Задания к семинару № 11 (РАЗДЕЛ 9 ФИЛОСОФСКАЯ

251
равно как и наш, лишены развития. Они сотворены раз и навсегда и обитаемы 
добрыми и злыми существами. Для этих существ человек центр их интересов и, 
так сказать, яблоко раздора. Сам же человек не осознает Природу как нечто вне 
его лежащее и не противопоставляет себя ей. Отдельные проявления Природы 
возбуждают, конечно, те или иные чувства - страх, удовольствие, благоговение, 
но 
Природа 
как 
целое, 
по-видимому, 
почти 
не 
воспринимается 
или 
воспринимается в чисто эстетическом плане, да и то лишь отдельными людьми, 
высоко одаренными художественным чувством. Поэтому редко можно найти 
среди памятников искусства этих эпох лирику природы и еще реже - пейзажную 
живопись. К этой фазе относятся, в основном, культуры древности, а также 
некоторые более поздние культурные формы Востока. В религиозном отношении 
для первой фазы характерен политеизм. 
Для второй фазы типичны те монотеистические системы, которые или 
игнорируют Природу, не проявляя к ней интереса, или враждебны ей. Рост 
личности приводит к представлению, что человек может совершенствоваться. 
Природа же не подает признаков развития, она косна и статична, она 
внеморальна и неразумна, она во власти демонических сил, и та часть 
человеческого 
существа, 
которая 
единосущна 
Природе, 
требует 
либо 
порабощения 
ее 
духом, 
либо 
порабощает 
его 
сама. 
Это 
– 
фаза 
природоборческая. Ее прошли и христианские, и буддийские, и индуистские 
народы; на ней остановилось (пока совпадало со своей национальной религией) 
еврейство. Последнее однако, равно как и народы ислама, не столько стремилось 
к борьбе с Природой, сколько проходило мимо нее. Семитическое чувство 
Природы вообще отличалось скудостью. Давно уже отмечено, как бедны были 
этим чувством авторы библейских книг и Корана сравнительно с теми, кто 
создавал великие эпопеи Эллады и, особенно, Индии Семиты отдавали Природе 
неизбежную дань, осеняя религиозной санкцией воспроизведение рода, но в 
своей духовной философии и искусстве стремились игнорировать ее с 
многозначительной последовательностью. Они сделали у себя фактически 
невозможной скульптуру и портретную живопись, потому что боялись обожествить 
человека и ненавидели обоготворение стихии. Как и другие элементы семитизма, 
эта природоборческая тенденция перешла с христианством в Европу, подавила 
природные культы германского и славянского язычества и господствовала до 
конца средних веков. Но и Востоку пришлось пройти через эту фазу, хотя и 
окрасив ее по-своему. Аскетичность крайних проявлений брахманизма, борьба 
буддизма за высвобождение человеческого Я из-под власти Природы - все это 
слишком общеизвестно, чтобы на нем останавливаться. Таким образом, если в 
первой фазе Природа как целое почти не осознавалась, а поэтизировалась и 
боготворилась в отдельных своих проявлениях, то во второй она была осознана 
как начало враждебное, покорное демоническим силам. 
Третья фаза связана с эрой господства науки и с оскудением мира 
религиозных чувств. Унаследовав от христианства природоборческое начало, 
человек третьей фазы освобождает его от религиозного смысла, отказывается от 
преодоления природных элементов в собственном существе и обосновывает к 
природе строго утилитарный подход. Природа есть объект разумного (научного) 
исследования, - во-первых; она есть сонмище бездушных сил, которое надо 
покорить на потребу человека, - во-вторых. Физический кругозор неизмеримо 
расширяется; 
знание 
структуры 
и 
законов 
нашего 
слоя 
достигает 
головокружительной глубины; в этом - ценность третьей фазы. Но напрасно 
толкуют о любви к природе естествоиспытателей. Интеллектуальную любовь 
можно испытывать только к продукции интеллекта: можно умом любишь идею, 
мысль, теорию, научную дисциплину. Так можно любить физиологию, 

252
микробиологию, даже паразитологию, но не лимфу, не бактерии и не блох. 
Любовь к природе может быть явлением физиологического порядка, может быть 
явлением порядка эстетического, наконец - порядка этического и религиозного. 
Явлением только одного порядка она не может быть: интеллектуального. Если 
отдельные специалисты-естественники и любят природу, то это чувство не имеет 
никакой связи ни с их специальностью, ни вообще с научной методикой познания 
Природы: это чувство или физиологического, или эстетического порядка. 
Однако наибольшего противопоставления себя Природе цивилизованное 
(по крайней мере, западное) человечество достигло не в XX веке, как это могло 
бы показаться, но в XVII, XVIII и начале XIX века. Никогда моды не были так 
искусственны, как во времена пудреных париков. Никогда близлежащие к 
человеку участки Природы не уродовались так рассудочно и противоестественно, 
как в эпоху Версальского парка. Аристократа времен Людовиков так же 
немыслимо вообразить берущим солнечную ванну или гуляющим босиком, как 
нельзя представить себе спартанку времен греко-персидских войн - в корсете и в 
ботинках на высоких каблуках. Во всем этом проявлялось отношение к Природе, 
генетически коренившееся в христианском аскетизме, но в ходе развития 
заменившее духовный снобизм - снобизмом цивилизации, религиозную гордыню - 
гордыней рассудка, а ко всему, печатью рассудочности не отмеченному, не 
испытывавшее ничего, кроме насмешливого презрения. 
Философия Руссо знаменует собою поворотный пункт. Но должно было 
протечь полтора столетия, мир должен был вступить в эпоху городов-гигантов, 
чтобы тоска по Природе стала понятна человеческому большинству. Поэты 
Озерной школы в Англии, Гете и романтики в Германии, Пушкин и в особенности 
Лермонтов в России любили Природу высокой эстетической, а некоторые и 
пантеистической любовью. Возникла Барбизонская школа живописи, и к концу XIX 
века эстетическая любовь завоевала незыблемое право на бытие в культуре; в 
XX веке развилась и любовь физиологическая. Зрительное созерцание Природы 
стало уже недостаточным: появилась потребность ощущать стихии осязательно и 
моторно, всей поверхностью тела и движением мускулов. Этой потребности 
отвечали отчасти туризм и спорт; и, наконец, в 1-й половине нашего столетия 
пляж, с его физиологическим растворением человека в солнечном свете, тепле, 
воде, игре, плотно и прочно вошел в повседневную жизнь. Тот самый пляж, 
который во времена Ронсара или Ватто показался бы непристойной выходкой 
сумасшедших, а в средние века был бы приравнен к шабашам ведьм на Лысой 
горе и, пожалуй, к черной мессе. Если вообразить Торквемаду, внезапно
перенесенного в качестве зрителя на пляж в Остенде или в Ялте, вряд ли можно 
усомниться в том, что мысль о немедленном аутодафе из тысяч этих бесстыдных 
еретиков сразу возникла бы в голове этого охранителя душ человеческих. 
Может быть, ничто так наглядно не иллюстрирует уменьшение пропасти 
между человеком и стихиями за последний век, как эволюция одежды. Пальто и 
головные уборы, неотступно сопровождавшие «образованного» человека даже в 
летний полдень, стали употребляться лишь в меру климатической необходимости. 
50 лет назад казалось неприличным выйти из дому без перчаток; теперь ими 
пользуются только в холода. Вместо сюртуков и крахмальных манишек, в которых 
бонтонно прели наши деды даже при тридцатиградусной жаре, жизнь стала 
завоевываться безрукавками с открытым воротом. Ноги, изнывавшие в высоких 
ботинках, почувствовали прелесть тапочек и босоножек. Женщины освободились 
от кошмара корсетов, летом вошли в обиход укороченные снизу и открытые 
сверху платья, а платья длинные уцелели только в качестве вечерних туалетов. 
Дети, чьи прадеды в соответствующем возрасте чинно расхаживали даже в июле 
в гимназических куртках и с фуражкой на голове, бегают босиком, в одних трусах, 

253
до черноты зацелованные солнцем. Человек мирового города, отдалившийся от 
Природы на такое расстояние, как еще никогда, затосковал об ее «жарких 
объятиях» и возвращается к ней, еще почти бессознательно, инстинктивной 
телесной любовью, но в накопленном историческом опыте своей души неся 
семена нового, совершеннейшего отношения к Природе. Такова четвертая фаза. 
Итак, четыре фазы: языческая, аскетическая, научно-утилитарная и 
инстинктивно-физиологическая….
Но это развитие еще не привело к осознанию того, что возможно и 
необходимо, сохраняя старые оттенки любви к природе, за исключением, конечно, 
аморально-утилитарного отношения к ней, безмерно обогатить это отношение 
смыслом этическим и религиозным… 

жүктеу/скачать 2,57 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: