Семья по выбору
Чонгук сидит на камне на обочине перед небольшим кафе и,
уставившись на текущую вниз по улице розовую воду, думает о своем. Намджун
выливает на кафельный пол кафе очередное ведро воды, а Хосок и еще пара
парней метлами разгоняют лужи. У Чонгука пятиминутный перерыв, и он снова
вернется помогать парням. На кафе напали час назад, когда парни, услышав
выстрелы, прибежали сюда, то нападающих уже не было. По словам свидетелей,
к кафе подъехал внедорожник, из которого открыли огонь по витрине. Сразу
после того, как внедорожник скрылся, жители соседних домов посыпались на
улицу, а сейчас, уже насмотревшись на кровавые разводы, расходятся. Помимо
того, кто был целью нападающих, погибли два посетителя и официант.
Родственники уже забрали тела погибших, а мальчики помогают хозяину кафе
убрать последствия нападения. Чонгук позже узнает у отца, что случилось и кто
напал на их человека, а пока, вновь поднявшись на ноги, тянется за своей
метлой. Жизнь в квартале возвращается в прежнее русло, плач давно стих, на
улицах, где смерть превращается в обычное явление, нет места слезам. Чонгук
знает, что те, кого он видит сейчас, уже через час могут окрасить асфальт в
красный и остаться в памяти только воспоминанием. Жизнь в Кальдроне учит
ценить каждый момент с дорогими людьми, а еще она заставила Чонгука
привыкнуть к Смерти, вечно идущей рядом и прячущейся в его же тени. Мо,
засмотревшись на подъезжающие к кафе автомобили картеля, которые, видимо,
пришли осмотреть место нападения и, наконец-то, забрать последнее тело,
получает нагоняй от Намджуна и вновь принимается очищать кафель.
— Я только недавно ремонт сделал, последние сбережения вложил, —
причитает сидящий в углу хозяин кафе — пятидесятилетний альфа Боно. — На
той неделе на точку Ибо напали, и у него больше нет клиентов.
— Дядя Боно, не паникуй, — пытается приободрить мужчину Хосок. — Все всё
забудут. Мы мрем, как мухи, но жрать всё равно хочется, а твои тортильи с
сыром объедение.
— Ты меня успокаиваешь, сынок, — усмехается Боно. — Для вас у меня всегда
найдется что-нибудь вкусное.
Мальчики отходят к стенам, когда внутрь входят люди картеля Амахо. Угрюмые
и высокие альфы, руки и шеи которых сплошь забиты татуировками, подходят к
Боно, а один из них, видимо, главный, выдвинув стул, садится напротив
мужчины.
— У меня будет такая тачка, — говорит Чонгуку прилипший к витрине Хосок, с
восторгом рассматривающий новый мерседес за окном.
— Ты же хотел ламборгини, — подходит ближе Намджун.
— Думаешь, мы сможем настолько разбогатеть? — не веря, смотрит на него
Хосок.
— Думаю, что не надо принижать мечту и надо мечтать о большем, — твердо
11/624
говорит Чонгук. — А ты у нас недаром Сайко зовёшься, мне кажется, тебе всё по
плечу.
Чонгук продолжает смотреть наружу и не замечает, как от его слов загораются
глаза друга.
Допросив Боно, люди Амахо уезжают. Мальчики уже заканчивают с уборкой,
когда в кафе врывается Лэй, который сперва дает подзатыльник сыну, а потом,
притянув его к себе, крепко обнимает.
— Я так испугался, — причитает омега. — Я так боялся, что ты за тако к Боно
зашел и под пули попал.
— Ну папа, не позорь, — ноет Хосок, пытаясь выбраться из объятий.
— Папенькин сыночек, — хохочет Намджун и замирает под суровым взглядом
омеги.
— Сюда иди, — приказывает Лэй и, притянув подошедшего подростка,
прижимает к груди. Чонгук и Мо, прекрасно зная, что они следующие, сами
подходят и тоже обнимают омегу.
— Чтобы жили, — внимательно смотрит на мальчишек омега. — Вам нельзя
умирать. У вас на это слишком много причин. Вы должны вырастить братьев,
поставить их на ноги, должны стать опорой и защитой тех, кто остался, в конце
концов, вы должны купить мне дом с бассейном. Вы меня поняли? Обещаете, что
не умрете?
Мальчишки дружно кивают, и Лэй возвращается на работу.
После помощи Боно Намджун уходит домой, объясняя тем, что соседей до
вечера не будет и нужно смотреть за Аароном. Домик Намджуна находится в
самом бедном районе территории, и альфа добирается туда через час, сменив
два автобуса.
Намджун забегает в магазин на углу за рисом и сахарным песком, а после
заходит к соседям. Аарон, заметив брата, сразу бросается к нему, и Намджун,
подхватив ребенка на руки, идет к себе. Он осторожно ступает по разбросанной
по полу коридора обуви и игрушкам и, пройдя на крохотную кухню, опускает
ребенка на стульчик. Через час Аарон кушает сладкую рисовую кашу, а Намджун
приступает к уборке. В шесть вечера домой заваливается Чинаэ — папа альф.
Тридцатисемилетний худощавый омега сильно красит глаза, еще больше
привлекая внимание к черным кругам под ними. Он почти не ест дома, Намджун
сомневается, что он ест за его пределами, всё, что омега принимает, — это
алкоголь и порошок, которым часто с ним расплачиваются. Намджун проходит
мимо копошащегося в шкафу гостиной Чинаэ и продолжает собирать
разбросанные по всему дому игрушки и одежду Аарона.
— Где мой пиджак с бисером? — кричит омега, вываливая содержимое шкафа на
пол. — Почему в этом доме ничего не лежит на местах?
— Может, потому что за домом надо смотреть? — спокойно говорит проходящий
мимо с корзиной грязного белья Намджун.
— Не тебе мне указывать, — отвечает подвыпивший омега и обходит
12/624
подошедшего и просящего внимания Аарона. — Пользы от вас никакой, нарожал
на свою голову.
— Поверь мне, мы сами не рады, что у нас такой папа, — криво улыбается
Намджун. — На кухне каша, может, поешь немного, — как бы он ни злился на
папу и не убеждал себя, что ненавидит его, видеть еле стоящего на ногах омегу
невыносимо. — Останься хоть на один вечер, мне на тебя плевать, но Аарон
скучает.
— Я работаю и деньги зарабатываю, — фыркает омега, наконец-то нашедший
пиджак. — У меня нет времени с вами сюсюкаться и каши трескать.
— Ты издеваешься? — восклицает Намджун. — Еду покупаю я, счета оплачиваю
я, одеваю ребенка я. Где то, что ты зарабатываешь? Пожалуйста, сиди дома, я
смогу нас прокормить.
— Обворовывая соседей? — брезгливо морщится Чинаэ.
— Я не ворую у соседей.
— Просто в этой дыре уже и воровать нечего.
— Хватит нас позорить, я способен нас прокормить, — настаивает Намджун.
— Я никого не позорю, я танцую, — идет в коридор омега.
— Посмотри на себя, сколько их было сегодня, и зачем? Чтобы купить бутылку
пойла и сидеть в твоей любимой дыре? — догоняет его альфа.
— С чего ты решил, что можешь мне указывать, как жить? — разворачивается
мужчина и толкает мальчугана к стене.
— Когда ты умрешь, я не приду на твою могилу, не буду тебя оплакивать, —
цедит сквозь зубы Намджун, смотря прямо в глаза папы и отчаянно стараясь не
заплакать.
— Сам доживи хоть до двадцати, — отпускает его Чинаэ и тянется к двери.
— Я доживу, я должен, я Лэю обещал, — кричит ему в спину Намджун. — У меня
есть брат, который при живых родителях круглый сирота, — уже тихо говорит
альфа и садится на пол, улыбаясь Аарону, который протягивает ему свою
любимую игрушку.
***
Чонгук после обеда заходит в паб, который служит местом сходки отца и его
людей. Маленького альфу хорошо знают в пабе, поэтому никто не мешает
мальчугану беспрепятственно пройти к двери в углу и спуститься в подвал. В
сильно накуренном помещении без окон за круглым столом сидят пятеро альф, в
их числе и До. Злость и обеспокоенность мужчин чувствуется даже в воздухе,
Чонгук слышит рык их зверей, но здесь его отец, и ему нечего бояться. Чонгук
пока не чувствует своего зверя, но отец говорит, что у него он впервые проявил
себя в четырнадцать. По словам До, зверь есть в каждом человеке вне
13/624
зависимости от его пола, но только зверь сильного альфы способен
контролировать зверей и других людей. Чонгук каждую ночь слушает себя, но
пока ничего не чувствует.
— Ты почему не дома? — подходит к мальчишке До.
— Я оттуда, — врет Чонгук. Он после смерти папы и так не любил возвращаться
домой, а сейчас, когда там живут Илан с сыном, желание вообще на нуле.
Чонгук все чаще пропадает на улицах, даже на обед домой не возвращается, ест
или у Хосока, или на улице.
— Я знаю, что ты был в кафе, — достав из холодильника в углу банку пепси,
передает ему альфа. — Сильно испугался?
— Ничего я не испугался, — храбрится Чонгук и отпивает из банки. — Я хотел
спросить, кто это сделал?
— Опять ты любопытничаешь, — ерошит его волосы До, прекрасно зная, что
лучше ответить, иначе Чонгук не уйдет. — Если бы мы знали. Внедорожник был
без номеров, никто не видел, с какой стороны он въехал, но мы успели
отследить, что он скрылся в Ракун. В любом случае, это ничего не значит, он
может использовать территорию Ракуна, как транзит.
— А за что его убили? — не отстает мальчишка.
— Того пацана? — чешет шею альфа. — В том-то и дело, что ни за что. Он просто
был братом нашего информатора. Его убили, как наказание, ну или
предупреждение.
— Понятно, — опускает глаза на банку Чонгук и, потоптавшись пару секунд на
месте, идет к лестнице.
Всю дорогу до склада Чонгук думает о словах отца. Днем, когда они убирали
кафе, Чонгуку, измазанному по локоть в чужой крови, было легче, чем сейчас.
Днем он считал невинно погибшими троих, а сейчас их четверо. Кто-то просто
пришел поесть и больше домой не вернулся, а кто-то несколько раз нажал на
спуск и сейчас распивает текилу у себя дома, и целует в лоб своих детей. Чонгук
за свои одиннадцать видел трупов не меньше, чем живых, и смерть его не
напугает. Первый раз это был альфа лет двадцати, его бросили на обочине с
простреленной головой. Чонгук, которому тогда было пять лет, несмотря на
крики папы, тоже побежал на улицу смотреть. Он никогда не забудет
изуродованное лицо именно того парня, хотя после видел и похуже. Год назад в
мусорных баках они с Хосоком нашли части тела, которое, сами собрав,
похоронили на местном кладбище. Смерть уродлива, и ее тяжело принимать, но
еще тяжелее запрещать себе думать о погибшем, которого пусть и видишь
впервые. Тяжело не рисовать в голове картины о его семье, о том, о чем он
мечтал, чего хотел, знал ли, что больше не увидит рассвета, выходя из дома.
Чонгук избавился от этих навязчивых мыслей, придумывая жертвам картелей
вину. Если кто-то убит — значит, было за что. Так легче дышится. А отец сказал,
что альфа, в которого стреляли в кафе, виновен только в том, что приходится
братом тому, кто провинился. Снова эти думы, где в своей голове он заставляет
оживать каждый из сегодняшних трупов и пишет им историю. Чонгук разводит
костер, стелит на деревянный ящик куртку и, опустившись на нее, смотрит на
огонь.
14/624
— Опять с огнем разговариваешь? — проходит на склад и идет сразу к нему
Намджун, который отдал Аарона вернувшимся соседям.
— Я вижу его лицо, — не сводит глаз с языков пламени Чон.
— Дьявола? — усмехается привыкший к разговорам друга с огнем Намджун.
— Эль Диабло. Присмотрись, — настаивает Чонгук, кивая на огонь. — Он
говорит, что смешает мир с пылью и вознесётся над ним, проткнув твердь
небесную дьявольскими рогами, а все мы будем подчиняться ему ... — не
договорив, отвлекается на шум мальчуган.
Железная дверь с грохотом распахивается, и в комнату влетает
взбудораженный Хосок.
— Там Мо избивают, — кричит мальчуган и, подбежав к железному сундуку в
углу, достает из него дубинку. Чонгук и Намджун, вооружившись подручными
средствами, срываются за другом. Запыхавшиеся мальчики добегают до
соседней улицы и замирают. Плачущий Мо привязан к столбу, а вокруг него
ходят гогочущие подростки лет пятнадцати и выкрикивают обидное «Монстр».
— Их семеро, нас трое, — говорит Намджун. — Вы берите по два, я возьму троих.
— То, что ты старше, не значит, что сильнее, — пытается возразить Чонгук.
— Заткнись и присматривай за Хосоком, чтобы его опять не унесло, — отрезает
Намджун и бросается в бой.
Через двадцать минут после начала драки парни уже лежат на асфальте и
плюются кровью, но не сдаются. Намджуна пинают сразу двое, Хосок, которому
блокировали ноги и руки, все равно вырывается и дотягивается зубами до уха
противника.
— Я твое ухо откушу и выплюну, — орет Хосок и почти выполняет угрозу, но
подросток, лежащий на нем, со всей силы бьет его по лицу. Хосок сплевывает
кровь ему в лицо, и клацает зубами, пугая до этого момента уверенного в себе
подростка.
Чонгук одной рукой придерживает рассеченную бровь, из которой хлещет кровь,
а второй продолжает бить по бокам прижавшего его к асфальту альфу.
Подростки, услышав шум автомобилей, оставляют своих жертв и разбегаются, а
Чонгук сквозь застилающую глаза кровь видит лицо отца.
Из-за До в платную больницу принимают всех троих. Хуже всего досталось
Чонгуку, и альфе накладывают швы. Всю дорогу до дома До молчит, и Чонгук
еле терпит, чтобы не расплакаться.
— Отец…
— Не говори ничего, — паркует пикап во дворе дома До. — Просто нападая на
тех, кто сильнее тебя, думай о том, что рассеченная бровь не максимум, и
следующей может быть твоя жизнь.
15/624
— Они издевались над Мо, — тихо говорит мальчик.
— Мне плевать! — кричит на него отец. — Это жизнь, и каждый должен уметь
постоять за себя!
— А на что тогда друзья? — нахмурившись, смотрит на него Чонгук. — Друзья
ведь должны прикрывать спину друг друга.
— У тебя нет друзей, ты сам себе друг, хотя в твоем случае ты враг, —
усмехается До. — Только семья стоит того, чтобы ради них умереть.
— Они моя семья, — бурчит Чонгук и, спрыгнув вниз, идет к себе.
Заснуть долго не удается, и когда он уже впадает в дрему, он чувствует запах,
которым пахнет только один человек в этом доме, и видит пытающегося
взобраться на кровать омежку.
— Уже полночь, какого хуя ты не спишь? — севшим голосом спрашивает альфа,
у которого нет сил на скандалы.
— Я принес бинт, буду тебя лечить, — нагибается над его лицом ребенок. — Это
больно?
— Юнги, иди к себе, — твердо говорит Чонгук.
— Хорошо, — бурчит омежка и сворачивается калачиком рядом.
— Юнги, — вздыхает Чонгук и, смирившись, поворачивается на другой бок.
***
Чонгук приходит ко второму уроку и сразу же вызывает друзей на задний двор.
Мо продолжает благодарить парней за помощь, а они по одному, притянув его к
себе, обнимают.
— Мой отец говорит, что убиваться можно только ради семьи, что дружбы не
существует, и друг сегодня — завтра твой враг, — смотрит на парней Чон. — Я
ему верю, поэтому отныне я считаю вас своей семьей. Когда мы были
маленькими и играли у нас во дворе, мы рычали, выли, прекрасно изображали
всех зверей, которых только по ящику видели. Мы не думали тогда, что за нами
это закрепится и нас будут звать «Зверьми».
— Даже директор теперь нас так зовет, — угрюмо говорит Намджун.
— А мне нравится, — усмехается Хосок.
— Мы ведь банда, пусть нас всерьез не воспринимают и считают детьми, но мы
стоим друг за друга, мы как семья, — говорит Чонгук, и парни кивают. — Так
давайте будем настоящей семьей, будем всегда вместе и не дадим никому
поводов в этом усомниться.
— На крови клясться будем? — достает раскладной ножик и задирает рукав
толстовки Хосок.
16/624
— Убери нож, — смеется Чонгук. — Можно обойтись малой кровью. Я вырасту и
набью себе на спине лицо, которое вижу в огне. У него есть рога, значит, он
зверь. У него есть имя, значит, и меня будут так звать.
— Я и так всю жизнь считал вас своей семьей, и я буду носить на своей спине
«тигра», — говорит Хосок и ожидающе смотрит на Намджуна.
— Я волк, они ведь всех порвут ради стаи, — после раздумий отвечает Намджун.
— Я готов.
— А я просто чудовище, — потупив взгляд, тихо говорит Мо.
— Нет, — восклицает Чонгук, — в тебе сила медведя, ты бы и вчерашних уложил.
Но они подло дрались, они напали всемером на одного.
— Мне нравятся медведи, — счастливо улыбается Мо.
— Ты не урод, я не вижу ожогов на твоем лице, потому что ты мой брат, и те, кто
их не видит, — любят тебя, а со всеми остальными нам помогут наши дубинки, —
хлопает его по плечу Чонгук.
— Значит, семья, — смотрит на сгущающиеся над головой тучи Намджун.
— Семья, — кивает Чонгук.
Достарыңызбен бөлісу: |