Глава девятая
Выйдя из станции метро на Восьмой улице, Гретхен купила
полдюжины бутылок пива и забрала из химчистки костюм Вилли.
Смеркалось, опускались ранние ноябрьские сумерки, холодный воздух
пощипывал лицо. Прохожие, в пальто, шли быстро, нигде не
задерживаясь. Впереди, ссутулясь, шла девушка в брюках и теплой
полушинели, на голове шерстяной шарф. У нее был такой заспанный
вид, словно она только что вылезла из постели, хотя было уже пять
часов дня. Но здесь, в Гринвич-Вилледже, люди могли вставать в
любое время суток: и днем и ночью. В этом и заключается одна из
прелестей этого городка, как и то, что почти все население — сплошь
молодые люди. Иногда, когда Гретхен смешивалась на улице с толпой,
то с удовлетворением думала: «И я тоже теперь чувствую себя как на
родине».
Девушка в теплой полушинели вошла в гриль-бар «Коркоран».
Гретхен хорошо знала этот бар. Ее тоже знали во многих барах в этом
квартале. Теперь она проводила в них большую часть жизни. Она
торопливо шла по направлению к Одиннадцатой улице. Тяжелые
бутылки с пивом постукивали в пакете из плотной коричневой
оберточной бумаги, а костюм Вилли, аккуратно отглаженный, она
несла на руке. Может, Вилли окажется сейчас дома. Хочется надеяться.
Никто никогда не мог точно сказать, когда он будет дома. Гретхен
возвращалась с репетиции, и ей еще предстояло успеть к своему
восьмичасовому выходу на сцену. Николс с режиссером заставили ее
читать пьесу и сказали, что у нее неплохо все получается, что у нее —
несомненный талант. Пьеса шла с умеренным успехом. Наверняка
продержится до июля, это точно. Она трижды за один вечер выходила
на сцену в одном купальнике. Зрители каждый раз после ее выхода
смеялись, но это был какой-то нервный смех. Автор пришел в ярость,
когда услыхал первые взрывы хохота, и на прогоне даже хотел вообще
выбросить ее роль, но Николс с режиссером все же сумели
переубедить его, сказать, что чем больше смеха, тем лучше для успеха
пьесы. Гретхен приносили за кулисы адресованные ей письма и
телеграммы, в которых поклонники выражали желание поужинать
вместе с ней, и пару раз ей даже прислали розы. Она никому не
отвечала. Вилли всегда после шоу сидел у нее в гримуборной. Ему
нравилось наблюдать, как она смывает грим и краску, как
переодевается в свою обычную одежду. Иногда ему приходила охота
немного подтрунить над ней, и он обычно говорил:
— О боже, для чего я только женился? Цитирую!
По его словам, дело его с разводом затягивалось.
Гретхен вошла в коридор, подошла к почтовому ящику: нет ли
какой почты для них двоих — Эбботта и Джордах. Она своей рукой
надписала их фамилии на ящике.
Открыв дверь внизу своим ключом, взбежала по трем пролетам
лестницы. Когда она входила домой, то всегда почему-то торопилась.
Она открыла дверь квартиры, чуть запыхавшись после стремительного
подъема по лестнице. Дверь открывалась сразу в гостиную.
— Вилли! — позвала она. У них были лишь две небольшие
комнатки, и орать в общем-то незачем. Но Гретхен всегда выдумывала
для себя различные предлоги только ради удовольствия лишний раз
произнести вслух его имя.
На ободранной кушетке сидел Рудольф со стаканом пива в руке.
— Ах, это ты! — сказала Гретхен. — Никак не ожидала!
Рудольф, увидев ее, встал.
— Хелло, Гретхен! — поздоровался он с ней. Поставив на стол
стакан, поцеловал ее в щеку, дотянувшись до нее над пакетом с
тяжелыми пивными бутылками и костюмом Вилли.
— Руди, — сказала она, освобождаясь от своей ноши. Положила
пакет на стол, бросила костюм Вилли на спинку стула. — Что ты здесь
делаешь?
— Я позвонил в дверь, — объяснил Рудольф, — и твой друг мне
открыл.
— Твой друг переодевается, — донесся из другой комнаты голос
Вилли. Он довольно часто весь день сидел в халате. Квартирка была
такой маленькой, что в ней было слышно все, что происходит в любом
углу. Небольшую кухоньку от гостиной отделял экран.
— Сейчас приду, — крикнул он из спальни. — Посылаю тебе
воздушный поцелуй.
— Как я рада видеть тебя! — Гретхен, сняв пальто, обняла
Рудольфа. Сделала пару шагов назад, чтобы лучше его разглядеть.
Когда там, дома, она его видела каждый день, она не отдавала себе
отчет, какой ее брат красивый юноша, смуглый, прямой, в голубой
рубашке с пуговичками и блейзере, который она подарила ему на день
рождения. Какие у него задумчивые, чистые, зеленоватые глаза.
— Да-а, ты наконец вырос! Всего за пару месяцев? Что скажешь?
— Прошло почти полгода, — напомнил он ей. Может, она его
осуждала?
— Давай, ну-ка сядь, — она усадила его рядом на кушетку. Возле
двери стояла небольшая кожаная сумочка. Она, конечно, не
собственность Вилли, в этом нет никаких сомнений, но она уже где-то
ее видела, эту сумочку. В этом не было никаких сомнений.
— Ну, рассказывай, рассказывай все поподробнее, — сказала
она. — Что там у нас происходит дома? О боже, как все же приятно
видеть тебя, Руди. — Ей показалось, что голос ее звучит
неестественно. Если бы она знала о его приезде, то непременно
предупредила бы Вилли. В конце концов, Руди всего семнадцать,
мальчишка приезжает к сестре и вдруг узнает, что она живет с
мужиком… Эбботт-Джордах.
— В доме все по-прежнему, ничего особенного не происходит, —
начал Рудольф. Какая все же у него выдержка, можно даже поучиться у
него! Он спокойно поцеживал пиво. Если он и чувствовал себя не в
своей тарелке, то не подавал вида. — Теперь, оставшись один, я несу
на своих плечах весь груз любви всех домочадцев.
Гретхен засмеялась. Глупо сейчас волноваться. Она и не
представляла, что ее брат так повзрослел.
— Ну, как там мама? — спросила Гретхен.
— По-прежнему читает «Унесенных ветром», — сказал
Рудольф. — Болела. Доктора говорят, что это флебит.
Как приятны эти весточки от семьи, такие веселые, радостные, от
семейного очага, подумала Гретхен.
— Кто же теперь занимается лавкой?
— Миссис Кудахи. Она — вдова, отец платит ей тридцать долларов
в неделю.
— Должно быть, папе это нравится?
— Я бы не сказал, что он счастлив.
— Ну, как он там?
— По правде говоря, — сказал Рудольф, — нисколько не удивлюсь,
если состояние его здоровья окажется хуже, чем у матери. Он уже
несколько месяцев не выходит во двор, чтобы вытрясти мешок с
мукой, и, по-моему, не ходит на реку с того времени, как ты уехала.
— Что же с ним происходит? — Гретхен вдруг почувствовала, что
этот вопрос ее и в самом деле волнует.
— Не знаю, — ответил Рудольф. — Он всегда такой. Ты что, не
знаешь папу? Он никогда ничего не скажет.
— Вы говорите с ним обо мне? — спросила Гретхен.
— Ни слова!
— Ну а как там Том?
— Уехал и забыт навсегда, — сказал Рудольф. — Мне так и не
удалось выяснить, что тогда произошло. А сам он ведь никогда не
напишет.
— Да, узнаю свою семейку, — призналась Гретхен. Они посидели
немного молча, воздавая должное клану Джордахов. — Ну… —
Гретхен приободрилась. — Ну как тебе нравится наша квартирка?
Она жестом руки обвела квартиру, они с Вилли сняли ее вместе с
мебелью. Мебель, правда, была такой, словно долго провалялась на
чьем-то пыльном чердаке, но Гретхен купила несколько горшков с
цветами, развесила по стенам гравюры и рекламные афиши
туристических агентств. «Индеец в сомбреро стоит перед своей
деревней»; «Посетите Нью-Мексико!».
— У тебя здесь очень приятно, — с серьезным видом озирался по
сторонам Рудольф.
— Здесь, конечно, так и разит дурным вкусом, — возразила
Гретхен. — Но у этой квартиры есть одно бесспорное преимущество.
Она не в Порт-Филипе!
— Понятно, что ты имеешь в виду, — вздохнул Рудольф.
Почему он такой серьезный? — удивилась Гретхен. Интересно, что
привело его сюда, в Нью-Йорк, почему ему вдруг понадобилось
повидаться с нею?
— Ну а как поживает твоя красавица? — Ей было отнюдь не
весело, но она старалась этого не показать. — Как ее? Кажется,
Джулия?
— Да, Джулия, — сказал Рудольф. — С ней у меня тоже не все
гладко.
В комнату вошел Вилли, без пиджака, причесываясь на ходу. Они
расстались всего несколько часов назад, но окажись они в эту минуту
наедине, Гретхен бросилась бы к нему в объятия, словно они не видели
друг друга долгие годы. Он, наклонившись над кушеткой, быстро ее
поцеловал в щеку. Рудольф вежливо встал.
— Сидите, сидите, Руди, — спохватился Вилли. — Я ведь не ваш
старший офицер!
Гретхен в глубине души пожалела, что Вилли уделил ей так мало
внимания.
— Ах, вижу, все в порядке! — воскликнул он, увидав бутылки с
пивом и отутюженный костюм на спинке стула. — Правду я говорил
ей, когда мы впервые встретились, из нее выйдет образцовая жена и
прекрасная мать. Холодно на улице?
— Угу.
Вилли сразу занялся бутылкой. Откупоривая, спросил:
— А вам, Руди?
— Мне пока достаточно, — ответил тот, снова усаживаясь на
кушетку рядом с Гретхен. Вилли налил себе пива в уже
использованный стакан: на его ободке была заметна пивная пена. Он
много пил пива, этот Вилли. — Думаю, нам следует откровенно
объясниться, — сказал он, широко улыбаясь и поворачиваясь к
Руди. — Я сказал ему, что мы только формально живем в грехе.
Сообщил, что просил твоей руки, но ты мне отказала, правда, смею
надеяться, не окончательно!
Вилли не лгал. Он и в самом деле то и дело просил Гретхен выйти
за него замуж. Ей казалось, что он говорит серьезно.
— Разве ты не сказал ему, что женат, Вилли? — спросила она.
Пусть у Руди не останется ни одного вопроса, на которые он не
получил ясного ответа. Это беспокоило Гретхен.
— Конечно, — отозвался тут же Вилли. — Какие у меня могут
быть секреты от братьев любимой женщины? Мой прежний брак был,
по существу, ошибкой молодости, мимолетный как облачко. Руди —
человек умный, он все поймет. Но, надеюсь, этим не ограничится. Вот
увидишь, он будет отплясывать на нашей свадьбе и окажет нам
поддержку в глубокой старости.
Сейчас от шуток Вилли Гретхен стало не по себе. Она, конечно,
рассказывала ему о своих родителях, о братьях Рудольфе и Томе, но
только сейчас один из членов ее семьи присутствовал здесь, и эта
ситуация действовала ей на нервы.
Рудольф промолчал.
— А что ты делаешь здесь, в Нью-Йорке, Руди? — спросила она,
стараясь отвлечь внимание гостя от шутовства Вилли.
— Вот решил прокатиться, — ответил он. Он явно хотел сказать ей
что-то важное, но ему не хватало духа сделать это в присутствии
Вилли. — У нас короткие каникулы.
— Ну а как дела в школе? — Эти слова вырвались у нее невольно,
и она почувствовала, что они звучали в ее устах слишком
снисходительно — так разговаривают с чужими детишками, когда
больше говорить с ними не о чем.
— Все в порядке, — неохотно ответил Рудольф, давая ей понять,
что эта тема ему не нравится.
— Руди, — вмешался в разговор Вилли, — как я тебе в качестве
твоего шурина?
Рудольф бросил на него спокойный взгляд зеленых глаз.
— Я вас совсем не знаю, — буркнул он.
— Верно говоришь, Руди! Так держать! Никогда не выдавай своих
чувств сразу. Вот в чем моя беда. Я слишком искренний, слишком
открытый человек. Что у меня на сердце, то и на языке. — Вилли
налил себе еще пива. Он был оживлен и не находил, казалось, себе
места. Руди, в отличие от него, был собран, уверен в себе, мог судить
обо всем вполне здраво. — Я предложил Руди сходить на твое шоу, —
сказал Вилли. — Хит Нью-Йорка. Важное событие, достойное тоста!
— Глупый спектакль, — оборвала его Гретхен. Что за дурацкая
идея, привести ее брата в театр, чтобы он видел, как она разгуливает
почти голая по сцене на глазах у тысяч зрителей.
— Придется подождать, когда я буду играть другую роль, роль
святой Иоанны.
— Я сегодня занят и не могу никуда пойти!
— Еще я пригласил его и на ужин после шоу, — добавил Вилли. —
Но он тоже отказался, ссылаясь на ранее сделанное ему предложение.
Может, ты сможешь повлиять на него? Руди мне нравится. К тому же, я
связан с ним тесными родственными узами.
— Как-нибудь в другой раз, спасибо, — снова отказался Рудольф.
Он кивнул в сторону стоявшей на полу кожаной сумки. — Меня
попросили передать тебе вот это.
— И кто же? — спросила Гретхен. — Кто просил тебя передать мне
это?
— Один человек по имени Бойлан, — ответил Рудольф.
— Ах вон оно что! — Она коснулась руки Вилли. — Налей-ка и
мне пива, Вилли! — Она встала, подошла к сумке. — Подарок! Разве
не приятно? — Подняв сумку с пола, она поставила ее на стол и
открыла. Увидев, что внутри лежит, вдруг осознала, что уже
догадалась об этом. Она приложила платье к себе. — Я и забыла, что
оно такое ярко-красное! — спокойно, без всякого волнения, сказала
она.
— Боже праведный! — вырвалось у Вилли.
Рудольф с интересом наблюдал за ними обоими. Сначала за ней,
потом перевел взгляд на Вилли.
— Да, воспоминание о моей развратной молодости, — сказала
Гретхен, похлопав Руди по руке. — Не смущайся, Руди. Все в порядке.
Вилли все знает о мистере Бойлане. Все!
— Я пристрелю его как собаку! — воскликнул Вилли. — Как жаль,
что я сдал свой пистолет.
— Так мне взять платье? Что скажешь, Вилли? — с сомнением в
голосе спросила Гретхен.
— Конечно, какие дела? Если только оно не подходит больше
Бойлану, чем тебе!
Гретхен надела платье.
— Как же он тебе доверил такую важную миссию — доставить его
мне?
— Случайно встретились с ним, — ответил Рудольф. — Время от
времени мы видимся. Я, правда, не дал ему твоего адреса. Он
попросил у меня…
— Передай ему, что я ему весьма благодарна за подарок, — сказала
Гретхен. — Скажи, что, когда буду надевать платье, буду вспоминать о
нем.
— Можешь сказать это ему сама, если есть желание, — мрачно
признался Рудольф. — Он привез меня сюда на своей машине. Сейчас
он сидит в баре на Восьмой улице и ждет, когда я вернусь.
— Почему бы нам всем не пойти туда и не выпить с этим
типом? — предложил Вилли.
— Я не хочу с ним пить! — наотрез отказалась Гретхен.
— Передать ему об этом? — спросил Рудольф.
— Да, прошу тебя.
— Думаю, мне пора, — Рудольф поднялся с кушетки. — Я сказал
ему, что долго не задержусь, скоро вернусь.
Гретхен тоже встала.
— Не забудь сумку.
— Но он передал это для тебя.
— Мне не нужно от него подарков! — резко ответила Гретхен,
передавая кожаную сумку брату. Тот колебался, не зная, брать ее или
нет.
— Руди, — спросила сестра, — скажи, вы часто встречаетесь с
Бойланом?
— Пару раз в неделю.
— Он тебе нравится?
— Пока точно не знаю, — ответил Руди. — Он многому меня учит.
— Поосторожнее с ним, — предупредила его Гретхен.
— Не волнуйся!
Рудольф протянул руку Вилли.
— До свидания, — сказал он. — Благодарю за пиво.
Вилли радушно ее потряс.
— Теперь вы знаете, где нас найти, — сказал он на прощанье. —
Приходите, навещайте нас, когда захотите. Я действительно буду рад!
— Ладно, приду, — пообещал Рудольф. Гретхен поцеловала его.
— Мне очень жаль, что ты вот так быстро убегаешь.
— Я скоро снова буду в Нью-Йорке, — сказал Рудольф. —
Обязательно приду к вам, твердо обещаю.
Гретхен открыла перед ним дверь. Казалось, он хотел сказать ей
что-то еще, но, передумав, только махнул рукой на прощанье и стал
спускаться по лестнице со злосчастной сумкой в руках. Гретхен
медленно закрыла за ним дверь.
— Какой славный парень твой брат, — сказал Вилли. — Мне бы
его внешность!
— Но ты тоже пока еще вполне привлекательный мужчина, —
успокоила его Гретхен и поцеловала. — По-моему, я не целовала тебя
целую вечность!
— Целых нудных шесть часов, — уточнил Вилли. Они еще раз
поцеловались.
— Целых нудных шесть часов, — повторила за ним она, улыбаясь.
— Прошу тебя, постарайся приходить домой, когда я здесь.
— Постараюсь, постараюсь, непременно, — заверил он ее. Взяв
платье, он поднес его поближе к глазам, внимательно, критически
разглядывая. — Мне кажется, твой брат слишком взрослый для своих
лет парень, не находишь?
— Может быть.
— Почему ты говоришь так неопределенно?
— Потому что не знаю. — Она сделала маленький глоток из
стакана. — Он слишком расчетлив. — Гретхен сейчас вспоминала
неоправданную щедрость отца по отношению к Рудольфу, мать,
склонившуюся по ночам над гладильной доской с кучей его
выстиранных рубашек. — Он во всем полагается только на свой
интеллект.
— Что же здесь плохого? — удивился Вилли. — Я тоже хотел бы
полагаться на свой разум.
— О чем вы говорили до моего прихода?
— Хвалили тебя на все лады.
— Ладно, ладно, ну а кроме похвал?
— Он расспрашивал меня о моей работе. По-моему, ему хотелось
узнать, почему это ухажер его сестры сидит дома в разгар дня, а она в
это время вкалывает, зарабатывая для обоих хлеб насущный. Надеюсь,
мне удалось развеять все его опасения.
Вилли работал в новом журнале, который только начал выпускать
его приятель. Это издание освещало работу радио, и Вилли
приходилось большую часть своего рабочего времени тратить на
прослушивание дневных радиопередач, поэтому он предпочитал
делать это дома, а не в тесной маленькой редакционной комнате. Он
получал девяносто долларов в неделю, и с ее шестьюдесятью они
жили довольно неплохо, хотя в конце недели деньги, как правило,
кончались, и у них частенько в кармане не оставалось ни цента,
потому что Вилли нравилось обедать в ресторанах и засиживаться
допоздна в барах.
— Сказал ему, что ты — драматург? — спросила Гретхен.
— Нет. Пусть сам обо всем узнает. В один прекрасный день. Так
будет лучше.
Вилли пока не показал ей свою пьесу. Он написал всего полтора
акта, да и эти собирался кардинально переделать.
Вилли, приложив к себе платье, стал расхаживать по комнате, как
настоящая модель, отчаянно виляя бедрами.
— Иногда я задумываюсь, какая бы из меня вышла девушка. Что
скажешь по этому поводу?
— Ничего, — сказала она.
— Ну-ка примерь платье. Посмотрим, как оно на тебе сидит. — Он
протянул ей платье.
Гретхен, взяв платье, пошла в спальню. Там на стене висело
большое, в рост человека, зеркало. Перед уходом из дома Гретхен
аккуратно заправила постель, но сейчас заметила, что покрывало
смято. Вилли после ланча любил вздремнуть. Они жили вместе чуть
больше двух месяцев, но она уже знала все привычки Вилли. Ее вещи
разбросаны по всей комнате, корсет — на полу возле окна. Снимая с
себя юбку со свитером, Гретхен улыбалась. Такой детский беспорядок
в спальне был ей по душе. Ей нравилось убирать за ним.
Гретхен с трудом удалось справиться с «молнией». Она надевала
это платье лишь два раза до этого: один раз в магазине и второй — в
спальне Бойлана, когда ему захотелось взглянуть, как оно сидит на
ней. Пришлось превратиться в модель для него. То есть фактически
она это платье никогда не носила. Она критически оглядела себя в
зеркале. Ей показалось, что кружевное декольте слишком низкое и
открывает большую часть ее груди. Сейчас, в этом нарядном красном
платье, Гретхен выглядела старше своего возраста, прямо-таки
настоящая жительница Нью-Йорка, уверенная в себе, в силе своего
обаяния, привлекательности; такая всегда готова пойти в любую
компанию, не боясь конкуренции со стороны других женщин. Она
распустила волосы, и их черный плавный поток мягко коснулся ее
плеч. На работе Гретхен появлялась с волосами, уложенными на голове
узлом, — так было куда удобнее. Бросив на себя последний взгляд, она
вошла в гостиную. Вилли открывал очередную бутылку. Увидев ее,
присвистнул от удивления.
— Послушай, ты меня сразила!
Гретхен сделала пируэт, раскрутив юбку платья.
— Как ты считаешь, я достойна такого платья? Может, в нем я
несколько обнажена? Не находишь?
— Ты просто боже-ствен-на! — протянул потрясенный Вилли. —
Превосходное платье, отличный дизайн. Оно так сшито, что любой
мужчина, увидев тебя в нем, тут же захочет его с тебя снять! — Он
подошел к ней. — Эта мысль требует немедленного воплощения, —
сказал он. — Джентльмен расстегивает «молнию» женского платья. —
Вилли, расстегнув «молнию», через голову стащил с нее платье. Руки у
него были холодные, он только что держал бутылку с охлажденным
пивом, и Гретхен сразу задрожала всем телом. — Что это мы делаем в
гостиной? — задал он провокационный вопрос.
Они пошли в спальню, быстро разделись. То, чем занимались они с
Бойланом тогда, когда она примеряла для него это платье, повторили,
на сей раз они с Вилли.
Вилли занимался любовью осторожно, нежно, без азарта, словно
Гретхен — очень хрупкое создание и может разбиться в любую
секунду. Даже уважительно — такое слово промелькнуло у нее в
голове в самый разгар акта, и она неожиданно фыркнула. Она не
призналась Вилли почему. С Вилли все было по-другому, не так, как с
Бойланом. Бойлан доминировал над ней, старался унизить ее,
уничтожить. Вся его любовь в постели была яростным, беспощадным
актом разрушения: поединком, в котором есть победитель и
побежденный. После расставания с Бойланом она снова стала сама
собой, пришла в себя, — так обычно возвращаются из
продолжительного
путешествия,
с
отвращением
переживая
совершенное над твоей личностью позорное насилие. Но близость с
Вилли отличалась нежностью, он был ей так приятен, так дорог, и в
нем она не видела никакого греха. Их совместная повседневная жизнь
текла естественно, плавно, как и подобает. Теперь у нее больше не
было ощущения переламывания костей, злого, безудержного разврата,
к которому Бойлан принуждал ее силой, и, как это ни странно, она
люто желала этого, как оголодавший человек желает пищи. Довольно
часто она не испытывала оргазма, но это ее не особенно тревожило.
Какая разница?
— Потрясающе, — прошептала она, и они оба затихли.
Вилли, полежав немного, перевернулся на спину, и теперь они
лежали рядом, не прикасаясь друг к другу, только по-детски
переплетенные руки соединяли их.
— Как я рада, что ты оказался дома, — призналась она.
— Теперь я всегда буду торчать дома, — ответил он.
Она сжала его руку.
Другой рукой Вилли потянулся у ночному столику за пачкой
сигарет. Гретхен высвободила пальцы, чтобы он смог прикурить. Он
лежал, вытянувшись на кровати, его голова покоилась на плоской
подушке. Курил. В комнате было темно, — сюда проникал лишь
слабый свет через открытую в гостиную дверь. Сейчас он был похож
на мальчишку, который ужасно боится наказания, если взрослые вдруг
застукают его с сигареткой.
— Ну теперь, когда ты добилась своего, — сказал он, — можно и
поговорить. Как прошел день?
Гретхен колебалась, не зная, что ему ответить. Позже он все равно
узнает, подумала она.
— Как обычно. Гаспар снова приставал ко мне, делал намеки.
Гаспар — ведущий актер их шоу. Во время перерыва в репетиции
он пригласил ее к себе в гримерную под предлогом, что ему
необходимо отработать с ней кое-какие реплики, и там фактически
уложил ее на кушетку.
— Да, у этого Гаспара губа не дура, он сразу видит, что почем! —
сказал довольный Вилли.
— Не мог бы ты поговорить с ним, пусть он отвяжется от твоей
женщины, оставит ее в покое? Или, может, дать ему по морде?
— Да он меня убьет, — ответил Вилли, не испытывая никакой
мужской гордости. — Он вдвое больше меня.
— Выходит, я влюблена в труса? — спросила Гретхен, целуя его в
ухо.
— Такое всегда происходит с молодыми девушками из
провинции. — Он с удовольствием затянулся сигаретой. — Как бы там
ни было, в этой области девушка предоставлена сама себе. Ты уже не
молоденькая девочка и можешь смело выходить на улицу в этом
Большом городе. Сама сумеешь постоять за себя!
— Что до меня, — сказала Гретхен, — то я готова набить
физиономию любой, если только она вздумает приставать к тебе.
— Не думаю, — засмеялся Вилли. — Могу даже побиться об
заклад.
— Сегодня в театр приходил Николс. После репетиции он сказал
мне, что хочет предложить мне роль в новой пьесе в следующем году.
Большую роль.
— Да, ты станешь звездой. Твое имя будет сиять на ярких
афишах, — задумчиво произнес Вилли. — И ты выбросишь меня на
свалку, как старый башмак!
Ладно, придется все же сказать, подумала она. Какая в конце
концов разница, сейчас или потом?
— Следующий театральный сезон я не смогу работать на сцене.
— Почему же?
Опершись на локоть, он с любопытством смотрел на нее.
— Сегодня утром я была у врача. Я беременна.
Вилли смотрел на нее в упор, внимательно изучая выражение ее
лица. Потом сел, загасил сигарету.
— Что-то хочется пить, — произнес он. Неловко вылез из кровати.
Она увидела потемневший большой шрам у него на спине. Набросив
старый хлопчатобумажный халат, он вышел из спальни. Гретхен
слышала, как он наливает в стакан пиво из бутылки. Она лежала в
темноте, чувствуя себя одинокой, покинутой. Не стоило ему говорить,
подумала она. Теперь все испорчено.
Она вспомнила ту ночь, когда это случилось. Они долго, почти до
четырех утра, сидели в чьем-то доме, и там у них возник жаркий спор.
Об императоре Хирохито, обо всем на свете. Все порядком выпили.
Она опьянела и не стала предохраняться. Обычно они возвращались
домой сильно усталые и все равно занимались любовью. Но в эту
треклятую ночь они не чувствовали никакой усталости. Ну вот, в честь
японского императора. Если он будет возражать, скажу, что сделаю
аборт. Гретхен знала, что никогда на это не пойдет, но все равно так
ему скажет.
Вилли вернулся в спальню. Она включила лампу на столике у
кровати. Такой разговор нельзя вести в темноте. Только при ярком
свете. Ей сейчас было важно увидеть лицо Вилли, оно скажет ей
больше, чем все его слова. Гретхен набросила на себя простыню. Полы
старого халата хлопали его по ногам, халат был слишком велик для его
тщедушной фигуры, к тому же сильно полинял от стирок.
— Послушай, — сказал Вилли, усаживаясь на краешек кровати. —
Слушай меня внимательно. Я намерен во что бы то ни стало получить
развод, или мне придется прибить эту суку. После этого мы
поженимся, и я пойду на курсы ухода за ребенком. Вы понимаете меня,
мисс Джордах?
Она не отрывала взгляда от его лица. Он не шутил.
— Понимаю, — мягко ответила она.
Он, наклонившись над ней, поцеловал ее в щеку. Гретхен
уцепилась за рукав халата. На Рождество, подумала она, я обязательно
куплю ему новый халат. Шелковый.
Достарыңызбен бөлісу: |