Современные тенденции развития иноязычного образования в высшей школе
жүктеу/скачать 9,12 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Изучение русской классики и казахстанская пушкиниана: новое и перспективное Ананьева С.В. Институт литературы и искусства им. М.О. Ауэзова МОН РК
- ( Казахстан )
| Литература
Алтынбекова О.Б. Этноязыковые процессы в Казахстане: Монография. - Алматы: Экономика, 2006. – 416 с. Солнцев В.М., Михальченко В. Русский язык: проблема языкового пространства. – Москва, 2000. Сулейменова Э.Д., Смагулова Ж.С. Языковая ситуация и языковое планирование в Казахстане. – Алматы: Қазақ университеті, 2005. – 344 с. Изучение русской классики и казахстанская пушкиниана: новое и перспективное Ананьева С.В. Институт литературы и искусства им. М.О. Ауэзова МОН РК (Казахстан) С.В. Ананьеваның баяндамасы Қазақстандағы орыс әдебиетін оқытудың жаңартпа тәсіліне және де оны өзіндік феномені бар республикадағы орыс әдебиетінің құрамдас бөлігіне енгізуге арналады. Қазақстандық пушкиннаманың өзінің даму тарихы бар. Онда Н.Раевский, Е.Гуслярова, Н.Щербанова, К.Гайворонский, К.Кешин және т.б. көптеген әдебиеттанушылардың жарқын есімдері мен көлемді зерттеулері қамтылады. Бұл жұмыстар республика көлеміндегі орыс әдебиетін оқыту бағдарламасына енгізілсе, студенттер мен магистранттардың ой-өрісі дамып жаңа біліммен сусындауына септігін тигізер еді. The work of S.Ananyeva is related to the innovational approach of Russian literature thought in Kazakhstan and includes it as a part of Russian literature of Kazakhstan as a phenomenon. Kazakhstani Pushkiniana has its histore of development. It includes the bright names and important researches of N.Rayevskiy, E.Guslyarov, H.Sherbanov, K.Gaivoronsky, K.Keshin and many others. Addition of their works to the program of Russian literature courses in Kazakhstan will enlarge and enrich the students’ knowledge scope. Казахстанская Пушкиниана давно и прочно заняла свое место в истории мировой, что обусловлено ее высоким уровнем и яркими именами создателей художественных произведений и исследований о великом русском поэте. На сегодняшний день достижения казахстанской Пушкинианы известны лишь небольшому кругу специалистов и не используются широко в преподавании русской литературы в вузах республики, хотя синтез достижений российских и казахстанских ученых, литературоведов и критиков обогатил бы наши педагогические и литературоведческие дисциплины. Знание отечественной науки – необходимая составная часть формирования облика будущего педагога, исследователя, литературоведа. Это, с одной стороны, наполняет гордостью за родную Отчизну, с другой – расширяет кругозор и углубляет знания студента, молодого специалиста, магистранта. Нам не следует отказываться от такой возможности, поэтому рекомендуем активнее и шире включать достижения отечественных ученых в современный образовательный процесс. Академическое пушкиноведение в зарубежье, не сумев занять господствующее положение в силу того, «что весьма выдающиеся пушкинисты чаще всего оказывались весьма слабы, как только из области изучения текста и биографии переходили они в область оценки и толкования» [1], уступило пальму первенства Пушкиниане, не «вспомогательной», которая бы анатомировала Пушкина, а, напротив, синтетической, «цель которой – попытаться осмыслить «пророческое явление» во всей доступной полноте» [1, 8]. Пушкиниана первой эмиграции, «контуры которой лишь теперь постепенно проступают из мрака «европейской ночи», поглотившей миллионы изгнанников» [2, 5], принципиально и аргументировано выступала против схоластических крайностей академического пушкиноведения. В середине 1920-х годов идеология Зарубежной России оформляется официально, и именно Пушкин становится «русской идеологией в изгнании» [3, 19]. Мысли прот. Сергия Булгакова, высказанные им в знаменитой речи на пушкинском заседании Богословского института в 1937 году: «В совокупности всех обстоятельств жизнь Пушкина, особенно последние годы, была тяжела и мучительна. Однако из этого все-таки не вытекает того заключения, что эти внешние силы как будто подавили личность самого Пушкина и что именно они привели его к роковой дуэли… Пушкин достоин того, чтобы за ним признана была и личная ответственность за свою судьбу» [4], разделял, думается, известный казахстанский пушкинист с мировым именем Н.А. Раевский, книги которого «Когда заговорят портреты» и «Портреты заговорили» занимают совершенно особое место в казахстанской науке. Получает (пусть пока косвенное) подтверждение предсказание Н.А. Раевского о том, что не все еще известно об истинных отношениях Натальи Николаевны Гончаровой и Дантеса. В книге Серены Витале «Пушкин в Западне» оживают персонажи давней драмы. Дантес-старик, «мысленно рассматривая клубок далеких воспоминаний, признавался: «Она была так непохожа на остальных женщин!.. Я обладал всеми женщинами, за исключением той, о которой весь мир думал, что она принадлежит мне, и которая по злой иронии была моей единственной любовью» (перевод с французского – С.Витале) [5, 375]. Итальянской исследовательницей обнаружено письмо от «Мари» (возможно, имя, которое себе придумала Натали, поскольку знала, что Булгаков, директор почтового департамента, всегда начеку). Письмо датировано 10 июня 1845 года. Но не был ли год 1844? Задает вопрос С. Витале. К сожалению, это не оригинал. Копия сопровождается скрупулезным описанием размера бумаги, почтового штемпеля, марки. Оригинал потерян. В семейном архиве потомков сенатора Жоржа Геккерна – лишь копия, но очень ценная. «Я убеждена, Жорж, что вы человек чести, так что я ни мгновенья не колеблюсь просить вас об одной жертве. Я выхожу замуж и хочу быть доброй и честной женой, человек, за которого я выхожу, заслуживает счастья… Я умоляю вас, сожгите все письма, которые вы получили от меня, уничтожьте мой портрет. Пожертвуйте этим ради моей безопасности, моего будущего. Я прошу у вас этого во имя тех нескольких дней счастья, что я подарила вам. Вы заставили меня задуматься о моей жизни, об истинном предназначении женщины. Вы же не захотите уничтожить созданное вами, сделав невозможным мое возвращение к добру, - не пишите мне больше, я не должна получать от вас ни одной строчки, которую не мог бы прочесть мой муж. Будьте так счастливы, как я того желаю, всем тем счастьем, о котором я мечтала для вас и которое судьба не позволила мне подарить вам. Теперь мы разлучены навсегда. Будьте уверены, я никогда не забуду, что вы сделали меня лучше, что вам я обязана добрыми чувствами и благоразумными мыслями, которые были мне неведомы до встречи с вами.… Еще раз прощайте, Жорж…» [5, 375-376]. Судьба самого Н.Раевского, неутомимого исследователя жизни и творчества А.С.Пушкина, настолько уникальна и насыщена катаклизмами века ХХ, что сама могла бы стать основой очерка или романа. О личности удивительной, подарившей миру новую сверхзвезду «на и так достаточно щедро засеянном высокоучеными светилами небосклоне отечественной пушкинистики» – размышления московского исследователя О. Карпухина: «Чем глубже я вникал в эту долгую и удивительную жизнь, тем больше печалился тому, что нет книги об этой жизни. Более того, нет даже сколько-нибудь обстоятельного очерка. В судьбе этой между тем есть все, чтобы на ее основе воссоздать, без преувеличения, историю Двадцатого века со всем блеском, трагедиями, величием, потерями и обретениями» [6, 13]. Появление Пушкина в русской литературе «означает образование центра, куда стягиваются приобретения и откуда набирают силу, ориентируются новые начала» [7, 8], поэтому интерес к его творчеству не ослабеваем. «Философом был Чаадаев, мыслителями – Киреевский и Хомяков, деятельным мыслителем Белинский (а потом и Достоевский) и т.д. Задача Пушкина была иной: самому стать мыслью и смыслом, средоточием и предметом духовных исканий, предложить реальный идеал – что само по себе как понятие было несовместимо. Зато оно было необходимо для ищущего своей основы народного самосознания. И Пушкин стал такой основой, обобщив историю» [7, 95]. Современная казахстанская Пушкиниана – разнообразна, разножанрова и разнохарактерна. О современной казахстанской пушкинистике в средствах массовой информации обстоятельно пишет Н. Курпякова, относя к ней материалы - комментарии пушкинских текстов, переводы на русский язык пушкинских произведений, ранее переведенных на казахский язык, описание региональных тематических библиографий, проблемный анализ, свободную рецензию, краеведческое исследование и другие [8, 349]. Наука о Пушкине в Казахстане богата удивительными фактами. К.Салыков, считающий Пушкина – «богом во всей Вселенной», вездесущим и всемогущим, перевел на казахский язык тридцать пушкинских стихотворений, посвященных женщинам, и перевел в стихах воспоминания женщин, знавших поэта. Серьезное исследование «Коран и Пушкин» издал С.Абдрахманов. Получили читательское признание книги Е.Гуслярова «Суеверный Пушкин», Н. Щербанова «Поехал я в Уральск», статьи Н. Доронина, В. Владимирова и многие другие. С этими и другими материалами студенты и магистранты Казахстана должны быть знакомы. Книга Н.Щербанова «Оралға бардым мен-дағы...» А.С.Пушкин және Орал өңірі. «Поехал я в Уральск...» А.С.Пушкин и Приуралье» посвящена пребыванию Пушкина в Уральске. Автор ее с полным основанием имеет право считать, что «пребывание поэта в Уральске обогатило его восточными материалами. Где-то в окрестностях города он мог услышать калмыцкую сказку об орле и вороне, а также казахскую эпическую поэму о Козы-Корпеш и Баян-сулу. Сказку об орле и вороне Пушкин использовал в повести «Капитанская дочка». Она очень убедительно и колоритно характеризует образ Пугачева. Что касается казахской поэмы, то текст ее был обнаружен в архиве поэта и впервые опубликован лишь в 1937 году в «Вестнике пушкинской комиссии» Л.Б. Модзалевского. Запись сделана рукой неизвестного человека на пяти листах большого формата» [9, 49)]. Н. Щербанов приводит текст полностью в том виде, в каком он был записан и воспроизведен на страницах журнала. «Родные и женихи Баяны, – читаем мы (орфография и синтаксис подлинника сохранены), – заметив сие, препятствуя намерениям любящихся, старались отклонить любовь их, в особенности соперник Куль, который всячески желал погубить Кусу-курпеча. Однажды съехались в поле Куль и Кусу-курпеч, последний требовал у Кула удачного выстрела в мизинец, каковой исполнил желание, удачно отстрелив у Кусу-курпеча мизинец и как стрела его была вымазана ядом и оттого Кусу-курпеч в ближних горах находился в мучении болезни. Сулу-баяна, не видя возлюбленного, отыскала его в умирающем положении. Все старания ее кызлечению остались тщетны, после чего прибегла к усиленным молитвам богу. Как были услышаны явился ей почтенных лет старец, который спросил, что она желает; которая просила оживить возлюбленного на три дня, что и было исполнено. Где Сулу-баяна и провела с Кусукурпечем в совершенной радости и веселье, песни слышали родные ее. Покончивши 3 сутки, Косукурпеч помер, Сулу-Баяна похоронила. Сулу-Баяна, обратясь в аул свой, увидясь с женихом своим Кулом, объявя ему, что она лишилась возлюбленного своего и желает смыть лютую печаль свою, просит Кула выкопать колодец своими руками и достать свежей воды, которой она умоетца. Колодец был готов и дабы не сомневался Кул последствий Баяна при спуске в колодец Кулу, дала держаться за длинные косы ее, кои она обрезала и Кул пал в колодесь, где Сулу-баяна поспешила забросать землей, сама пришла в кибитку отца, легла между сестрами и подругами. Поутру нашли ее заколовшуюся». «Сам факт обнаружения поэмы среди бумаг Пушкина является доказательством того, – комментирует автор книги, – что великому русскому поэту было близко народно-поэтическое творчество казахского народа. Таким образом, у истоков изучения фольклора степей стоял великий Пушкин» [9, 148]. До сих пор не выяснено, кто записал и сделал перевод степной поэмы для Пушкина. Может быть, высказывает предположение Н.Щербанов, автором-исполнителем был Махамбет Утемисов. Или перевел текст кто-то из офицеров, а исполнил поэму Махамбет. Офицеры в то время свободно владели казахским языком. Махамбет хорошо знал русский. Возможно, в Уральске или Оренбурге произошла встреча Пушкина и Махамбета. Но это только предположения. «Смерть помешала поэту написать что-либо на сюжет знаменитого степного эпоса. Что это могло быть, – размышляет далее Н.Щербанов. – Поэма? Трагедия? Возможно, произведение это, будь оно написано, встало бы в ряд созданий, которые мы привыкли называть «Маленькими трагедиями» [9, 149]. Уральский литературовед пытается установить, с кем из казаков мог беседовать Пушкин, называет Бахирева и Червякова (бывшего некоторое время писарем у Пугачева. – С.А.). Книга Н.Щербанова богата новыми фактами, открытиями, гипотезами и предположениями, которые будут интересны и в процессе преподавания русской литературы. Казахстанская Пушкиниана рубежа ХХ и ХХI веков была бы неполной без книг К. Гайворонского «Поговори мне о себе» и «Между Сциллой и Харибдой». В повести «Между Сциллой и Харибдой» тема ограничена взаимоотношениями Пушкина и декабристов, Пушкина и Николая I. К. Гайворонский взял на вооружение методологию Уайлдера, автора романа «Мартовские иды», состоявшего сплошь из документов, рожденных фантазией писателя, за исключением одного, позаимствованного у Светония. «Фальсификация Уайлдера образует воздух эпохи», – уверен К. Гайворонский [10, 7]. Казахстанский автор предлагает новое прочтение давно известного, основывая свою точку зрения, в некоторой степени отличную от общепринятых и распространенных взглядов, на документах, письмах, дневниках, свидетельствах современников. К. Гайворонский вступает в диалог с теми, кто неверно или тенденциозно цитировал документы, умалчивал о тех или иных фактах, был неточен. Автор открыто провозглашает свои задачи, во Вступлении к книге, озаглавленном «Вместо предисловия», звучит авторская речь: «Я буду показывать, как препарируют фразы, вытаскивая их из контекста, меняя смысл того или иного документа» [10, 8]. В композицию «Между Сциллой и Харибдой» включена переписка Пушкина с Вяземским, Бенкендорфом, Бенкендорфа с Пушкиным, записки Вигеля и др. К. Гайворонский цитирует И. Новикова «Пушкин в Михайловском», Н.Я. Эйдельмана «Секретная аудиенция» и «Большой Жанно», отмечая, что последнее произведение построено на подлинных мемуарах Пущина, словно их продолжение; Н. Раевского «Портреты заговорили» и др. Но главное для нас, что писатель спорит со своими предшественниками, дополняет обнаруженные и зафиксированные ими сведения, уточняет их, пытается добраться до сути, восстановить картину происходящего. Посмотрим, как сам автор объясняет замысел своих книг: «Не о Пушкине мои книги, а о нашем отношении к нему… Мои книжки – против чего-то, против кого-то. Против хрестоматийного глянца, против догм, сложившихся в советские времена, против литературоведов, которые втискивали свои писания в идеологические рамки…» [11, 105]. Жизнь и творчество А.С.Пушкина приковывают к себе пристальное внимание современных исследователей, в книгах которых давно известные факты и эпизоды получают принципиально новое толкование и объяснение. Сверяет свою жизнь по Пушкину герой произведения И. Щеголихина «Не жалею, не зову, не плачу»: «Я хочу жить по Пушкину и по Пушкину жизнь оценивать» [12, 150]. Дм. Снегин, освобождавший Михайловское в годы Великой Отечественной войны, завещал нам «Странные сближения». «Пушкинская тетрадь» К. Кешина объединяет пять эссе о «Маленьких трагедиях». Эпиграфом к эссе «…незапный мрак» К. Кешин выбирает высказывание В. Непомнящего «Сколько «секретов» раскрыто, а тайна остается навсегда». Наследие Пушкина столь обширно и столь многогранно, что никто из серьезных исследователей не повторяет предшественников. С неповторимым наслаждением исследует автор «Пушкинской тетради» «Маленькие трагедии». С особенным чувством – удовольствия? удовлетворения? трепетного сопереживания? – он изучает, сопоставляет, объединяет ранее сказанное в нечто цельное. Живой стиль повествования, лишенный налета академичности и сложных литературоведческих терминов, делает книгу доступной для широкой читательской аудитории. Автор размышляет о загадочности «Скупого рыцаря», ему так и видится усмешка аристократа, с тонкой, просвечивающей сквозь строгость манер иронией, рассказывающего притчу об отце и сыне, о смене поколений. Он отмечает то упорство, с которым русский поэт пытался заглянуть в душу преступника, нарушителя нравственного уклада. Барон признается самому себе в момент своей исповеди во время осмотра накопленных богатств, что понимает убийц («вставляя ключ в замок сундука, он чувствует то же самое, что и душегуб, вонзающий смертоносный нож в тело жертвы»). И в «Моцарте и Сальере» лишь происходит замена: «целебный нож» – это стакан отравленного вина, выпитый Моцартом» [13, 12]. Казахстанская Пушкиниана, бесспорно, должна стать составной частью курсов по русской литературе ХIХ века, потому что является феноменом, «не имеющим подобий во всей мировой культуре, охватывающем огромное пространство – от философии до лингвистики, от политики до поэтики» [1, 134]. Задание пушкинистов, как считал П. Бицилли, «сродниться возможно ближе с «духом» пушкинской поры, «переместиться» в нее с тем, чтобы этим способом слиться душевно с самим Пушкиным». Осмыслить пушкинское наследие в ряду крупнейших явлений мировой культуры – задача современной Пушкинианы казахстанской и мировой. жүктеу/скачать 9,12 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|