Питер москва Санкт-Петарбург -нижний Новгород • Воронеж Ростов-на-Дону • Екатеринбург • Самара Киев- харьков • Минск 2003 ббк 88. 1(0)
жүктеу/скачать 12,57 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Применение психологии.
- Мятеж, но не революция.
- Профессиональная психология Выделение средств на социальные исследования
- Клиническая психология в 1960-х и 1970-х гг. Статус прикладной психологии.
- Соревнование с психиатрией.
- Поворот к обслуживанию.
14 За». 79 418 Часть V. Прикладная психология в XX веке Гуманистическая психология и критика приспособления. Частью антипсихиатрического движения был отказ от всей идеи приспособления. Душевнобольные не были больны, они отказывались подчиниться больному обществу и были посажены под замок за свой героизм. По мере того как в 1960-х гг. американское общество все больше волновали борьба за гражданские права, бунты и преступность, а главное, война во Вьетнаме и противоречия, связанные с ней, такую ценность, как адаптация (теперь ее стали называть конформизмом), все больше американцев решительно отвергали. Как мы увидели, корни недовольства таились в 1950-х гг., но именно в 1960-е гг. критика конформизма стала открытой и повсеместной. Например, в сфере социальных наук Снелл Патни и Гэлл Дж. Патни атаковали конформизм в книге «Приспособившийся американец: нормальные неврозы индивида и общества» (S. Putney and G. J. Putney, 1964). В свое время в книге «Цивилизация и недовольство ею» 3. Фрейд утверждал, что цивилизованные люди неизбежно слегка невротичны, это психологическая цена цивилизации, поэтому единственное, что может сделать психоанализ — уменьшить неврозы до обычного чувства несчастья. Но Патни заявили, что «нормальные неврозы» представляют собой не просто обычные несчастья; они являются реальными неврозами, которые можно и должно лечить. Поскольку «нормальность... представляет собой разновидность болезни, уродства или задержки развития, которые мы делим с остальными людьми и которые поэтому не замечаем» (A. Maslow, 1973), адаптированные американцы даже не подозревают о своем глубочайшем томлении и пытаются удовлетворять предписанные культурой, а не реальные человеческие потребности, следствием чего становятся фрустрация и растущее беспокойство. Патни отрицали ценность приспособления, предлагая заменить его «автономией, означающей способность индивида делать обоснованный выбор поведения в свете своих потребностей» (1964). Маслоу (1961) полагал, что подобную точку зрения разделяют многие психологи: «Я сказал бы, что на протяжении последних десяти лет большинство, если не все теоретики психологии, стали придерживаться антиприспособительных настроений», и одобрял ценность автономии (самоактуализации) как замены приспособления. Гуманистическая психология утверждает, что автономию можно приобрести благодаря психотерапии. Главным выразителем этой точки зрения был Карл Роджерс. Его клиент-центрированная психотерапия пыталась говорить с пациентами на их языке и направлять их не к адаптации к нормам, царящим в обществе, а к постижению их собственных нужд и, следовательно, к их удовлетворению. Пациент, успешно прошедший психотерапию, становился человеком Гераклита. Карл Роджерс говорил (1958), что к концу успешной клиент-центрированной терапии «человек становится единством, потоком движения... он становится интегрированным процессом изменчивости». Терапия Роджерса концентрировалась на чувствах. Человек, ищущий помощи, клиент (как и Т. Шац, Роджерс отвергал метафору психического заболевания и отказывался называть тех, кому он помогал, «пациентами») страдал, прежде всего, от неспособности надлежащим образом испытывать и полностью выражать свои чувства. Терапевт работал с клиентом для того, чтобы тот открыл для себя чувства, полностью и непосредственно переживал их и разделял чувства с терапевтом. Итак, «поток движения» в здоровом человеке был, преж- Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 419 де всего, потоком чувств, которые тот переживал. Согласно концепции Роджерса, нездоровым был тот индивид, который контролировал и скрывал чувства; здоровым (самоактуализированным, по терминологии Маслоу) был человек, который спонтанно испытывал эмоции в каждый момент и выражал их открыто и свободно. Роджерс, Маслоу и другие адепты гуманистической психологии предложили западной цивилизации новые ценности роста и аутентичности. Ценности определяют, как человеку следует прожить свою жизнь и чем ему следует дорожить. Гуманистические психологи считали, что человеку не следует придерживаться одних и тех же застывших путей, напротив, он всегда должен быть в движении, быть человеком Гераклита. Они учили, что человеку следует дорожить своими чувствами. Обе эти ценности следуют из той психотерапии, которую практиковал Роджерс. Итак, основной ценностью гуманистической психологии был «рост», т. е. открытость к изменениям, и именно этому следовало обучать клиентов. Естественно, что терапевт хочет изменений в клиенте, поскольку клиент, прежде всего, приходит в поисках помощи в деле улучшения своей жизни. Гуманистические терапевты заставляли менять базовую человеческую ценность, цель всей жизни либо в процессе терапии, либо без нее. Гуманистические психологи соглашались с Джоном Дьюи по поводу того, что «рост сам по себе является единственной нравственной задачей». Другая новая ценность, аутентичность, подразумевала открытое выражение чувств, характерных для человека, проходящего терапию в стиле Роджерса. Маслоу (1973) определял аутентичность как «разрешение того, чтобы ваше поведение и ваша речь стали истинным и спонтанным выражением ваших внутренних чувств». Традиционно людей учили контролировать свои чувства и быть осторожными в их выражении. Надлежащее поведение в деловой сфере и кругу знакомых — манеры — заключалось в том, чтобы не выражать непосредственные чувства и произносить маленькую ложь, смягчающую социальные взаимодействия. Но гуманистические психологи противопоставили манерам аутентичность, говоря о том, что эмоциональный контроль и лживое выражение эмоций представляют собой психологическое зло и что людям следует быть открытыми, искренними и честными друг с другом, открывать душу так, как они могут открыть ее психотерапевту. Лицемерие расценивали как грех, а идеальная жизнь моделировалась по образцу психотерапии: хороший человек (A. Maslow, 1973) не отягощен сдержанностью, испытывает глубокие эмоции и свободно делится своими чувствами с окружающими. Гуманистическим психологам было ясно, что они находятся в состоянии войны с традиционной западной цивилизацией, и они пытались организовать как моральную, так и психологическую революцию. Маслоу (1967) отозвался о вежливости по поводу выпивки, предлагаемой на вечеринке, как об «обычной лживости, в которую мы все вовлечены» и объявил, что английский язык испорчен настолько, что нормальный человек не может им пользоваться. Роджерс (1968) закончил свою статью «Межличностные взаимоотношения: США-2000» цитатой из «новой студенческой морали», провозглашенной в одном из колледжей: «Мы отрицаем, что неэффективные формы взаимодействия людей, осуществляемые посредством благопристойных манер, составляют приемлемый паттерн человеческих взаимоотношений». 420 Часть V. Прикладная психология в XX веке Конечно, идеи Роджерса отнюдь не были новы для западной цивилизации. Высокую оценку эмоциональных чувств, доверие к интуиции и сомнения во власти рассудка можно проследить от романтиков к христианским мистикам и к циникам и скептикам эллинской эпохи. Но Маслоу и другие ученые выразили эти идеи в контексте естественной науки, психологии, используя авторитет науки. Предписания гуманистических психологов в отношении атараксии (чувствования и разделения чувств) стали входить в практику, что знаменовало наступление эпохи нового эллинизма. По мере того как цивилизация порождала все больше проблем, обычная жизнь стала непереносимой для многих людей, и, так же как люди в эллинском мире, они начали искать новые формы счастья, выходящие за пределы, допускавшиеся культурой. Гуманистическая психология, продукт современной академической системы, защищала современную форму скептицизма. Маслоу так описывал «невинное познание» самоактуализированной личности: Если человек ничего не ожидает, если у него нет предчувствий и опасений, если у него в каком-то смысле нет будущего... то не может быть ни удивления, ни разочарования. Отсутствие ожиданий означает отсутствие тревоги, беспокойства, опасений, предчувствий... Все это относится к моей концепции креативной личности, которая живет здесь и сейчас, без будущего и без прошлого (1962, р. 67). Таким образом, Маслоу пришел к идее атараксии эллинских скептиков: не делать обобщений и, следовательно, не беспокоиться по поводу того, что случится. Гуманистический самоактуализированный человек, подобно античному скептику, принимает то, что есть, без какого-либо волнения, «плывет по течению», плывет без каких-либо переживаний по стремнине изменений современной американской жизни. Значительно более явным проявлением нового эллинизма стали хиппи. Они, подобно античным циникам, выпали из обычного общества, которое презирали и отвергали. Как и гуманистические психологи, хиппи воевали с культурой, не доверяли рассудку и ценили чувства, но доводили свой антиинтеллектуализм и презрение к хорошим манерам до крайности, пытаясь жить жизнью, представляющей собой гераклитовский поток чувств, не ограниченный интеллектом или манерами. Движение хиппи началось примерно в 1964 г. и быстро стало мощной культурной силой. Чтобы исследовать и выражать свои чувства, хиппи обратились к наркотикам. Лишь немногие из них слышали о Карле Роджерсе или Абрахаме Маслоу, хотя фактически разделяли их ценности; зато они слышали о другом психологе, Тимоти Лири, молодом, честолюбивом и успешном гарвардском психологе, личные проблемы которого подтолкнули его к поиску определенных ощущений. Он начал применять наркотики, вначале пейотль, а затем ЛСД, чтобы достичь гераклитовского состояния человека, «интегрированного в процесс изменчивости», открытого новому опыту и интенсивно осознающего каждое чувство. Хиппи последовали за Лири в «психоделический» мир, расширяющий пределы разума, используя наркотики, как в свое время поступали Колридж и другие юные романтики, для того чтобы разрушить индивидуальное непоследовательное сознание (Verstand И. Канта) и заменить его приливами эмоций, странными галлюцинациями и космическими, трансцендентальной озарениями ( Vernunft). Для хиппи, как и для идеалистов после Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 421 Канта, конечная реальность была психической, а не физической, и они верили, что наркотики откроют им двери подлинного, духовного мира. Даже без наркотиков хиппи и гуманистические психологи были не от мира сего. В одном письме Маслоу писал: «Я, по сути, живу в мире платоновских сущностей, и только кажусь живущим в этом, материальном мире» (цит. по: Н. Geiger, 1973). К 1968 г. движение хиппи и движение протеста против войны во Вьетнаме достигли своего пика. Казалась, что новый эллинизм почти наступил. Применение психологии. Психологи не смогли остаться в стороне от этих бурных социальных процессов. Их стало беспокоить, что они недостаточно участвуют в решении проблем общества. В 1969 г. в своем президентском обращении к АРА Джордж Миллер заявил: «Нашим крупнейшим вкладом в повышение благосостояния людей может и должно стать открытие путей практического применения психологических знаний». Миллер утверждал, что «научная психология — одно из самых революционных начинаний в интеллектуальной истории человечества. Если мы добьемся существенного прогресса в достижении провозглашенной цели — понимании, предсказании и контроле психических и поведенческих явлений — это будет иметь грандиозные последствия для всех аспектов жизни общества». Но, по мнению Миллера, социальная роль психологии, несмотря на развитие прикладных дисциплин, по-прежнему недостаточно велика, и следует активнее вмешиваться в деятельность по улучшению общественных отношений. Рассматривая возможности для более широкого практического применения психологии, Миллер отверг использование поведенческих технологий: «Я верю, что воздействие психологии на общество будет осуществляться не с помощью тех или иных технологий, но путем духовного влияния, путем формирования новых представлений о том, что возможно для человека и что для него желательно». Миллер требовал «мирной революции, основанной на новой концепции человеческой природы», исходящей из образования: «Наши научные результаты будут постепенно внедряться в общественное сознание в конкретных практически применимых формах». Действительно, в 1960-х гг. общественный интерес к психологии постоянно рос. В 1967 г. начал выходить журнал Psychology Today, а в 1969 г. в журнале Time появился раздел «Поведение», т. е. о психологии начали писать издания, рассчитанные на массового читателя. Акцент на социальной роли психологии стал самым сильным за всю ее историю. Конференция АРА в 1969 г. была посвящена теме «Психология и проблемы общества», и страницы American Psychologist начали заполняться статьями о студенческом движении, социальной ответственности психологии и ссылками на Боба Дилана, поэта и музыканта молодежной революции. Не все психологи воздерживались от применения психологической технологии для решения социальных проблем. Два года спустя после выступления Миллера Кеннет Кларк (Kenneth Clark, 1971) в своем президентском обращении к АРА утверждал, что политических лидеров следует «обязывать» к тому, чтобы «они принимали и применяли самую раннюю, совершенную форму психотехнологического, биохимического вмешательства, которое гарантировало бы положительное использование власти». В одной из статей в Psychology Today психолог Джеймс Мак-Коннелл (James McConnell, 1970) восклицал: «Мы должны научиться вынуждать людей любить друг друга, вынуждать их хотеть вести себя надлежащим 422 Часть V. Прикладная психология в XX веке образом. Я говорю о психологическом принуждении». По мнению Мак-Коннелла, существовали технологии, с помощью которых общество может «приобрести почти абсолютный контроль над поведением индивида... Необходимо перестроить наше общество таким образом, чтобы мы с детства были научены хотеть делать то, чего хочет от нас общество». Мак-Коннелл заключил: «Сегодня психологи-бихевиори-сты являются архитекторами и инженерами Нового мира». Мак-Коннелл не был одинок в своем желании захватить и перестроить традиционные социальные функции. Гарриет Рейнгольд (Harriet Rheingold, 1973) жаждала создать новую психологическую профессию «ученого по воспитанию детей», которую «должны были бы считать главной в стране». Более того, «родителей необходимо учить, как воспитывать детей» и, подобно клиническим психологам, «родители должны получать сертификаты». В том же духе высказывался и Крейг Т. Рэйми (Creig Т. Raimey, 1974), который призывал организованных психологов «учредить адекватные услуги для детей этого народа». Согласно утопической схеме Рэйми, психологи-специалисты должны были играть основную роль в отборе, оценке и воспитании детей в обычных школах и специальных консультационных учреждениях. Но, по иронии судьбы, сама АРА столкнулась с теми же проблемами, которые собиралась лечить в обществе. В 1970-х гг. начался яростный спор по поводу того, какой социальной ценностью обладают (и обладают ли вообще) стандартизованные тесты, особенно тесты на IQ. В течение долгого времени было известно, что черные дети справляются с тестами на коэффициент интеллекта намного хуже, чем белые. Острую дискуссию вызвало заявление Артура Йенсена (Arthur Jensen, 1969), в котором он вернулся к евгенической точке зрения, утверждая, что это различие обусловлено генетически: черные уступают белым от рождения, и поэтому компенсирующие образовательные программы обречены на провал. Споры между Йенсеном, его критиками и сторонниками бушевали несколько лет. На встрече АРА в 1968 г. Ассоциация черных психологов (Association of Black Psychologists) представила петицию, которая призывала к мораторию на использование тестов IQ в школах, ссылаясь на частые злоупотребления, особенно на то, что тесты использовали для притеснения черных детей и направления их в школьные отделения низшего уровня. АРА отреагировала на эту петицию в типичном академиче-ско-бюрократическом стиле: она назначила комитет. В 1975 г. он опубликовал свой доклад (Т. Cleary, L. Humphries, S. Kendrick and A. Wesman, 1975), вывод которого был выдержан в стандартном академическо-бюрократическом стиле: иногда тестами злоупотребляют, но само по себе их применение законно. Заключение комитета не удовлетворило черных психологов. Их представитель Джордж Д. Джексон (J. D.Jackson, 1975) назвал этот доклад «вопиюще расистским» и сделал вывод о том, что «сейчас мы нуждаемся больше чем просто в моратории — нам необходимы вмешательство правительства и строгие санкции». Споры по поводу тестирования продолжаются до сих пор, и определенные изменения в распределение учащихся по уровням внесены. Тем не менее двусмысленность ситуации сохраняется, поскольку организованная психология неспособна успешно разрешить проблемы, очень сходные с теми, которые она предполагала революционизировать с помощью научных методов. Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 423 Некоторые американцы, особенно консерваторы, не желали иметь того, что дарила им психология. В широко известной речи вице-президент Спиро Эгнью (Spiro Agnew, 1972) осуждал психологов, особенно Б. Ф. Скиннера и Кеннета Кларка, за предложенную ими «смехотворную хирургию души нации». Эгнью цитировал Джона Стюарта Милля: «Все, что разрушает индивидуальность, есть деспотизм», — и добавлял: «Мы боремся с новым видом деспотизма». Консервативный журналист Джон Лофтон (John Lofton, 1972) для специального выпуска American Psychologist написал статью, посвященную серьезному перепроизводству и неполной занятости психологов, обладающих научной степенью доктора философии. Исходя из сообщений неофициальных информаторов, Лофтон сделал вывод, что широкие массы думают об этом так: «Неплохо бы уменьшить число этих докторов. Развелось слишком много специалистов в ничтожных вещах» (р. 364). Лофтон гово-рил> что психология не пользуется симпатией, поскольку люди столкнулись со злоупотреблениями технологиями модификации поведения и тестами. Академическая психология, в том числе и когнитивная психология, подверглась жестокой критике: «Эта дисциплина продолжает торговать предложениями двух сортов: теми, которые истинны, но самоочевидны, и теми, которые истинны, но неинтересны... Ее ответы на все действительно важные вопросы удручающе банальны» (P. Robinson, 1983, р. 5). Через десять лет после обращения Миллера был проведен симпозиум, посвященный прогрессу в применении психологии. Большинство докладов были достаточно мрачными; даже оптимисты полагали, что достижения невелики. Два автора высказывались особенно резко. Зигмунд Кох (S. Koch, 1980) в пух и прах разнес речь Миллера, обличив ее бессмысленность, необдуманность и противоречивость. Он утверждал, что психологию слишком широко применяли в популярной психотерапии и потоке книг о самопомощи. Кох сказал: «Я считаю, что для общества будет гораздо лучше, если мы заберем психологию обратно — в сферу науки». Философ науки Майкл Скрайвен (Michael Scriven, 1980) дал уничтожающую характеристику психологии. По его мнению, психология потерпела неудачу, поскольку носила неисторический характер, не применяла к самой себе нормативы, применяемые к другим, воображала себя свободной от ценностей и продолжала потворствовать фантазиям Ньютона. Мятеж, но не революция. Шестидесятые годы были полны «шума и ярости», достигших своего пика в 1968 г.: убийства Мартина Лютера Кинга и Роберта Кеннеди, ожесточенные межрасовые столкновения, рост антивоенного движения. Молодежь была полна крайнего неприятия традиций своего народа и собственных родителей. Общество пребывало в смятении. В области психологии гуманистические психологи вели войну с культурой интеллекта, вдохновляя движение хиппи, тогда как когнитивные психологи кричали о кунианской революции против Хал-ла, Спенса и Скиннера. Но все это в равной степени не было ни когнитивной, ни социал-хиппи-гуманистической революцией. Хотя гуманистическая психология полагала, что критикует американское общество с радикальных позиций, на деле эта критика была реакционной. В концепции самоактуализации А. Маслоу всего лишь возродил аристотелевскую идею scala 424 Часть V. Прикладная психология в XX веке naturae с помощью современного психологического жаргона. Культивируя чувства и интуицию, гуманистическая психология вернулась к романтическому отрицанию научной революции, но никогда не была достаточно честна, чтобы признать это. Гуманистические психологи, включая К. Роджерса и А. Маслоу, всегда считали себя учеными, игнорируя глубокий конфликт между приверженностью науки природному закону и детерминизму и свою собственную приверженность примату цели человека. В XIX в. В. Дилти и другие представители аутентичной романтической традиции выдвинули ряд причин, в силу которых гуманитарные науки, Geisteswissenschaften, следовало отделить от физики, химии и прочих Naturwis-senschaften, но гуманистические психологи смогли предложить только голословные протесты против империализма естественных наук. Если и следовало предъявлять иск к естественно-научному, редукционистскому образу человека, то он должен был исходить из другого, более разумного источника. Подобным же образом хиппи и другие «протестующие» того периода воплощали в себе все общественные противоречия. Они поклонялись простой, доурбани-стической жизни, хотя сами, большей частью, жили в больших городах (где к девиациям относились гораздо терпимее, чем в маленьких городках) и основное внимание в своей жизни уделяли наркотикам и электронной музыке, продуктам того индустриального мира, который притворно отвергали. Как и гуманистические психологи, они ценили чувства и открытость новому опыту, повторяя восклицание Уильяма Блейка: «Боже, спаси нас от одностороннего видения и сна Ньютона!» Точно так же как гуманистическая психология не смогла занять место бихевиоризма, движение хиппи потерпело неудачу в попытке ниспровергнуть традиционное общество. Ни хиппи, ни гуманистические психологи не были великими нонконформистами, каковыми себя считали. Хиппи вели странную жизнь, но требовали подчинения своему нонконформизму. По их мнению, самым величайшим грехом было быть «нормальным», придерживаться ценностей родителей и родной культуры, упорно работать, добиваться свершений, быть эмоционально «закрытым». Гуманистические психологи не отказывались от добродетели приспособления. Маслоу (1961) описывал свою утопию Эупсихию как место, «где не будет необходимости оглядываться на прошлое — люди смогут успешно приспосабливаться к изменяющимся условиям». Огромным терапевтическим прорывом гуманистических психологов стала группа встреч, в которой люди предположительно учились быть открытыми и аутентичными. В описании Роджерса, членов группы вынуждали быть аутентичными: По мере того как проходит время, группа начинает считать невыносимым тот факт, что какому-либо члену группы приходится жить под маской. Вежливые слова, интеллектуальное понимание друг друга и взаимоотношений, мягкий такт и прикрытие... недостаточно хороши... Мягкая в одних случаях, почти жестокая в других, группа требует, чтобы индивид был самим собой, чтобы он не прятал своих чувств, чтобы он снял маску (цит. по: В. Zilbergeld, 1983, р. 16). Гуманистические психологи, подобно хиппи, не ставили под вопрос ценность адаптации и социального контроля; они просто хотели изменить стандарты, к которым люди должны приспосабливаться. Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 425 Профессиональная психология Выделение средств на социальные исследования Взаимоотношения политики и социальных наук, в том числе и психологии, прошли путь от разочарования до явного триумфа 1960-х гг. Разочарование принес проект «Камелот», самый крупный проект в области общественных наук из когда-либо задуманных. Армия США, вместе с ЦРУ и другими органами разведки, потратила 6 млн долларов на отечественных и зарубежных ученых, работающих в сфере социальных наук, которые смогли бы точно указать точки потенциальных политических волнений (например, начинающихся партизанских войн) и использовать свои знания для того, чтобы предложить средства разрешения проблемы (например, действия против повстанцев). Однако когда в 1965 г. проект «Камелот» рассекретили, социальные науки впали в немилость. Иностранные правительства сочли проект «Камелот» вмешательством США в их внутренние дела. Их жалобы привели к расследованию со стороны Конгресса и закрытию проекта «Камелот» в июле 1965 г. Облик социальных наук оказался слегка подпорченным, поскольку ученые, участвовавшие в этом проекте, выглядели скорее орудием в руках американского правительства, а не объективными исследователями общественных явлений. Тем не менее, за исключением провала с «Камелотом», социальные науки смогли в конце концов пробиться к кормушке с федеральными исследовательскими грантами. Когда в середине 1960-х гг. в американских городах разразились расовые бунты и произошел взрыв уличной преступности, а президент Линдон Джонсон начал войну с нищетой, членам Конгресса пришлось задаться вопросом, могут ли социальные науки сделать хоть что-то с расовой ненавистью, нищетой, преступностью и другими социальными проблемами. Психолог Дэл Вулфи (D. Wolfie, 1966а, р. 1177), опытный наблюдатель за отношениями науки и правительства, писал в Science, что «призыв к широкомасштабной поддержке общественных наук был повторяющейся темой на встрече Комитета по науке и технологии Палаты Представителей 25-27 января». Вулфи полагал, что, «возможно, наступило время для специального финансирования общественных наук», особенно в свете последних достижений в области «количественных и экспериментальных методов», вследствие чего «через некоторое время эти дисциплины смогут предложить существенно большую помощь в решении насущных общественных проблем». Но даже в 1966 г. из 5,5 млрд долларов, потраченных федеральным правительством на научные исследования, только 221 млн (менее 5 %) пошло на общественные науки; однако к 1967 г. отношение к ним изменилось. В Сенате либеральные демократы жаждали дать денег ученым, занимающимся общественными науками, и заставить их заняться социальным планированием. Фред Харрис, возможно наиболее либеральный член Сената, предложил законопроект об учреждении Национального фонда общественных наук {National Social Science Foundation, NSSF) по образцу Национального научного фонда {National Science Foundation, NSF). Уолтер Мондейл предложил Акт о полных возможностях и социальном учете. Его основным положением было учреждение президентского исполнительного органа — Совета социальных консультантов, который должен 426 Часть V. Прикладная психология в XX веке был проводить «социальный учет» и давать советы президенту по поводу социальных последствий действий правительства и рационального планирования будущего страны. В палате представителей Эмилио К. Даддарио предложил более консервативный способ «как-нибудь проявить щедрость по отношению к социальным наукам», переписав хартию NSF. NSFбыл учрежден для оказания помощи развитию естественных наук, но ему было позволено финансировать и «другие науки», и он оказывал незначительную поддержку общественным дисциплинам (16 млн долларов в 1966 г. [L.J. Carter, 1966]). Законопроект Даддарио вменял в обязанность NSF финансировать как общественные, так и естественные науки и включить специалистов в области общественных наук в свое правление. Психологические организации уделили этим законопроектам большое внимание. American Psychologist, официальный печатный орган АРА, посвятил специальный выпуск предложениям Харриса и Мондейла, а исполнительный секретарь АРА Артур Брейфилд представил в Конгресс длинное заявление в их поддержку. Но психологи и другие ученые в области общественных наук демонстрировали смешанную реакцию на предложение учредить NSSF. Положительным моментом было то, что NSSFдолжен был поставить источник федеральных фондов под их собственный контроль и подчеркнуть их важность для страны, что повышало социальный престиж. С другой (отрицательной) стороны, NSSF мог создать своего рода гетто для общественных наук, заклеймив их фактом отделения от «настоящих наук», входящих в NSF. Во время слушаний по поводу законопроекта о NSSF в Комитете Харриса двое из выступавших психологов (Брейфилд и Росс Стагнер) с энтузиазмом поддержали эту идею, еще двое (Ренсис Лайкерт и Роберт Р. Сире) выразили осторожную поддержку, а один (Герберт Саймон) выступил против. Психологи, выступавшие на слушаниях, полностью согласились только в одном: финансирование общественных наук должно быть более щедрым. Ученые, занимавшиеся общественными науками, получили свои деньги, но NSSF и Совет социальных консультантов — нет. Законопроекты Мондейла и Харриса были отклонены, а вот Даддарио добился изменений в уставе NSFn заручился поддержкой либерального сенатора Эдварда Кеннеди, который подготовил проект пересмотренной версии законопроекта о новом NSF, который получил одобрение Сената и был подписан президентом Джонсоном 18 июля 1968 г. NSF, стремившийся сохранить контроль над американской наукой и, следовательно, готовый исполнять желания Конгресса, обещал выделить новые фонды на общественные науки. Но в итоге психология ничего не приобрела от того, что NSF увеличил финансирование общественных наук. С 1966 по 1976 г. траты NSFna. общественные науки, за исключением психологии, выросли на 138%, тогда как расходы на психологию уменьшились на 12 %. Более того, NSFue только продолжал тратить на естественные науки больше, чем на общественные; уровень расходов на естественные науки увеличивался быстрее. Причины такого положения остаются загадкой. Клиническая психология в 1960-х и 1970-х гг. Статус прикладной психологии. Все направления психологической науки в этот период бурно развивалась, но опережающими темпами развивалась прикладная, особенно клиническая, психология. На конференции АРА в 1963 г. было 670, вакансий 428 Часть V. Прикладная психология в XX веке и учеными. Но было ясно, что лишь немногие клиницисты становились учеными, выбирая вместо этого занятия психотерапией в каком-либо заведении или в виде частной практики (L. Blank and H. David, 1963; S. L. Garfield, 1966; E. Hoch, A. O. Ross and С L. Winder, 1966; D. Shakow, 1965). Студенты-клиницисты хотели научиться проводить терапию и помогать людям, поэтому относились к научной части своего обучения как к наводящей скуку рутине. Боулдеровскую модель все чаще оспаривали, и психологи начали подумывать об обучении психологов-профессионалов по примеру обучения врачей (Е. Hoch, А. О. Ross and С. L. Winder, 1966), ставя при этом перед ними одновременно научные и профессиональные задачи (К. Clark, 1967). Джордж У. Олби (George W. Albee, 1970) утверждал, что для клинических психологов было бы большой ошибкой выбрать для себя модель врачей, поскольку психологи фактически должны стать агентами широкомасштабных социальных перемен. Другие клиницисты защищали Боулдеровскую модель (D. Shakow, 1976). Столкнувшись с переменами, которые, казалось бы, ускользали из-под контроля организованной психологии, АРА собрала еще одну конференцию. Она проходила в Колорадо в 1973 г. Несмотря на разногласия, на новой конференции было одобрено то, что в свое время отвергла Боулдеровская конференция: признание новой научной степени по клинической психологии для студентов, настроенных на практическую деятельность. Одни клиницисты приветствовали эту идею (D. R. Peterson, 1976), тогда как другие (N. J. Perry, 1979) осуждали и считали неприемлемым учреждение независимых профессиональных школ, поскольку они не были филиалами университетов. Несмотря на развитие программ по подготовке клиницистов и увеличение количества выпускников, делегаты национальной конференции по клиническому обучению в 1990 г. утверждали, что идеальной все же является модель практикующего ученого (С. D. BelarandN. W. Perry, 1991). Соревнование с психиатрией. Сохранялась и проблема со статусом клинической психологии. С одной стороны, «мейнстрим» клинических психологов хотел утвердить свое превосходство над целой армией людей, предоставлявших терапевтические услуги, но не обладавших степенью доктора философии или не получивших психологического образования, — клиническими социальными работниками, консультантами по вопросам брака и психиатрическими медсестрами. Самое большее, что могли сделать психологи, — это не допускать в АРА людей, не имеющих ученой степени. С другой стороны, клинические психологи хотели утвердить свое равенство с психиатрами, испытывавшими презрение к клиническим психологам. Психиатр Сеймур Пост (Post, 1985) писал о клинических психологах, не имеющих статуса доктора медицины: «Удивительно, но эта группа неспециалистов во весь голос требует права называться врачами, в том числе и права работать с пациентами в стенах больниц». Он говорил, что еще хуже то, что пациенты идут к психологам с симптомами, точно так же как они идут к врачу или интерну, но «те не обладают компетентностью для выполнения этой функции. Недостаточная практика является правилом» (р. 21). На протяжении 1980-х гг. организованная психиатрия пыталась полностью прекратить терапевтическую деятельность психологов, утверждая, что психологи не обладают должной компетенцией для того, чтобы ставить диагноз или лечить психические нарушения. Один из психиатров, президент Медицинской ассоциации Пол Финк, зная о том, что психологи получают больше Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 429 учебных часов терапии и диагностики, чем психиатры, заявил, что психологов «не учат понимать нюансы разума». Естественно, что психологов обижало подобное отношение. Брайант Велч, руководитель Директората АРА по практике, несомненно, говорил от лица многих клиницистов, когда назвал «организованную медицину и психиатрию настоящей вотчиной монополистических личностных нарушений». Каковы бы ни были достоинства аргументов С. Поста, совершенно ясно, что клинические психологи требовали хоть какого-то приближения к статусу психиатров. Клинические психологи выиграли право получать лицензии от штата, несмотря на некоторые опасения по поводу того, что лицензии служат не общественным, а частным интересам психологов (S. J. Gross, 1978). С другой стороны, когда комитеты по аккредитации больниц разрешили клиническим психологам заниматься госпитальной практикой только под руководством дипломированных врачей, психологи сочли себя оскорбленными (Н. Dorken and D. Morrison, 1976). В начале 1990-х гг. клинические психологи сражались за право прописывать психотропные препараты (S. Squires, 1990; J. G. Wiggins, 1992). Но самым острым вопросом был вопрос о деньгах. Кто должен платить за психотерапию? Хотя ответ очевиден — клиент или пациент, в эру организованного здравоохранения большая часть медицинского лечения оплачивается страховыми компаниями или правительством, и встает вопрос, включать ли в эту систему психотерапию. Несколько психиатров и клинических психологов (G. W. Albee, 1977b) соглашались с мнением Т. Шаца о том, что не существует такой вещи, как психическое заболевание, из чего логически вытекает, что психотерапия не является настоящей терапией и поэтому не должна входить в трехсторонние схемы оплаты. Медицинская терапия настоящих болезней нервной системы (например, эндогенной депрессии) должна покрываться страховкой. Но на практике большая часть психотерапевтов признают, что если расходы на психотерапию должны нести клиенты, то их практика принесет им гораздо меньший доход. Следовательно, психиатры и клинические психологи согласны с тем, что за психотерапию должна платить третья сторона, но они резко расходятся в вопросе о том, кому следует получать деньги. На протяжении многих лет, к огромному разочарованию клинических психологов, страховые компании соглашались с психиатрами в вопросе о том, что деньги за медицинские процедуры следует выплачивать только обладателям степени доктора медицины, и страховые компании покрывали расходы на психотерапию только в том случае, если ее проводил психиатр. Клинические психологи справедливо рассматривали это как монополию и настаивали на введении в штатах законов о «свободе выбора», чтобы вынудить страховые компании платить также и клиническим психологам. Конечно, психологи хотели получить долю этой монополии, а не разрушить ее полностью. Уже столкнувшиеся с растущими расходами, страховые компании вступили в союз с психиатрией, чтобы противостоять вторжению психологии, и подали иски в суд (прецедент имел место в Вирджинии), заявляя о неподобающем смешении медицинской практики и бизнеса. В конечном итоге, суды защитили законы о свободе выбора, но битва была долгой и подлила масла в огонь длительной вражды АРА и «другой» АРА, Американской психиатрической ассоциацией. 430 Часть V. Прикладная психология в XX веке Организованной психологии пришлось иметь дело еще с одним средством контроля расходов на здравоохранение: организованным здравоохранением. Термин «организованное здравоохранение» включает в себя различные схемы, посредством которых компании и правительство контролируют доступ пациентов к дорогому специализированному лечению. АРА предложила собственную концепцию организованного здравоохранения для психического здоровья, которая получила название Парадигма II (В. L. Welch, 1992). Главный элемент Парадигмы II — маркетинг услуг психологического здравоохранения компаниям, которые должны покупать схемы здравоохранения для своих работников и убедиться в том, что туда включены услуги психолога. Более того, психологи и психиатры также должны продавать свои навыки индивидам (D. Gelman and J. Gordon, 1987). Вся эта полемика породила вопрос, в равной степени неприятный и для клинических психологов, и для психиатров: работает ли психотерапия? Частные и общественные проекты здравоохранения не предусматривают плату за шарлатанство, поэтому лечение должно быть гарантированно безопасным и эффективным. Первым человеком, который исследовал результат психотерапии, был английский психолог Ганс Айзенк (Hans J. Eysenk, 1952). Сравнив улучшение состояния у тех, кто в течение определенного времени проходил психотерапию, и у тех, кто в это же время находился в ее ожидании, он обнаружил, что уровень «излечения» при спонтанной ремиссии был таким же, как и при терапии. Это подразумевало, что психотерапия представляет собой мошенничество. С тех пор психотерапевты оспаривали вывод Айзенка. Были изучены результаты сотни случаев психотерапии. Естественно, что основная часть клинических психологов утверждает, что психотерапия, или, по крайней мере, их способ психотерапии, эффективна, но факты противоречивы. Удалось достичь консенсуса, суть которого в том, что психотерапия все же приводит к улучшениям, но почти всегда незначительным (J. Т. Landman and R. Dawes, 1982; M. L. Smith, G. V. Glass and T. I. Miller, 1980). Однако многие исследователи приходят к заключению, что профессиональная психотерапия с обученным терапевтом, возможно, приносит не больше благ, чем любительская терапия или самопомощь (L. Prioleau, M. Murdock and N. Brody, 1983; В. Zilbergeld, 1983). С точки зрения количества практикующих специалистов и пациентов, клиническая психология добилась успеха. Однако споры об ее идентичности, статусе и эффективности продолжаются. Карл Роджерс, сыгравший основную роль в формировании клинической психологии, говорил: «Терапевты не соглашаются друг с другом по поводу своих целей и приносимой пользы... Они не достигают согласия по вопросу о том, что считать успешным результатом своей работы. Они не могут согласиться и по вопросу о том, что же является неудачей. Похоже, что эта область абсолютно хаотична и раздроблена» (цит. по: Zilbergeld, 1983, р. 114). Поворот к обслуживанию. Хотя Зигмунд Кох и Майкл Скрайвен огорчались по поводу качества «подаренной» психологии, похоже, что психологи в общей массе прислушиваются к призыву Джорджа Миллера заниматься проблемами общества. В конце 1970-х гг. психологов все реже можно было увидеть в излюбленных местах основоположников научной психологии — аудиториях и лабораториях, и все чаще там, где они предоставляли свои услуги. Одной из главных перемен в Соединенных Штатах в 1960-х и 1970-х гг. был переход от первоначально ин- Глава 13. Психологическое общество: 1950-2000 431 дустриально-производительной экономики к обслуживающе-информацион-ной. С 1960 по 1979 г. общее количество рабочей силы в США выросло на 45%, тогда как в сфере услуг этот показатель составил 69 %. Самый большой рост наблюдался в общественных науках, где был достигнут невероятный показатель — 495 %, в психологии рост составил 435 %. Все чаще психологи выбирали специальности за пределами старого ядра экспериментальной психологии. С 1966 по 1980 г. увеличение количества новых обладателей степени доктора философии в экспериментальной психологии в среднем составило 1,4 % в год (самый медленный рост среди всех специальностей). Рост в прикладных областях был гораздо больше. Например, в клинической психологии показатель увеличивался примерно на 8,1 % в год, в консультировании — на 12,9 %, в школьной психологии — на 17,8 %. В 1980 г. прикладные психологи составляли почти 61 % всех психологов с докторской степенью, а традиционные экспериментаторы составили всего лишь 13,5 %. Новые психологи выбирали работу за стенами академии. В 1967 г. 61,9 % психологов, получивших докторскую степень, поступали на работу в колледжи или университеты; в 1981 г. этот показатель упал до 32,6%. Наиболее быстро развивающейся сферой стала самостоятельная предпринимательская деятельность в качестве частнопрактикующих клиницистов или консультантов. До 1970 г. психологов, занимающихся самостоятельной предпринимательской деятельностью, даже не пытались пересчитать. В 1970 г. только 1,3 % психологов, получивших докторскую степень, избирали частную практику, но в 1981 г. так поступали 6,9 %. Другими популярными сферами активности стали политика, госслужба, бизнес и общественно-благотворительная деятельность. Даже те психологи, которые получили подготовку к исследовательской работе, все чаще ищут работу за пределами академической науки. В 1975 г. 68,9 % психологов, только что получивших докторскую степень в исследовательских специальностях, шли работать в академическую систему; в 1980 г. так поступали только 51,7 %; среднегодовое падение составило 8 %. Наблюдался компенсирующий рост занятости в неакадемических сферах, поэтому реально без работы оставалось лишь очень незначительное количество психологов, получивших степень доктора философии. В 1985 г. психологов можно было найти практически повсеместно: они учили миллионы людей, как тем следует жить. В Службе педагогического тестирования психологи продолжали работать над тестом способности к учебе (Scholastic Aptitude Test, SAT) n стремились распространить тестирование на все новые области. Так, вы не сможете стать профессиональным игроком в гольф, не пройдя тест на множественный выбор (ETS) (D. Owen, 1985). В Стэндфордском институте психологи и другие специалисты разработали амбициозную маркетинговую программу — программу ценностей и стиля жизни {Values,and Lifestyle Program, VALS). В этой программе использован метод, известный как психографика и подразделяющий американских потребителей на ряд групп. Фирмы, ведущие рекламные кампании, платят психологам за определение целевой группы своих товаров и услуг и за сведения о психологических особенностях этих групп (J. Atlas, 1984; Т. P. Novak and В. MacEvoy, 1990). Клинические психологи, несмотря на некоторые опасения АРА, организовали многочисленные телефоны доверия, в том числе в радиоэфире, где можно получить психологическую поддержку и консультацию (В. Rice, 1981). 432 Часть V. Прикладная психология в XX веке В последние годы люди все активнее обращаются к психологам: с 1957 по 1976 г. количество американцев, которые консультировались у специалистов по психическому здоровью, возросло с 4 до 14 %; среди людей, окончивших колледж, этот показатель вырос с 9 до 21 %. При этом количество людей, столкнувшихся с терапевтическими методами, гораздо больше, поскольку многие группы самопомощи (в которых, например, худеют и бросают курить) используют эти техники (В. Zilbergeld, 1983). Наконец, сейчас во всех крупных книжных магазинах есть отделы психологии, где основную массу книг составляют издания по психологической самопомощи, а также по психологии семейной жизни (последние в основном касаются интимной жизни и воспитания детей). Психологи стали подлинной общественной силой. Функционер АРА Чарльз Кислер (Charles Kiesler, 1979) писал: «В будущем я вижу психологию авторитетной наукой и эффективным источником помощи практически во всех областях человеческой деятельности». жүктеу/скачать 12,57 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|