Последняя камелия

приезжал домой. Сразу поступил в университет.
– И все-таки я не понимаю, – сказала я. – Что мешало вам навестить
этот старый дом?
Его волосы поседели, детские щечки, запечатленные на фотографиях,
теперь казались ввалившимися. И все же, в отличие от лорда Ливингстона
на виденных мною фотографиях, черты его лица казались нежнее, мягче.
Вместе мы прошли в приемную и сели на диван у бокового окна,
выходящего в сад.
– С этим местом связано слишком много печальных воспоминаний, –
ответил он. – А после того, как Кэтрин вышла замуж, а состояние Эббота
ухудшилось, я понял, что мне тут делать больше нечего. Все изменилось.
– Что вы имеете в виду, говоря о 
состоянии 
Эббота?
Он печально кивнул.
– В 1940 году Эббот слег от лихорадки. Врачи сказали, что это
менингит. Казалось, он полностью выздоровел, но лихорадка дала
осложнения на сердце. Он сразу как-то сдал. А с годами состояние его
только ухудшалось. К тому времени, когда я поступил в университет, он
был прикован к постели.
– Как ужасно, – сказала я. – Значит, ваш отец ухаживал за ним?
– Нет. Отец умер в 1963 году. За ним ухаживала миссис Диллоуэй, до
самой его смерти в прошлом году.
– Простите, я не знала.
– Я много раз пытался навестить Эббота, но миссис Диллоуэй заявляла,
что присутствие родственников плохо скажется на его нервах.
– Не понимаю.
– Я тоже не понимал, – сказал Николас. – И вот однажды, в конце
семидесятых, когда моей дочке было десять, мы с женой навестили его.
Мы думали, что Эбботу нужно наконец познакомиться со своей
племянницей. Когда мы приехали, миссис Диллоуэй не было, и мы нашли
Эббота на террасе в коляске. Выглядел он ужасно, как дряхлая копия
своего образа. Никогда не забуду его лица, худого и бледного. Он казался
много старше своих лет. – Николас достал из кармана платок. – Сначала он
не узнал меня. Но потом он оживился, улыбнулся, и он, – Николас
помолчал, вытирая глаза, – он сказал, никогда этого не забуду, он сказал:
«Брат?»
– Мы немного поговорили, – продолжал Николас, – он рассказал мне
такие вещи, которые надолго засели в моей голове. Конечно, я не уверен,
насколько в нем говорила болезнь, но…
– И что же он рассказал?

Николас оглянулся.
– Он сказал, что маму убили.
– Но он тогда был еще ребенком. Как он мог узнать?
– Честно сказать, я подумал, что болезнь повлияла на его разум. И все
же он говорил, что кто-то несет ответственность за ее смерть и за это их
должна ждать расплата. Он повторял это снова и снова.
– И кто был этот «кто-то»?
– Ну, не знаю точно, но я чувствовал, что должен разобраться в этом
деле более основательно. Я нанял юриста, попытался открыть дело снова,
получить 
акт 
вскрытия, 
подписанный 
специалистом, 
но
домоправительница, миссис Диллоуэй, сделала его недоступным.
– Я знаю, – сказала я. – Я сама читала документы. А вы не
догадываетесь, почему она решилась на этот шаг?
– В своем ходатайстве она утверждала, что защищает честь моей
матери. Заявила, что кто-то из местных жителей без всякой необходимости
рассматривал фотографии ее обнаженного тела. – Николас пожал
плечами. – Но, думаю, дело совсем не в этом. Единственная очевидная
причина – она хотела что-то скрыть. Когда Кэтрин рассказала мне о ее
любви к отцу, я начал задумываться, не было ли в этой истории чего-то, о
чем никто из нас и не догадывается.
Я разинула рот.
– Она любила вашего отца?
Николас вздохнул:
– Да. Конечно, в то время мы этого не знали, но, если верить Кэтрин,
миссис Диллоуэй любила его, еще когда мама была жива.
– Ну, думайте, что хотите, – сказала я, – но сейчас она в больнице.
Сегодня ночью ее хватил удар.
– О, – несколько ошеломленно произнес он, – мне жаль это слышать. –
Он встал, подошел к окну и провел рукой по подоконнику. – Я хотел
приехать сюда, чтобы посмотреть, не забыл ли чего-нибудь. Ради памяти
матери. Ваши родственники будут здесь что-то перестраивать, как вы
упомянули, и пока этого не случилось, я хотел убедиться, что в этом доме
не осталось ничего важного.
– Я уверена, родители мужа не станут возражать, если вы захотите
осмотреть поместье.
– Спасибо, – ответил он. – Я не знал, будут ли они так уж рады моему
маленькому расследованию, и потому нанял пару частных детективов.
– Частных детективов?
– Надеюсь, вы меня простите. Они следили не за вами. Я лишь хотел

узнать, каковы планы в отношении поместья, и любопытствовал насчет
сада, не найдут ли они чего-нибудь интересного в сарае.
– Так вот кто шнырял там, – пробормотала я.
Вместе с ним я подошла к окнам, выходящим в сад.
– Значит, мне не нужно говорить вам о поле для гольфа, вы уже об этом
знаете.
Он на мгновение смешался, но потом его взгляд остановился на террасе
за окнами.
– Сад! Камелии! – воскликнул он. – Мама была бы так счастлива, что
все осталось так, как было при ней. Ну, все немного заросло, но все равно
это великолепно.
– Да, – сказала я. – Мистер Ливингстон, я бы хотела вам кое-что
показать. Там, в гостиной.
Я протянула ему папку с вырезками о пропавших женщинах и показала
карту сада с приклеенными бумажками.
– Что это? – спросил Николас.
Я взяла альбом его матери и открыла на странице с камелией 
Petelo
.
– Вы видели это раньше?
Его взгляд затуманился.
– Да, – ответил он, – я помню тот день, когда Флора нашла его.
– Ваша няня?
– Да, – сказал он, глядя на вырезки. – Когда она пропала, мы страшно
перепугались. Она словно сквозь землю провалилась. Даже не
попрощалась с нами. – Погрузившись в свои мысли, он рассматривал
страницу альбома. – Мама любила свои камелии. Я до сих пор помню, как
она ходит среди деревьев, что-то напевая. Они напоминали ей любимый
Чарлстон.
– Мистер Ливингстон, мне кажется, ваша мать пыталась перед смертью
раскрыть какую-то тайну. – Я указала на цифровой код в правом верхнем
углу страницы. – Я установила, что эти номера соответствуют датам
исчезновения нескольких женщин. Думаю, ваша мать догадывалась, что
здесь, в поместье, происходит что-то неладное. Вы не можете что-нибудь
припомнить? Какую-нибудь мелкую деталь, которая могла бы пролить свет
на исчезновение тех женщин?
– Ну, мои детективы действительно кое-что нашли среди камелий.
Мы вышли наружу, где на подъездной дорожке у синей машины стояла
какая-то пара. Женщина с короткими светлыми волосами сняла солнечные
очки и улыбнулась.
– Это вы! – воскликнула я. – Это вы спасли меня в сквере.

– Да, – подтвердил мужчина. – Меня зовут Джеймс, а это Майра. Мы
работаем на мистера Ливингстона. А наткнулись на вас в городе
совершенно случайно. Мы вас видели раньше, когда обследовали сарай. За
это извините. Мы не хотели вас пугать.
– Ничего, – сказала я. – Я рада, что это были вы, а не…
– Я запомнил ваше лицо, – продолжал Джеймс, – и когда заметил того
мужчину, шедшего за вами в сквере, мы тоже пошли следом.
– И хорошо, что пошли, – заметила я.
– Его поймали?
– Нет, – ответила я. – Но поймают. Я уверена, что поймают.
Я кивнула в сторону синего кабриолета у входа, вспомнив загадочную
женщину, остановившуюся поговорить с Рексом в день нашего приезда.
– А ведь вы были здесь сразу после нашего приезда, – сказала я, с
любопытством глядя на Майру. – Разговаривали с моим мужем. А он
сказал, что вы курьер.
– Ах, тогда! – ответила она. – Да.
Николас Ливингстон указал на камелии вдали:
– Мы вам все объясним.
Я кивнула и повернулась к деревьям.
– Ладно, пойдемте, пока дождь не начался. – Ваша мать содержала
прекрасный сад, – сказала я Николасу. – Я садовый дизайнер, и можете мне
поверить, никогда не видела ничего подобного.
– Да, – согласился он, – она очень гордилась своей коллекцией. Там
есть несколько редких видов. По крайней мере, были раньше.
Я вынула страницу, вырванную из альбома леди Анны.
– Вот этот, например. Его назвали миддлберийская розовая. Вы знаете
эту камелию?
Николас взял страницу.
– Да, я помню ее. Она цвела только один раз, после маминой смерти. –
Он покачал головой. – Маме так и не пришлось увидеть ее цветения.
– Где она? – спросила я, оглядывая место в саду, где, согласно
цифровому коду, она должна была находиться. Там остался лишь осевший
грунт.
Глаза 
Николаса 
вспыхнули, 
словно 
его 
поразило 
внезапное
воспоминание.
– Вон там. – Он указал на сарай. – Если это та, которую я помню, отец
ее перенес. После маминой смерти у него были причины полагать, что кто-
то пытается эту камелию украсть. Цветочные воры. И он перенес ее туда,
за сарай.

Мы обошли старое строение, но на месте, где якобы стояло дерево,
остался только пень, причем очень старый.
– Как жаль… – разочарованно произнесла я и опустилась на поросшую
мхом землю.
Джеймс поманил Николаса к боковой стене сарая.
– Хотите посмотреть, что мы обнаружили?
Я вслед за ними подошла к двери.
– Она заперта, – сказала я, дергая ржавый замок.
Джеймс улыбнулся:
– Это моя специальность. Одну секунду.
Через мгновение он вынул замок из засова и распахнул дверь.
Мы вошли внутрь.
– Похоже на старый садовый сарай, – заметила я.
Майра и Джеймс переглянулись.
– Видите ту дверцу? – спросил Джеймс.
Я кивнула.
Он открыл ее, за дверцей оказалась маленькая каморка. У стены стояли
несколько лопат и грабель, а на самой стене виднелась грубая надпись,
сделанная от руки черными чернилами. Я подошла ближе, вгляделась и
прочитала: «Да будут цветы окроплены ее кровью, чтобы проявить свою
красоту».
– Что это?
Майра снова взглянула на Джеймса.
– Мисс Синклер, – проговорила она, поворачиваясь ко мне, – мы
думаем, что это написано кровью.
– Мы подаем заявление в полицию, – сказал Джеймс, когда мы
вернулись к дому. – Думаю, тут хватает улик, чтобы возобновить следствие
по делу о смерти леди Анны Ливингстон. – Он сжимал в руках бумаги,
которые я ему дала, в том числе и карту сада. – А с вашей помощью,
Эддисон, я думаю, мы можем достичь серьезного результата.
– Держите со мной связь, – сказала я, когда он с Майрой сели в
машину.
– Обязательно, – ответила она, и машина отъехала.
– Ну, – сказал Николас, – я тоже должен подумать о возвращении. Моей
жене не нравится, что я здесь. Она содрогается от этой старины.
– Да, тут есть от чего содрогнуться, – улыбнулась я.
Он достал из пиджака мобильный и вызвал такси.
– А что стало с вашими сестрами? – спросила я. – Они тоже держались

подальше от поместья?
– После смерти отца Кэтрин и Джени никогда сюда не возвращались, –
ответил он, – возможно, по тем же причинам, что и я. Кэтрин вышла за
лондонского банкира и завела свою семью. Джени уехала в Швейцарию.
– Значит, из всех четверых здесь никто не остался?
Николас посмотрел вдаль, а потом его глаза снова обратились ко мне.
– Был еще один, – сказал он. – Десмонд.
– Десмонд?
– Наш самый старший брат. Он пропал без вести на войне. Печально,
что его так и не нашли.
– Извините, – сказала я.
– Ну, мисс Синклер, – проговорил он, когда ко входу подъехало
такси, – был рад познакомиться. Я буду вас держать в курсе расследования.
Полиция, вероятно, приедет сюда за вашими показаниями. И еще им нужно
рассмотреть улики.
– Хорошо, – сказала я. – Я дам знать родителям мужа.
Я посмотрела вслед такси, а потом остановилась полюбоваться
пионами, в изобилии цветущими на клумбе. Их цветы были такими
роскошными, такими тяжелыми, что склонились к гравию на дорожке,
словно целуя землю. Я опустилась на корточки, чтобы их поддержать.
– Бедняжки. Кто-то должен вас подпереть. – Я встала. – Сейчас
посмотрю, не найдется ли в доме шпагата.
Я взглянула вверх на ступени и сначала не заметила его, он слился с
серым камнем. Но когда заметила, мое сердце замерло.
– Ну, здравствуй еще раз, Аманда, – проговорил он.

жүктеу/скачать 1,3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: