M. Currey, Daily Routines: How Artists Work (New York: Alfred A. Knopf, 2013), pp. 81–82*. 185

М.  Мэнсон.  «Всё хреново»
147
Спор вели «рационалисты» и «эмпирики», а пара сотен страниц – это самая известная работа
Канта «Критика чистого разума».
191.
Кант  стремился  выстроить  целую  этическую  систему  с  опорой  на  один  только  разум.  Он
попытался преодолеть разрыв между ценностями Чувствующего мозга и логикой и фактами
Думающего мозга. Я не стану здесь вдаваться в подробности кантовской этики, потому что в
его системе много недостатков. Для этой главы я выдернул из нее только самый полезный, на
мой взгляд, принцип и вывод: Формулу человечности.
192.
Если вы внимательный читатель, то, должно быть, заметили здесь небольшое противоречие.
Кант  стремился  разработать  систему  ценностей,  свободную  от  субъективных  суждений
Чувствующего мозга. Однако само желание построить систему ценностей с опорой на один
только  разум  –  это  субъективное  суждение,  вынесенное  Чувствующим  мозгом.  Другими
словами, разве нельзя сказать, что желание Канта создать систему ценностей, выходящую за
рамки религии, это тоже религия? Именно за это Канта критиковал Ницше. Ницше его терпеть
не мог – для него Кант был просто шутом гороховым. Ницше считал этическую систему Канта
абсурдной, а его уверенность в том, что он преодолел подпитываемую верой субъективность,
в  лучшем  случае  наивной,  а  в  худшем  –  откровенно  нарциссической.  Поэтому  читатели  с
углубленным знанием философии сильно удивятся, что я так часто поминаю их обоих в своей
книге. Но я не вижу в этом проблемы. Я считаю, что у каждого из них есть справедливые
наблюдения, которых нет у второго. Ницше был прав в том, что все человеческие убеждения
неминуемо ограничиваются мировоззрением их носителей, а значит, основаны на вере. Кант
был прав в том, что некоторые системы ценностей дают более удачные и логичные результаты,
чем другие, потому что они потенциально необходимы всему миру. Так что технически да,
этика Канта – это еще одна форма религии. Но вместе с тем я считаю, что если наука с ее
доверием к тому, что подтверждается наибольшим числом фактов, дает лучший принцип для
формирования системы убеждений, то Кант нащупал лучший принцип для формирования
системы ценностей: нужно выше всего ценить то, что мыслит о ценности, – сознание.
193.
В плане замороченности образа жизни Кант мог бы претендовать на титул чемпиона мира. См.:
Manson, The Subtle Art of Not Giving a F*ck («Тонкое искусство пофигизма»), pp. 15–19.
194.
Это утверждение можно интерпретировать по-разному. Первый вариант такой: Кант сумел
выйти за пределы субъективного мира оценочных суждений Чувствующего мозга и создать
систему ценностей, пригодную для всех и каждого. С тех пор прошло две с половиной сотни
лет, а философы до сих пор спорят, действительно ли ему это удалось, – большинство говорят,
что  нет.  (Если  интересует  мое  мнение,  см.  примечание  9  к  этой  главе.)  Второй  вариант
такой: Кант ознаменовал собой начало эпохи, когда к вопросу морали перестали привлекать
сверхъестественные силы, – когда люди поверили, что нравственность может быть обусловлена
чем-то  помимо  духовных  религий.  И  это  совершенно  верно.  Кант  заложил  основы  научно
ориентированной  этики,  которая  развивается  по  сей  день.  Ну  а  третий  вариант:  я  просто
хайпую на Канте, чтобы поддержать интерес к этой главе. И это тоже совершенно верно.
195.

М.  Мэнсон.  «Всё хреново»
148
Важно  отметить,  что  в  этой  главе  я  обращаюсь  с  идеями  Канта  весьма  вольно  и  сам  он
ничего подобного не говорил. Вся эта глава – странный симбиоз кантовской этики, психологии
развития и теории этики добродетели. Пристегнитесь – и погнали.
196.
Идеи  про  развитие  в  этой  главе  –  выжимка  (в  упрощенном  виде)  из  работ  Жана  Пиаже,
Лоуренса  Кольберга,  Роберта  Кигана,  Эрика  Эриксона,  Сёрена  Кьеркегора  и  других.  В
модели Кигана аналогом того, что я называю «детство», будут стадии 1 и 2 («импульсивная»
и  «имперская»),  моего  «подросткового  возраста»  –  стадии  3  и  4  («межличностная»  и
«институционная»),  а  «зрелости»  –  стадия  5  («институционная»  и  «межиндивидуумная»).
Больше о модели Кигана – см.: R. Kegan, The Evolving Self: Problem and Process in Human
Development  (Cambridge,  MA:  Harvard  University  Press,  1982).  В  модели  Кольберга  мое
«детство»  –  это  его  доконвенциональная  стадия  нравственного  развития  (ориентация  на
наказание  и  послушание  и  инструментальная  ориентация),  мой  «подростковый  возраст»  –
его  конвенциональная  стадия  нравственного  развития  (модель  «хороший  мальчик  /  милая
девочка» и ориентация на законы и порядки), а моя «зрелость» – его постконвенциональная
стадия  нравственного  развития  (социальный  контракт  и  ориентация  на  универсальные
этические  принципы).  Больше  о  модели  Кольберга  –  см.:  L.  Kohlberg,  “Stages  of  Moral
Development,”  Moral  Education  I,  no.  51  (1971):  23–92.  В  модели  Пиаже  мое  «детство»  –
это его сенсомоторная и дооперациональная стадии, мой «подростковый возраст» – это его
стадия конкретных операций, а моя «зрелость» отчасти пересекается с его последней стадией
формальных  операций.  Больше  о  модели  нравственного  развития  Пиаже  –  см.:  J.  Piaget,
“Piaget’s Theory,” Piaget and His School (Berlin and Heidelberg: Springer, 1976), pp. 11–23.

жүктеу/скачать 1 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: