II. Мандельштам был одним из самых блестящих собеседников:
он никогда не слушал самого себя и не отвечал самому себе, как сей-
час делают почти все. В беседе он был учтив, находчив и бесконечно
разнообразен. Я никогда не слышала, чтобы он повторялся или пускал
заигранные пластинки. С некой необычайной легкостью он выучил
несколько языков. «Божественную комедию» читал наизусть страни-
цами по-итальянски.
В музыке Мандельштам был дока, и это крайне редкое свойство.
Больше всего на свете боялся собственной немоты, называя её уду-
шьем. Когда она настигала его, он метался в ужасе и придумывал ка-
кие-то нелепые причины для некоторого объяснения этого бедствия.
Его жизнь была трудной. Часто ему было негде жить, нечего
есть, но он никогда не озлоблялся. Есть люди, обладающие редкой
способностью восхищаться другими людьми. Нечто подобное было
с Мандельштамом. Он хорошо знал и помнил чужие стихи,
часто
влюблялся в отдельные строки, легко запоминая прочитанное ему.
Осип торопился жить и писать, поэтому ему некогда было пере-
водить стихи других поэтов.
Мандельштам словно знал наверняка, что ему отмерено немного
времени. Свой отрезок жизни он прожил благородно. Ничей разъ-
яренный взгляд, никакие яростные времена не могли помешать ему
произнести в страшном 1937 году: «Я не отрекаюсь ни от живых, ни
от мёртвых».
Но для меня он прежде всего великий человек, который сказал
мне слова, каких мне тогда никто и никогда не говорил: «Всегда по-
мните, что мой дом — ваш».
(А
.
Ахматова.)
III. Когда Каштанка проснулась, было уже светло и с улицы до-
носился шум, какой бывает только днем. В комнате не было ни души.
Каштанка потянулась, зевнула и, сердитая, угрюмая, прошлась по
комнате. Она обнюхала углы и мебель, заглянула в переднюю и не на-
шла ничего интересного. Кроме
двери, которая вела в переднюю,
была еще одна дверь. Подумав, Каштанка поцарапала ее обеими лапа-
ми, отворила и вошла в следующую комнату. Тут на кровати, укрыв-
шись байковым одеялом, спал заказчик, в котором она узнала вчераш-
него незнакомца.
— Рррр... — заворчала она, но, вспомнив про вчерашний обед,
завиляла хвостом и стала нюхать.
Она понюхала одежду и
сапоги незнакомца и нашла, что они
очень пахнут лошадью. Из спальни вела ещё одна дверь, тоже затво-
ренная. Каштанка поцарапала эту дверь, налегла на неё грудью, отво-
рила и тотчас почувствовала странный, очень подозрительный запах.
171