Ночью бабушке опять стало плохо. Давление зашкаливало, пульс скакал. Благо скорая приехала быстро
жүктеу/скачать 263,94 Kb.
|
Ten-za-moej-spinoj
|
Глава 1 Ночью бабушке опять стало плохо. Давление зашкаливало, пульс скакал. Благо скорая приехала быстро. — Магнитная буря, да и возраст у вас какой? Чего вы хотите? — Жить! — сказала бабушка с жаром. Врач вдруг собрался, засуетился. Уколол помимо магнезии что-то ещё. — Знаете, так редко я вижу это желание. Приезжаешь на вызов, а там пустые стеклянные глаза. Как у кукол. — Врач с усилием потёр лицо руками. Посмотрел на меня. — Вы внук? Я кивнул. — Нальёте чаю? Я побежал на кухню, сшибая углы. Я сейчас хоть плов, хоть борщ приготовлю. Лишь бы отпустило! Только бы помогло! Что угодно. Пожалуйста! В бога я не верил, потому что не могло высшее существо придумать такой жути, коей является моя жизнь. Но вот Вселенную попросил. Веру в высших существ можно признать атавизмом, но иногда эта интеллектуальная наивность делает жизнь … более приемлемой. Я думал, а руки автоматически ополаскивали кипятком заварочный чайник, сыпали крупнолистовой китайский чай, заливали кипяток с большой высоты, чтобы насытить кислородом и раскрыть глубину. — Ты прямо чайную церемонию тут устроил. Не суетись. Не умрёт твоя бабушка. Руки затряслись и я чуть не выронил чашку, которую доставал из серванта. — Тебя как зовут? — Арт.. Артём. — Ты вот что, Арт, скажи, уколы ставить можешь? — Да. — Ну и отлично. Я тебе рецепт выпишу. Да не бледней так, там недорогие препараты. Но эффективные. Сейчас начало осени, у хроников обострения, так что скакать давление будет. Это скомпенсирует настолько, насколько возможно. Схему пропишу. Нечего бабушке твоей по больницам шляться. — Спасибо! — я дёрнулся в комнату. У меня была скоплена небольшая сумма. Я на телефон копил, но всё время как-то не складывалось. — Ты куда? — Отблагодарить. — Обижаешь. А вот бабушку проверь. Ей больше поддержка нужна, чем лекарства. — Я помогаю. — Вижу. Бабушка лежала на диване уже не такая бледная, как когда я вызывал скорую. Я сел рядом на диван и погладил её по сухому хрупкому предплечью. Она развернула его и поймала мою руку. Пожала. — Не бойся, Артюш. Не в этот раз. — И улыбнулась. Я уткнулся в худенькое плечо, пахнущее вербеной и чистотой, и судорожно вздохнул, давя слёзы. Кроме бабушки и мамы у меня никого нет. Мама в Америке, на заработках. А мы тут. Вдвоём. В агрессивной среде. Почему агрессивной? Потому что тяжело в современной школе отличаться хоть чем-то. Внешностью, интеллектом, вероисповеданием, национальностью, именем. Чем угодно. Я, к сожалению, отличался. Нет, я типичный славянин и даже фамилия у меня не Жопин. Но мой ум вкупе с непрезентабельной внешностью и нежелание решать конфликты силовыми методами привлекли внимание ненужного человека. Я так до конца и не смог понять, что же лидера нашего класса так цепляло во мне, но жить он мне не давал уже давно. Я ощущал его как тень за спиной. Где бы я ни был, что бы не делал, я чувствовал холодный взгляд серых глаз, слышал в свой адрес уничижительные слова и всё время ожидал удара, издёвок, подвоха. Я читал, что чем проще организм, тем он агрессивнее. Так обезьяна никогда не совершит необоснованного убийства. А куры могут заклевать собрата лишь потому, что он по-другому окрашен или ранен. Как преимущественное большинство человечества выродилось в кур, я так и не понял. Была у меня теория об отрицательной селекции, но я не озвучивал её вслух. Раздался щелчок двери и я поднял голову, прислушиваясь. — Доктор ушёл, Артюш. Я зашёл на кухню. На столе лежал белый листок исписанный размашистым почерком. Сверху рецепт и пятитысячная купюра. Кровь хлынула мне в лицо. Я выскочил на лестничную клетку, побежал, размахивая деньгами, но застал лишь красные огоньки уезжающей скорой. — Спасибо! — сказал я в небо и пошёл домой. Чай мы пили вместе с бабушкой. А на докторские деньги я купил лекарств и шприцов. Бабушке действительно стало лучше. Всё же есть ещё Люди среди людей. В понедельник я с ужасом ждал школы. Почему с ужасом? Да потому что я тощий задрот в очках. К тому же, отягощённый наличием интеллекта. Потому ботан, зашквар, а человеческим языком говоря — отверженный. Белая раненая курица среди чёрных здоровых собратьев. Если бы не Донцов, а именно так звали мою тень, может меня бы так и не тюкали, но он прицепился ко мне с седьмого класса и методично разрушал мою жизнь. Денис Донцов — красавец, спортсмен, мажор и просто ублюдок. Кличка у него ДенДон. Меня же с его лёгкой руки и липкого языка прозвали Тюшей. Не было дня, чтобы он не цеплял меня, обсуждая мою внешность, убогость и бессмысленность моего существования. А однажды он меня ударил. Когда я сказал, что не могу ответить на его чувства. Это было в конце восьмого класса. Я спешил домой, мне надо было зайти в магазин и купить картошки. Не хотел, чтобы бабушка носила тяжести. Он поймал меня во дворе школы. — Ты куда такой целеустремлённый, Тюша? Дрочить? — Мир не сходится в одной точке, Донцов. Бывают у людей и другие дела помимо мастурбации. — Ты мне ещё цитатами из Тютчева покидай, ботан. Так куда спешим? — Проводить хочешь? Донцов глумливо ухмыльнулся, показывая ровные белые зубы. Интересно, почему в мире животных хищники такие привлекательные? Донцов, с его серыми глазами, белой матовой кожей без единого пятнышка, и светлыми, почти платиновыми волосами был очень хорош. Я же — из мира травоядных. Встрёпанные чёрные волосы, очки в дешёвой оправе, россыпь прыщей, непонятного цвета глаза увеличенные линзами, худой и тонкокостный. Кривые зубы. Чмо одним словом. — А если да? — Прости, не могу ответить на твои чувства. Донцов вдруг побелел, скривил скульптурные, как у античной статуи губы, и ударил меня в солнечное сплетение. Из меня буквально вышибло дух. Я согнулся, роняя рюкзак с плеча в майскую пыль, смешанную с тополиным пухом. — Пидор! — выплюнул Донцов и ушёл. За ним потянулись его приспешники. Я присел на корточки, прижимая горящую грудь к коленям, подтянул к себе волоком рюкзак, нашёл бутылку с водой. Попил. Когда отпустило, постарался не вдыхать глубоко и поковылял домой. По дороге позвонил бабушке и наврал, что задержался в библиотеке, сдавая книги, набранные на год. Она уже волновалась. А ей нельзя. Вот собственно из-за этого я в школу и не хотел идти. Вновь начнётся этот ад. Такое впечатление, что Донцов поставил себе целью уничтожить меня как личность. Лучше бы он просто молча меня бил. Но нет. Ему было важно унижать меня, цеплять, вызывать эмоции. К сожалению, делал он это виртуозно. Летом было хорошо. Я читал, готовил, подрабатывал репетиторством по биологии, сам ходил к репетитору по английскому и ещё рекламные листовки разносил. Мне в пятницу привозили листовки на квартиру. В выходные я разносил их по району. Листовки были тяжёлые, да и из подъездов меня гоняли за распространение спама, но зато график работы свободный. Была мысль поработать курьером, но бабушка отговорила. Курьер носит иногда ценные вещи, за них могут и побить. А драться я так и не научился. Всё когда-нибудь заканчивается. Закончилось и лето. У мамы вырваться к нам так и не получилось. А я её уже год не видел. Но что поделаешь. Телефон, старенький LG с дохлой батареей и слабой оперативной памятью, видео мне категорически показывать в Viber не хотел, поэтому приходилось удовлетворяться просто звонками или фотографиями. Мама присылала деньги, но я старался не тратить, потому что неизвестно, а вдруг понадобится на больницу или другой форсмажор. Одевался в секонд-хенде, готовил сам. Пенсии бабушки хватало на коммуналку и простейший набор продуктов. Мои подработки шли на что-то более существенное, чем крупы и хлеб и на самую простую одежду. Глава 2 Ад начался прямо с первого сентября. Такое ощущение, что Донцов ждал меня и соскучился. Он зажал меня прямо на задних рядах линейки. Пока завуч нудно и выспренно вещала о пользе знаний доведённым до истерики первоклашкам, маявшимся под весом букетов и свалившихся на них перспектив, что этот кошмар на десять лет, я ковырялся в телефоне, поднеся его близко к глазам. На солнце экран бликовал и ничего не было видно. И пропустил появление агрессора. Расслабился за лето. — Что ты там рассматриваешь? Свой член? Возьми лупу, Тюша. – И все «шутки» на генитальную тему. — Собственные наработки? — выдал я на автомате и получил ощутимый удар по голени. Зашипел от боли и поднял глаза. Донцов выглядел неприлично хорошо. Загорелый, с модной стрижкой (виски выбриты, отросшие платиновые волосы собраны в небольшой аккуратный узел на затылке), в чёрной рубашке, обтягивающей рельефные грудные мышцы. Он смотрел на меня с восторгом, будто перед ним вместо кусочка пирога выставили целый торт. Упырь. Возбудился в предвкушении моей крови. — Скажи мне, Донцов, почему ты так щедро проявляешь ко мне внимание? Доставай Новикову. Она от радости трусы намочит. Почему именно я? – я этот вопрос всегда задавал ему в наших конфликтах. Мне действительно было интересно, почему именно я. Я не самый страшный, не самый умный и вообще никакой. Нейтральный, как вазелин. Не впитываюсь, не перевариваюсь. И ни разу он мне внятно не ответил. — Чтобы тебе не слишком хорошо жилось. — Будто ты знаешь, как я живу. —Симонов, замолчи! Линейка идёт! — прорезалась наша классная, Тамара Степановна. Она принципиально игнорировала поведение Донцова. Как же, его папаша весь первый этаж школы остеклил. Заставь Донцов её отсосать на перемене, она молча встанет на колени. Мерзость. Пока Донцов отвлёкся, я тихо слинял за мощные спины одноклассников. Я был худым и почти не вытянулся за лето. Мама называла меня деликатным словом «изящный», но она просто меня любила. Так же как и бабушка, которая говорила, что у меня аристократические тонкие черты лица, а прыщи пройдут. Ну-ну. Прыщи действительно сошли на нет за лето, после того как я пересмотрел свой рацион. У меня просто не было денег на шоколад, который я очень любил. Я любил учиться и учёба давалась мне легко даже без зубрёжки. Достаточно было внимательно слушать интересных учителей, а тех, кто излагал предмет уныло или откровенно спустя рукава, я просто игнорировал, дополучая информацию в интернете. Надсадно свистящий умирающим кулером системный блок и небольшой монитор мне отдала мамина подруга, когда купила своей дочке новый ноутбук. Так что доступ в Интернет у меня был беспрепятственный. Бабушка никогда не ограничивала моё нахождение в интернете. Я даже создал себе профиль в социальной сети и с удовольствием в свободное время сидел в некоторых группах. Так мне нравилась группа «Агностиков и атеистов», «Злой медик» и «Будни интерна». Я мечтал поступить в медицинский. Шансов было немного сделать это без денег, но они были. Дни, когда мне удавалось избежать Донцова, можно было посчитать по пальцам. В классе при учителях он меня не трогал, хотя сидел сзади меня со своими прихлебателями и я чувствовал его тяжёлый взгляд. Я специально носил вещи на несколько размеров больше, стараясь спрятаться под объёмными толстовками и свитерами. Мне всё время казалось, что его взгляд ползает по мне как муха. Это очень мешало сосредоточиться. На перемене я первым сбегал из класса и прятался в библиотеке, если уроки были в том крыле. Также я находил приют: под лестницей (как Гарри Поттер, право слово), на лестнице ведущей на крышу. В раздевалке за рядами курток на окне. В неработающей кабинке туалета. Режим невидимки я включал на автомате, но такое ощущение, что охота на меня стала для Донцова делом чести и он с азартом меня отлавливал. Спасибо, он практически меня не бил. А если бил, то не по лицу. Я очень боялся ударов в лицо, из-за очков и из-за того, что могло усугубиться зрение. Через год я смогу сделать лазерную коррекцию, но до неё нужно дожить без травм. Но он бил словами. Резко, больно, наотмашь. И иногда так, что я не мог сдержаться и отвечал. Бабушка говорила, что человек может ко всему привыкнуть, но помимо того, что я не мог, я ещё и не хотел привыкать. Несправедливость ситуации давила. Я никого не трогал и не хотел, чтобы трогали меня. Но этот человек почему-то решил, что он выше меня. Ну решил и решил. Поздравляю тебя, победитель мира и задрота Артёма Симонова, теперь можешь срать на людей с гордо поднятой головой. Но нет, Донцов каждый день стремился сообщить мне эту новость. Что он умнее (учился Донцов спустя рукава, ему это явно было неинтересно, но спонсорская деятельность его отца компенсировала это), красивее (я даже это не оспаривал), лучше (мне всё равно, я не на соревнованиях), успешнее (безусловно! Родиться в обеспеченной семье — большое достижение) и счастливее (тут моя логика давала сбой. Кажется, что он счастливее, Донцов доказывал себе, а не мне). Самое ужасное, что попытки договориться словами, через рот, не давали никаких результатов. Я сталкивался с немотивированной агрессией и даже некоторой зацикленностью на своей персоне. Не будь Донцов явным маскулинным мачо, пышущим тестостероном, или будь я — томным красавчиком, я бы подумал, что он влюблён и таким образом реализует своё желание. Но он был, а я не был. Так что моя теория терпела крах. Да и я сам терпел. Но как показала практика, словесные пинки и тычки под рёбра или удары ногами – это не самое неприятное. Даже то, что однажды он запер меня в раздевалке в школе, а потом час слушал, как я колотил в дверь, не было настолько ужасным, как то, что он сделал со мной на Хеллоуин. Классной руководительнице обязательно потребовалось доказать, что мы ничем не хуже всяких там Америк. И она обязала нас 31 октября прийти на костюмированный бал. Нет, девушки и парни были в восторге. У меня же не было ни желания, ни возможностей. Только вот классной на это было наплевать. Образ пришлось создавать из говна и палок. Чёрные брюки из которых я трагически вырос обтягивали меня так, что это было неприлично. То, что они мне коротки я скрыл за высокими гриндерсами. Единственная приличная обувь. Мама разорилась и прислала подарок, заказав его в интернете. Белую рубашку, что тоже была в обтяжку, я заправил в штаны, закатал коротковатые рукава и забрызгал вишнёвым соком, имитируя кровь. Смотрелось эпично. На очки налепил полумаску, вырезанную из плотного глянца рекламной листовки. Волосы намочил и зачесал назад, как у мафиози. Губы накрасил яркой маминой помадой. Единственная не отвратительная часть моего тела. Губы у меня пухлые, как у девушки. Отчётливо выделяющиеся клыки моих кривых зубов в таком образе смотрелись как раз в тему. Так же я набрал в рот вишнёвый сок и пустил струйку, стекающую с одного уголка губ, будто я пил кровь. Вышел неплохой вампирчик. Я себя особо не рассматривал, честно говоря. Лишь проконтролировал чтобы очки, ставшие полумаской ровно сидели и поплёлся в ранних сумерках в школу, накинув сверху пальто. Его тоже прислала мама. Стильное, чёрное, по фигуре и до середины бедра. Я не надевал его ни разу. Берёг. У меня так редко были новые вещи. А Донцов не раз портил на мне одежду. То ворот надорвёт, то в грязь толкнёт. В спортзале, превращённом в дискотеку, гремела музыка. Моей целью было прийти и показаться классной. Покрутиться около неё минут пятнадцать, сфотографироваться с классом около локации (тыквы и тюки соломы. Пошлятина) и тихо уйти домой. Меня ждала бабушка и писатель Акунин с книгой "Любовник Смерти". Классная меня не узнала. Пришлось представиться. Она странно посмотрела на меня, но она вообще редко меня замечала. Возможно, она удивилась бы меньше, если бы с ней заговорило дерево. Я подпирал стенку в ожидании фотографии, когда около меня остановились ещё один вампир в шикарном смокинге и качественно наложенном гриме, вампиресса в обтягивающем откровенном красном платье и Питер Пен в зелёных лосинах и тунике. Донцов, Новикова и Муравьёв — лучший друг Донцова. Ну как друг. Он удачно тявкал в нужных местах. Как шакал из «Маугли» Киплинга. Донцов крутил головой, кого-то выискивая. Тамара Степановна, сверившись со списком, начала нас сгонять, как стадо и ставить в разные позы, заставляя улыбаться и скалиться. Я скромно пристроился сбоку. Вот в такие моменты она всегда вспоминала обо мне. — Симонов, что ты как на похоронах? Веселее! — Я вообще-то уже мёртв, Тамара Степановна! Народ захихикал. — В посмертии тоже можно выглядеть по-разному! Оскалились все, быстро! Когда телефон перестал щёлкать, я развернулся, намереваясь покинуть этот театр абсурда, и наткнулся на Донцова. Он смотрел на меня в упор. Я приподнял верхнюю губу, имитируя оскал. Что опять надо этому придурку. Давно не бил меня потому, что не хватает слов на аргументы? Я обошёл его и вышел из зала, прихватив из кучи пальто. Я шёл гулкими тёмными коридорами школы. Было странно видеть их такими тихими и пустынными. Такой школу видит только ночной сторож. Услышав шаги сзади, я обернулся. Донцов! Мне хотелось сорваться на бег. Но это лишь разожжёт азарт у хищника. Я сжал кулаки, пытаясь взять себя в руки, накинул пальто, потому что меня откровенно подмораживало. Господи, хоть бы он отстал от меня! Он нагнал меня у лестницы. Схватил за шиворот. Уровень контактной агрессии рос. Раньше молча он меня не хватал, всегда были «предварительные ласки» в виде оскорблений. Донцов развернул меня и толкнул к стене. Я больно ударился лопатками и затылком. Он навис, сверкая серыми глазами. Я смотрел на него как можно спокойнее, но внутри всё дрожало. Только не лицо, только не глаза, молился я про себя. В голове стоял гул. Я даже не сразу расслышал, что он мне говорит. Поэтому я переспросил: — Что? — Сбегаешь? Я вдруг понял, что невыносимо, дико устал от этого навязанного мне противостояния. От тени, следующей по пятам. — Что тебе от меня надо? Вот скажи мне. Словами, ртом, так чтобы я понял. Если я смогу, то сделаю. Чтобы ты оставил меня в покое. Хоть раз ответь. Пожалуйста! — сказал я с надрывом. — Что мне надо? — Да! – Сейчас я тебе покажу, что мне надо! – его голос звенел от злости. Он схватил меня за ворот рубашки и дёрнул на себя, впечатывая в губы. Я опешил. Я ожидал чего угодно, но не … поцелуя. Он впечатался в меня жёстко, агрессивно, зло. Ударив зубами о губы. Разбивая их в кровь. Врываясь в рот, толкаясь своим языком, размазывая помаду по губам и зубам. От него пахло мускусом, дубом и ванилью. Странный терпкий запах, похожий на коньяк, но приятный и без алкоголя. Он даже не был пьян! Я вдруг понял, что меня буквально насилуют в рот, кусая губы, рыча, и собравшись, со всей дури оттолкнул от себя Донцова, вцепившегося в меня как клещ. Мы стояли друг напротив друга загнанно дыша. Я в ужасе смотрел на него, не понимая, что происходит. Меня только что поцеловал мой враг! Я никогда не думал, что мой первый поцелуй будет … таким. Я всхлипнул. Зрачки Донцова были расширены как у наркомана, руки согнуты в локтях, будто он собрался меня бить. Он сжимал и разжимал кулаки, дышал тяжело и быстро, облизывал губы. Взгляд бегал по моему лицу. Я представил себе, что он видит. Размазанную по губам и щекам помаду, надорванный у ключиц ворот рубашки, нервно сглатывающий вставший в горле ком кадык и растрёпанные волосы, выбившиеся из укладки. Шок и ужас в широко распахнутых глазах. Он сделал шаг ко мне, я отпрянул, вжимаясь в стену. Я увидел, что Донцов вдруг наливается тяжёлой злобой от моей реакции, правая рука сжимается в кулак и поднимается в замах. Мысленно попрощавшись со зрением, я зажмурился, сжимаясь. Но меня лишь обдало ветром и я услышал смачно выплюнутое «пидор!». Будто это я набросился на него, а не он! Как я добежал домой — я не помню. Я сказал бабушке, что дома, разделся, выкинул всю одежду кроме гриндерсов и пальто и долго тёр себя мочалкой в душе. И плакал. Я пытался стереть с себя эту помаду, этот вишнёвый сок, этот запах коньяка, этот поцелуй. Только вот нелестный эпитет я стереть не мог. Меня действительно привлекали мужчины. Но не Донцов! Я никогда не демонстрировал своих предпочтений, совершенно чётко осознавая в каком обществе я нахожусь. Но это было то, что болело. И именно туда меня били, пусть неосознанно, но точно и очень больно. Если бы я мог, я бы перевёлся в другую школу. Но я не мог. Я вообще ничего не мог кроме того, чтобы уныло тянуть свою лямку. Я ничего не решал в этой жизни. Наверно поэтому я хотел стать врачом, хирургом. Чтобы делать хоть что-то ощутимое, перестать быть пустым местом, бессмысленностью. Что-то мочь. У меня не было НИЧЕГО. Ни привлекательной внешности, ни харизмы, ни богатых родителей, ни таланта. Лишь я сам и мой ум. Но в этой стране все решали деньги и связи. А их не было вообще. Я был лишь цифрой, но не числом. Нулём. На меня даже делить нельзя. Успокоиться помог самонастрой. Мне просто надо дожить до окончания школы. Я должен выжить. А потом мой личный кошмар растворится в большом городе и я забуду про него, как про страшный сон. Я твердил себе это, в очередной раз выливая на мочалку гель, и размазывая его по скрипящему от обезжиривания телу. . Глава 3 Пойти в школу на следующий день потребовало от меня определённой доли смелости и упорства. Но ничего не произошло. Донцов не бил меня и даже не цеплял. Но смотрел. Смотрел так, будто я изнасиловал его собаку. С ненавистью и опаской. Он что, думал я на весь класс буду орать, что он меня вчера поцеловал, рыча и размазывая слюни и помаду по моему лицу? Где эволюция свернула не туда? Начинаю верить в теорию палеоконтакта. Есть гуманоиды, есть рептилоиды. Первым не понять вторых. А через неделю началось. Шепотки, что я пидор в коридоре за спиной, в интернете на мой аккаунт посыпались оскорбления и я вынужден был его удалить. Мне вешали на спину бумажки с этим словом, писали его на парте, засовывали в карманы куртки, выкрикивали в коридорах, демонстративно выходили из туалета, когда я туда заходил. Что было написано на стенах туалета маркером, я даже не читал. Потому что я бы просто сломался. Я вынужден был сменить номер мобильного, потому что на него начали приходить оскорбительные смс и поступать не менее оскорбительные звонки. Это было очень неудобно, потому что под него была подвязана банковская карта, viber и многое другое. После смены номера, мне пришлось заказать перевыпуск карты, и перевод, что прислала мама, получать наличкой в кассе. Закономерно, что меня ограбили. Видимо пасли от кассы. Я печально топал мимо подворотни, думая, что зимнюю обувь пора менять, потому что правый ботинок откровенно протекал. Из темноты выступили двое в капюшонах и преградили мне путь, зажимая в тиски. Увидев нож, я отдал всё сам. И деньги и свой дышащий на ладан телефон. Но мне всё равно пробили по почкам так, что я обмочился от боли. Для профилактики. Я сполз по стене прямо на землю и завыл. От отчаянья, безысходности, боли, несправедливости. Мало того, что я без денег и телефона, так я ещё и не смел пойти в таком состоянии домой. Я испугаю бабушку. Да за что!? Это был канун нового года, я собирался купить торт и новый телефон. Теперь денег хватит лишь на самую дешёвую звонилку и не будет у нас никакого нового года. Картошки наварим и маме с компьютера напишем. Мне повезло, что мимо шла тётя Люба, наша соседка, которая иногда в плохие дни присматривала за бабушкой. Я же ставил программы её внуку на компьютер и иногда выгуливал их добродушного пса. — Арт? Артюшка, ты? Что случилось?! Она с усилием подняла меня, кинув на землю сетку с луком. Луковицы запрыгали по затоптанному снегу. Мне стало стыдно, своего заплаканного вида, мокрых штанов и вообще, я начал рваться собрать, но она не дала. — Да чёрт с ним! — Не надо, тёть Люб. Я помогу донести. Можно я … в порядок себя у вас приведу? Не хочу бабушку пугать. — Конечно, пойдём! Тётя Люба сходила к бабушке и сказала, что встретила меня по дороге и я у неё компьютер чиню. Сам же я в этот момент отмывался в ванне и стирал джинсы, трусы и носки. Какой лютый позор. Как я мог! Как я мог так непозволительно расслабиться? С час погоревав, я высушил штаны феном и пошёл домой. На следующий день я снова пошёл по кругу. Распотрошив заначку, я купил б/у-шный телефон, кнопочную Нокию старше меня, телефонную карту, заказал вновь перевыпуск банковской карты и уныло поплёлся домой. На торт не осталось. Даже на шоколадку не осталось. Каникулы прошли в судорожном поиске работы. Благо скоро весна, весной услуги репетитора очень востребованы. От уроков английского я был вынужден отказаться. Так же как и от покупки зимних ботинок. Я разместил объявления где мог и мне повезло взять на подработку девочку пятиклассницу. Правда, узнав, что она из нашей школы, я испугался, что от моих услуг откажутся из-за дурной репутации. Но то ли до пятых классов слух ещё не дошёл какой я урод, то ли девочке было всё равно, но я с удовольствием вводил её в мир биологии, стараясь не только объяснять материал, но и заинтересовать ребёнка этим предметом. Январь мы выкрутились. Благо бабушка не болела и чувствовала себя отлично! Маме я лихо врал, что у нас всё хорошо, а она верила. Работы много, да и она часто в разговорах начала упоминать своего начальника, Джереми, и была немного рассеянной. Глава 4 К весне школе новость о моей ориентации то ли приелась, то ли я привык. Так что я просто упорно учился и принципиально игнорировал негатив. На переменах я старался отсиживаться в библиотеке, наладив контакт с Клавдией Павловной, нашим библиотекарем, и за починку и реставрацию книг получая убежище в царстве пыли и безвременья. Самое главное было до библиотеки добежать. Донцов иногда всё же ловил меня «на поговорить», тренируя остроумие и генитальный юмор, но я почти не огрызался, даже в глаза ему не смотрел. Почти все разы он ловил меня на физкультуре и я начал её бояться. Спортсмен из меня был, как из Тамары Степановны – педагог, то есть никакой. Но теперь к ощущению собственной неполноценности добавился страх быть зажатым в тёмном углу Донцовым. При мысли о том, что он там, в этом тёмном углу, будет со мной делать в горле спирало, а ноги становились ватными. Физкультурник же считал меня своей личной жизненной неудачей. Поэтому он то бомбардировал меня тяжёлым баскетбольным мячом, то пытался заставить лезть на канат, то скакать через козла. От мяча я шугался как чёрт от ладана, вместо того, чтобы его ловить. На канате скользил, сдирая в кровь нежную внутреннюю кожу бёдер, а козёл скакал на меня, когда я цеплялся за него в полёте. После этих экзекуций, я уныло плёлся в раздевалку где меня под всеобщий гогот Донцов, будто хирург ланцетом, слой за слоем, обесценивал как личность. Были даже моменты такого отчаянья, что я малодушно подумывал о суициде, но всегда останавливали мама и бабушка. Как они без меня? Мать там, в Америке, ради меня пластается, работает без отпуска и выходных. А меня, видите ли, цепляло то, что Донцов обзывал «гандоном штопаным», «пидорской подстилкой» и «глистом в очках». Меня ведь и правда цепляло. Да, последние два эпитета, увы, правда. А на себя злиться — бессмысленно. Ужас от осознания своих предпочтений я уже пережил, и даже смирился. Но не принял. Вполне логично, что меня интересовало моё тело и моя сексуальность. Я читал информацию в интернете и несколько раз посмотрел порно. Каким же ужасом стало для меня осознание того, что возбуждают меня мужчины, а не женщины! Я несколько недель плакал по ночам, когда бабушка не слышала, и читал всё о принципах формирования сексуальных предпочтений у подростков. И понял лишь две вещи – я таким уродился и это не «вылечить». С другой стороны мне до окончания школы секс с человеком в принципе не светит. Кто согласится на отношения с таким как я? Со мной даже дружить никто не хотел из-за Донцова. Он всех разогнал. И Иванчикова, ещё одного нашего отличника и Лику, девочку, с которой я был знаком с детского сада. Любые люди, которые пытались со мной просто по-человечески поговорить, получали от Донцова ещё хуже, чем я. Естественно от меня шарахались. Однажды я засиделся в раздевалке. Физкультура была последней, все, гогоча разбежались по домам, а я печально смотрел на кеды, которые треснули по месту сгиба по всей длине. Отнести в ремонт или выкинуть? Решив их выкинуть, я пошёл к душу, что располагался в глубине раздевалки, там стоял мусорный контейнер. Хлопнула дверь, я вздрогнул и обернулся. Донцов! Вот чёрт! Я, не делая резких движений, зная, что это побуждает хищников к действиям, медленно подошёл к своему рюкзаку и методично начал заталкивать в него спортивную форму. Донцов стоял у двери, сложив руки на груди и молча наблюдал за мной. У меня от ужаса тряслись руки и встали дыбом волосы на затылке. Не глядя на него, я закинул рюкзак на плечо, одёрнул коротковатую весеннюю куртку и пошёл к выходу. Он выставил руку, блокируя мне путь. Я остановился, смотря в пол. — Почему не смотришь на меня? Боишься? — Зачем? — Что зачем? — Зачем мне смотреть на тебя? Иногда мне казалось, что Донцов говорит со мной просто чтобы говорить. Без цели, без смысла. Он давно для себя всё решил, но иногда ему был нужен спарринг партнёр для более контактной тренировки. Он вдруг подцепил мой подбородок пальцем, поднимая лицо и заставляя смотреть на себя. Я не стал упираться. Всё те же холодные серые глаза, те же платиновые волосы, смуглая после последних каникул кожа. Он, кажется, был в Тунисе. Хвастался в раздевалке. Хоть на Мадагаскаре, лишь бы подальше от меня. Вот было бы здорово, если бы вдруг его папаша забрал своего сынка и иммигрировал в Австралию, к примеру. Я представил себе школу без него. Просто можно прийти и сесть за парту, не ожидая сзади тычка или гадких слов. Просто идти по коридорам, не оглядываясь и не прячась. Это такие простые банальные вещи. Но даже они мне не доступны. Я задумался, смотря сквозь него, пока он не провёл по моим губам большим пальцем, надавливая на уголок губ и проникая фалангой мне в рот. Осознав ЧТО он делает, я в ужасе уставился ему прямо в глаза. Они горели диким огнём. Тут у меня просто сдали нервы. Я отпрянул, ударившись затылком о косяк, поднырнул под выставленной рукой и побежал по пустынным коридорам что есть силы. Мне казалось, что за мной гонятся, сердце бухало в груди, рюкзак бил по спине, я пробуксовывал на поворотах, цепляясь руками за углы и косяки. Выскочив за дверь школы, я спрятался за входом в подвал, вжимаясь в тень, которую создавал угол и светящий из-за него фонарь, и затыкая себе рот обеими руками. Мне казалось, что если я себя отпущу, то буду орать от ужаса как дикий зверь, попавший в капкан. Грохнула дверь. Раздался топот. Я выждал десять минут, выглянул из-за угла. Никого не было. Лишь охранник дядя Слава курил у входа. Осмелев, я вышел, огляделся, пожелал ему хорошего вечера и пошёл домой. По дороге набрал бабушку, сказал, что задержался в библиотеке. Она знала, что я там книги реставрирую иногда и восприняла мою задержку спокойно. По приходу, я, сказав, что замёрз, пошёл в ванну и долго сидел под струями горячего душа, подставив под него лицо. Капли лупили меня по щекам, губам, скулам и были почему то солёными. И я отчаянно взмолился всем богам. Забытым, существующим и тем, что ещё не придуманы. Пожалуйста, пожалуйста, мне нужен всего один толчок. Один шанс. Я так хочу выбраться из всего этого болота, что выпивает мою душу! То ли я был услышан, то ли Судьба наигралась в свою сломанную игрушку, но в марте жизнь, забравшись на высшую точку эмоционального отчаянья, сорвалась со стопоров и понесла меня в неизвестность, потряхивая на поворотах. Глава 5 В марте от мамы пришёл неожиданный подарок. Современный смартфон Xiaomi. Я был в восторге. Мы смогли впервые за полгода поговорить по видеосвязи. Так же мама прислала документы для получения американской визы и приличную сумму денег. Я подал всё, что мог online и отпросился у Тамары Степановны на следующий понедельник, чтобы пойти с бабушкой на собеседование. Благо загранпаспорта я нам в местном МФЦ сделал ещё летом. Всё прошло на удивление гладко, визы мы получили, а потом мама огорошила нас новостью. Вернее двумя. Она выходит замуж, за Джереми! Мы летим в Америку, как только я сдам экзамены. До окончания года мне оставался месяц занятий и две недели экзаменов. Я собрал волю в кулак, пошёл к нашему директору и договорился о досрочной сдаче экзаменов. И тут мне тоже повезло. Валерий Львович пошёл мне навстречу. За неделю я быстро сдал экзамены, мы собрались и, оставив квартиру на тётю Любу, отправились в путешествие. Бабушка страшно переживала. Я же был счастлив. Я ГОД! не увижу опостылевшей школы, сдам за десятый класс программу экстерном и, наконец, увижу маму! Да и вообще. Я за свою жизнь ни разу нигде не был. А тут другая страна, другой мир, другая культура, возможность побывать среди носителей языка! До Оклахомы мы долетели в два приёма и очень устали. Так что я не особо рассмотрел нового мужа мамы и дом, в который мы приехали. Просто рухнул в подушку лицом и проспал двенадцать часов подряд. Поздним утром, я после всех гигиенических процедур, смог осмотреться. Дом был большим и обставлен как в кино. Большие окна, мраморные полы, везде хром, дерево, кожа. Очень красиво и по-другому. После унылых стен однушки мне казалось, что я в постановке, а не в реальной жизни. Мама была откровенно счастлива, они с Джереми перебрасывалась шутками, тискали друг друга и у меня было ощущение, что мама помолодела лет на десять. Джереми оказался интересным мужчиной тридцати пяти лет. Высокий, статный, стильный. Тёмные волосы, тёмные глаза, оливковая кожа. Было в нём что-то неуловимо итальянское. Он внимательно рассматривал меня всё утро, я даже засмущался. Мне было неудобно за свою вытянутую футболку на два размера больше, линялые шорты и жеребячьи коленки. Я даже спросил маму, почему он так меня рассматривает. Мама сказала, что Джереми агент, который для модных брендов подбирает моделей, и я рассмеялся так, что у меня даже слёзы потекли. — И в качестве кого я его заинтересовал? Для шоу уродов? Мама была шокирована, а потом перевела Джереми наш разговор. Тот с удивлением посмотрел на меня, а потом хмыкнул и задумался. — Ну всё, готовься, Артюшка, ты бросил Джереми вызов. — Чего? — некультурно спросил я. — Того! Для него теперь будет принципиально запихнуть тебя куда-нибудь на обложку. Я неприлично выпучил глаза. На обложку? Ну разве что журнала "Юный ботаник". Потом махнул рукой на маму с её шутками и пошёл разбирать вещи. Мама пришла за мной следом, обняла и тихо спросила: — Тяжело тебе пришлось, сынок? Я хотел соврать. Очень. Но не смог. — Очень. — Ничего, мы всё преодолеем. Всё уже хорошо, а будет ещё лучше. А теперь давай-ка посмотрим, что из твоих вещей мы оставим. Ой, ты привёз сгущенку! И чёрный хлеб! Юхууу!!! Я так по ним скучала! — А по мне? — Дурачок. Такой взрослый, но такой наивный и чистый. В итоге мама выбросила всё, кроме гриндерсов, пальто и джинсов, в которых я прилетел. Мне в секонд-хенде удалось раздобыть фирменные джинсы, которые охотники за брендами не взяли из-за пятна. А я его свёл. Мы поехали в супермегамолл и там мне мама и Джереми купили целый гардероб. Я упирался, отнекивался и краснел. Но Джереми, увидев меня в джинсах скинни, впал в раж и у него, кажется, случилась истерика. Когда я вышел в серых джинсах, белой футболке в обтяжку и гриндерсах, он начал меня снимать на видео, потом куда-то его отправил, и полчаса говорил по телефону, возбуждённо размахивая руками. Точно у него корни итальянские. Такая экспрессия, что я даже засмотрелся. А потом я попал в такой водоворот событий, что голова шла кругом. Джереми взялся за меня на полном серьёзе. Я чувствовал себя глыбой мрамора, из которой Микеланджело Буонаротти слой за слоем стёсывает куски молотком и зубилом. Меня отвезли к ортодонту и установили систему брекетов. Это было не очень приятно. Зубной ряд "ехал", я цеплялся за систему языком, прикусывал щёки изнутри и даже немного шепелявил, пока не привык. Дальше — больше! Джереми потащил меня на работу, где на меня напали женщины и делали со мной такое, что вспомнить стыдно. Мне выщипали брови (это было ужасно), сделали эпиляцию (я впервые в своей жизни использовал обсценную лексику, благо на русском языке и меня никто не понял), маникюр (это было не больно, но нудно), педикюр (щекотно, в некоторых местах я вырывался и неприлично гоготал), даже что-то с волосами умудрились сделать (памятник поставить этой великой женщине), потом нанесли грим (тоже щекотно и нудно. И стыдно), надели одежду (единственное приемлемое действие), разместили на белом фоне под софитами (жарко и грим течёт) и начали ставить в позы (я бревно. Тупое.). Я вначале страшно стеснялся, пока ассистентка не заставила меня выпить немного бренди. Голова кружилась, я ничего не видел (очки с меня сняли), лишь расплывчатый силуэт фотографа и команды Джереми, как мне встать и что изображать на лице. То ли от алкоголя, то ли от общей сюрреалистичности ситуации я вдруг расслабился и меня понесло. Я изгибался, подпрыгивал, падал, «делал лицо» и вообще всё, что мне говорят. Потом на меня начали лить воду, сыпать перья и дуть вентилятором. Только дёгтя не хватает, подумал я, чувствуя как по вискам течёт пот. А может вода. Я сдул перо с брови, и приблизительно представив где объектив, начал изображать Вику Новикову перед зеркалом. На следующий день я проснулся … нет, не знаменитым. А совершенно разбитым. Никогда не думал, что работа модели так тяжела. А я ведь не работал по-настоящему, лишь так, развлекался. Сколько же в одно удачное фото вложено сил, труда, знаний, идей! Воистину говорят, хочешь узнать цену вещи, сделай её сам. Но закусившего удила Джереми мои страдания не впечатлили. Он потащил меня к косметологу и меня мучили часа два. После чистки и пилинга кожа была болезненно чувствительной, зато я окончательно распрощался с прыщами через месяц. Мне расписали порядок применения косметических средств и я, чувствуя себя Душечкой из «В джазе только девушки», скрупулёзно соблюдал рекомендации. Прыщей больше не хотелось. Потом был диетолог. Белки, жиры и сложные углеводы. Небольшой список продуктов под графой «можно», средний под графой «нежелательно» и огромный список под графой «запрещено». Мне не надо было ограничивать себя в объёме пищи и калориях, но вот её качество было жёстко регламентировано. Благо расчёт рациона и готовку взяла на себя Глория, наша домработница. Результат меня удивил. Кожа стала гладкой и будто светящейся. А может я просто был счастлив и еда тут вовсе ни при чём. В студии мне подобрали образ. Волосы я теперь отращивал, втирал в них всякие маски и масла и жалел, что родился на свет, потому что это ужасная докука. Как же тяжело девушкам. Они ведь и вне образа ухаживают за собой каждый день. Правда, когда волосы чуть отросли, они стали более послушными и я теперь собирал их в хвост или высокий пучок. Это было удобно. Не любил, если что-то лезло в глаза. Джессика - главный ассистент Джерри, научила меня делать разные прически: я теперь умел плести французскую и эльфийскую косу, и даже делать причёски японских самураев или викингов. Потом начался форменный кошмар. Меня учили подводить глаза и накладывать макияж. Я категорически не собирался делать это в обычной жизни, но Джереми сказал, что это нужно. Я попытался втолковать Джерри, что я не настоящая модель и может можно пропустить этот пункт, но он лишь фыркнул и отдал в руки ассистентов. Те вцепились меня как доберман в ягодицу грабителя. Ещё учили правильно ходить на подиуме. На вопрос «зачем?» Джереми отмахнулся, мол на всякий случай. Позировать перед камерой и как вести себя на фотосессии, чтобы не бесить ассистентов и режиссёра. А ещё произошло эпохальное событие! Мне сделали лазерную коррекцию зрения! Я мечтал об этом несколько лет и вот это произошло. Я ужасно мандражировал перед операцией, она оказалась быстрой и безболезненной. Мне после коррекции в течение месяца был противопоказан спорт, но после за меня взялись конкретно. Я ходил на дорожке час в день и мыкал слабыми руками гантельки по схеме. Хотя не такими уж и слабыми. Перемеривание огромного количества одежды и экзерсисы на фотосетах дали неожиданный позитивный результат. Моя бледная немочь проявила, как сказал Джереми, «деликатный рельеф мускулатуры». А проще говоря, я перестал выглядеть как узник Бухенвальда, скрыв кости под мышечной тканью. Так же я получил несколько уроков самообороны. Тренер не был впечатлён моими результатами и физическими данными, но сказал, что даже хрупкая девушка может метнуть через спину мужика, если выучит несколько приёмов. А я не девушка. Занятия мне понравились и я старательно разучивал всё, что рассказывал тренер. Он ведь не только показывал приёмы, но и объяснял, как вести себя в той или иной ситуации. И даже обычная шпилька может спасти жизнь, если держит её бестрепетная рука. Так я завёл привычку носить в волосах японскую заколку, которая была одновременно коротким стилетом. Убить ей не убью, но я и не ставил это себе целью. А вот если воткнуть её в глаз или шею — то можно деморализовать нападающего и успеть унести ноги. Тренер про меня сказал: «у тебя длинные ноги, сынок. Так что пользуйся тем, что дала природа — беги». И я бегал. В парке и на тренировке. Почему я скрупулёзно исполнял всё, что мне говорили? По двум причинам. Я хотел порадовать маму и это был новый опыт. А знания я очень ценил. Особенно когда получаешь их от профессионалов. Я шлифовал язык, учился общаться с людьми на самом разном уровне и учился, учился, учился. Впитывал как губка всё. Самым большим шоком для меня стало что со мной пытались флиртовать парни. Девушки тоже мной интересовались, но скорее с точки зрения эстетики и работы. Маникюрше нравилась моя форма рук и ногтей. А гримёрам «высокие славянские скулы», «миндалевидный разрез глаз» и «тонкие черты лица». Где они там всё это находили я не очень понимал, но я не буду спорить с профессионалами в процессе создания образа. А вот парни проявляли весьма недвусмысленный интерес. Я шугался от такого внимания, пока Джереми не поговорил со мной по-мужски. Он сказал, что нет необходимости скрывать свою ориентацию или стесняться её. Когда я свекольно и удушливо покраснел, предложил оплатить психолога. Тут я уже побледнел и сказал, что справлюсь. Только мозгоправа мне не хватало! Попросил не говорить маме, Джереми хмыкнул и сказал, что у него нет привычки лезть в чужую частную жизнь. Просто мне не стоит отказываться от удовольствий, если единственным препятствием для этого является моё ошибочное мнение о неправильности таких отношений. Я думал сутки, а потом понял, что он прав. Америка удивительная страна. Я ни разу не столкнулся с проявлениями гомофобии. Возможно мне просто везло, но факт в том, что я не только окончательно смирился со своей ориентацией. Я её принял. И закрутил роман с осветителем. Марио сверкал на меня чёрными глазами-маслинами и улыбался так искренне, что моё заскорузлое сердце потекло весенними ручьями и пошло трещинами. На меня так никогда не смотрели. Мы много общались, он старался коснуться меня, но деликатно, без принуждения. Утыкал нос в мои волосы, клал руки на плечи, притягивал к себе за талию. И это стремление касаться, дышать мной, было таким … вдохновляющим. Я перестал казаться самому себе неприкасаемым, отвергнутым, мерзким. Он пригласил меня на свидание и никто не косился на нас зло или с отвращением, когда мы держались за руки через стол. Провожая домой, Марио поцеловал меня на пороге. Нежно, трепетно, давая возможность отступить в любой момент. Это было мило, но как-то слишком ванильно, неполноценно. Мне хотелось больше напора, страсти. Я не к месту вспомнил Донцова и расстроился. Может я зря отказался от психотерапевта? После того поцелуя я поговорил с мамой, честно рассказав, что предпочитаю парней. Она восприняла эту информацию совершенно спокойно. — Сыночек, самое главное чтобы ты был счастлив, а с кем - не важно. В тот день, я уснул по-настоящему счастливым человеком. А потом я себя увидел. Нет, вы не понимаете. Я СЕБЯ УВИДЕЛ. Глава 6 А потом я себя увидел. Нет, вы не понимаете. Я СЕБЯ УВИДЕЛ. Джереми высадил меня около студии, где я занимался йогой. Для пластики сказали мне, я ответил – да! Мы приехали слишком рано и я сел у большого лайтбокса на лавочку, дожидаясь когда Ирен, мой тренер, откроет студию. На лайтбоксе молодой изящный парень в чёрных кожаных обтягивающих штанах и расстёгнутой белой рубашке уворачивался от летящей в него волны молока. Тонкие щиколотки босых ног, хрупкие запястья, тёмные соски на белой груди с едва выраженным рельефом. Запрокинутая в движении шея с красивой линией кадыка и напряжённых связок. Чётко выраженные ключицы. Развевающиеся волосы. Блестящие мазки хайлайтера на скулах и спинке прямого точёного носа. Пухлые, капризно изогнутые губы. Серо-зелёные миндалевидные глаза, смотрящие из-под полуопущенных век. Узкие бёдра, длинные ноги, сухой подтянутый живот с веретенообразным пупком. Откровенно обтягивающие штаны не оставляли места воображению. У меня было странное ощущение, когда я смотрел на это фото. — Нравишься? Я обернулся. Рядом стояла мой тренер по йоге, Ирен. — Ты себе нравишься? Я резко повернул голову и вдруг понял, что я помню эти штаны, их было невыносимо надевать, а снимать ещё хуже с мокрой кожи. Помню, что вместо молока в меня плескали побелкой, от которой потом чесалась кожа. Джереми сказал, что побелка выглядит более молочно, чем молоко и решили использовать именно её. Из волос я эту гадость вычёсывал неделю. Это что, Я на фото?! … Что-то мне нехорошо. Я пошатнулся, Ирен подскочила ко мне, обнимая за плечи. — Арт, ты чего? Подыши. Давай, на счёт. Раз – медленный вдох, два – резкий выдох. — Она усадила меня на лавочку. Присела передо мной на корточки. — Смотри мне в глаза и дыши со мной. Раз, два. Раз, два. Раз, два. Когда меня отпустило, я скосил глаза на лайтбокс. — Ты не знал? — Н.нет. — Джереми засранец, в своём репертуаре! Рано или поздно его сюрпризы кого-нибудь убьют. — Я … правда такой? Как на фото? — Да. А в движении ещё лучше. Да ты не стесняйся, посмотри на себя. Это очень полезно со стороны. — Для меня это более чем полезно. Это шокирующе. Я всегда считал себя уродом. Ирен посмотрела на меня с изумлением. — Вот прямо интересно посмотреть на того, кто тебе такое внушил? У тебя прекрасные исходные данные. Джерри лишь это подчеркнул. Я вспомнил Донцова, с его холодной ядовитой красотой и передёрнул плечами от ощущения тени за спиной. А потом развернулся к лайтбоксу. Я был … великолепен. Причём не внешностью. Человек на фото был уверен в себе, он был цельным, дерзким, сильным. Я понял, что тоже хочу быть таким. Не в студии, с командой профессионалов за спиной, а в реальной жизни, каждый день. Я. Хочу. Быть. Таким! С того дня, когда я увидел, каким я могу быть, я начал свой путь к самому себе. Ирен тогда спросила меня, что меня так шокировало. И я признался, что именно характер персонажа на фото. — Поверь, ты легко станешь таким, потому что ты уже есть такой. Просто ты этого ещё не понял. И с сегодняшнего дня мы занимаемся не только хатха йогой, но и пранаямой. — Это что такое? — Это дыхательные упражнения, которые позволяют развивать и укреплять твой дух. Люди отделяют тело от души, но они взаимосвязаны. Если твой дух крепок, то и тело подстраивается. И наоборот. В сильном теле процветает сильная душа. Я взялся за себя со свойственным мне упорством. Раньше я даже не думал о том, что это возможно. Я думал о деньгах, о математике, о бабушке. Но я никогда не думал о себе. О том, что можно и себя построить как логарифм, выучить как поэму или написать, как сочинение. Я был настолько раздавлен чужим мнением и чужим отношением, что даже не пытался измениться, скинуть это ярмо, этот ярлык. Позволяя внешним обстоятельствам ломать меня изнутри. Как сказала Ирен, нельзя сломать того, кто наполнен. Только того, кто пуст. Давление снаружи не имеет значения, если есть сообразное давление изнутри. Это ведь элементарная физика. Я фигурально рвал на себе волосы и старательно навёрстывал упущенное. Бабушка и мама были счастливы, видя мои светящиеся глаза. А Джереми лишь удовлетворённо хмыкал. Он меня сразу рассмотрел. Я вдруг понял, как же мне необыкновенно повезло. Я ведь мог и дальше тлеть, затухая, в том болоте, из которого меня выдернуло. А сейчас у меня появился шанс стать кем-то. Причём не для мира, а для самого себя. Это важнее. Мама поговорила с бабушкой о моей ориентации. Та приняла её не менее адекватно, чем мама. И даже сказала те же слова: самое главное чтобы ты был счастлив, Артюша. На фоне глобальных изменений отношения с Марио развивались ненавязчиво и гармонично. Мы перешли от поцелуев к петтингу и нашли на моём теле много интересных чувствительных мест. Я научился делать минет, принимать внимание и заботу, оценил прелесть римминга и даже нашёл простату. Эти незамысловатые открытия приводили меня в восторг и после свиданий с Марио я напоминал себе малиновое желе. Сладкое, липкое и бесформенное. Хоть косточки ещё оставались. Нет, я не любил и даже не был влюблён, но нам было хорошо вместе. Мне было приятно получать ласку и дарить удовольствие. Меня зажигали знойные и голодные взгляды Марио во время фотосессий. Мне льстило его восхищённое внимание, экспрессия в выражении чувств, эмоциональная открытость. Никакого надрыва или истерик. Глава 7 Я не знаю как одноклассница раздобыла мой номер, он был только у директора и Тамары Степановны, но под новый год мне пришло смс от Новиковой. Почему и зачем она мне написала, я понял не сразу. Тупую чушь про «С новым Годом поздравляю, счастья, радости желаю» я воспринял с брезгливым недоумением. Новикова точно ничего этого мне не желала. Удивительно, что она в принципе помнила моё имя. Мой ответ был груб и краток: — «Что тебе нужно?» — «А ты где, Артюш?» — «Ты не ответила на первый вопрос». — «Фу, какой ты. Классуха не говорит, где ты. А директор морозится» — «Я поставлю тебя в блок, если ты в следующем смс не сформулируешь внятный ответ на мой вопрос» — «Ой, да пошёл ты. Фифа. Тебя ДенДон разыскивает. Все мозги мне проковырял. Разбирайтесь сами. Пошёл нахуй.» Я в недоумении смотрел на экран телефона. Что нужно от меня этому неадекватному человеку? Говнобак переполнился, не на кого слить? Я был обескуражен полученной информацией. Но Донцов мне так и не написал. Я испытывал смешанные чувства по этому поводу. Ирен учила меня докапываться до сути ощущений и я с недоумением и брезгливостью понял, что мне где-то очень глубоко в душе приятно, что Донцов помнит про меня. И я затосковал от этой неприятной правды. Я даже полез в интернет, пытаясь понять, почему я испытываю такие спорные чувства к своему врагу. И нашёл таки объяснение своему влечению, спрятанного от самого себя под суетой и новыми впечатлениями. Стокго́льмский синдро́м (англ. Stockholm Syndrome) — термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия. Парадоксальная привязанность жертвы к своему мучителю. Главное слово во всём этом нагромождении терминов «парадоксальная». Только человек может привязываться к своему мучителю в надежде на милосердие. Хотя жертвенность всегда распаляет лишь злобу и принимается за слабость, а не за силу. Какие же мы … несовершенные. Какой я дурак. Я откровенно поговорил с Ирен, ставшей за время занятий моим другом. Она сказала, что в том, что я испытываю, нет ничего страшного до тех пор, пока я не позволяю причинять себе вред. И что мы это сейчас «продышим» пропуская, отпуская и принимая себя такими, какие мы есть. И мы продышали в пранаямах, в огненной бхастрике разжигающей внутренний жар, в расслабляющей капалабхати. Голова кружилась от прибывающего кислорода, от циркулирующей по телу энергии, от полного принятия себя. — Арт, ты со мной? — в конце занятия спросила Ирен. — Да. — Я хотел молчать и спать. А ещё немножко плакать. — А теперь выдохни «прощаю себя». Только искренне, от всего сердца. Я выдохнул и мне показалось, что чёрное облако покинуло меня вместе с отработанным воздухом. А может это были мушки перед глазами от надышавшегося кислородом мозга. И мне действительно стало легче. О, а ещё я совершенно неожиданно заработал денег. Джереми принёс мне карту, на которой лежал мой первый в жизни ощутимый заработок. Оказывается, работа модели хоть и сложная, но неплохо оплачивается. Ещё Джереми принёс огромное портфолио с моими лучшими фото и стопку всех удачных фотографий. Их приватизировали мама и бабушка и рассматривали целый вечер, восхищённо ахая и смущая меня до слёз. Ночью, уединившись, я рассматривал этого незнакомца, смотрящего на меня с глянца, уверенным шальным взглядом и мысленно приштопывал себя к нему или его к себе, втирал под кожу, вдыхал всеми лёгкими, наносил на мысли, поступки и слова. Я — это он. Он — это я! Глава 8 Мне сняли брекеты и я смог открыто улыбаться на камеру. Но часто это не требовалось. Мой образ сосредоточенного, неулыбчивого, загадочного, смотрящего всегда исподлобья или из-под полуопущенных век, стал визитной карточкой. Мама придумала мне псевдоним и логотип. С псевдонимом всё было просто — Арт. На английском искусство. Логотип был схематичен и строг, как серия моих чёрно-белых фото для рекламы нижнего белья. О, какая это была серия! На мне был только галстук, боксеры и короткие носки. Чёрное и белое. Моя белая кожа, мои тёмные волосы. Потрясающе выставленный свет человеком, влюблённым в модель. И да. Марио влюбился. Я, увы, ответить ему подобным не мог. Я испытывал к нему нежность, благодарность, всё что угодно, но не это. Марио стал у меня первым. И стал для меня первым. Несмотря на мой первоначальный страх и зажатость, мне подошла пассивная роль. Ощущение от скользящего по простате члена трудно сравнить с чем-либо ещё в сексе. Когда я первый раз кончил без дополнительной стимуляции, то отключился на несколько минут, настолько сильным был оргазм и перепугал Марио до заикания. Всё прекрасное рано или поздно заканчивается. И наши с бабушкой потрясающие каникулы подошли к концу. Нам на год необходимо было вернуться в родные пенаты. Мне закончить среднее образование, бабушке пройти процедуру натурализации для получения вида на жительство, мне же готовиться к экзаменам, которые сдают при воссоединении семьи. Годовые контрольные и тесты за десятый класс были сданы мной экстерном через интернет, так что первого сентября я пойду в свою старую, опостылевшую школу без долгов и комплексов. Марио плакал, когда мы прощались, мне тоже было очень грустно. Он подарил мне браслет с половинкой сердца. Второй остался у него. На моём было написано «Помни», на его «Всегда!». Мама и Джереми прощались с нами в аэропорту. Джерри оттащил меня в сторонку и сунул в руки коробку. — Тут твои лучшие фото и список агентств по работе с моделями. Покрутись в местном бизнесе, поучись, наберись опыта. Он другой. Не хуже и не лучше, просто другой. Не гонись за деньгами, это не главное. Будь внимателен в подписании контрактов, присылай мне на вычитку обязательно. Никогда не под каким видом не пей и не ешь на вечеринках, говори, что у тебя диета. И никогда не ведись на большие деньги, если работа тебе претит. Не позволяй снимать видео и фото своего секса, даже если этот человек тебе очень близок. Помни, мир шоу-бизнеса очень жесток. Особенно в вашей стране. — Джерри, ты даже не представляешь, что ты для меня сделал! — Представляю. Вижу твою тощую задницу на лайтбоксах страны каждый день. Будь осторожен. Помни, мама и я переживаем за тебя. — Спасибо! Я крепко обнял этого человека, ставшего мне за год старшим братом, наставником, другом, отцом. Перелёт мне запомнился лишь тем, что девушка в Нью-Йорке на пересадке попросила меня расписаться на собственном фото в модном журнале. Ничего, на родине меня никто не узнает. Ни в прямом, ни в переносном смысле. И это отлично. Я не связывал своё будущее с этой страной и не хотел привлекать к себе лишнего внимания. Как же я ошибался … Возвращаться в старую квартиру было странно. Я будто вырос из неё. Моя кровать, стоящая за шкафом, показалась мне детской. Выкинул её к чертям, купив себе новый матрас. И да, я действительно вытянулся за год. Качественное питание, отсутствие стресса, спорт и спина! Именно так, спина! Держи спину, чёрт тебя побери, кричала Ирен и кидала мне в спину валик из поролона. Или лупила полотенцем. И я перестал сутулится, скукоживаться, делать вид, что меня нет. Я есть. Мы приехали заранее. Мне надо было морально подготовиться и я дал себе время на адаптацию. Я сразу записался в спортивный зал, бегал в парке неподалёку от дома и отбивался от девушек на улицах. Я понимал, что изменился, но до конца не осознавал как. Раньше я был нужен только маме и бабушке. Ну и Донцову. А теперь, прилично одетый и ухоженный, стал нужен всем. Это не радовало меня, хотя однозначно поднимало мою самооценку. Я разослал резюме и портфолио по агентствам и прошёлся по магазинам. То, что я носил в толерантной Америке не всегда можно носить в моей стране. Нет, ничего шокирующиего, никаких зелёных лосин или обтягивающих розовых кофточек в блёстках, но все принты с радугой я оставил там. Джерри помимо образа сформировал мне и вкус. Я теперь чётко знал, что хотел и что мне идёт и у меня были на мои желания деньги. В крупном молле я чуть не столкнулся с Донцовым и Муравьёвым. Зашёл помыть руки перед тем как перекусить в фудкорте, и, увидев у себя за спиной в отражении знакомый силуэт, скользнул в кабинку. Я не боялся. Но и не торопил встречу. В школе ещё насмотрюсь. Я терпеливо ждал, когда они уйдут и невольно прислушивался. — Ну и как прошло? — ну и мерзкий же голос у Муравьёва. — Всё то же. Скучно, неинтересно, однообразно. — От низкого голоса Донцова я непроизвольно дёрнулся. Возьми себя в руки, тряпка! Спина! Дыхание! — Странный ты. Я бы там оторвался! — Мне неинтересны пьяные ничего не соображающие дырки. Муравьёв завистливо хмыкнул. А потом вдруг спросил то, от чего у меня глаза расширились. — Ты так и не выяснил, куда подевался Симонов? — голос Муравьёва сочился любопытством. — С чего тебя интересует этот вопрос? — Донцов отвечал холодно, но я знал эту интонацию. После неё он обычно бил. — Просто странно, с чего бы тебе его разыскивать … — Мура, я бы на твоём месте воздержался от