*** После собрания я заглянул в палату, чтобы проведать Хелен. Ко мне
подошла Мэри, старшая медсестра.
– Родственники отказываются смотреть на вещи реалистично. – Она
показала на дверь в смежную комнату, где лежала Хелен. – Очевидно же,
что девушка умирает, но они не хотят это признавать.
– Каков план? – спросил я.
– Семья не позволит нам лечить ее как пациента с болезнью в
терминальной стадии и применять сильные обезболивающие, так что мы
пытаемся договориться с социальной службой и семейным врачом Хелен,
чтобы она могла вернуться домой.
– А что насчет шва? – Я боялся услышать ответ.
– Выглядит так, словно в любой момент разойдется.
Я сделал глубокий вдох и вошел в комнату. К моему облегчению,
родственников там не было. Хелен лежала на боку лицом к окну, так что я
обошел кровать и присел на корточки. Девушка посмотрела на меня
большими темными глазами и медленно улыбнулась. Голова справа
распухла. Я не видел особого смысла в том, чтобы снимать повязку, так
что оставил ее на месте, избавив себя от ненавистного любому хирургу
зрелища – когда-то идеального разреза, шов на котором расходится,
превращая его в уродливую зияющую рану.
– Здравствуйте, мистер Марш.
Мне было сложно подобрать правильные слова.
– Как вы себя чувствуете? – решил попробовать я.
– Уже лучше. Голова, правда, побаливает. – Хелен говорила медленно,
а слова были немного смазанными из-за левостороннего паралича. –
Спасибо, что снова меня прооперировали.
– Как только получится, вас выпишут домой. Хотите о чем-нибудь
спросить?
Я удержался от соблазна встать и пойти к двери сразу же после того,
как задал вопрос – с этой бессознательной уловкой приходится бороться
каждому врачу, который вынужден вести подобный мучительный
разговор. Хелен ничего не сказала, так что я оставил ее и отправился в
операционную.