Глава 4
БОЦМАН
За июлем прошел и август. В Гаване по-прежнему было тревожно.
Ночами в городе раздавались выстрелы, слышались крики стражников.
Кто-то
расклеивал
политические
прокламации,
призывавшие
к
сопротивлению политике короля Филиппа V, тайком распространялись
острые политические стишки, направленные против аудитора Чирино и
генерала Чакона. Английская эскадра все так же маячила на виду перед
городом.
Каждый человек был на учете у военных властей. Де ла Крус
перезнакомился более чем с сотней моряков. Одни служили на стоявших в
Гаване судах, другие числились в ополчении, третьи выполняли земляные
работы, укрепляя оборону города. Но всего не более десяти из них Педро
оставил у себя на примете. Его знали уже почти все гаванские
судовладельцы, но никто не мог перечить распоряжению генерала Чакона.
Все ждали, пока английская эскадра покинет кубинские воды, чтобы можно
было начать серьезные переговоры с молодым капитаном.
Однако де ла Крус не терял времени даром. Он бывал на судах, изучал
новшества в морском деле, привезенные французскими моряками, целыми
днями проводил на верфях арсенала, где строились новые корабли, и
продолжал поиск людей.
Иногда судьба сама помогала ему. В захудалой дешевой таверне,
приютившейся у стен портового рынка, к де ла Крусу подошел человек,
которому было на вид не менее сорока пяти лет. Был он среднего роста,
коренастый, с непомерно длинными и, по-видимому, очень сильными
руками. Шрам на виске делал взгляд его черных глаз особенно грозным.
Было очевидно, что, когда данный человек того хотел, его взгляд
становился не допускающим возражений.
— Я — Диего боцман. Еще мальчишкой плавал с Морганом, — просто
представился старый морской волк — Хочу поговорить с вами.
— Интересно! Зовут тебя Диего, и ты плавал под флагом самого сэра
Генри Джона Моргана? — несколько удивленно переспросил де ла Крус.
— Да капитан. Разорви мне глотку морским ежом, если Диего Мигель
Фуэнтес врет! Диего Добрая Душа, Диего Решето, или, как меня знает
каждый пират Атлантики Диего Мадемуазель Петрона, юнга Моргана и
боцман Лоренсо де Граффа, того храбрейшего из голландцев, который
служил испанскому королю.
— Что ж так? Отчего не плаваешь, боцман? По старости?
— Нет, капитан. Не откажите кружку…
Де ла Крус велел подать бутылку крепкого напитка. Они пересели в
дальний угол за грязный, залитый вином столик. Боцман опрокинул свою
кружку и продолжал:
— Родом я из Виго. В тринадцать лет мягкую постель и чистое белье
сменил на грязный трюм. В четырнадцать уже плавал юнгой и брал с
Морганом Панаму. В двадцать четыре я говорил по-английски и по-
французски, как на родном языке, и не было у знаменитого Франсуа
Граммона лучшего марсового, чем испанец Диего Добрая Душа. В двадцать
восемь чуть не погиб от ран, когда мой капитан, голландец Ван Горн,
вместе с Лоренсо де Граффом взяли неприступный Веракрус. Выходила
меня тогда самая бесстрашная женщина в мире — Петронила де Гусман,
славная подруга капитана де Граффа. К нему я и ушел после Веракруса,
под флаг главного судна флотилии, которым командовал Лоренсильо. Скоро
моя часть добычи выросла втрое. К тому времени матросы с пиратских
кораблей меж собой меня иначе и не звали, как Мадемуазель Петрона, а за,
внимание, которое мне оказала Петронила, я стал боцманом флагмана,
отличного двухпалубного фрегата в 32 бортовых и пять палубных орудий.
— Выходит, вы служили и французской короне, когда Лоренсильо
получил звание старшего офицера военно-морского флота его величества
Людовика XIV? — невольно перейдя на «вы», спросил де ла Крус по-
французски.
— Oui, capitaine, un peu!
[4]
Страсть к приключениям…
безнаказанность поступков, легкая нажива… Я ребенком оставил весьма
состоятельный отчий дом. Всю жизнь потом испытывал удовольствие
только от приключений. Только вот богатства, прошедшие через эти руки,
удержать не смог. За то и был прозван Добрая Душа, а потом Решето.
Пиратский мир, столь страшный на взгляд простого горожанина, капитан,
имел когда-то свои строгие законы, никем не писанные, но справедливые.
Взаимное уважение, абсолютная честность при дележе. Между теми, кто
хоть раз дал клятву верности законам Береговых братьев, не было секретов.
Никто никогда не посягал на собственность собрата, общественное добро
считалось священным. Но было в пиратской жизни то, чего я не мог
выносить, — это убийство беззащитных людей, особенно детей и женщин.
Всякий раз при жестоких расправах над ними я страдал. С возрастом
страдания стали невыносимыми. Я выкупал несчастных, когда мог, брал их
под защиту. Мне стало трудно жить с пиратами, особенно после того как,
пусть легкой будет ее жизнь в потустороннем мире, Петронила де Гусман
проявила ко мне столько внимания. И наступил страшный день. Подруга
капитана де Граффа в девяносто пятом была взята испанскими солдатами в
плен неподалеку от Коровьего острова у Санто-Доминго. Я сражался из
последних сил пока не сломалась моя сабля и от потери крови я не
повалился на палубу. У меня на глазах над Петронилой надругались
солдаты. Потом мне удалось бежать. С великим трудом добрался я до
Тортуги Но там меня ждала самая жестокая несправедливость, какая только
свершалась на этом свете, капитан, — старый морской волк опустил голову,
замолчал и потянулся к бутылке.
— Ну-ну, Добрая Душа, рассказывай до конца, — попросил де ла Крус
и наполнил кружку.
— Кто-то пустил слух, что Диего Решето предал Петронилу. А я
всякий раз, стоило мне услышать, что кто-то говорит о ней, не мог
сдержать слез и начинал плакать, как ребенок. Лоренсильо меня не принял.
Издевательствам не было конца. Клянусь! Многим это стоило жизни! Вот
этот нож… — и Диего поднял рубаху. Из-за пояса торчала толстая рукоятка,
искусно украшенная панцирем морской черепахи каретта. — Вот этот нож,
капитан, лопни мои глаза, если это не так, отправил добрую дюжину
мерзавцев к их праотцам. Тогда Береговые братья поклялись разделаться со
мной. На гроши, которые задержались в доме моего старого товарища, я
перебрался на Кубу и вот уже скоро как восемь лет ставлю на корабли
пушки в гаванском арсенале.
— Интересная у вас жизнь, Диего. Ну, а что же такого славного
боцмана привело ко мне?
— Капитан, раз в год я, как другие отмечают день ангела, прихожу
сюда, на портовый рынок. Здесь все напоминает мне о прошлом. Душа
тоскует по морю. У меня есть дом, жена и двое детей. Но, видно, костям
моим суждено лежать на дне морском, а не в земле. Слышал я, капитан, что
вы набираете команду. Вчера в кабачке «Три якоря» рассказал мне за
кружкой вина чуть больше, чем надо бы, один из ваших людей. Ночь эту я
не спал. С утра вас караулю и, как только вы появились на рынке, сразу
заметил. Видел, как вы дали недостающее песо девушке, которой не
хватало его, чтобы купить платье у барышника. Глаз мой опытен, капитан.
Я уже знаю, что храбрости вам не занимать, а добротою вы можете
поделиться с самим гаванским прелатом, отцом Компостела
[5]
.
Убежден, — разнеси мне живот на обед акулам, — что и судно снаряжаете
не из-за желания испытать фортуну и разбогатеть, сколько…
Педро пристально поглядел на боцмана, Диего перехватил его взгляд
и, оборвав фразу, начал новую мысль:
— Вы, капитан, да простит меня бог за наглость, еще мало плавали и
здешние воды не успели узнать, и… — Диего на миг задумался,
подыскивая подходящее слово или, скорее всего, взвешивая, стоит ли ему
вот так сразу высказывать свои мысли. Потом он быстро и решительно
сказал: — …отсохни мой язык, если каперское дело на Карибах не опасное
дело, капитан. В море здесь неспокойно. Да и пираты, а старой закалки уже
не осталось, они народ беспощадный. Всего одна оплошность с вашей
стороны — и цели не видать, как днища у затонувшего судна. Можно и
жизни лишиться…
Последняя фраза бывалого моряка заставила де ла Круса
присмотреться к собеседнику, тот, бесспорно, начинал нравиться капитану.
Все говорило в пользу корабельного мастера. Вот только возраст несколько
смущал де ла Круса.
— А не староват ли ты, Диего? — спросил Педро бывшего пирата
после недолгого раздумья. — Не сдашь ли, коль станешь плавать со мной?
— Капитан, намотайте мои внутренности на якорный барабан! Еще
добрый десяток лет не уступлю ни одному молодому. Поверить не могу, что
вы собирались составить экипаж из своих сверстников. Это было бы
неосмотрительно. Подвесьте меня к боканцам, если Решето не знает, кто
чего стоит в гаванском порту. Я помогу вам, капитан, как никто другой.
Есть у меня на примете и верные молодые ребята. За мной, тем более за
вами, когда узнают вас, клянусь Нептуном, пойдут в огонь и в воду.
Капитан, неужели у вас повернется язык отказать мне, Диего Добрая Душа
когда он сам просится к вам на корабль? Готов, так мне подсказывают мои
старые внутренности, пойти за вами, куда прикажете. Конечно, лучше бы
не на торговце…
Педро не так-то просто было убедить на словах, даже произнесенных с
такой подкупающей искренностью. Он решил испытать опытного пирата
делом.
— Хорошо! — заранее зная, что скажет обидные для Диего слова, де
ла Крус медленно, как бы нехотя произнес: — Ладно! Для марсового ты,
Диего, уже не подходишь, ну а бомбардиром согласишься?
Подобное предложение для матерого морского волка, видавшего на
своем веку такое, что и не снилось молодому капитану, было более чем
оскорбительным. Диего Добрая Душа сурово глянул на де ла Круса,
большой шрам его побагровел, но улыбка тронула уголки губ, и Добрая
Душа спокойно ответил:
— Спасибо, капитан, ни за одно ядро моего орудия вы не заплатите
напрасно, — и, переходя от обещаний к делу, Диего продолжил: — За
последний год я кое-чему научился у французских моряков маркиза Шато-
Рено. Он так бесславно нашел свой конец у берегов моего родного Виго.
Согласен…
— Ну, вот и хорошо! Завтра здесь в тот же час и обговорим детали
подробно. Эй, хозяин! — окликнул Педро стоявшего за стойкой толстого
испанца. — Получите с нас! — И прежде чем хозяин подошел за бутылкой,
чтобы посмотреть, сколько из нее было выпито, Педро налил Диего и себе
еще по кружке.
Добрая Душа одним движением опрокинул свою порцию и, переведя
дух, собрался было что-то сказать, но передумал и только махнул рукой.
— Ладно, капитан, все-таки согласен. Только, разбей меня ядром,
засмеют Добрую Душу друзья, когда узнают, что Диего отныне просто
бомбардир. Однако завтра здесь в тот же час! Вы скоро убедитесь, какую
пользу я окажу вам еще в Гаване, или мои дети забудут имя своего отца.
Расплатившись, Педро вышел на улицу. За темными тучками уже
виделся чистый горизонт. Так случается, когда болезнь отступает, врачам
этого еще не видно, но больной уже ощутил, что ему стало легче, и
появилась надежда на исцеление.
На следующий день де ла Крус пришел в таверну вместе с Бартоло.
Добрая Душа уже ждал его. Педро хотелось проверить, как отнесется Диего
к бывшему рабу, ныне черному слуге, а также узнать мнение Бартоло,
который обладал тончайшей интуицией и хорошо разбирался в людях.
Педро велел Бартоло прямо высказывать его наблюдения в отношении
своих новых знакомых.
Диего почтительно поклонился обоим и быстро подставил к столу
третий табурет.
— Мой капитан, смею сообщить, тот человек, что рассказал мне о вас
в «Трех якорях», болтлив, особенно за бокалом. Он храбрый моряк,
отличный плотник, знающий свое дело. Но не доверяйте ему того, чего
другим знать не надо, — наотрез отказавшись от спиртного, приступил к
беседе Добрая Душа.
— Спасибо, Диего. Я и сам заметил этот его недостаток, но, честно
говоря, не стану на него сердиться Как-никак именно его разговорчивости я
обязан знакомством с вами, — и Педро, и Бартоло отметили про себя, как
при этих словах потеплел взгляд Диего. — Надеюсь, что вы сами умеете
держать язык за зубами!
— Сеньор де ла Крус! — воскликнул Диего, но осекся, видя, как
огромная черная глыба, каким казался Бартоло малознакомым людям,
неожиданно поднимается из-за стола. Это означало, что Бартоло разделяет
мнение о Диего, которое сложилось у де ла Круса. Правда, Бартоло мог
сделать чересчур поспешный вывод, но и самому Педро уже не терпелось
приступить к делу, и он изменил своей природной осторожности.
— Послушай, Добрая Душа, мне твое прозвище нравится, как
понравилась и твоя проницательность. Я ведь никому не говорил, что
собираюсь стать корсаром. Но ты угадал, и я тебе открою секрет. Не спеши
благодарить. Докажи свою преданность делом. Сейчас ты станешь третьим
человеком в Гаване, которому будет известно, зачем де ла Крус ищет
хороший корабль и храбрых людей. Мне нужно разыскать Ганта. Я
поклялся отомстить ему за разорение Тринидада.
— О, проткни меня насквозь трезубец Нептуна, я чувствовал, что на
своем веку еще встречу настоящего моряка! — восторженно перебил
Добрая Душа.
— Так вот, Диего, ты понимаешь, что это значит? Конечно, коль скоро
мы получим королевский патент, каждый враг короля на море будет и
нашим врагом. Из всего, что попадет в наши руки, каждый получит свою
долю, как положено. Но лишний раз рисковать до встречи с Гантом я не
стану. Это обстоятельство также должно остаться между нами. Теперь
второе, насчет бомбардира. Ты, Диего, вчера меня правильно понял. Я
хотел тебя проверить.
— О, мой капитан!.. — Добрая Душа откинулся назад и глубоко
вздохнул.
— Предлагаю с завтрашнего дня заняться поисками судна. Из тех, что
ходят под парусами, стоят на якорях в гавани или строятся на стапелях
арсенала. Понимаю, что сейчас в Гаване для этого совсем неподходящая
обстановка. Но без судна, Диего, мы с тобой сможем в лучшем случае быть
хорошими солдатами у генерала Чакона. Да и тебя я не могу пригласить на
несуществующий корабль. Покажи, на что ты способен, и тогда мы ударим
по рукам.
— И за это спасибо, капитан. Ну да ладно! Дайте мне десять дней, и я
не буду Решетом, если не пропущу через себя все, что может нам
подойти, — спокойно заявил Добрая Душа.
Через семь дней, рано утром, когда Педро еще спал, в его дверь
постучал хозяин «Розы ветров». И, к неудовольствию хозяина, тут же
раздался голос Доброй Души, который, не дожидаясь ответа, поднялся
вслед за трактирщиком:
— Мой капитан, прошу вас, поднимайтесь как можно скорее. У меня к
вам срочное дело.
Этих слов было достаточно, чтобы Педро поспешно спустился и,
успокоив хозяина приветствием, не теряя более ни минуты, последовал на
улицу за Диего. Тот сказал на ходу.
— Капитан, надо торопиться! За ползолотого дублона нам покажут
отличную посудину. Вчера офицеры сошли на берег, и успеть осмотреть
корабль надо до того, как они вернутся. Больше пока, прошу вас, ни о чем
не спрашивайте.
Они уже миновали порт и довольно долго шли по берегу в глубь
залива, пока впереди не показались пакгаузные постройки, а за ними три
стройные мачты.
Добрая Душа поведал де ла Крусу, что судно пришло в Гавану год
назад в составе флотилии адмирала Шато-Рено под флагом молодого
французского маркиза Луаэ де Блаказа. Маркиз серьезно заболел и по этой
причине остался в Гаване, где жизнь ему пришлась по душе. Однако еще не
было доподлинно известно, желает ли маркиз продать корабль. И
невозможно было предсказать, сколько в этом случае он за него запросит.
Осмотр корабля они начали с каюты капитана.
Салон был обставлен со вкусом. Мебель и декоративные украшения
говорили об утонченности владельца каюты и его симпатиях к
французскому двору Людовика XIV. Прозрачные занавески из голубого
шелка подбитого бледно-розовыми брюссельскими кружевами, прикрывали
квадратные окна. Простенки были заняты оружием, там висели изделия
французских, итальянских, толедских и дамасских мастеров. С потолка
спускался бронзовый позолоченный канделябр на восемь свечей.
Продолговатый стол из драгоценной карельской березы стоял вплотную к
дальней стенке каюты. Солнечные лучи пробивались сквозь легкие
занавески, и поверхность стола переливалась разными цветами, поскольку
была искусно выложена кусочками малахита, слоновой костью и
перламутром. Между столом и перегородкой располагался обтянутый
светло-серым атласом диван, над ним, на стене, висела карта Карибского
моря. За переборкой из орехового дерева находилась не менее изящная
спальня…
Дальнейшее знакомство с кораблем не разочаровало де ла Круса.
Вооружено судно было тридцатью четырьмя пушками. Рангоут и такелаж
были изготовлены лучшими мастерами из первоклассного материала.
Огромных размеров, но легко управляемые, косые, латинские, паруса, без
сомнения,
позволяли
судну
развивать
большую
скорость,
а
дополнительный набор прямых парусов на фок-мачте обеспечивал судну
хорошую маневренность. Де ла Крус должен был признать, что прежде не
встречал ничего подобного, хотя и бывал на линейных двух— и
трехпалубных кораблях и на фрегатах, как французских, так и испанских,
ходивших под вымпелом военно-морских сил. Но для достижения его цели
ничего лучше этого корабля нельзя было и желать.
Дежурный — младший офицер — ожидал обещанные полдублона.
Поскольку он понял, что осмотр судна производился достойным человеком,
то распорядился подать в каюту капитана вина. Педро де ла Крус за годы
скитаний отвык от подобного блеска и от чувства восхищения, которое
вызывает в человеке вид роскоши. Осмотр корабля заставил де ла Круса
вспомнить детство. Однако тревожная мысль посетила его трезвый ум:
если это продается, то какова же цена корабля? В чужом городе
недостающую сумму ему было не собрать, а стоимость судна, должно
быть, превышала 20 тысяч дукатов.
Офицер разливал по бокалам вино, а Диего, казалось, угадал сомнения
де ла Круса и, приблизившись к комоду, где был установлен деревянный
макет корабля, произнес:
— Теперь надо, чтобы маркиз продал эту красавицу, да подешевле.
— Если маркиз и пожелает продать свое судно, то мне придется
отправиться обратно в Тринидад, причем с протянутой рукой. Средств,
которыми я располагаю, недостаточно для такой крупной сделки. А за
время моего отсутствия маркиз наверняка раздумает продавать корабль, а
то и просто уйдет во Францию. В общем, пока, Диего, хоть ты и разыскал
превосходное судно, я не вижу причин останавливать поиски, —
продолжал де ла Крус.
По-прежнему улыбаясь, Диего прервал его рассуждения:
— Простите, капитан, за дерзкий вопрос… Вы бывали в доме дона
Бартоломе де Арреола Вальдеспино и знакомы с графиней Иннес?
В это время им подали вино, и дальнейший разговор уже происходил
на обратном пути:
— Да, Диего, я знаком с графиней Иннес. И что же? — де ла Крус
насторожился.
— Я кое-что слышал от брата жены, он плотничает в доме Арреолы.
Мне нужно несколько дней, чтобы все разузнать. Меж тем не
пренебрегайте моим советом: постарайтесь чаще бывать в тех местах, где
вас может встретить графиня Иннес.
— Что это значит? — возмутился де ла Крус.
Педро, занятый поисками корабля, ни на секунду не забывал о дорогой
его сердцу Каталине. Ни о чем другом он не хотел и думать, поэтому
всякий раз, когда позволяли приличия, уклонялся от светских визитов,
особенно от свиданий с женщинами. Сейчас, услышав от Диего имя
графини Иннес, он тут же вспомнил, как три дня назад он отказался от
приглашения Арреолы Вальдеспино быть на воскресном приеме в честь
графини и как потускнели при этом большие красивые глаза молодой
женщины. Она явно благоволила де ла Крусу, и он чувствовал, что в
красивой испанке есть нечто способное взволновать его молодую кровь.
Конечно, он отказался от приглашения вовсе не потому, что портной будто
бы не успеет сделать ему подходящего платья. Графиня могла стать
искушением, а де ла Крусу был слишком дорог образ бедной Каталины.
— Так что вы хотите этим сказать, Диего? — переспросил де ла Крус.
— Не скрою, капитан, знай я вас чуточку больше, рассказал бы все
сразу. Но я еще не служу у вас, а только доказываю свою пригодность,
поэтому разрешите мне изложить план до конца в понедельник, после того
как вы побываете на вечере у Арреолы. И прошу вас, уделите графине
внимание. Если вы хоть немного почувствовали ко мне расположение и
считаете, что я могу быть вам полезен, капитан, сделайте так, чтобы
графиня была к вам благосклонна. А к маркизу де Блаказу, напротив, не
проявляйте никакого внимания — и ни слова о его корабле. Не задавайте
мне больше вопросов, прошу вас, капитан!
У де ла Круса были основания недоумевать по поводу того, как ведет
себя Диего, но, полагаясь на опыт бывалого моряка, Педро согласился
дождаться понедельника.
— Вы еще не знаете, капитан, что для делового человека в Гаване не
существует секретов. Люди здесь рассказывают друг другу все, что у них за
душой. Надо только знать, где кого слушать. К понедельнику я принесу вам
в «Розу ветров» необходимые сведения о маркизе и его намерениях. Только
будьте поласковее с графиней, — попросил еще раз Добрая Душа де ла
Круса.
— Все это хорошо, и я тебе верю, Диего. Но, откровенно говоря, мне
не нравится, что у тебя есть какие-то свои планы, которые ты не хочешь
мне сообщать, — не то чтобы строго, во всяком случае, без намека на
шутку, сказал де ла Крус.
— Да, но пока, капитан, мы с вами выступаем как партнеры… Вот
если бы я служил у вас… ну, тогда другое дело, — быстро возразил Диего.
— Ладно, ладно! Хорошо! Даю тебе еще одну возможность доказать,
сколь ты проворен и умен. — Педро вновь ушел от вопроса, который,
видно, всерьез волновал Диего. — Я поступлю, как ты предлагаешь, и буду
ждать тебя в понедельник в «Розе ветров» до полудня. — И они
распрощались.
Вернувшись вечером в гостиницу, де ла Крус получил от хозяина,
который гордился тем, что капитан остановился в «Розе ветров»,
очередную листовку со стишками про аудитора Чирино и генерала Чакона.
В листовке говорилось об отсутствии согласия между ними в руководстве
губернаторством. Де ла Крус решил немедленно воспользоваться этим
предлогом и, приодевшись, направился с листовкой к своей новой
знакомой, Марии де Арреола, которая была дочерью уважаемого дона
Бартоломе де Арреола Вальдеспино, королевского финансового инспектора
на острове Куба.
|