Б. У. Джолдасбекова, Н. К. Сарсекеева



Pdf көрінісі
бет51/72
Дата03.09.2023
өлшемі1,2 Mb.
#180093
түріПротокол
1   ...   47   48   49   50   51   52   53   54   ...   72
Байланысты:
treatise15377

Жизнь – это 
всегда кораблекрушение
».
 
Большое значение в повести казахского писателя имеют также мотивы
тени и оборотничества («врачиха», буквально преображающаяся на глазах 
героя, рассуждения «незнакомого сверстника» о невозможности сохранения в 
себе изначальной ангельской чистоты и непорочности – «
Словно Фауст мы 
продали целомудрие Дьяволу. И только изредка раздается в наших душах 
горький плач младенческой чистоты, тоска по ней. Но ее нет в этой грешной 
жизни»).


В качестве немаловажных граней феномена одиночества и в то же время 
самостоятельными феноменами выступают безумие и смерть как знаки опыта, 
разрушающего привычные установки сознания. Тема безумия как знака 
отверженности от окружающего мира проходит красной нитью через всю 
повесть, «знаки мира иного» отчетливо представлены и в финальных эпизодах, 
когда герой близок к суициду – иллюзии свободы от окружающей реальности. 
Ряд деталей, «дополнений» рождает еще более отчетливое ощущение 
ирреальности, небытия.

Герой Т.Абдикова, несмотря на все его колебания, раздвоения, 
последний из могикан, который изо всех сил пытается сохранить угасающий 
«миг человеческой надежды» 
во имя спасения своей души. «Где нет веры – там 
нет добра», - писал Достоевский. Казахский писатель, автор повести 
размышляет о миссии художника в переломную эпоху, убеждает: художник, 
стремясь к совершенству в своем творчестве, ясно отдает себе отчет в том, что 
оно недостижимо. Но благодаря неистовой устремленности к этой цели, им 
удается создать прекрасные произведения искусства: «Лишь…ставя себе 
недостижимые цели духовного совершенства, человечество способно 
расширить горизонты своих возможностей» [8, с.60].
Любая культура, по мнению философа и культуролога А.Кодара, есть 
смешение традиции и инновации, где в какой-то момент преобладает традиция, 
а в следующий – та или иная ее альтернатива [9, с.7]. Литература всегда, и 
особенно в переходные периоды, нуждается в «соучастии» другой литературы, 
с иным пониманием действительности и способами ее отражения. 
Отчетливо выраженное стремление к концептуальному осмыслению 
действительности, связи прошлого и настоящего всегда отличало творческие 
устремления писателей Казахстана. В казахстанской словесности всегда были 


110 
прочны глубокие традиции евразийской ментальности, связанные с 
неприемлемостью разделения народов на «своих» и «чужих».
Так, в «романе-откровении» Хасена Адибаева «Созвездия близнецов» 
[10] автор представлен одновременно в нескольких ипостасях: рассказчик, 
лирический герой, скриптор (Р.Барт), повествователь, философ, собиратель 
истин и даже врач (как он себя именует). Читатель может наблюдать не только 
перевоплощение автора в героев различных эпох и народов, но и свободное 
перемещение авторского сознания из эпохи Древнего Египта во времена 
Великой Французской революции. 
При этом обнаруживается сходство образов Марата и Робеспьера с 
образами бунтарей Древнего Египта, которых объединяет «
вечная мечта о 
Мессии
– 
освободителе, справедливом правлении». 
Как «
две великие утопии» 
рассматриваются социализм и коммунизм, явленные в результате 
исторического « рывка». А спустя более 70 лет – новый переворот: «91-й год 
перевернул мир…» [10, с. 24]. 
Мир 
романа Х.Адибаева также насквозь интертекстуален: в 
повествовании обнаруживаются поэтические вставки из Абая и Рудаки, 
произведений устного народного творчества, повторяющиеся цитаты из других 
произведений, архаичная и современная лексика. Выбор подобной авторской 
стратегии обусловлен замыслом - подняться от конкретных ситуаций до высот 
глобальных общечеловеческих обобщений, проанализировать всеобщую 
историю цивилизаций, народов, дать определенный прогноз развития 
человечества.
Примечательно, что автор (он же и лирический герой, и скриптор, 
«человек у зеркала», по М.Бахтину) выступает без каких-либо признаков 
национальной идентификации, как гражданин мира, космополит, что 
достаточно ново для творческой манеры Х.Адибаева. Литературной новацией 
для казахской прозы стало также введение пласта сидхи – древнеиндийской 
медитационной практике. Не случайно герой – мальчик, не связанный никем и 
ничем, вдруг обретает крылья и летит, обозревая весь мир. Так совершается 
экзистенциальный «выход» автора и героя в некое трансцендентное 
пространство.
Можно сделать предварительный вывод о том, что одной из ведущих 
особенностей новейшей казахстанской прозы становится присутствие 
обостренно-исповедальных 
мотивов 
экзистенциального 
характера, 
акцентирование пограничных ситуаций в духовной сфере героев, «стоящих 
перед зеркалом» и их взаимоотношений с миром.
Однако если персонажи Х.Адибаева еще связаны с историческим прошлым 
своими рефлексиями на подсознательно-интуитивном уровне, сохраняют в себе 
память истории своего рода, ощущают влияние правремени, то у Т.Абдикова 
наблюдается устойчивая тенденция к деструкции героя. Исходя из 
вышеизложенного, отметим, что анализ произведений современной 
интеллектуальной прозы Казахстана следует вести на уровне проблемы автора 
и героя, в рамках диалога национальной литературной традиции «искателя 
истины» и достижений мирового литературного процесса.


111 
Роман Т.Асемкулова «Талтус» («Полдень») был издан в 2003 г. Фондом 
Сорос-Казахстан по результатам проведенного конкурса «Современный 
казахский роман». Как говорит писатель, он готовился к его написанию всю 
жизнь, собирал материал, но большая часть материала не вошла ввиду 
ограничения объема Фондом Сороса. Основная тема романа связана с судьбами 
человека и традиционного искусства в современном мире, с темой 
преемственности духовной традиции в казахской культуре. Казахская 
классическая традиция в искусстве представлена через судьбу нашего 
современника Аджигерея, через детство и отрочество этого аульного мальчика 
– ученика традиционного музыканта-кюйши Сабыта.
Аджигерей – «почвенник», продолжатель народной духовной традиции, но 
ощущающий уход ее из жизни. В его сознании в этой связи происходит тот же 
надлом, противоречие, что и у героя романа Т.Абдикова. Фактически герой
живет в двух мирах одновременно, однако писатель настаивает, что 
основывался на реальном личном опыте и хотел, чтобы содержащаяся в романе 
информация о традиционной казахской культуре воспринималась читателями 
как реаличстическая.
В мифологии существует представление о скрытом от глаз обычных людей 
некоем сакральном центре и его хранителях, одновременно защищающих его 
от непосвященных и являющихся посредниками между мирами. Как правило, 
символом такого центра выступают образ дворца, недоступной горы, острова, 
подземелья, где живут бессмертные. 
В древних культурах смерть и жизнь, как правило, не противопоставлялись 
друг другу. Традиционная инициация была основана на следующем 
представлении: то, что не умирает, не может быть живым. Смерти нет, т.е. 
жизнь и смерть – одно и тоже. Страх смерти появился тогда, когда появилось 
представление о личности, лишь раз пришедшей в этот мир.
В кельтской мифологии есть образ «музыки из-под волн», воздействующей 
на людей, и в результате люди становятся не способны сопротивляться музыке, 
исполняемой таинственными пришельцам из океана. Писатель устами кюйши 
рассказывает, что в казахских легендах есть образ Нуртоле, по его мнению, 
аналогичный образу Коркута или еще более древний образ.
Согласно легенде, Нуртоле своей музыкой увел в Синее море змей, 
захвативших Казахскую Орду. Когда море или озеро волнуется, в народ 
говорят: это Нуртоле играет под водой, утихомиривая змей. В старину кюйши 
именем Нуртоле давал свое благословение (бата) ученику, закончившему 
обучение в буранный, ветреный день.
Если буря – это Нуртоле играет кюй, гласит легенда. Через благословение 
учителя молодой музыкант погружается в стихию кюя, навеки отождествляясь 
с ним. В финале романа посланец забытой традиции покидает дом умершего 
учителя, где прошли его детство и ранняя юность. Он отправляется в 
самостоятельную жизнь, должен стать ее частью и передать нам свое послание. 
Аджигерей слушает рассказы о гражданской, второй мировой войне, 
сталинских лагерях, но рассказы эти лишены временной конкретности, являясь 


112 
некоей рамкой. Рассказы о временах Аблай-хана также выступают в качестве 
фона, рамки для чего-то более значимого.
Детский мир Аджигерея практически однороден в этническом отношении, 
всех персонажей условно можно разделить на две группы: старики-учителя 
Аджигерея или просто внимающие слушатели – и молодежь, которая 
установила качели где - то «за рекой», развлекается под гитару, не желая 
прикоснуться к искусству стариков, послушать их рассказы…
Изредка в романе появляется аульная советская школа, председатель 
сельсовета и другие т.н. «современные персонажи», еще более акцентирующие 
отдаленность Аджигерея от нашего времени. Для его одноклассников-соседей и 
товарищей детских игр в десятом классе искусство Аджигерея оказывается 
неожиданной новостью… 
Таким образом, мир высокой культуры у Т. Асемкулова «уходит под воду» 
символически, под влиянием «музыки из- под вод». Устами стариков причина 
этому – в пережитых трагических событиях времени, в революции, 
бесконечных войнах, в результате которых исчезла элита – ценители искусства. 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   47   48   49   50   51   52   53   54   ...   72




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет