Б. У. Джолдасбекова, Н. К. Сарсекеева
жүктеу/скачать 1,2 Mb. Pdf көрінісі
|
treatise15377
| моих трех маленьких повестях заключено много вымысла о том, как выглядела
бы жизнь Шекспира, если бы она была такой, как я себе ее представляю… Мне кажется, что она была тяжелой и безрадостной, вернее, это была жизнь с радостным началом и тяжелым, вялым исходом… Шекспир не верил в свой талант, и он ему не доставлял никакой радости…». В финале же новеллы «Смуглая леди» автор-повествователь не скрывает своего восхищения перед истинным талантом и его самодостаточностью вопреки всему: « Он шел по улицам Лондона, зеленый от лунного света, тяжелый, усталый, но весь полный самим собой… И почти шаг в шаг, не отставая, шел с ним рядом родившийся сегодня во время мятежа его новый спутник, принц датский Гамлет, которому в эту ночь было столько же лет, как и ему, Шекспиру!» [17, с.166]. Бестолковая, суетная реальность, всевозможные житейские дрязги, связанные с семейной жизнью Шекспира, определяют структуру повествования последующих новелл цикла – «Вторая по качеству кровать» и «Королевский 83 рескрипт». В контексте этих новелл особый смысл приобретают слова такого персонажа, как пастор, обращенные к жене Шекспира - Анне: « Помните слова спасителя: враги человека - домашние его». Эта фраза не один раз прозвучит в устах разных героев новелл, а сам «любимец двух королей и друг заговорщиков», по его словам, «выдохся», устал от бесконечных интриг и чувствует себя старым для театра в свои пятьдесят. Для большей убедительности автор-повествователь в обеих новеллах часто прибегает к прямой речи от лица своего героя: «…Гамлета» я, пожалуй, больше не напишу… Да он и не нужен» [3, с.182]. Кому теперь нужны «Буря» или «Зимняя сказка»? Героя особенно удручает, что для зрителя его пьес «…все клоуны – что я, что Бербедж, что король джиги Кемп…разницы-то нет! Они всех бы нас засунули под один колпак». Обращает на себя внимание, что значительная часть повествования этих новелл ведется от третьего лица или от лица многочисленных эксплицитных рассказчиков, в числе которых - люди разного положения и рода занятий, близкие или удаленные от заглавного героя. В их числе - «последняя и самая крепкая любовь», прекрасная трактирщица Джен, Анна Шекспир, которой, согласно завещанию ее мужа, перешла «вторая по качеству кровать», их дочери, пастор Кросс, доктор Холл, доктор Гроу, актер Ричард Бербедж и другие. Именно из их рассуждений, словесной «мозаики» ближайшего окружения Шекспира вырисовывается главная, общая для автора новелл и их главного героя мысль - как жить, к чему стремиться, как остаться самим собой, как сохранить внутреннюю, духовную свободу в век расчетливости и деспотизма. Интерес к творчеству и биографии Шекспира возник у Домбровского еще в годы учебы на Высших литературных курсах в Москве. Работая над циклом, Домбровский изучил массу исторических сведений о Шекспире, часть которых приведена в новеллах и эпилоге к ним, «растворена» в документах, редких «достоверных» воспоминаниях, рассказах старожилов городка Стратфорд, последних биографических изысканиях. Так, рассказывая о выступлении Ю.Тынянова на вечере, организованном в его честь на Литературных курсах в Москве, Домбровский вспоминает, что Тынянов обронил следующую фразу относительно «ремесла и искусства исторических романистов»: одни штудируют по документам канву жизни какого-то исторического лица, другие же выискивают прочерки в его биографии и заполняют их чем хотят (отсюда, вероятно, столь странное название эссе «Ретлендбэконсоутгемптоншекспир»). Тынянов сказал, что он не принадлежит ни к одной из этих категорий, а отвечая на вопрос, как «считаться» с существующими документами, ответил: «Документы - дело хитрое…их тоже надо уметь спрашивать. У каждого документа свой голос» [17, с.216]. Однако как истинный художник и исследователь, прочитав почти все, что написано о Шекспире на пяти языках, Домбровский более всего был склонен доверять своим собственным жизненным впечатлениям, не исключающих влияние «чужого» творческого опыта (пример с бюстом Шекспира работы 84 И.Иткинда). Мироощущению гения, по убеждению Домбровского, присуща особая высота, «поглощающая весь сор и шелуху и…все уже другое, совсем другое, и ты в эту минуту тоже другой» [17, с.218]. Автор эссе подробно пишет о собственном личном «приобщении» к своему герою, «одинокому и умудренному человеку, сажающему тутовое дерево в своем стратфордском саду», о «нравственном костяке великого человека», необходимости «проявления его всем опытом своей жизни», столкновении мифов и антимифов. Ни миф, ни антимиф о гениальном творце, по Домбровскому, не могут быть взяты писателем за основу его работы. Требуется прежде всего личное приобщение к своему герою, «проявление» его всем опытом своей жизни. Цель, поставленная Ю.Домбровским в «шекспировском» цикле, далека от просветительской. Как мы убедились, автор их не стремился ни пересказу фактов биографии великого англичанина, ни к литературоведческому анализу творчества Шекспира. Шекспир, по мнению Домбровского, меньше всего автор для чтения про себя, его обязательно нужно «видеть». Он уточняет: «Это то, как я понимаю и принимаю такого-то писателя, за что я его люблю и как о нем думаю… Надо понять, какие встречи, разговоры, характеры всплывают у тебя в памяти, когда о нем думаешь...» [17,с.220-221]. Между тем, авторская позиция в шекспировском цикле не сводится к утверждению только своего знания о жизни гения – она предполагает «присутствие» чужого опыта, сопоставления «разных правд», что с успехом демонстрирует Домбровский. Авторская позиция складывается из соотношения голосов героев и повествователя. Героям предоставлена полная свобода самовыражения: диалоги, монологи, часто внутренние, порой доминируют над текстом (особенно в новелле «Вторая по качеству кровать»). В этом смысле можно говорить о свободе героев Домбровского от авторского «диктата», их самодостаточности и «суверенности». Свобода творческой личности, ее «самостийность» как одна из главных составляющих таланта по Шекспиру, оказались удивительно созвучны духовному опыту автора «Трех новелл о Шекспире». Таким образом, в результате анализа нарратива Домбровского в цикле «Три новеллы о Шекспире» можно сделать следующий вывод: освоение «чужой» субъективности сознания художника Домбровский связывает с дискурсным уровнем имплицитного автора и активизацией индивидуального начала пишущего о гениальном человеке. Академиком А.Белецким в свое время были выделены в особую группу читатели, «взявшиеся за перо» - те, кто использовал элементы чужого творчества в своей собственной творческой деятельности. Применительно к повествованию Домбровского добавим, что авторский дискурс писателя в «шекспировском» цикле не только не исключает, но дополняется дискурсным уровнем множества эксплицитных рассказчиков. |