Основы общей психологии с. П. Рубинштейн Санкт-Петербург

(у У. Мак-Дугалла) вытесняет интеллект. Центр тяжести переносится от

высших исторически сложившихся форм сознания к доисторическим,

примитивным, "глубинным" ее основам, от сознания - к бессознательному,

инстинктивному. Сознание низводится на роль маскировочного механизма,

лишенного реального влияния на поведение, управляемое бессознательными

влечениями (3. Фрейд). Наряду с этим механицизм принимает крайние формы,

приходя к полному отрицанию психики и сознания человека;

человеческая деятельность сводится к совокупности неосознанных

рефлекторных реакций (поведенческая психология). В психологии народов и

в учении о личности, в характерологии господствующими в зарубежной

буржуазной психологии становятся реакционные расовые фаталистические

теории (Э. Кречмер, Э. Иенш); в психологии ребенка широко

распространяется педология, в педагогической и вообще прикладной

психологии - тестология. <...>

Кризис психологии выявился в наибольшей своей остроте, когда

сформировалась поведенческая психология - рефлексология в России и

бихевиоризм в Америке, потому что поведенческая психология, выдвинув

поведение как предмет психологии, с особенной остротой выявила кризис

центрального понятия всей современной психологии - понятия сознания.

Русская рефлексология (В. М. Бехтерев) сложилась на основе изучения

физиологии нервной деятельности. Американский бихевиоризм (от

английского слова behavior, что значит "поведение") сформировался в

Америке на рубеже XX в. в исследованиях над поведением животных. В

первую очередь исследование Э. Л. Торндайка поведения животных (1898)

заложило основы бихевиоризма, определив методику и проблематику новой

психологии, в которой центральное место заняла проблема навыка.

Выросшую из этих исследований с животными концепцию Дж. Уотсон

методологически оформил, заострил и перенес на психологию человека. В

1912 г. он сформулировал принципы новой психологии в программной

статье'. В 1918 г. он их развернул в своей книге "Психология как наука о

поведении". Ряд психологов, главным образом в Америке, - К. Лешли, У.

Хантер, Вайсе примкнули к новому направлению. Вскоре бихевиоризм смог

опереться на работы И. П. Павлова об условных рефлексах, начавшиеся после

исследований Э. Л. Торндайка, но независимо от них.

-----------------------------------------------

' Watson ]. В. Psychology as the behaviorist views // Psychological Review.

1931. V. 20.

----------------------------------------------

В настоящее время к бихевиористам причисляется значительное число

американских психологов, объединенных лишь признанием поведения

предметом психологии. Само же поведение понимается ими по-разному. Так,

ряд психологов-поведенцев (прежде всего Э. Ч. Тол-мен) особенно

подчеркивают направленный, целевой характер поведения, роль намерения в

нем.

В литературе сделана была попытка расклассифицировать

бихевиористов не строгих (Г. У. Олпорт и др.) и бихевиористов, признающих

направленный характер поведения (типа Э. Ч. Толмена). Но в

действительности их можно насчитать много больше. Образуется ряд

различных оттенков и промежуточных позиций, почти смыкающихся с

механистическими направлениями внутри эмпирической психологии. Наряду

с этим на механической основе бихевиоризма нарастают идеологические

телеологические тенденции. Крупнейшим представителем такого

телеологического необихевиоризма является в настоящее время Э. Ч. Толмен2,

сочетающий бихевиоризм с гештальтизмом.

Предметом психологии бихевиоризм считает не сознание, а поведение.

Под поведением понимаются ответные движения организма на раздражение

среды. Внешние раздражители, простые или сложные ситуации - это

стимулы; ответные движения - реакции. Задача психологии - установить

однозначные отношения между стимулами и реакциями. В отличие от того

направления биологической психологии, которое стремилось объяснить все

поведение животных и человека, исходя исключительно из внутренних,

"глубинных" органических тенденций - инстинктов, влечений,

поведенческая психология как учение о реакциях пытается вывести все

поведение из действия внешних раздражителей.

В целях реализации объективности научного познания в психологии

бихевиоризм выключает сознание и пытается строить уже не "психологию без

души", а психологию без психики.

В отношении сознания у представителей поведенчества наметились в

основном две различные точки зрения. Одни, как первоначально Уотсон, не

отрицая существования сознания, отвергают его лишь как объект научного

знания. Таким образом, субъективно-идеалистическому пониманию психики

противопоставляется механистическое понимание научного знания. Другая,

более радикальная, позиция заключается в отрицании сознания, вернее, в

сведении его к физиологическим процессам (К. Лешлн).

Легко убедиться в том, что эта позиция бихевиоризма внутренне

противоречива. Нельзя положить в основу психологического познания

отрицание сознания. Отрицая явления сознания у испытуемых на том

основании, что он об этих явлениях узнает лишь из показаний, основанных на

самонаблюдении, бихевиорист вынужден самим фактом изучения

предполагать у себя те явления сознания (восприятия, наблюдения,

мышления), которые он отрицает у других. Дж. Б. Уотсон сам отмечает, что

бихевиорист "в своей научной деятельности употребляет орудия,

существование которых он отрицает в своем объекте и в самом себе". Таким

образом, бихевиорист разлагает и распределяет между двумя субъектами то,

что реально соединено в одном. В конечном счете он вынужден все же

вернуться на половинчатую, внутренне несостоятельную позицию признания

существования сознания и отрицания возможности его изучения.

Эта позиция бихевиоризма обусловлена тем, что бихевиоризм в своей

борьбе против психологии сознания исходил из той концепции сознания,

которая была

-------------------------------------------------------------

1 См Рубинштейн С. Л. Необихевиоризм Тольмана // Ученые записки

кафедры психологии Гос пед. ин-та им. А. И. Герцена. Л., 1939.

2 См : Tolman Ed. Ch. Purposive Behavior in Animals and Men. N. Y; L.,

1932.

--------------------------------------------

представителей поведенческой психологии, обосновывающая необходимость

выключения психики из психологии, сводилась в основном к тому, что

психические явления, или явления сознания, принципиально доступны только

одному наблюдателю: они "не поддаются объективной проверке и потому

никогда не смогут стать предметом научного исследования" (Дж. Б. Уотсон).

Эта аргументация против психологии сознания опиралась в конечном счете на

интроспективное понимание сознания.

Вместо того, чтобы в целях реализации объективизма научного

познания в психологии преодолеть интроспективное понимание психики,

поведенческая психология отбросила психику.

Исходя именно из такого понимания сознания, поведенческая

психология пришла к своему пониманию деятельности как поведения.

Изучение деятельности человека в отрыве от сознания означает не только

выпадение сознания из области психологического исследования, но и ложное,

механистическое понимание самой деятельности, которая сводится к

совокупности реакций.

Понимание деятельности, или поведения, как совокупности реакций

превращает реактивность в универсальный принцип: каждый акт

деятельности представляется как ответ на внешний раздражитель. В основе

этой концепции реактивности лежат теория равновесия и принцип внешней

механической причинности. Внешний толчок нарушает равновесие; реакция

восстанавливает его. Для дальнейшей деятельности необходим новый, извне

идущий толчок.

Новейшие исследования заставляют усомниться в том, чтобы

поведение даже и низших животных носило чисто реактивный характер. В

применении же к человеческой деятельности этот принцип реактивности

приводит к явному противоречию с самой основной ее особенностью. Человек

здесь представляется только объектом средовых воздействий. Человек,

конечно, является и объектом воздействия на него со стороны среды; но он

также и субъект, который сам воздействует на среду, изменяет ее, регулируя

те условия, которые обусловливают его деятельность. Изменяя среду, человек

изменяется сам; в этом отличительная особенность труда в его специфически

человеческих формах. Определение поведения как совокупности реакций не

учитывает специфики человеческой деятельности. Начав с отрицания

сознательности человеческой деятельности, бихевиоризм приходит и к

отрицанию ее активности.

Сведение высших форм человеческой деятельности к механической

сумме или агрегату элементарных реакций - рефлексов - ведет к утрате их

качественного своеобразия. Эта радикально-механистическая аналитическая

концепция носит и ярко выраженный антиисторический характер. Правильно

отмечает Дж. Б. Уотсон, что бихевиористская психология "прямо выросла из

работ над поведением животных". И недаром он начинает предисловие к

первому изданию своей "Психологии" с заявления: "Когда я писал этот труд, я

рассматривал человека как животный организм". Наряду со сведением

психического к физическому поведенческая психология последовательно

проводит сведение социального к биологическому.

Теоретически решающим для понимания кризиса психологии,

раскрывшегося в борьбе поведенческой психологии против психологии

сознания, является то, что в конечном счете поведенческая психология и

интроспективная психология исходят из одного и того же понимания

психики, сознания. Идеалистическая психология признала реальные

психические процессы лишь субъективными содержаниями самонаблюдения,

а бихевиористы и рефлексологи некритически полностью приняли

идеалистическую концепцию своих противников. Только в силу этого они не

могли найти никакого иного пути для реализации объективной научности

психологического познания, как отказ от познания психики.

Интроспекционисты, замыкая психику во внутреннем мире сознания,

оторвали психику от деятельности; бихевиористы приняли как непреложную

истину этот отрыв друг от друга сознания и деятельности, внутреннего и

внешнего. Только на этой основе можно было определить свою задачу так, как

это сделали представители поведенческой психологии: вместо изучения

сознания, оторванного от поведения, поставить себе задачей изучение

поведения, оторванного от сознания.

Таким образом, можно сказать, что и этот стержневой аспект кризиса

был заложен в исходных позициях психологии сознания, сохранивших свое

господство в экспериментальной психологии. Это был кризис декарто-

локковской интроспективной концепции сознания, которая в течение столетий

довлела над психологией. Сводя психику к сознанию, а сознание к

самосознанию, к отражению (рефлексии) психики в себе самой, эта ставшая

традиционной для всей психологии декарто-локковская концепция сознания

отъединила сознание человека от внешнего мира и от собственной его

внешней, предметной практической деятельности. В результате деятельность

человека оказалась отъединенной от сознания, противопоставленной ему,

сведенной к рефлексам и реакциям. Сведенная к реакциям деятельность

человека становится поведением, т. е. каким-то способом реагирования; она

вообще перестает быть деятельностью, поскольку деятельность немыслима

вне ее отношения к предмету, к продукту этой деятельности. Поведение - это

реактивность отъединенного от мира существа, которое, реагируя под

влиянием стимулов среды, самой своей деятельностью активно не включается

в нее, не воздействует на действительность и не изменяет ее. Это

жизнедеятельность животного, приспособляющегося к среде, а не трудовая

деятельность человека, своими продуктами преобразующая природу.

Отъединение сознания от предметной практической деятельности

разорвало действенную связь человека с миром. В результате предметно-

смысловое содержание сознания предстало в мистифицированной форме

"духа", отчужденного от человека.

Поэтому можно сказать, что, так же как поведенческая психология

является не чем иным, как оборотной стороной интроспективной концепции

сознания, так "психология духа" О. Шпрангер), в которой предметно-

смысловое содержание сознания - "дух" - выступает в мистифицированной

форме данности, независимой от человеческой деятельности, является

оборотной стороной поведенческой концепции деятельности. Именно потому,

что поведенческая психология свела деятельность, преобразующую природу и

порождающую культуру, к совокупности реакций, лишила ее воздейственного

предметного характера, предметно-смысловое содержание "духа" предстало в

виде идеальной данности.

За внешней противоположностью этих концепций в их конечных

выводах скрывается общность исходных позиций, и если К. Бюлер ищет

выход из кризиса психологии в том, чтобы примирить, дополнив одну другой,

психологию поведения с психологией духа (и психологией переживания), то

нужно сказать, что их "синтез" лишь соединил бы пороки одной с пороками

другой. В действительности нужно не сохранять как одну, так и другую, а обе

их преодолеть в их общей основе. Эта общая основа заключается в отрыве

сознания от практической деятельности, в которой формируются и

предметный мир, и само сознание в его предметно-смысловом содержании.

Именно отсюда проистекает, с одной стороны, отчуждение этого содержания

как "духа" от материального бытия человека, с другой - превращение

деятельности в поведение, в способ реагирования. Здесь в одном общем узле

сходятся нити, связующие психологию сознания и психологию поведения,

психологию поведения и психологию духа; у направлений, представляющихся

самыми крайними антиподами, обнаруживается общая основа. Здесь

средоточие кризиса, и именно отсюда должно начаться его преодоление.

Оформившаяся в качестве особой научной дисциплины, психология во

всех основных своих разветвлениях исходила первоначально из

натуралистических установок. Это был физиологический либо биологический

натурализм, рассматривающий психику и сознание человека исключительно

как функцию нервной системы и продукт органического биологического

развития.

Но как только новая "экспериментальная психология" попыталась

перейти от изучения элементарных психофизических процессов к изучению

более сложных осмысленных форм сознательной деятельности, она еще у

Вундта столкнулась с очевидной невозможностью исчерпать их изучение

средствами психофизиологии. В дальнейшем это привело к тому, что

идеалистическая "психология духа" была противопоставлена

физиологической психологии. При этом объяснение явлений было признано

задачей лишь физиологической психологии, изучающей психофизические, т.

е. скорее физиологические, чем собственно психические, осмысленные,

"духовные" явления. Задачей же психологии духа признавалось лишь

описание тех форм, в которых эти духовные явления даны ("описательная

психология"), или непонимание ("понимающая психология"). Как в одном, так

и в другом случае духовные, т. е. осмысленные, психические явления,

характерные для психологии человека, превращались в данности, не

допускающие причинного объяснения их генезиса.

Эти духовные явления связывались с формами культуры, т. е. с

содержанием истории, но не столько с тем, чтобы объяснить исторический

генезис и развитие человеческого сознания, сколько с тем, чтобы признать

духовный характер раскрывающегося в историческом процессе содержания

культуры, которая превращается в систему вечных духовных форм, структур

или ценностей. В результате создалось внешнее противопоставление природы

и истории, природного и духовного. Оно является общим для обеих

враждующих концепций. В этом смысле можно опять-таки сказать, что

неизбежность всего в дальнейшем развернувшегося конфликта

натуралистической и "духовной" психологии - "geis-teswissenschaftliche

Psychologie" - была заложена в исходных позициях натуралистической

психологии. Ее механистический натурализм, так же как и идеализм

психологии духа, не мог возвыситься до мысли о единстве человеческой

природы и истории, до той истины, что человек прежде всего природное,

естественное существо, но самая природа человека -' продукт истории.

Поэтому духовное содержание исторического человека было внешне

противопоставлено психологии природного человека.

Своеобразную попытку понять развитие форм человеческого сознания

как продукт социально-исторического развития сделала французская

социологическая школа Э. Дюркгейма.

Тенденция связать психологию с социальными дисциплинами во

французской науке не нова. Она идет еще от Огюста Конта. В своей

классификации наук Конт, как известно, не отвел особого места психологии.

Его отрицательное отношение к психологии как самостоятельной дисциплине

было направлено, в основном, против интроспективной метафизической

психологии, которую в его время насаждал во Франции В. Кузен. О. Конт

противопоставил этой психологии то положение, что психические процессы

становятся объектом науки лишь постольку, поскольку мы устанавливаем и

определяем их извне, в объективном наблюдении, и вскрываем вне их

лежащие причины возникновения и протекания. Для реализации своего

требования О. Конт не видел другого пути, как расчленить психологию на две

дисциплины. Изучение психических функций он относил: 1) к анатомо-

физиологии мозга, которая изучает их физиологические условия, 2) к

социологии, которая изучает их характер, взаимосвязи и развитие в

социальной среде.

Признание социальной обусловленности психологии человека

получило значительный отзвук во французской психологической литературе.

(Особенно явственно обнаруживаются эти социальные мотивы у одного из

крупнейших французских психологов предыдущего поколения - у Т. Рибо.)

Представители французской социологической школы и близкие к ней ученые

(Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, Ш. Блондель, Ж. Пиаже, М. Хальбвакс), а

также П. Жане попытались объяснить формы человеческого сознания как

продукт общественного развития. В ряде исследований они попытались

вскрыть общественно-исторический генезис человеческих форм памяти,

мышления, эмоций, развития личности и ее самосознания. Однако проблема

социальной обусловленности сознания не получила и в исследованиях

французских психологов удовлетворительного разрешения. В работах,

исходящих из социологической концепции Э. Дюркгейма, социальность была

понята идеалистически в отрыве от реальных общественных,

производственных отношений людей и их отношения к природе; социальное,

так же как и все объективное содержание мира, было сведено к

общественному сознанию - к идеологии; социальные отношения - к

общению в плане сознания.

Эта идеалистически понятая социальность была внешне

противопоставлена биологической природе человека. Психическое развитие

было поэтому некоторыми представителями этого направления (Ж. Пиаже)

понято как процесс вытеснения примитивных форм биологически

обусловленной психики психикой социализированной. У представителей

французской социологической школы социальность сводится к идеологии,

идеология же (и коллективные представления) отожествляется с психологией.

Общественное бытие превращается в социально организованный опыт. Из

сферы социального, в котором эти психологи ищут объяснения генезиса и

развития человеческого сознания, выпадает общественная деятельность

человека, практика, в процессе которой в действительности формируется

сознание человека. Поэтому действительно адекватного объяснения генезиса

и развития сознания у человека и эта психология, рассматривающая сознание

как продукт общественно-исторического развития, дать не смогла.

Психология, оформившаяся как наука в экспериментальных

исследованиях ощущений и затем памяти, была по своим исходным

господствующим установкам насквозь интеллектуалистична; познавательные

процессы занимали в ней центральное место. Это была психология ощущений,

восприятии, представлений, идей. Потребности, побуждения, тенденции не

играли в ней сколько-нибудь заметной роли. Она изучала сознание само по

себе, вне реальной деятельности и поведения; уже поэтому проблема

побуждений не была для нее актуальна. Поскольку эта традиционная

классическая психология сознания пыталась объяснить поведение, она

исходила из перцептивных, интеллектуальных моментов, она упоминала и о

тенденциях, но все эти тенденции мыслились как нечто производное от

представлений, от идей. Это были тенденции идей, из которых пытались

объяснить поведение человека, а не тенденции человека, которыми

объяснялось бы течение его идей.

"Люди, - пишет Ф. Энгельс, - привыкли объяснять свои действия из

своего мышления, вместо того чтобы объяснять их из своих потребностей

(которые при этом, конечно, отражаются в голове, осознаются), и этим путем

с течением времени возникло то идеалистическое мировоззрение, которое

овладело умами в особенности со времени гибели античного мира"1. Это

положение Энгельса полностью применимо к основному направлению

западноевропейской психологической науки XIX в. Интеллектуализм,

связанный с пренебрежением к неинтеллектуальной стороне психики, к

динамическим движущим силам поведения, столкнулся с фактами, которые он

оказался не в состоянии охватить и объяснить. Они вскрылись, во-первых, в

генетическом плане сравнительной психологии, в которой изучение

поведения животных, начиная с Ч. Дарвина, выявило значение проблемы

инстинктов; с психологии животных эта проблема движущих сил,

побуждений или мотивов поведения была распространена на человека. Роль

влечений, аффективных тенденций вскрылась, во-вторых, в патологическом

плане (в исследованиях П. Жане, 3. Фрейда и др.). И опять-таки из области

патологии сделаны были выводы и в отношении нормальной психологии. В

частности, психоанализ показал на обширном клиническом материале, что