***
– Уже послали за пациентом? – спросил я, войдя в операционную утром
понедельника.
– Нет, – ответила Ю-Нок, ассистентка анестезиолога. – Нет результатов
анализа крови.
– Но ведь пациента положили в больницу еще два дня назад.
Ю-Нок, очаровательная кореянка, сконфуженно улыбнулась, но ничего
не сказала в ответ.
– Кровь, судя по всему, послали на повторный анализ сегодня в шесть
утра, – заявил вошедший анестезиолог. – Дело в том, что результаты
первого анализа были внесены в устаревшую электронную систему
историй болезни, которая сегодня почему-то перестала работать, и в
больнице была запущена новая компьютерная система. У пациента, судя по
всему, теперь другой номер, и нам не удалось найти результаты сделанного
вчера анализа крови.
– Когда я смогу приступить? – Я был недоволен задержкой, тем более
что операция предстояла сложная.
Чрезвычайно важно, чтобы операция начиналась в назначенный срок,
чтобы все оказалось подготовлено должным образом, чтобы хирургические
простыни лежали на своем месте, а инструменты были аккуратно
разложены: это помогает преодолеть предоперационный страх.
– В лучшем случае через пару часов.
Я упомянул, что на первом этаже висит плакат, который гласит, что с
iCLIP – новой компьютерной системой – пациентам придется ждать всего
на несколько минут дольше.
Анестезиолог рассмеялся. Я вышел из операционной. Еще несколько
лет назад я бы умчался в бешенстве, яростно требуя, чтобы ситуацию
попытались разрешить. Однако позднее злость сменилась отчаянной
обреченностью: мне пришлось признать свое полное бессилие – я был
лишь
очередным
врачом,
столкнувшимся
с
очередной
новой
компьютерной программой в большой современной больнице.
Подчиненных я увидел у стойки регистратуры, за которой сидел,
ковыряясь в компьютере, виновато улыбающийся молодой человек. На нем
был белый жилет, на котором спереди и сзади красовалась синяя надпись
«Администратор iCLIP», напечатанная приятным шрифтом.
Я вопросительно посмотрел на Фиону, старшего ординатора.
– Мы попросили его отыскать результаты анализа крови, но пока
ничего не выходит, – объяснила она.
– Думаю, мне надо пойти извиниться перед бедным пациентом, –
вздохнул я сокрушенно. Ненавижу разговаривать с пациентами утром
перед операцией. Предпочитаю избегать напоминаний о том, что они
живые люди, одолеваемые страхом, и, кроме того, не хочу, чтобы они
начали подозревать, что я и сам волнуюсь не меньше их.
– Я уже ему обо всем рассказала, – к моему облегчению, ответила
Фиона.
Оставив ординаторов, я вернулся к себе в кабинет, где, помимо
секретарши Гейл, застал еще и Джулию – старшую медсестру, на чьи плечи
была возложена неблагодарная задача подыскивать свободные койки для
недавно поступивших больных. Коек постоянно не хватает, и весь рабочий
день она вынуждена висеть на телефоне, пытаясь уговорить специалиста из
какого-нибудь другого отделения забрать к себе одного из наших
пациентов, чтобы мы могли положить нового.
– Смотрите! – Гейл указала пальцем на главную страницу iCLIP.
Я увидел странные заголовки, такие как «Посмертная выписка»,
«Отмена смерти» и «Поправка о рождении» (каждый с собственной
цветной иконкой), быстро сменяющие друг друга, пока она прокручивала
список вниз.
– И каждый раз, когда нужно что-то сделать, я должна выбирать из
этого сумасшедшего списка! – возмутилась Гейл.
Оставив ее сражаться дальше с этими странными иконками, я принялся
за бумажную работу. Но наконец мне все же позвонили и сказали, что с
пациентом уже работают анестезиологи.
Я поднялся по лестнице, переоделся и присоединился к Фионе.
Пациента, которому уже ввели общий наркоз, вкатили в операционную.
Его сопровождали два анестезиолога, два санитара и Ю-Нок, которые
катили стойку для капельницы и оборудование, позволяющее следить за
состоянием больного; за каталкой тянулся клубок всевозможных трубок и
проводов. Лицо пациента было заклеено широкими полосками липкого
пластыря, защищающими глаза и удерживающими трубку с анестетиком, а
также провода для контроля лицевых мышц. Такое превращение живого
человека в оперируемый объект полностью соответствовало изменениям,
произошедшим в моем восприятии. Страх как рукой сняло – на смену ему
пришла непоколебимая и радостная сосредоточенность.
Поскольку опухоль была локализована в основании мозга и
существовал риск серьезной кровопотери, я решил оперировать больного,
находящегося, попросту говоря, в сидячем положении. Для этого голову
пациента закрепляют в специальном черепном фиксаторе, который, в свою
очередь, присоединен к металлической стойке, закрепленной на
операционном столе. После этого операционный стол раскладывают
пополам и одну из его половин поднимают так, чтобы туловище больного
удерживалось в вертикальном положении. Это помогает уменьшить
кровопотери в ходе операции, а также обеспечивает более удобный доступ
к опухоли. Но вместе с тем возникает новая опасность: венозное давление
в голове сидящего пациента ниже атмосферного давления в комнате, и
если случайно повредить крупную вену, то сердце начнет всасывать
воздух, что может привести к чудовищным последствиям. Как и при любой
другой операции, все зависит от правильной оценки риска, от точной
работы сложнейшего оборудования, от опыта и квалификации врачебного
персонала и от банального везения. Мы с Фионой при помощи
анестезиологов, санитаров и Ю-Нок усадили пациента – полчаса
потребовалось для того, чтобы подобрать для бессознательного тела
подходящее вертикальное положение, в котором голова наклонялась бы
вперед, а на руках и ногах не было пережатых мест, где могут образоваться
пролежни, а также для того, чтобы убедиться, что все присоединенные к
больному трубки и провода свободны и нигде не сдавлены.
– Что ж, приступим, – сказал я.
Операция прошла идеально – мы не потеряли практически ни капли
крови. Гемангиобластома – единственная в нейрохирургической практике
опухоль, которую нужно удалять целиком, одним куском: при попытке
разрезать ее пришлось бы столкнуться с сильным кровотечением. Любая
другая опухоль «разбирается» постепенно. Сначала вырезается или
высасывается ее центральная часть, после чего оставшиеся кусочки
убираются «внутрь», подальше от тканей головного мозга, благодаря чему
минимизируется наносимый ему ущерб. В случае же с цельной
гемангиобластомой приходится создавать канал между мозгом и
опухолью: мозг аккуратно отодвигается от ее поверхности на несколько
миллиметров, чтобы образовалась узкая щель. Необходимо перекрыть
множество кровеносных сосудов, ведущих от мозга к поверхности
опухоли, стараясь при этом не повредить мозг. Все это делается под
микроскопом, настроенным на относительно высокое увеличение: какими
бы крошечными ни были эти кровеносные сосуды, при их разрыве может
возникнуть самый настоящий потоп. В конце концов, не стоит забывать,
что четверть всей перекачиваемой сердцем крови поступает в мозг.
Мышление – весьма энергозатратный процесс.
Если все протекает без осложнений, то опухоль в конечном счете
освобождается от окружающих тканей и хирург извлекает ее из головы
пациента.
– Достал! – триумфально сообщил я анестезиологу, стоявшему по
другую сторону операционного стола, после чего взмахнул над головой
сморщенной окровавленной опухолью, зажатой в анатомическом пинцете.
По размеру она была не больше моего ногтя и на вид явно не стоила всех
вызванных переживаний и проделанной работы.
|