Мемуары принцессы

решили, что долгом каждой женщины является в своем узком кругу
распространять эти идеи. Никаких решительных действий мы не
собирались предпринимать. Наши женщины настолько забиты веками
рабства, что сначала необходимо пробудить их дух.
Две мои подруги, Надя и Вафа, не принадлежали к королевской семье,
они были дочерьми богатых семей Эр-Рияда.
Отец Нади был владельцем крупной компании, занимающейся
строительными подрядами. На него работали тысячи наемных рабочих из
Шри-Ланки, Филиппин и Йемена. Он был почти так же богат, как члены
королевской семьи, и без труда содержал трёх жен и четырнадцать детей.
Наде исполнилось семнадцать, и она была средней из семи сестер. Она
видела, как ее сестер выдали замуж, руководствуясь исключительно
деловыми соображениями. Сестрам ее повезло, у всех брак оказался
удачным, и они чувствовали себя вполне счастливыми со своими мужьями,
оказавшимися неплохими людьми. Надя говорила, что такое везение не
может длиться до бесконечности, и была уверена, что уж ей-то достанется
старый, уродливый и жестокий муж.
Впрочем, Наде повезло по сравнению с большинством саудовских
женщин — отец решил, что она должна продолжать свое образование. Он
сообщил Наде, что не будет принуждать ее выходить замуж, пока ей не
исполнится двадцать один год. Поскольку граница была установлена, Надя
решила не терять времени. Она заявила, что раз у нее есть еще четыре года
свободы, она постарается за это время попробовать в жизни все, что только
возможно, чтобы было о чем вспомнить потом, когда ей придется влачить
унылое существование замужем за каким-нибудь стариком.
У Вафы ситуация была другой: ее отец являлся одним из
руководителей мутавы, и его экстремизм породил экстремизм дочери,
которая не хотела мириться с порядками в доме. У ее отца была всего одна
жена, мать Вафы, и он слыл очень жестоким и злым человеком. Вафа
говорила, что не хочет иметь ничего общего с религией, которая выбирает
своими лидерами таких людей, как ее отец. Вафа верила в Аллаха и в то,
что Магомет был его пророком, однако считала, что последователи
Магомета исказили его учение, так как ни один Бог не позволил бы такого
отношения к женщине, созданной им самим.
Для того чтобы сделать такие выводы, Вафе не надо даже было
выходить из дома. Достаточно было взглянуть на ее мать. Бедной женщине
запрещалось покидать дом; она была постоянной пленницей своего
фанатичного мужа. Из ее шестерых детей пятеро были сыновьями, к тому
времени уже взрослыми. Когда родилась Вафа, отец был страшно

разочарован. Он совершенно игнорировал свою дочь, ограничиваясь в
общении с ней одними приказаниями. Он велел ей сидеть дома и учиться
шить и готовить. С семилетнего возраста он заставлял ее носить абайю и
покрывать волосы. Каждое утро, с тех пор как ей исполнилось девять лет,
отец спрашивал ее, не появились ли у нее месячные. Он боялся, что его
дочь может появиться на людях с открытым лицом после того, как в глазах
Аллаха она уже станет женщиной.
У Вафы было мало подруг, а те, что были, переставали приходить к
ней после того, как ее отец открыто спрашивал у них о месячных.
Мать Вафы, измученная бесконечными придирками мужа, в конце
концов приняла решение молча противостоять его самодурству. Она
помогала дочери незаметно улизнуть из дому, а на вопросы мужа отвечала,
что Вафа спит или изучает Коран.
Я считала себя отчаянной бунтовщицей, но Вафа с Надей только
смеялись надо мной, говоря, что одной болтовней ничего не решить. Они
считали, что все мои попытки пробудить сознание ни к чему не ведут. Моя
жизнь и в самом деле не изменилась, и я решила, что они правы.
Никогда не забуду инцидента, происшедшего однажды в городе возле
рынка, недалеко от того места, которое иностранцы называют «Площадь
чоп-чоп», подражая звуку ударов топора, которым преступникам рубят
головы и руки по пятницам.
Я скрывала от отца появление у меня месячных, так как хотела
оттянуть, насколько возможно, облачение в чадру. Я бы и дальше
продолжала скрывать это, но Нура с Ахмедом решили, что я и так слишком
долго откладываю неизбежное. Итак, я собрала своих подруг, включая
Ранду, и мы отправились приобретать для меня новую «форму одежды» —
черную накидку, черную чадру и черную абайю.
Омар подвез нас к рынку, мы вчетвером вышли из лимузина и
договорились с ним о встрече на том же месте через два часа. Обычно
Омар сопровождал нас по рынку, чтобы присмотреть за нами, но в тот день
ему потребовалось что-то отремонтировать в автомобиле, и он
воспользовался случаем сделать свои дела, пока мы ходим за покупками.
Кроме того, он посчитал, что раз дочь хозяина сопровождает мачеха, то
опасаться нечего. Он и представить себе не мог, что Ранда медленно, но
верно просыпается от многолетней спячки.
Мы неторопливо прогуливались по рынку, ощупывая и рассматривая
самые разнообразные шарфы, вуали и абайи. Мне хотелось приобрести для
себя что-нибудь особенное, что выделяло бы меня из толпы. Я пожалела,
что не заказала себе абайю в Италии, из тонкого итальянского шелка,

такую, чтобы сразу было видно, что под ней скрывается женщина со
вкусом и индивидуальностью.
На всех моих подругах была традиционная одежда, все они носили
чадру, по я заметила, что Надя с Вафой все время переглядываются и
перешептываются. Мы с Рандой умерили шаг, и я спросила подруг, над чем
они хихикают. Надя наклонилась ко мне и сказала, что они вспоминают
одного мужчину, с которым встречались на рынке.
Мужчина? Я бросила взгляд на Ранду. Мы обе были поражены
услышанным.
Для того чтобы найти подходящую абайю, нам потребовался всего час,
так как выбор оказался весьма ограниченным.
Я чувствовала, что жизнь моя изменилась — я вошла на рынок
личностью с открытым лицом, а уходила оттуда безликим созданием, с
головы до йог укутанным в черное.
Должна признать, что первые минуты под чадрой возбудили меня. Все
теперь казалось мне I другим, и я с интересом наблюдала, как смотрят на
меня мужчины, для которых я теперь стала таинственной незнакомкой. Я
знала, что они только и ждут, чтобы ветерок откинул вуаль с моего лица и
они могли бы заметить хоть полоску запретной кожи. На какое-то
мгновение я почувствовала себя красавицей, которую скрывают от мужчин,
чтобы не возбуждать в них неконтролируемые желания.
Впрочем, ощущение новизны быстро прошло. Покинув прохладу
рынка и выйдя на палящее солнце, я стала задыхаться. Воздух с трудом
проникал сквозь черную ткань и казался застоявшимся и мертвым, словно
профильтрованным. Я выбрала самую тонкую из имевшихся на рынке
вуалей, однако мне казалось, что я теперь смотрю на жизнь сквозь какой-то
экран. Я ломала голову, как другие женщины могут что-то видеть сквозь
более толстую материю? Небо не было больше голубым, солнце светило
тускло; мое сердце екнуло, когда я представила себе, что отныне за
пределами дома все окружающее будет лишено для меня своих
естественных красок. Мир внезапно стал скучным, и, что еще важнее,
опасным! Я осторожно шла, опасаясь ненароком выставить лодыжку или,
упаси Аллах, колено.
Мои подруги смеялись над моими страхами и над тем, как при
малейшем ветерке я судорожно хватаюсь за чадру. По пути я встретила
несколько женщин-бедуинок и позавидовала их вуалям, которые закрывают
только нос и рот, оставляя открытыми глаза. Как же мне хотелось в тот
момент быть бедуинкой! Я бы смирилась с чадрой, если бы моим глазам
было позволено видеть мир таким, каков он есть.

Мы пришли на место встречи с Омаром задолго до назначенного
времени. Ранда посмотрела на часы и сказала, что у нас еще почти целый
час. Она предложила вернуться па рынок, где было попрохладнее. Надя с
Вафой спросили нас, не хотим ли мы повеселиться. Я согласилась не
задумываясь, а Ранда переминалась с пятки па носок, высматривая, не
появится ли где Омар. Было видно, что она почувствовала себя неуютно
при одном только упоминании о веселье. Я всегда обладала даром убеждать
людей и без труда уговорила Ранду отправиться с подругами. Мне было
любопытно посмотреть, как женщины могут нарушать установленные
правила. Бедная Ранда просто подчинилась более сильной воле.
Наши подруги обменялись заговорщическими улыбками и сказали,
чтобы мы следовали за ними. Они повели нас к строительной площадке
неподалеку от рынка. Там работали мужчины, в основном, иностранцы.
Мы вчетвером осторожно пробрались среди лавочек и мелких
строений, а затем вышли на дорогу. Ранда вскрикнула и хлопнула меня по
руке, когда я откинула вуаль, чтобы лучше видеть приближающиеся
автомобили. Я вдруг осознала, что показала свое лицо всей улице!
Мужчины были поражены свалившейся на них удачей, так как им удалось
увидеть лицо женщины в общественном месте! Я поняла, что лучше
попасть под автомобиль, чем показать свое лицо на улице.
Мы вошли в здание и подошли к лифту. Я была потрясена поведением
своих подруг: Вафа и Надя подошли к симпатичному иностранцу, по виду
— сирийцу, и спросили его, не желает ли он повеселиться. На какое-то
мгновение мне показалось, что он сейчас убежит, так как было видно, что
он испуган. Он огляделся по сторонам и нажал па кнопку лифта, но потом
передумал, почувствовав, что ему представляется редкая возможность
пообщаться с саудовскими женщинами. Он спросил, о каком веселье идет
речь. Вафа спросила его, есть ли у него машина и квартира. Он ответил
утвердительно, добавив, что делит комнату со своим товарищем, ливанцем.
Надя поинтересовалась, не нужна ли его приятелю подружка, на что сириец
ухмыльнулся и ответил, что подружки нужны им обоим. В этот момент мы
с Рандой как раз настолько оправились от потрясения, что были в
состоянии передвигать ноги, поэтому, подобрав подолы наших одеяний,
бегом бросились прочь, в ужасе от того, что подвергли свои жизни такой
опасности. На бегу я потеряла свою накидку и, вернувшись за ней,
столкнулась с Рандой, которая упала, выставив на всеобщее обозрение свои
ноги.
Мы стояли, с трудом переводя дух, возле какого-то магазинчика, когда
Надя и Вафа нашли нас. Подойдя, они принялись хохотать, как безумные.

Оказывается, они видели всю сцепу нашего бегства, которая развеселила не
их одних.
Мы принялись шепотом ругать их, спрашивая, как они могли
додуматься до того, чтобы так рисковать. Знакомиться с мужчинами! С
иностранцами! Что такого веселого они планировали делать? Разве они не
знают, что Ранда будет забита камнями, а мы попадем в тюрьму или тоже
будем убиты? Веселье — это когда весело, а то, что они собирались
сделать, иначе, как самоубийством, и не назовешь!
Однако Надя и Вафа только смеялись и пожимали плечами, не
обращая никакого внимания на наше возмущение. Они знали, что, если их
поймают, они будут жестоко наказаны, однако это их не беспокоило. Они
считали свое будущее таким безрадостным, что не боялись потерять его.
Впрочем, они говорили, что надеются встретить подходящих иностранцев
и выйти за них замуж. Они готовы были на все, лишь бы не оказаться
женами саудовцев!
Мне показалось, что Ранда лишится рассудка от ужаса. Она сорвалась
с места и побежала искать Омара. Ранда знала, что от моего отца ей не
ждать пощады/ узнай он, что его жена принимает участие в таких затеях.
Увидев нас, Омар обеспокоено спросил, что произошло. Ранда начала
было говорить, но я прервала ее и сказала, что мы стали свидетельницами
происшествия на рынке, когда подросток пытался украсть с прилавка
золотое ожерелье. Я сказала, что продавец избил его и отдал в руки
полиции. Голос мой дрожал, когда я говорила Омару, как нам жаль
мальчишку, ведь теперь ему отрубят за это руку. Омар поверил моей
истории, и я облегченно перевела дух. Ранда благодарно пожала мою руку.
Позже я узнала, что Надя" и Вафа называли «весельем». Они
встречались с иностранцами, обычно жителями соседних арабских стран,
иногда с англичанами или американцами. Они старались выбрать красивого
на внешность мужчину, такого, какого, по их мнению, они могли бы
полюбить. Делали они это обычно возле лифтов. Иногда мужчина пугался
и скрывался в лифте, чтобы избежать неприятностей. Чаще же мужчин
заинтересовывало предложение девушек. В этом случае Надя и Вафа
договаривались о встрече с ним на этом же самом месте. Затем, когда
наступало назначенное время, девушки делали вид, что отправляются за
покупками. Шофер отвозил их на рынок, они покупали пару вещиц, а затем
спешили в назначенное место. Иногда мужчина все-таки не приходил,
иногда ждал, пугливо озираясь по сторонам. Если у него был фургон, то
девушки быстро залезали на заднее сиденье, где никто не мог их заметить.
Мужчина отвозил их к себе домой, и они осторожно, чтобы не привлекать

внимания, выбирались из машины и шли к нему. Все они знали, что в
случае разоблачения наказание будет суровым, скорее всего, все
участвующие в этом мероприятии будут казнены.
Объясню, почему для этого нужен именно фургон. В Саудовской
Аравии мужчинам и женщинам запрещено находиться в одном автомобиле,
если они не близкие родственники. Если мутава что-либо заподозрит, то
машина будет остановлена для выяснения личности едущих в ней.
Добавлю, что одиноким мужчинам запрещено приводить в свой дом
женщин. При подозрении в нарушении этого закона мутава может
окружить дом и арестовать всех, находящихся в нем.
Я опасалась за своих подруг и снова и снова предупреждала их о
возможных последствиях их поведения, но они не желали меня слушать,
говоря, что жизнь им наскучила, и нет смысла слишком дорожить ею.
Иногда они набирали наугад телефонные номера, пока не ответит
иностранец. Они готовы были встретиться с любым, лишь бы он не был
саудовцем или йеменцем. Они спрашивали его, не одинок ли он и не
хочется ли ему провести время в компании девушек. Как правило, они
получали утвердительный ответ, так как женщин из других стран редко
пускают в Саудовскую Аравию, а большинство иностранных рабочих
трудятся у нас по контракту, запрещающему привозить с собой семьи.
После того, как основная договоренность была достигнута, девушки
просили мужчину описать им свое тело. Польщенный таким вниманием,
мужчина обычно подробно описывал им себя и просил сделать то же самое.
Тогда Надя с Вафой описывали себя с ног до головы, не упуская ни
малейшей подробности. Это здорово возбуждало их, и подруги часто потом
договаривались о встрече.
Мне было любопытно, насколько же близки мои подруги с этими
случайными любовниками, и я была потрясена, узнав, что они позволяют
делать с собой абсолютно все, ставя условием только сохранение
девственной плевы. Этим они рисковать не могли, так как прекрасно
понимали, какие последствия им грозят, если па брачном ложе вдруг
выяснится, что они не девственницы. Мужья немедленно отказались бы от
них и вернули домой, к родителям, которые тоже не признали бы их. Этим
бы заинтересовалась мутава. Так что в конце концов если бы им повезло и
они остались живы, им просто некуда было бы даже пойти.
Вафа сказала, что при встречах с этими мужчинами они хотя и
раздеваются догола, но вуалей своих не снимают ни при каких
обстоятельствах. Мужчины умоляли их, требовали, а иногда даже пытались
силой сорвать чадру, но девушки не уступали, считая, что их безопасность

во многом обусловлена тем, что никто не видит их лиц. Подруги говорили
мне, что если бы у кого-то из этих случайных друзей появились серьезные
намерения, то тогда, возможно, они бы и рискнули открыть лица. Само
собой разумеется, что ни о каких серьезных намерениях со стороны этих
людей не могло быть и речи — они тоже просто развлекались. Отчаянные
попытки моих подруг найти выход из беспросветного, по их мнению,
будущего ни к чему хорошему не привели.
Мы с Рандой плакали навзрыд, обсуждая поведение наших подруг.
Ненависть к обычаям нашей страны горьким комом стояла у меня в горле.
Я понимала, что именно абсолютное лишение женщин всех прав, лишение
их элементарной человеческой свободы толкает молодых девушек, таких
как Надя и Вафа, на отчаянные поступки. Они делали это, несмотря на то,
что прекрасно знали — в случае разоблачения им может грозить смерть.
Не прошло и года, как Надя с Вафой были арестованы. Люди из
самозваного Комитета общественной морали, наводнившие в последние
годы Эр-Рияд и выискивающие любые намеки на поступки, не одобряемые
Кораном, каким-то образом узнали об их поведении. Когда один раз Надя с
Вафой садились в очередной фургон, машину окружила толпа фанатиков.
Они уже две недели наблюдали за этим местом, после того как один из
членов Комитета случайно услышал рассказ палестинца о двух женщинах
под чадрой, которые предлагали ему себя возле лифта.
Жизни Нади и Вафы были в этот момент спасены только потому, что
их девственность оказалась нетронутой. Ни Комитет по морали, ни Совет
духовенства, ни их отцы не поверили в их басню о том, что они просто
просили мужчину подвезти их до дома, когда задерживался их шофер.
Впрочем, полагаю, что ничего лучшего они просто не могли бы придумать,
учитывая обстоятельства.
Представители Совета духовенства опросили каждого из работающих
в этом районе мужчин и насчитали четырнадцать, которые сказали, что
двое женщин обращались к ним у лифта. Ни один из мужчин не признался,
что имел с ними какие-то отношения.
После трех месяцев содержания под стражей, ввиду отсутствия
доказательств сексуальных связей наших подруг с мужчинами, их
отпустили домой с тем, чтобы отцы сами определили для них наказание за
недостойное поведение.
Как это ни удивительно, но отец Вафы, человек, помешанный на
религии, подробно обсудил с дочерью причины ее поступка. Когда она
зарыдала и рассказала ему, какое чувство безысходности толкнуло ее на это
безрассудство, он проникся к ней жалостью. Однако он сказал Вафе, что

должен поступить так, чтобы лишить се возможности в будущем поддаться
соблазну. Он посоветовал ей изучать Коран и вести достойную жизнь вдали
от города. Некоторое время спустя он выдал ее за начальника мутавы в
маленьком бедуинском селении. Этому человеку было пятьдесят три года, и
Вафа в свои семнадцать лет стала его третьей женой.
По иронии судьбы именно отец Нади впал в безумную ярость, узнав о
прегрешениях дочери. Он отказался выслушивать какие-либо оправдания и
приказал ей не покидать своей комнаты до того момента, пока он не решит,
что с ней делать.
Прошло несколько дней, и однажды мой отец, рано вернувшийся из
своего офиса, вызвал нас с Рандой в гостиную для разговора. Мы не
поверили своим ушам, когда он сказал нам, что отец Нади принял решение
утопить 
ее 
в 
семейном 
бассейне. 
Он 
собирался 
сделать 
это
собственноручно в пятницу, в десять часов утра. Вся семья Нади должна
присутствовать при казни. Был четверг, и мне едва не стало дурно, когда я
представила себе, что произойдет завтра.
Сердце мое затрепетало от страха, когда отец спросил Ранду, не
принимали ли мы когда-нибудь участия в позорных похождениях Нади и
Вафы. Стоило мне открыть рот, чтобы попытаться выступить в паше
оправдание, как отец рявкнул на меня и приказал сидеть молча. Ранда
разрыдалась и рассказала отцу о том дне, когда мы отправились покупать
мою первую чадру и абайю. Отец сидел не шевелясь и не моргая, пока
Ранда не закончила. Затем он спросил нас о нашем женском клубе, который
мы называли «Бойкими Языками». Он сказал, что лучше нам рассказать
правду, так как Надя давно уже призналась в нашей деятельности. Ранда не
в силах была произнести пи слова, а отец раскрыл свой чемоданчик и
достал из него бумаги нашего клуба. Как оказалось, он обыскал мою
комнату и нашел наши записи и списки членов. Впервые за всю свою
жизнь я почувствовала, что в горле у меня пересохло. Я знала, что сейчас
не смогла бы произнести ни единого слова.
Отец спокойно положил бумаги обратно в чемоданчик, затем
посмотрел Ранде прямо в глаза и сказал:
— С этого момента я развожусь с тобой. Твой отец через час пришлет
автомобиль, что бы забрать тебя. С этого момента я запрещаю тебе
общаться с моими детьми.
Затем, к моему ужасу, он медленно повернулся ко мне.
— Ты моя дочь, — сказал он. — Твоя мать была хорошей женщиной,
но, несмотря на это, если бы ты принимала участие в том, что дела ли Надя
и Вафа, я последовал бы законам пашей религии и исполнил бы свой долг,

который требует лишить в таком случае любую женщину жизни.
Приказываю тебе не попадаться мне на глаза и посвятить себя учебе, пока я
не подберу тебе подходящего мужа. — Он помедлил, а затем наклонился ко
мне и пристально взглянул прямо в мои перепутанные глаза. — Султана, ты
должна с покорностью принять свое будущее, у тебя пет другого выбора.
Отец закрыл свой чемоданчик и, не сказав больше пи слова, вышел из
комнаты.
Униженная происшедшим, я пошла с Рандой в ее комнату и тупо
помогала ей собирать вещи, одежду, книги и драгоценности, грудой
лежащие на кровати.. Лицо Ранды словно окаменело. Мне хотелось что-то
сказать ей, но я не находила слов. Вскоре зазвенел звонок входной двери, и
вот я уже помогаю слугам вынести вещи Ранды в машину. Не сказав ни
слова, Ранда покинула наш дом, но навсегда осталась в моем сердце.
На следующее утро, ровно в десять часов, я сидела на балконе своей
спальни одна и смотрела перед собой невидящим взглядом. Я думала о
Наде, представляя ее закованной в тяжелые цепи, с черным мешком на
голове. Я видела, как сильные руки поднимают ее и бросают в голубовато-
зеленую воду семейного бассейна. Я закрыла глаза и представила, как
содрогается се тело, как тщетно открывается рот, как вода заливает
жаждущие воздуха легкие. Я вспомнила ее умные карие глаза и то, как она
могла заполнить паши унылые будни своим веселым, мелодичным смехом.
Я вспомнила, какой нежной и чистой была ее кожа, и с содроганием
подумала, как быстро земля уничтожит ее. Я взглянула на часы — было
десять минут одиннадцатого, и сердце мое сжалось от осознания того, что
никогда уже нам не услышать смеха подруги.
Этот день был самым драматичным в моей юности, но я знала — что
бы ни сделали мои подруги, они не заслужили такого страшного конца,
какой пришелся па долю Нади. Такая жестокость лучше всего
иллюстрирует «мудрость» мужчин, разрушающих жизни своих женщин
безразличием и непониманием.

жүктеу/скачать 1,01 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: