиненная ткань или кусок стекла.

Во время пароксизма, то есть пика её электрической активности, девочка не могла прикоснуться левой рукой ни к одному предмету, чтобы тут же не отдёрнуть её, как от ожога; когда её одежда прикасалась к мебели, она притягивала эти предметы, перемещала и переворачивала их. Отдёргивая руку, она пыталась избежать боли, так как её били электрические разряды: она жаловалась на уколы в запястье и в локтевом сгибе. Однажды, пытаясь нащупать пульс в височной артерии, не найдя его в левой руке, я положил ладонь на её затылок — девочка с криком отпрянула от меня. Я много раз убеждался, что в районе мозжечка, там, где шейные мышцы крепятся к черепу, находится точка настолько чувствительная, что девочка не позволяет к ней прикасаться, в эту точку передаются якобы все ощущения, которые испытывает её левая рука.

Электрические эманации этого ребёнка имеют характер прерывистых волн, испускаемых последовательно разными частями её тела, причём самое сильное воздействие, опрокидывающее стол, происходит на уровне её таза.

Каков бы ни был характер этой энергии, она ощущается как воздушный поток, дуновение холодного воздуха. Я чувствовал явственно краткое дуновение на своей руке, как будто на неё подули губами.

Такая нерегулярность выделения флюидов может объясняться несколькими причинами: во-первых, постоянной насторожённостью девочки, которая то и дело оглядывается, боясь, что кто-то или что-то к ней прикоснётся; во-вторых, её страхом перед той силой, источником которой она является и которая толкает её в противоположную от ближних предметов сторону; и, в-третьих, степенью её усталости и сосредоточенности. Когда она ни о чём не думает или когда внимание её рассеяно, таинственная сила проявляет себя с наибольшей интенсивностью.

Когда она приближала палец к северному полюсу намагниченного железного бруска, она получала сильный укол; южный полюс не производил на неё никакого действия. Когда брусок заменили, и она не знала, где какой полюс, она безошибочно их определяла.

Этой девочке тринадцать лет, она не достигла ещё половой зрелости, и я знаю от её матери, что ничего похожего на менструацию у неё ещё не было. Эта девочка сильная и здоровая.

Ум её развит слабо, она во всех отношениях то, что называют „деревенщина“; тем не менее она умеет писать и читать. Дома она занималась изготовлением дамских перчаток. Первые необычные явления были отмечены месяц назад.

Париж, 15 февраля 1846 года».

Прочитав эту записку, Араго рассказал о том, что он видел сам, когда родители Анжелики привезли её в Обсерваторию. Это были опыты с листом бумаги, столом и стулом, аналогичные вышеописанным.

После своего рассказа Араго попросил, чтобы была создана комиссия для изучения этих явлений. Академия наук назначила такую комиссию из шести человек, включая самого Араго.

Эта комиссия собралась на следующий день в Ботаническом саду. Комиссия уделила мало внимания механическим проявлениям таинственной энергии, вроде самостоятельных передвижений столов и стульев, которые собственно и поразили жителей департамента Орн. А физические приборы испугали Анжелику и не обнаружили в ней свободного электричества, как например в машинах или в электрических рыбах и электрических скатах.

Между тем эти примитивные механические проявления слабели день ото дня. Доктор Таншу, констатировавший их высокую интенсивность в первые дни пребывания Анжелики в Париже, с удивлением отмечал их затухание вплоть до совершенного исчезновения. Он сам поспешил заявить об этом в письме на имя президента Академии наук, предупреждая тем самым неизбежные недоуменные вопросы.

Это письмо предваряет выводы, сделанные в отчёте комиссии, которая провела два сеанса с Анжеликой Котен и пришла к заключению о полном отсутствии у неё каких-либо необычных свойств.

Но отрицательный результат, полученный авторитетной комиссией, не может зачеркнуть свидетельства тысяч людей, подтверждающие реальность виденных ими необычных явлений в департаменте Орн, на родине Анжелики. Возможность обмана со стороны девочки с такими ограниченными умственными способностями можно полностью исключить.

Случай с Анжеликой Котен был не единственным в истории науки; в работах по физиологии приводится множество аналогичных фактов. Они доказывают, что электрические свойства, обычные для некоторых видов рыб, могут иногда временно проявляться у человека, в виде патологии.

Приведём свидетельство доктора Пино, врача из г. Пелуи (департамент Шер), наблюдавшего похожее состояние у девочки возраста Анжелики, проживавшей в г. Айи (департамент Эндр-и-Луара).

Эта девочка, по имени Онорин Сегюн, тринадцати с половиной лет, принадлежала к зажиточной крестьянской семье и была отдана в обучение к белошвейке в г. Айи. Однажды, в начале декабря 1857 года, когда она работала рядом со своей хозяйкой, стол, за которым они сидели, вдруг сильно встряхнуло без всякой видимой причины. Испуганные женщины отпрянули от него, но стол потянулся за Онорин, повторяя все её движения; наконец он «отстал» и перевернулся. То же самое происходило со всеми предметами, к которым прикасалась одежда Онорин: стульями, столами, деревянными кроватями и т. д.

Уже в течение двух месяцев, в присутствии множества свидетелей из всех слоёв общества, ежедневно повторялись эти любопытные явления, когда посмотреть на них приехал доктор Пино. 10 февраля 1958 года он констатировал следующие факты.

Девочка была наделена от природы острым умом, а родители дали ей хорошее воспитание. В присутствии доктора она села на стул, поставив перед собой другой стул; прикасаясь к нему нижним краем своей юбки, она передвигала его по паркету. Через полчаса её нижняя юбка надулась и прилепилась к спинке пустого стула, который начал медленно вращаться, потрескивая. С этого момента стул, казалось, стал выполнять все приказы Онорин: скользил, кружась, по паркету; постукивал столько раз, сколько его просили; приподнимался на две ножки и стоял так, балансируя; отстукивал ритм, когда Онорин пела, и, в конце концов, с грохотом упал. Когда подносили руку к её раздутой юбке, она опадала, но через мгновение снова надувалась, тянулась к стулу и прилеплялась к нему, как наэлектризованный предмет.

На протяжении всего сеанса, который длился 2 часа, руки и ноги девочки оставались неподвижными и у всех на виду, что исключало всякую возможность мошенничества с её стороны, тем более что и доктор, и все присутствующие с повышенным вниманием следили за движениями испытуемой.

Казалось, что источником этих явлений служит очень большая сила. Ткань раздувшейся юбки становилась твёрдой, как картон. Кстати, ткань юбки была из льна и хлопка.

Мебель продолжала двигаться и после того, как прикоснулась к юбке. Однако автор отчёта, из которого взяты вышеприведённые факты, не подтверждал это последнее явление. В его присутствии каждый раз, как только прекращался контакт юбки со стулом, стул переставал двигаться.

Чтобы понять по возможности природу загадочной силы, доктор Пино воспользовался простым прибором, состоящим из двух бузинных шариков, подвешенных на шёлковых нитях. Вблизи девочки они должны были бы наэлектризоваться и взаимно притягиваться. Но этого не случилось: шарики оставались неподвижными возле юбки Онорин, в то время как тяжёлый деревянный стул приподнимался и переворачивался. Сначала таинственная сила возникала совершенно спонтанно, неожиданно, проявления её были непроизвольны, их частота причиняла девочке неудобства. Но постепенно их частота и интенсивность уменьшились. Когда доктор Пино занимался изучением этого явления, эффект притяжения вдруг прекратился на 13 дней, и потребовались длительные усилия девочки по сосредоточению воли, чтобы его возобновить. Наконец эти явления совсем исчезли, и с тех пор с Онорин Сегюн не происходило больше ничего необычного.

Эти наблюдения лишний раз подтверждают, что в случаях с Анжеликой Котен и Онорин Сегюн, по-видимому, имело место патологическое состояние организма, которое исчезло так же неожиданно, как и возникло. Такой подход к проблеме кажется более разумным, чем объяснение наблюдавшихся явлений сверхъестественными причинами или чем скептицизм и огульное отрицание всего непонятного.

Дэниел Данглас Хьюм, парящий в воздухе

В один из дней 1868 года в доме лорда Эдера творилось что-то невообразимое. Знаменитый шотландский медиум Дэниел Данглас Хоум, или Хьюм (1833–1896), давал в Лондоне сеанс левитации: находясь в состоянии транса, он несколько раз вылетал из одного окна и влетал в другое. В присутствии свидетелей было зафиксировано более сотни случаев, когда Хоум свободно «плавал» по воздуху. А ещё он умел «лишать веса» мебель и другие предметы, вытягивать на 27,5 см своё тело без всяких приспособлений, держать голову над огнём и не получать ожогов, материализовывать духов…

У Хьюма не было своего жилья; приют он находил в домах богачей. Также он посещал коронованных особ, общался со знаменитостями. Первая левитация (явление парения в воздухе вопреки закону тяготения) была у него непроизвольна: девятнадцатилетний юноша завис на высоте около 30 сантиметров от пола, затем рывками поднялся до потолка. С годами Хьюм смог усовершенствовать эту технику до свободного полёта. При этом он не всегда находился в трансе и мог контролировать собственные ощущения. Медиум говорил про невидимую силу, которая его поднимает, про «электрическую полноту», которую ощущает при этом в ногах.

В 1874 году Хьюм (в России его иногда называли Юм) на глазах Бутлерова, Даля и других учёных мужей проделал эксперимент: заставил свободно «висеть» в пространстве колокольчик.

«…Он дрожал всем телом от противоборствующих чувств страха и радости, что заставляло его говорить голосом, который прерывался. Несколько раз он так взмывал в небо, пока в третий раз не оказался поднят к потолку, с которым его руки и ноги мягко соприкоснулись», — писал один из очевидцев. Интересно, что Хьюм умел управлять этим состоянием и даже проводил опыты совместно с Блаватской. Хотя многие современники называли Хьюма мошенником, никому не удалось его в этом уличить. Как католик он был отлучён от церкви, которая посчитала его чародеем. Видимо, повлияли на это решение другие медиумические способности Хьюма, которые якобы были от «нечистой силы». Между тем католическая церковь насчитывает более 200 святых, обладавших способностью к левитации. Пожалуй, самый известный из них — Иосиф Копертинский, живший в XVII веке. Во время молитвы он мог определённое время парить в воздухе, на глазах у прихожан. В биографии этого монаха-францисканца описано шесть десятков подобных случаев (они подтверждены свидетелями, в том числе математиком Лейбницем). Кстати, этот святой считается на Западе покровителем космонавтов. Православная традиция тоже располагает довольно обширным списком людей, являвших феномен левитации. К примеру, Василий Блаженный умел переходить Москву-реку, а Серафим Саровский — «молиться в воздухе».

Тут нельзя не вспомнить и про «летающих йогов», которые способны в позе лотоса подпрыгивать на высоту до 60 см и в длину до 1,8 м — такие рекорды были зафиксированы в 1986 году в Вашингтоне. Эти «прыжки» связывают как раз с феноменом левитации. Первый покоритель Эвереста новозеландец Эдмунд Хиллари рассказывал, что некоторые ламы, по мнению непальцев, достигают невесомости благодаря медитации и могут быстро, как ветер, путешествовать — облетать путь в 6500 км за восемь дней.

Вероятно, есть и феномен «предлевитации», когда вес тела человека приближается к нулевой отметке. В Средние века инквизиторы приговаривали таких людей к сожжению на костре, так как считали их колдунами. В 1728 году в трибунале венгерского города Сегед были подвергнуты взвешиванию жители, способные к левитации. Любопытно, что вес некоторых из них составлял 20–30 граммов…

До сих пор в науке нет чёткого объяснения природы левитации, хотя факт существования этого явления подтверждён; есть даже фильмы об этом. А раз так, то популярными остаются толкования мистического характера. И всё же некоторые современные исследователи выдвигают научные гипотезы.

Российский академик Охатрин объяснил левитацию временной потерей веса, связанной с удалением из предмета микролептонного газа (масса, по его мнению, зависит от плотности и температуры этого газа; признаки существования сверхлёгких частиц — микролептонов были обнаружены экспериментально). Охатрин и его коллеги построили генераторы микролептонных волн и научились делать невесомыми, на некоторое время, предметы до 20 кг. А учёный из Ижевска Широносов, долго исследовавший так называемый пондеромоторный эффект, при проведении опытов так подобрал электромагнитные поля, что при взаимодействии с ними гравитация ослабевала. И происходило следующее: сначала в лабораторной установке в воздух всплывал карандаш, затем — другие предметы… А ещё, на основе резонансных технологий, ему удалось создать лечебно-диагностический комплекс, позволяющий успешно лечить 52 заболевания, возвращая к нормальной работе клетки организма…

Молли Фенчер, в трансе угадывавшая мысли

Молли Фенчер, молодая американка из Бруклина, до двадцати четырёх лет была вполне здоровой, нормально развивающейся девушкой. Страшная болезнь подкралась неожиданно. 3 февраля 1866 года, около полудня, она внезапно почувствовала головокружение, слабость, тошноту. В следующую минуту она упала на пол в кухне своего дома.

Мать Молли, думая, что у дочери обморок, пыталась привести её в чувство обычными средствами, но девушка в сознание не приходила. Их семейный врач Самуэль Спаер определил, что Молли находится в состоянии транса, причину которого установить пока невозможно, но к утру Молли непременно поправится.

Но и утром следующего дня заметного улучшения в болезненном состоянии девушки не произошло. Проходили дни, недели, месяцы, а Молли всё так же неподвижно лежала на своей кровати. По определению доктора Спаера, девушка находилась в коматозном состоянии, граничащем со смертью. Вывести её из состояния глубокого транса лечащему врачу не представлялось возможным. Дыхание Молли было едва различимым, пульс почти не прощупывался, тело обмякло и обрело неподвижность, как у только что скончавшегося человека. Но сознание не совсем покинуло девушку; временами она откликалась на слова, обращённые к ней, отвечая очень тихо, едва шевеля губами.

Доктор Спаер, наблюдая за своей пациенткой, записал в истории её болезни, что Молли ничего не ест, не встаёт с постели, на обращения к ней реагирует не сразу, замедленно воспринимает действительность. У неё всё так же очень слабо прощупывался пульс, частота дыхания составляла три вдоха в минуту. Это был редкий случай в медицинской практике, не укладывающийся во все ранее известные науке представления о нервных заболеваниях и психических расстройствах. Но главные неожиданности ждали медиков впереди.

В 1875 году доктор Спаер собрал в своей приёмной врачей-невропатологов и обратился к ним со следующими словами:

— Джентльмены, рассматриваемый нами случай совершенно уникален и единственный в нашей практике. Наука не может дать ему исчерпывающего объяснения. Поэтому я нахожу, что мисс Фенчер находится во власти сверхъестественных сил.

Ему тотчас же возразил доктор Ормистон из Бостона:

— Чепуха, дорогой коллега. Сверхъестественные силы здесь ни при чём. Докажите нам, в чём заключается вмешательство потусторонних сил в случае с Молли Фенчер.

— Хорошо, джентльмены, я готов доказать вам это, — решительно заявил врачам доктор Спаер. — Известно ли вам, дорогие коллеги, что мисс Фенчер может совершенно точно угадывать мысли, дела, поступки людей, находящихся на большом расстоянии от нас. Она может описать внешность этих людей, их одежду, род занятий в данный момент. Кроме того, Молли Фенчер может читать запечатанные письма и нераскрытые страниц книг. Разве это не признак того, что наша больная находится в некоторой связи с потусторонним миром?

Выслушав такое необычное заявление своего коллеги, доктора Паркхет, Ормистон и Паркер выразили сомнение в правильности вывода доктора Спаера. Желая проверить необычные предположения лечащего врача Молли Фенчер, эти три учёных джентльмена вышли из комнаты и шёпотом договорились написать записку с некоторым текстом. Эту записку они вложили в три конверта и в запечатанном виде отослали её в приёмную доктора Спаера. Кабинет доктора Спаера находился в пяти милях от дома, где жила больная Молли Фенчер. Получив такой конверт, Молли должна была точно сказать, что написано в этой записке. И когда конверт с запиской был ею получен, Молли Фенчер, с минуту помедлив, тихо произнесла: «Письмо в трёх запечатанных конвертах находится в приёмной доктора Спаера. В этой записке написано: „Линкольн был застрелен сумасшедшим актёром“».

Когда был вскрыт конверт и сличён текст записки с ответом Молли, врачи были поражены правильностью её ответа. Однако учёные мужи решили ещё раз проэкзаменовать Молли. Зная, что письмо в приёмную доктора Спаера доставил посыльный по имени Питер Грэм, врачи попросили Молли описать внешность и одежду его брата. Они также просили её сказать о его нынешнем местонахождении и роде занятий в данную минуту.

Молли Фенчер сразу же ответила на заданные ей вопросы. Она совершенно точно описала внешность Фрэнка, во что он одет и чем занимается в настоящее время. Она даже сообщила, что на правом рукаве его пальто не хватает одной пуговицы. Телеграфный запрос в приёмную доктора Спаера полностью подтвердил всё сказанное мисс Фенчер.

Молли Фенчер была в трансе в течение сорока шести лет. Уж давно умерли её родители, скончался к тому времени и доктор Спаер. Наконец в 1912 году Молли Фенчер, уже немолодая женщина, пришла в сознание. То был невероятный по продолжительности случай пребывания человека в коме за всю историю наблюдения за больными, страдающими расстройством психики и нервной системы.

Молли Фенчер было семьдесят три года, когда в июне 1915 года она тихо скончалась во сне.

Лулу Херст — чудо Джорджии