ЧЕСТНО ПОПЫТАЙТЕСЬ УВИДЕТЬ ВЕЩИ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Глава 9. То, чего хочет каждый. 
Хотите  владеть  магической  фразой,  которая  прекращает  споры,
уничтожает  недоброжелательство,  рождает  добрую  волю  и  заставляет
других внимательно слушать?
Хотите? Прекрасно. Вот она. Начинайте так: «Я ни на йоту…» Такого
рода  фраза  смягчит  самого  сварливого  старикана  и,  произнося  ее,  вы
можете  считать  себя  искренним  человеком  на  сто  процентов,  так  как  если
бы вы были другим человеком, то, конечно и чувствовали бы себя так как
он.
Единственная причина того, что вы не гремучая змея, в том, что ваши
родители  не  были  гремучими  змеями.  Единственная  причина  того,  что  вы
не  поклоняетесь  коровам  и  не  считаете  змей  священными,  заключается  в
том, что вы не родились в индусской семье на берегах Брамапутры.
Ваша  заслуга  в  том,  кем  вы  являетесь,  весьма  мала  —  и  запомните
раздраженный,  нетерпимый,  безрассудный  человек  не  заслуживает
большего  осуждения  за  то,  что  он  таков,  как  есть.  Пожалейте  беднягу.
Посочувствуйте  ему.  Проявите  симпатию.  Скажите  себе  то,  что  Джон  В.
Гоф  говорил  при  виде  стоящего  на  ногах  пьяницы:  «Это  мог  быть  я,  если
бы не милость божья».
Три  четверти  людей,  с  которыми  вы  завтра  встретитесь,  жаждет
сочувствия. Проявите его, и они полюбят вас.
Однажды я выступал на радио, говоря об авторе «Маленьких женщин»
Луизе Мэй Олкотт. Я знал, что она жила и писала свои бессмертные книги
в Конкорде, штат Массачусетс. Однако, не контролируя свои слова, сказал,
что  посетил  ее  родной  дом  в  Конкорде,  штат  Нью-Гемпшир.  Если  бы  я
сказал Нью-Гемпшир только один раз, может быть мне это и простили. Но
— увы! Я оговорился дважды. Я был затоплен письмами и телеграммами.
Язвительные  послания  кружились  вокруг  моей  беззащитной  головы.  Одна
пожилая дама, выросшая в Конкорде, штат Массачусетс, и жившая тогда в
Филадельфии,  излила  на  меня  свой  яростный  гнев.  Вряд  ли  она  могла  бы
напасть на меня с большей страстью, если бы я обвинил мисс Олкотт в том,
что  она  людоедка  из  Новой  Гвинеи.  Когда  я  читал  письмо  этой  дамы,  я
думал:  «Хвала  Господу,  что  не  я  ее  муж!»  Мне  захотелось  написать  и
сказать ей, что хотя я и ошибся в географии, она совершила гораздо более
тяжелую  ошибку  в  правилах  обычной  вежливости.  Мое  послание  должно
было  начаться  этой  фразой.  Я  уже  собирался  засучить  рукава  и  выложить

ей все, что думал. Но не сделал этого.
Сдержался,  так  как  осознал,  что  любой  разгневанный  глупец  мог  бы
поступить так же и большинство глупцов так бы и сделали.
Я  хотел  быть  выше  глупцов.  Поэтому  решил  попытаться  обратить  ее
враждебность в дружелюбие. Это был вызов. Нечто вроде игры, в которую
я мог сыграть. Поэтому я сказал себе: «В конце концов, если бы я был на ее
месте, я бы, вероятно, чувствовал себя так же, как она».
Поэтому решил выразить сочувствие ее точке зрения. В первый же раз,
как я оказался в Филадельфии, позвонил ей по телефону. Разговор протекал
примерно так:
Я: Миссис, пару недель назад получил ваше письмо. Мне хотелось бы
поблагодарить вас за него.
Она:  (Тоном  культурного,  хорошо  воспитанного  человека,  но  не  без
язвительности) С кем имею честь говорить?
Я:  Мы  с  вами  незнакомы.  Мое  имя  Дейл  Карнеги.  Несколько  недель
назад  вы  слушали  мое  выступление  по  радио  о  Луизе  Мэй  Олкотт.  Я
совершил непростительную ошибку, сказав, что она жила в Конкорде, штат
Нью-Гемпшир. Недопустимая ошибка, я хочу извиниться за нее перед вами.
Было очень любезно с вашей стороны найти время, чтобы написать мне.
Она:  Мне  очень  жаль,  что  я  так  написала.  Я  вышла  из  себя.  Просить
прощения должна я, а не вы.
Я: Что вы! Что вы! Ни в коем случае! Я должен извиниться. Никакой
школьник  не  допустил  бы  такой  ошибки.  Я  выразил  свои  извинения  в
первое же воскресенье после той передачи, а теперь хочу извиниться перед
вами лично.
Она:  Я  родилась  в  Конкорде,  штат  Массачусетс.  В  течение  двух
столетий  моя  семья  играла  в  делах  Массачусетса  выдающуюся  роль  и  я
очень горжусь родным штатом. Я действительно очень расстроилась, когда
вы сказали, что мисс Олкотт жила в Нью-Гемпшире. Но мне стыдно за мое
письмо.
Я: Уверяю вас, что вы не были и на десятую долю расстроены так, как
я.  Моя  ошибка  не  причинила  вреда  Массачусетсу,  но  она  причинила  вред
мне.  Так  редко  случается,  что  люди  вашего  положения  и  вашей  культуры
находят  время,  чтобы  написать  по  поводу  выступления  на  радио.  Очень
рассчитываю,  что  вы  снова  напишете  мне,  если  заметите  ошибку  в  моих
выступлениях.
Она: Вы знаете, мне очень нравится, как вы отнеслись к моей критике.
Вы,  должно  быть,  очень  милый  человек.  Была  бы  рада  познакомиться  с
вами поближе.

Таким образом, извинившись и выразив сочувствие ее точке зрения, я
добился того, что извинилась и поняла мою точку зрения и она. Я получил
удовлетворение  благодаря  тому,  что  сумел  взять  себя  в  руки  и  ответил
любезностью на оскорбление. Я мог кончить дело, пожелав ей провалиться
в  преисподнюю,  но  мне  доставило  несравненно  большее  удовольствие
завоевать ее симпатию.
Каждый  хозяин  Белого  Дома  почти  ежедневно  сталкивается  с
тернистыми  проблемами  человечества.  Президент  Тафт  не  представлял
исключения  и  на  собственном  опыте  познал  громкую  химическую
ценность  сочувствия  при  нейтрализации  кислоты  добрых  чувств.  В  своей
книге «Этика на службе» он приводит довольно любопытный пример того,
как он смягчил гнев разочарованной честолюбивой мамаши.
«Одна  вашингтонская  леди,  супруг  которой  обладал  известным
политическим  влиянием,  в  течение  более  шести  недель  осаждала  меня,
добиваясь  назначения  своего  сына  на  определенную  должность.  Она
заручилась  содействием  огромного  числа  сенаторов  и  конгрессменов  и
явилась  ко  мне  вместе  с  ними,  чтобы  убедиться  в  их  настойчивости.
Должность, которой она добивалась, требовала технической квалификации,
и по рекомендации начальника отдела, я назначил другое лицо. После этого
мать  прислала  мне  письмо  с  упреками  в  неблагодарности  и  в  том,  что  я
отказался  осчастливить  ее,  хотя  мог  это  сделать  одним  мановением  руки.
Она  сетовала  далее,  что  благодаря  ее  стараниям,  делегация  штата
Вашингтон в конгрессе отдала свои голоса в пользу билля, в котором я был
особенно заинтересован, и вот так я ее отблагодарил.
Когда вы получаете такого рода письма, вы прежде всего думаете, как
бы ответить порезче нахальному автору, нарушающему приличия. Но если
хотите ответить поумнее, положите ваш ответ в ящик письменного стола и
заприте  его  на  ключ,  выньте  через  пару  дней  —  такие  послания  могут
подождать  пару  дней  —  и  тогда  вы  его  не  пошлете.  Именно  так  я  и
поступил.
Сел  и  как  можно  вежливее  написал,  что  вполне  понимаю,  насколько
мать  должна  быть  разочарована  происшедшим,  однако,  назначение  на
должность зависело не только от моих личных предпочтений, я должен был
выбрать лицо, обладающее должной квалификацией. И поэтому вынужден
был  принять  рекомендации  начальника  отдела.  Я  выразил  надежду,  что  ее
сын  добьется  намеченной  цели  на  той  должности,  которую  занимает
сейчас.
Мое письмо смягчило ее и она прислала мне записку с извинениями за

