Это изменение соответствует росту в XIII в. сознания горожан, которые все решительнее начинают пользоваться литературой как средством борьбы против феодальной верхушки общества.
Направленность сатиры определяется характерами и ролью главных персонажей романа. Сословная принадлежность некоторых из них дана прямо: таковы, например, король Нобль, придворный проповедник осел Бодуэн, барабанщик королевской армии петух Шантеклер и др. В других случаях расшифровка не представляет больших трудностей: огромный, грузный и неподатливый медведь Брён — крупный феодал; злой и грубый, часто голодный, рыщущий в поисках добычи волк Изенгрим — рыцарь среднего или мелкого калибра; куры, зайцы, улитки — простой люд.
Наиболее сложна фигура самого Ренара, на протяжении романа далеко не единообразная. Первоначально Ренар, как типичный грабитель и насильник, без сомнения, рыцарь. Но к его облику присоединились черты, характерные для горожанина: деловитость, изворотливость, простота языка и манер, обнаженный практицизм поведения. Существенно при этом, что моральная оценка его личности раздваивается. Если в столкновениях Ренара с чистокровными феодалами — Ноблем, Изенгримом и т. п.— симпатии рассказчиков, несомнено, на его стороне, так-как здесь прославляется торжество ума над грубой силой, то этот же самый Ренар обличается как низкий хищник в тех случаях, когда он грабит и душит бедняков. Следует, однако, заметить, что эти последние, как и в фаблио, представлены отнюдь не всегда беспомощными жертвами. Они нередко сами проявляют энергию и сметливость, позволяющие им восторжествовать над насильником. Петух, которого Ренар уносит в зубах, учит его крикнуть преследующим крестьянам: «Я утащил его наперекор вам!» Ренар раскрывает рот, чтобы крикнуть это, и петух спасается. Кот, найдя вместе с Ренаром на дороге колбасу, вскакивает с ней на придорожный крест и один уписывает на глазах Ренара приятную добычу. Даже крошечная улитка берет верх над Ренаром. Народная мудрость противопоставляется как феодально-рыцарскому началу, так и морали горожан.
К середине XIII в. основная часть «Романа о Лисе» была закончена. Однако еще долго продолжали появляться во Франции все новые дополнения и вариации на эту тему, иногда представлявшие весьма оригинальную и свежую трактовку сюжета. Такова поэма «Коронование Лиса», возникшая во Фландрии около 1270 г. в связи с чрезвычайным развитием около этого времени монашеских орденов, стремившихся захватить руководство всей политической и общественной жизнью Франции. Социальная характеристика Ренара радикально изменяется.
Ренар, по совету жены, решает сам достигнуть престола. Для этого он поступает во французский монастырь, где учит монахов «лисьей хитрости». Узнав, что Нобль заболел, Ренар является к нему в качестве исповедника и внушает ему мысль завещать престол не самому сильному, а самому хитрому: таков, мол, дух времени. Когда после смерти Нобля вскрывают его завещание, Ренар долго отказывается от царства, но все же под конец соглашается. Ренар правит искусно и мудро: богатым он покровительствует, а бедняков угнетает, соблюдая, однако, при этом умеренность, чтобы не слишком возбудить против себя народ. Отказываясь от подарков, он в то же время велит жене принимать их с заднего крыльца. Слава о Ренаре доходит до Рима, и сам папа хочет поучиться у него искусству делать из барана священника, из бездельника — монаха, из негодяя — епископа.
Таким образом, на протяжении всего долгого развития эпопеи Ренар последовательно принимает обличье представителей разных общественных сил, угнетавших народные массы.
, Французский «Роман о Лисе» полностью или частично стал известен почти во всех странах Европы и был переведен на нидерландский, итальянский, английский, немецкий и скандинавские языки. К его нижненемецкой версии восходит знаменитый «Рейнеке-Лис» Гёте.
46.
Другое, столь же крупное создание городской литературы во Франции -«Роман о Розе». Это очень сложное произведение. Первая часть романа, которую успел написать в 30-х годах XIII в. Ги л ь о м де Лоррис, выдержана в куртуазных тонах. Сорок лет спустя труд Гильома продолжил и закончил Жан деМен, но уже в диаметрально противоположном духе.
Гильом рассказывает историю любви возвышенной и нежной, хотя и не лишенной элемента
чувственности. Когда поэту было двадцать лет, ему приснилось однажды, что, гуляя по берегу реки,
, он внезапно попал в сад и увидел там необычайной красоты розу. В то время, как он любовался ею,
Амур пронзил ,его сердце стрелой, и юноша страстно влюбился в Розу, которую он мечтает сорвать.
Ему берется помочь в этом деле Привет, но против них выступают Отказ, Злоязычие, Стыд, Страх.
Их усилиями первая атака отбита. Тогда Привет призывает новых союзников — Великодушие и Со
страдание. Но и Злоязычие пополняет ряды своей армии Завистью, Унынием, Ханжеством и
т. п. Происходит ряд стычек, в результате которых нападающие разбиты. Привет заключен в башню
под надзором злой старухи, и юноша приходит в полное отчаяние. Здесь рассказ Гильома де Лоррис
обрывается.
Как форма видения, в которую облечено повествование, так и аллегоризм образов почерпнуты из религиозной поэзии эпохи. В данном случае, однако, то и другое является лишь оправой для развернутой Гильомом теории утонченнойлюбви, причем главными источниками и образцами послужили ему Овидий, трактат Андрея Капеллана и романы Кретьена де Труа. Автор проявил известную наблюдательность, способность к психологическому анализу, изящество мысли и языка. Но все же, хотя труд его получил в последующие два столетия высокую оценку, он был решительно превзойден второй частью романа, написанной Жаном де Меном, который проявил в ней выдающуюся образованность, а главное — смелость мысли,
В смысле фабулы и ее аллегорической оболочки Жан де Мен идет по стопам своего предшественника. Продолжая повествование с того места, на котором остановился Гильом де Лоррис, он рассказывает, что Разум безуспешно убеждает юношу отказаться от любви. Появляется Друг, дающий Юноше добрые советы. Не приводят к цели также наставления Природы. Наконец, в дело вмешивается сам Амур: враги побеждены, Юноша срывает Розу и просыпается.
Во второй части романа (примерно 18 000 стихов) главную ценность представляют длинные вставные рассуждения, вложенные в уста Разума и Природы и имеющие характер самостоятельных дидактических поэм. В целом они образуют своего рода энциклопедию свободомыслия, побудившую некоторых исследователей назвать Жана де Мена «Вольтером средневековья». Поэт смеется над доктриной утонченной любви, разоблачая истинные побуждения женщин, которые больше всего стремятся к выгоде. Надо им предоставить, говорит он, полную свободу, потому что, как с ними ни обращайся, они всегда найдут способ обмануть мужей. Вообще не следует слишком привязываться к одной женщине и быть с ней щедрым, ибо это противно природе, «создавшей каждого для каждой и каждую для каждого». Жан де Мен вздыхает о «золотом веке», когда не было ни власти одних людей над другими, ни собственности, ни брака и связанной с ним ревности, а царила свободная любовь. Все зло пошло от Язона, который добыл золотое руно; с тех пор у людей появилась страсть к обогащению и они установили королевскую власть, чтобы закрепить имущественное неравенство. Между тем все люди по природе равны между собой. Глупо, например, думать, что кометы своим появлением предвещают смерть королей, ибо, как заявляет Природа, короли ничем не отличаются от последних бедняков: «Я создаю их всех одинаковыми, как это видно при их рождении». Она прибавляет: «Нет подлых иначе, как по своим порокам, и благородство зависит от доброго сердца, без которого ничего не стоит родовое дворянство». Люди ученые благородней королей и князей, потому что о каждой вещи они способны судить правильно и в состоянии различать добро и зло:
Природа и Разум для Жана де Мена — основные принципы всего сущего и высшие критерии человеческих суждений. Он призывает всех следовать природе. Пороки плохи потому, что сокращают жизнь человека, а жизнь — это первый закон природы. От имени Разума и Природы поэт разоблачает всевозможные суеверия, предлагая вместо этого научные объяснения всех явлений. Он смеется над верой в то, что бури вызываются нечистой силой, что некоторые женщины являются ведьмами, обладающими способностью носиться по воздуху. Он объясняет ряд зрительных иллюзий, кажущихся чудесными, вполне естественными оптическими причинами.
Рисуя картину человеческого общества, Жан де Мен нападает на всякого рода глупость и насилие. Особенно сильную ненависть он питает к монахам так называемых «нищенствующих» орденов, изобличая их мракобесие выразительно введенной фигурой Лицемерия.
Жан де Мен не в состоянии освободиться от схоластических терминов и форм мышления, однако в эти рамки он вмещает чрезвычайно прогрессивные идеи, намного превосходящие общий уровень сознания его времени. В частности, своим использованием античных авторов, у которых он берет не только отдельные сентенции, но и общие, принципиальные мысли, он является отдаленным предшественником гуманистов. В натурфилософии Жан де Мен следует преимущественно Аристотелю, в моральной философии — Платону. Своим учением о суверенитете природы он предвосхищает идеи Рабле.
В Англии дидактические аллегории средневековой поэзии становятся средством выражения насущных социальных стремлений и чаяний народных масс накануне крестьянского восстания 1381 г.
Одновременно как в крестьянской среде, так и среди горожан стали возникать религиозные ереси, начавшие борьбу против господства феодальной римско-католической церкви. Стало расти движение, наметившее широкую реформу католической церкви, первоначально получившее поддержку и королевской власти, и парламента, с завистью смотревших на богатства английской церкви, стремившихся освободить ее из-под опеки папского престолу и подчинить своей власти. Идеологом этих ранних реформационных течений явился оксфордский богослов Джон Уиклиф ( 1324—1387), сочинения которого вызвали оживленную полемику с ним католического лагеря и были осуждены в Риме. Провозгласив «священное писание» единственным источником веры, Уиклиф вместе со своими сотрудниками перевел библию с латинского языка на английский; этот перевод сыграл известную роль в формировании английской литературной прозаической речи.
Ученики Уиклифа, получившие прозвание «лоллардов», в течение последней четверти XIV в. продолжали вести энергичную, но безуспешную борьбу за демократическую реформу церкви и всего феодального общества.
Самый выдающийся памятник морально-дидактической поэзии в Англии, тесно связанный с общественным движением второй половины XIV в.,— «Видение о Петре Пахаре». Это большая аллегорическая поэма на среднеанглийском языке в старых аллитерационных стихах. Она приписывается Вильяму Ленгленду.
Поэма дошла до нас в большом количестве рукописей, подтверждающих ее значительное распространение среди английских читателей накануне Великого крестьянского восстания 1381 г. Она существовала в нескольких редакциях, время возникновения которых относится приблизительно к 1362, 1377 и 1393 гг.; вероятно сам автор переделывал и дополнял свое произведение в различные этапы своей жизни.
Поэма состоит из одиннадцати видений, распадающихся на две части, из которых наиболее интересна первая — аллегорическое повествование о странствовании паломников к Правде, во второй помещены «Жития» своеобразных аллегорических фигур. «Видение» открывается «прологом». Автору снится, что вдали от городского шума, в сельской тиши он заснул на холмах, озаренных солнцем майского утра. Он видит обширное поле, заполненное людьми всех званий и состояний: тут пахари и отшельники, купцы, нищие и бродяги, менестрели и паломники, монахи, священники и епископы, рыцари и сам король. Это, конечно, аллегория. Башня, виднеющаяся вдали пейзажа,— башня Правды, темница в долине — обиталище Зла, поле — «полное людьми» — человечество. Но это не только аллегория, это в то же время — картина эпохи, нарисованная наблюдательным художником, который сумел обогатить свои образы конкретным жизненным содержанием. Центральными фигурами первого видения являются женщина в простых холщовых одеждах, долженствующая изображать «Святую церковь», и ее соперница, пышно и богато наряженная «леди Взятка». «Церковь» показывает автору отдельных представителей грешной человеческой толпы, охарактеризованных очень жизненными чертами, и разъясняет ему, что зло прочно утвердилось в мире во всех общественных , классах. Далее развертывается аллегорическая картина свадьбы Взятки с Обманом, дающая повод автору ещё более подробно характеризовать испорченность всех сословий. Во втором видении автору вновь снится родное поле, полное народа, расположившегося вокруг Разума и Совести. Разум произносит покаянную проповедь, а Совесть держит его посох. Вслед за тем описана исповедь семи смертных грехов, в которой искусство Ленгленда проявляется особенно явственно. Каждый из грехов воплощен в очень типичной житейской фигуре: Чревоугодие, например, представлено в образе пьяницы-ремесленника, который, идя на исповедь, попал в кабак, откуда его с трудом извлекли жена с дочерью; не менее характерны Леность, «вся в грязи и со слипшимися веками», и особенно Гнев, «сопящий носом и кусающий губы», который изображен в виде монастырского повара. Вслед за исповедью грехов, составляющей как бы интермедию, веселую жанровую сценку, Разум обращается к покаявшимся с призывом «искать Правду». Но куда идти в ее поисках? Никто не знает к ней дороги. Спрашивают об этом паломника, побывавшего и в Риме, и в Палестине: «Знаешь ли ты святого, именуемого Правдой?» — «Нет,— отвечает тот,— никогда не встречал я паломника, который бы искал такого святого». В этот момент всеобщего разочарования все взоры обращаются на человека, молча стоящего в толпе. Это Петр, простой сельский пахарь. Он один знает Правду и ее местопребывание. В течение сорока зим работал он у этого доброго'хозяина, и тот заставил его выучить все ремесла, какие должен знать человек, ходящий за плугом, справедливо и с лихвой получал он от него свою плату, так как хозяин этот — самый добросовестный плательщик, каких только встречали бедняки. «И кто хочет знать, где живет этот святой,— заключает Петр,— тех поведу я прямо к его дому». В этом месте и сосредоточивается главная идея «Видения». Простой деревенский пахарь ставится выше всех людей как единственный человек, который может показать путь к Правде, о которой никогда не слыхали ни паломники, ни монахи, никто из тех, кто не трудится в поте лица своего.
Поэма должна была производить сильное впечатление на крестьянскую массу накануне восстания 1381 г., слушавшую, как один из руководителей восстания, Джон Болл, наизусть читает отрывки из нее и заключает их популярным двустишием: «Когда Адам пахал и Ева пряла, кто был тогда господином?» Проникнутый чувством глубокой социальной справедливости,Ленгленд устами своего Петра Пахаря защищает идею всеобщего труда и объявляет простой физический труд земледельцев основой общественного благополучия и нравственного исцеления всех классов общества. В этом заключались и главный интерес произведения, и его главная притягательная сила для современников крупных социальных потрясений в Англии второй половины XIV в. Образ Петра Пахаря сделался очень популярным, а его имя надолго осталось в Англии нарицательным, собирательным именем крестьянина.
В конце XIV в. появилось много подражаний «Видению» Ленгленда, из которых наиболее известны «Верую» Петра Пахаря» и «Жалоба Петра Пахаря»; оба они вышли из среды приверженцев Уиклифа, предъявляли требования религиозного обновления и связанных с ним социальных реформ.
В первом из подражаний рассказывается о том, как некий человек, желая вдуматься в смысл христианского «символа веры», напрасно старался среди монахов всех орденов найти человека, который оказал бы ему помощь; всякий требовал от него платы за наставление или ругал других. Печально бредя по дороге, странник увидел, наконец, простого человека, склонившегося над плугом. Это был Петр Пахарь, который, хотя и был неученым и неграмотным человеком, сумел, однако, разъяснить страннику правду жизни и правила христианского поведения.
Интерес этого произведения заключается не только в возвеличении и идеализации образа крестьянина — в чем именно и можно усмотреть влияние поэмы Ленгленда,— но и в его описании, которое составляет одно из правдивых и самых красноречивых описаний английского крестьянина XIV столетия.
Оборванный, грязный, весь в лохмотьях, в башмаках, из которых выглядывают пальцы, шагает он по полю за своей хилой упряжкой, а рядом с длинным бодилом в руках плетется жена пахаря, завернувшаяся простой холстиной, чтобы защититься от непогоды.
48.
Вид народного театра, получивший распространение в большинстве западноевропейских стран в 14–16 вв. Легкие развлекательные сценки, разыгрываемые актерами-масками, действующими в рамках постоянных характеров, ведут свое начало из народных обрядов и игр. Такие представления жестоко преследовались церковью, и существовали практически на «подпольном» положении. Однако, с развитием и ростом популярности мистерий (14–16 вв.), в них все большее место начали занимать комедийно-бытовые элементы, интермедии, слабо связанные с основным религиозным действом. Собственно, именно тогда и возник термин «фарс» – главное патетическое и торжественное действие «начинялось» комедийными вставками. Так началось возрождение народного театра. Фарс постепенно складывался в отдельный жанр, причем не только в рамках профессионального, но и самодеятельного театра – объединений горожан, широко занятых в комедийных эпизодах мистерий и осуществлявших организационную работу по их проведению (во Франции – братства и шутовские общества, в Нидерландах – камеры риторов, в Германии – мейстерзингеры). Фарс стал истинно народным, демократическим жанром зрелищно-театрального искусства. Так, во Франции в 15–16 вв. получил широкое распространение фарсовый театр соти (франц. sotie, от sot – глупый), где все персонажи выступали в обличии «дураков», аллегорически изображающих общественные пороки. Не менее широко фарсовые сценки были распространены в массовых праздниках, особенно – карнавалах, предварявших начало Великого поста. Для фарса характерен грубоватый юмор, буффонада, импровизация, акцент не на индивидуальных, а типических чертах персонажей. Наибольшую известность получили французские фарсы: Лохань, цикл об адвокате Патлене и т.д. Эстетика средневековых фарсов оказала серьезное влияние на развитие европейского театра (в Италии – комедия дель арте; в Англии – интерлюдии; в Германии – фастнахтшпиль)
Настоящим героем фарса стал пройдоха-горожанин — сметливый, ловкий, остроумный победитель судей, купцов и всевозможных простофиль. О таком герое рассказывает целая серия фарсов середины XV в. об адвокате Патлене. Они повествуют о различных приключениях, связанных с именем популярного героя, и выводят галерею колоритных фигур — педанта судьи, глуповатого купца, корыстного монаха, прижимистого скорняка, недалекого на вид пастуха, который на самом деле обводит вокруг пальца самого ловкого Патлена. Эти фарсы ярко изображают быт и нравы средневекового города и порой достигают высшей, возможной в то время степени психологически обоснованного комизма. (Примером может служить знаменитая сцена между суконщиком Гильомом и адвокатом Патленом на суде.)
Герой этой серии был подлинным героем, а его плутни должны были вызывать сочувствие зрителей. Ведь его хитроумные проделки посрамляли сильных мира сего и утверждали преимущество ума, энергии, ловкости людей из народа. Но не это утверждение было прямой, осознанной задачей фарсового театра. Его силой было отрицание, острая насмешка над многими сторонами феодального общества . Позитивная же программа фарса была примитивна и вырождалась в утверждение узкого, мещанского идеала. В этом сказалась незрелость народных масс, испытывавших влияние буржуазной идеологии. Но все же фарс был детищем народа, театром прогрессивным и демократическим. В его текст проникала народная диалектальная речь. Он был динамичен, как была динамична базарная, ярмарочная толпа, окружающая подмостки, на которых выступали фарсеры. Внутреннему подъему соответствовала и внешняя подвижность. Главным принципом актерского искусства для фарсеров была характерность, доведенная до пародийной карикатуры, и динамизм, выражающий жизнерадостность самих исполнителей.
ПАТЛЕН— герой французских фарсов «Адвокат Пьер Патлен» — образец ловкого плута, который виртуозно обводит вокруг пальца различных представителей городского сословия и священников — основных персонажей средневековых комических жанров городской литературы. П. неутомим на выдумки, он — блестящий актер, умеющий естественно прикинуться умирающим и способный удивить даже свою жену, пройдошливую Гильеметгу, без чьей помощи ему не удалось бы провести жадного суконщика и получить даром отрез отменного сукна. П. при этом вовсе не обременен муками совести и обманывает с упоением, не считая себя грешником даже тогда, когда действительно умирает: его «завещание» выдержано в свойственном фарсу комическом духе. «Аморальность» П. смягчается двумя обстоятельствами: во-первых, он беден (несмотря на то, что является адвокатом); во-вторых, его плутни направлены против таких же мошенников, так что способность П. их «облапошить» приподнимает его в глазах создателей и зрителей фарса. Недаром жена с восхищением говорит ему: «Хитрее вас нету хитреца». Однако «на всякого мудреца довольно простоты»: П. оказывается жертвой своей собственной выдумки. Пастух Тибо Поблей, с которым судится обманутый Патленом суконщик и которого П. научил прикинуться на суде дурачком и блеять в ответ на все вопросы, так «вошел в роль», что блеял в ответ на требования П. заплатить ему за выигранное дело. П. испытывает от этого досаду и одновременно восхищение тем, с каким мастерством провел его простой деревенский пастух. П. был одним из самых популярных героев средневекового французского театра и послужил прообразом плута во французской драматургии XVII»Шв., в частности в пьесах Ж.Б.Мольера.
49.
Популярным жанром религиозной драмы был миракль (13-14вв.), представляющий собой обработку легенд о деяниях девы Марии и святых. Эти легенды носили менее строгий характер, допуская примесь элементов романически-авантюрных, бытовых и т. п. Выросшие из них пьесы, которые почти с самого начала ставились и исполнялись горожанами — не в церкви, а на городской площади с довольно пышной бутафорией, живописными костюмами и соответствующими приспособлениями,— очень рано стали отдаляться от своей культовой основы и проникаться светскими реалистическими элементами Чудесами в мираклях занимались особо. Появление черта, проваливание в ад, видение адской пасти, чудесное появление ангелов — все обставлялось с величайшей тщательностью.
Достарыңызбен бөлісу: |