любопытства. От этого потом зубы шатаются и кости ноют. Муравьёв благоразумно заткнулся. Послышался шум спускаемой воды, хлопнула дверь. А действительно, зачем он меня разыскивал? Я тогда, перед новым годом просто выкинул смс Новиковой из головы, а ведь знал что буду возвращаться. Будь я вежливее с этой дурой, мог ведь вытянуть из неё больше информации. Но момент уже упущен. Нет смысла сожалеть. Перекинув пакеты с покупками в другую руку, я осторожно открыл дверь. Никого не было. Я выдохнул и спешно покинул магазин. Поем дома. И полезнее и безопаснее. Во всех смыслах. Глава 9 Первое сентября в нашей школе — будто день сурка. Те же речи, тот же костюм на завуче, те же мающиеся первоклассники, та же толпа взбудораженных родителей, те же скучающие старшие классы. Люди меняются, а эмоции будто вытаскивают раз в год, стряхивают, и, попахивающие нафталином и неискренностью, они разливаются в воздухе, затапливая собой школьный двор. Школьные годы чудесные? Сомневаюсь. Хотя возможно у хищников они неплохи. А у травоядных так себе. Я больше не травоядный, но и хищником становиться я не хочу. Я просто буду человеком. Такие редкие существа до сих пор встречаются в наших каменных джунглях. Я даже имел честь с ними столкнуться и уверовал в их существование. Когда я пристроился к нашему классу, Тамара Степановна посмотрела на меня с подозрением. Я оделся максимально невзрачно, но всё равно резко выделялся из толпы. Чёрные скинни джинсы, белые конверсы, футболка с надорванным воротом и надписью Gussi и двумя откормленными гусями. Бриллиантовая капелька в ухе. Широкий кожаный браслет, прямо поверх него позвякивал памятью браслет Марио. Как он там? С утра мессенджер я ещё не проверял. Мы договорились, что никто никому ничего не должен. Если я или он находим себе партнёра, то никаких обид. Дружеским отношениям это не помеха. — Молодой человек, вам нельзя здесь стоять, — всё же решилась классуха, бочком подойдя ко мне и отодвигая меня массивным телом под стенку. — Гости праздника должны находиться вне линейки. «Гости праздника». Шикарное выражение. Ей надо протоколы следственные писать. «Жена трупа» или там «сожительница убиенного» по достоинству оценит майор, задёрганный необходимостью писать нудные протоколы с места происшествий. — Тамара Степановна, я Симонов Артём. Классуха отшатнулась от меня, будто чёрт от ладана. Хорошо, что креститься не начала. Нервно кивнула и отошла к девчонкам, которые пытались спрятать в сумке жестянку то ли энергетика, то ли пива. Я привычно ловил на себе тяжёлый взгляд Донцова, который смотрел на меня над головой стоящей к нему лицом Новиковой. Только вот в нём не было привычного презрения и злости. Заинтересованность и что-то ещё. На меня так иногда смотрели на небольших показах, куда Джереми вытаскивал меня привыкать к толпе и подиуму. Толпа была из десяти человек, двое из них Джерри и мама, но неважно. Важно сформировать навык. Я не видел своего будущего в модельном бизнесе, воспринимая его лишь как интересный опыт и момент личной психотерапии, но учился охотно и никогда ничем не пренебрегал. Поступать я буду в медицинский, как и планировал. Новикова поймав устремлённый на меня взгляд Донцова обернулась, окинула меня ревниво и цепко, а потом ахнула. «Это же Арт!» Не ожидал, что именно она меня узнает. Я и сам себя иногда в витринах и зеркалах не узнавал. Слишком другим стал взгляд, походка, энергетика. Подумав про энергетику, я вспомнил Ирен. Я продолжал свои занятия йогой. Через веб камеру. Мой вечер был её утром и она гоняла меня не менее грозно, чем в реальности. Побить полотенцем только не могла. Ирен стала для меня наставником, другом, учителем. Пока я вспоминал Ирен и думал, как там бабушка, ко мне подлетела Новикова и сунула под нос журнал, где на развороте я, в галстуке, боксерах и носках сидел в позе роденовского мыслителя на фактурном грубом камне. Джерри весь мозг ассистентам вынес с этим камнем, заставляя бегать вокруг него и расставлять свет для большей фактурности. «Мелочи!» орал Джерри, «всё ломается на мелочах!». Я же в это время мёрз под пледом и переглядывался с Марио. У нас была горячая ночка накануне и задница приятно ныла. Марио закусывал пухлую нижнюю губу и я понимал, что снимать надо прямо сейчас, потому что все любят моделей с ощутимыми под бельём членами. А мой член явно «приподнял голову» от нашей игры в гляделки и этой закушенной губы. — Ты Арт? — Да. — Можешь подписать? Я вздохнул, полез в рюкзак и достал ручку. Коряво расписался на собственном животе. — А что ты тут делаешь? — Учусь. Новикова зависла. Её система была явно перегружена полученной информацией. Пока она «думала», к нам вальяжно подошёл Донцов. Окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы и протянул руку. — Денис Донцов, лидер этой школы. — Сочувствую, — сказал я и посмотрел ему в глаза. Эту метаморфозу я запишу на чистых страницах своего сердца. Донцов сощурил глаза, встречаясь с моим взглядом, потом они затуманились, будто он вспоминал, где же мог увидеть меня и сопоставлял картинки, а потом глаза широко распахнулась, а зрачки резко расширились, как у кота, который увидел добычу. Глаза от этого стали совсем чёрными и немного безумными. — Симонов! — булькнул он горлом, будто поперхнулся. Протянутая рука задрожала и медленно опустилась, сжимаясь в кулак. — Где? — закрутила головой Новикова. — В пизде! — зашипел Донцов на ни в чём неповинную Новикову, которая непонимающе хлопала ресницами, накрашенными комковатой недорогой тушью. Я теперь в этом разбирался. Более того, я даже глаза подвёл, выходя из дома. Привык. Надо отвыкать. Не та страна, не те люди. Я мысленно про себя вздохнул и заскучал. Мир несётся вперёд семимильными шагами, но есть места, вещи и люди, которые не меняются. Иногда это хорошо, иногда это печально. Я сунул руку в карман, вытащил телефон и посмотрел, не написал ли Марио. У нас большая разница во времени и мы пока не нашли удобного режима для переписки. Было короткое послание: «Скучаю. Верю в тебя. Ты лучший. Mi ti amo». Я улыбнулся. Любил, когда он вставлял нежные словечки на итальянском. Я быстро отстрочил « Хорошего дня, mi Corazon». Когда я поднял глаза от телефона, Донцов стоял прямо передо мной. Началось. Только вот старые методы уже не действуют. Я сам себя вычеркнул из списка жертв. Я спокойно посмотрел в его глаза, разглядывая открыто и оценивая. За год он почти не изменился. Нет, подрос, стал ещё крепче, мужественней, но в общем я бы узнал его даже со спины в темноте. Внутренне он не изменился. Почему я его так боялся когда-то? — Тебе тоже подписать фото? Донцов вначале не понял вопроса, а потом сузил глаза. — А тебе может мордашку твою смазливую пидорскую расписать? Он агрессивно двинулся ко мне, вторгаясь в моё личное пространство. От него так знакомо пахло терпким дубом и сладковатой ванилью. И мускусом. Это запах возбуждения, я теперь знал. Внутренне хмыкнул. Таких латентных геев тут пруд пруди. Развлекусь. Я облизнул губы. Взгляд Донцова прикипел к ним. Член предательски дёрнулся. Чёртов стокгольмский синдром поднял голову. Сейчас мы его проработаем. — Моя мордашка тебе спать спокойно до сих пор не даёт? Дрочишь на наш поцелуй? С лица ДенДона разом схлынули все краски. Он будто выцвел. Я попал в яблочко. Надо же, воинствующий гомофоб, который дрочит на украденный поцелуй школьного задрота. Это крайне занимательный экземпляр. А потом мне в живот полетел кулак. Он всё так же избегает портить мне личико. Ах, какие мы нежные. Я ушёл от удара одним гибким движением и дёрнул из своей японской причёски заколку-стилет, приставляя её к горлу Донцова. Второй рукой я удерживал его за предплечье и тянул на себя. Стилет натягивал кожу. Мы были в самом углу, и со стороны казалось, что мы просто разговариваем, стоя близко друг к другу. — Сними себе человека и вступи с ним в сексуальный контакт, а проще говоря, потрахайся, Дениска. И мир сразу заиграет яркими красками. Твоя задавленная агрессия наносит вред в первую очередь тебе и загрязняет окружающий мир. Я отпустил его, одновременно отступая лёгким скользящим движением, как учил меня тренер по самообороне. А потом просто ушёл, оставляя застывшего столбом Донцова переваривать мои слова. жүктеу/скачать 263,94 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|