то, что писала раньше.
Однако,  сделанное  мной  назначение  не  вошло  сразу  в  силу  и  через
некоторое  время  я  получил  письмо,  якобы  от  ее  мужа,  написанное  тем  же
почерком,  что  и  первое.  В  нем  сообщалось,  что  благодаря  нервному
потрясению, вызванному постигнутым разочарованием, она слегла и у нее
развился рак желудка в тяжелой форме. Не смогу ли я помочь восстановить
ее  здоровье,  отменив  сделанное  распоряжение  и  назначив  ее  сына?  Я  был
вынужден написать еще одно письмо, адресовав его на этот раз ее мужу. В
нем  выразил  надежду,  что  диагноз  окажется  ошибочным,  выразил
сочувствие  горю,  постигшему  его  из-за  болезни  жены,  но  сказал,  что
отменить назначенное лицо невозможно. Через два дня после отправления
письма,  мы  устроили  в  Белом  Доме  музыкальный  вечер,  и  первыми,  кто
приветствовал там миссис Тафт и меня, были этот супруг и его жена, хотя
она только что была на смертном одре».
Соломон  Юрок  является,  вероятно,  музыкальным  антрепренером
номер  один  в  США.  В  течение  двадцати  лет  он  имел  дело  с  такими
всемирно  известными  артистами,  как  Айседора  Дункан,  Анна  Павлова.
Мистер  Юрок  говорил  мне,  что  один  из  первых  уроков  он  извлек  из
общения  со  своими  темпераментными  звездами.  Он  состоял  в  том,  что
необходимо проявлять сочувствие, сочувствие и еще раз сочувствие ко всем
чертам в их характере.
В  течение  трех  лет  Юрок  был  импрессарио  Федора  Шаляпина  —
одного  из  величайших  басов,  вызывавших  восторги  лож  Метрополитен-
Опера.  Шаляпин  был  вечной  проблемой.  Он  вел  себя  как  избалованный
ребенок. По собственным словам Юрока «с Шаляпиным каждый раз было
адски трудно».
Например,  Шаляпин  звонит  Юроку  в  полдень  того  дня,  когда  он
должен  петь,  и  заявляет:  «Сол,  я  ужасно  себя  чувствую.  Мое  горло  —  как
рубленный шницель. Я не могу выступать сегодня вечером». Мистер Юрок
начинает спорить? Ничего подобного! Он знает, что антрепренер не может
так  поступить  с  артистом.  Он  мчится  в  отель  к  Шаляпину,  насквозь
пропитанный сочувствием. «Как жаль! — сетует он, — какая досада! Мой
бедный друг! Конечно, вы не можете петь! Я сейчас же расторгну контракт.
Правда,  это  обойдется  вам  в  пару  тысяч  долларов,  но  это  пустяки,  по
сравнению с вашей репутацией!»
Шаляпин  вздыхает  и  говорит:  «Можете  заглянуть  ко  мне  попозже?
Приходите часов в пять. Посмотрим, как я буду себя чувствовать». В пять
часов  мистер  Юрок  врывается  в  отель,  затопляя  его  волнами  сочувствия.

Снова  настаивает  на  том,  чтобы  расторгнуть  контракт.  И  снова  Шаляпин
вздыхает и говорит: «Может вы зайдете еще раз? Может позже мне станет
легче?»
В  19.30  великий  бас  соглашается  петь,  при  условии,  однако,  что
мистер  Юрок  выйдет  на  сцену  Метрополитен-Опера  и  предупредит,  что  у
Шаляпина сильная простуда и он не в голосе. Мистер Юрок лжет, обещая
выполнить  это  условие.  Он  знает,  что  это  единственный  способ  вытащить
Шаляпина на сцену.
В  своей  великолепной  книге  «Психология  воспитания»  доктор  Артур
И.  Гейте  говорит:  «Человеческое  существо  страстно  желает  сочувствия.
Ребенок  охотно  показывает  свой  ушиб,  или  нарочно  наносит  себе  порез,
ранку,  чтобы  вызвать  горячее  сочувствие.  С  той  же  целью  взрослые...
выставляют  свои  раны,  рассказывают  о  несчастных  случаях,  о  болезнях,
особенно о подробностях перенесенных хирургических операций».
Жалость  к  самому  себе,  в  связи  с  горестями,  действительными  или
воображаемыми,  это,  в  той  или  иной  степени,  чувство,  испытываемое
каждым.
Таким  образом,  если  вы  хотите  убедить  в  своей  точке  зрения,
пользуйтесь правилом 9:

жүктеу/скачать 1,21 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: