234
осуществила умиротворение не с помощью фиалок и сентиментального
тщеславия, а тем, что увидела убийцу приобщенным к небесной благодати
солнечным лучом.
- Эй, старуха, ты торгуешь тухлыми яйцами! - говорит покупательница
торговке. - Что? - кричит та. - Мои яйца тухлые?! Сама ты тухлая! Ты мне смеешь
говорить такое про мой товар! Ты! Да не твоего ли отца вши в канаве заели, не
твоя ли мать с французами крутила, не твоя ли бабка сдохла в богадельне! Ишь
целую простыню на платок извела! Знаем, небось, откуда все эти тряпки да
шляпки! Если бы не офицеры, не щеголять тебе в нарядах! Порядочные-то за
своим домом следят, а таким - самое место в каталажке! Дырки бы на чулках
заштопала! - Короче говоря, она и крупицы доброго в обидчице не замечает. Она
мыслит абстрактно и все - от шляпки до чулок, с головы до пят, вкупе с папашей и
остальной родней - подводит исключительно под то преступление, что та нашла
ее яйца тухлыми. Все окрашивается в ее голове в цвет этих яиц, тогда как те
офицеры, которых она упоминала, - если они, конечно, и впрямь имеют сюда
какое-нибудь отношение, что весьма сомнительно, - наверняка заметили в этой
женщине совсем иные детали. Но оставим в покое женщин; возьмем, например,
слугу - нигде ему не живется хуже, чем у человека низкого звания и малого
достатка; и, наоборот, тем лучше, чем благороднее его господин. Простой человек
и тут мыслит абстрактно, он важничает перед слугой и относится к нему только
как к слуге; он крепко держится за этот единственный предикат. Лучше всего
живется слуге у француза. Аристократ фамильярен со слугой, а француз - так уж
добрый приятель ему. Слуга, когда они остаются вдвоем, болтает всякую всячину
- смотри «Jacques et son maitre» Дидро, - а хозяин покуривает себе трубку да
поглядывает на часы, ни в чем его не стесняя. Аристократ, кроме всего прочего,
знает, что слуга не только слуга, что ему известны все городские новости и
девицы и что голову его посещают недурные идеи, - обо всем этом он слугу
расспрашивает, и слуга может свободно говорить о том, что интересует хозяина.
У барина-француза слуга смеет даже рассуждать, иметь и отстаивать
собственное мнение, а когда хозяину что-нибудь от него нужно, так приказания
будет недостаточно, а сначала придется втолковать слуге свою мысль да еще и
благодарить за то, что это мнение одержит у того верх. То же самое различие и
среди военных; у пруссаков положено бить солдата, и солдат поэтому - каналья;
действительно, тот, кто обязан пассивно сносить побои, и есть каналья. Посему
рядовой солдат и выглядит в глазах офицера как некая абстракция субъекта
побоев, с коим вынужден возиться господин в мундире с портупеей, хотя и для
него это занятие чертовски неприятно.
Достарыңызбен бөлісу: