самом краю света и которым приходилось учить урду.
Мимо отеля прошел Мохаммед Али Чангази в неизменных белых
одеждах.
Увидев его за стеклом, старый Апо Разак с бородавкой на носу
наклонился и громким шепотом рассказал о том, что, по слухам, Чангази
соблазнил
двух сестер-немок, приехавших в Скарду в составе одной
экспедиции.
«Да, судя по всему, он очень религиозный человек, — на
урду сказал
Сулейман, покачивая головой. — Наверное, молится по шесть раз в день. И
по шесть раз в день моется». Все расхохотались, и Мортенсон в очередной
раз подумал о том, как удачно ему удалось собрать этих очень разных
людей.
Музафар, жители Корфе и Скарду были шиитами. Апо Разак, беженец
из
индийского Кашмира, и Сулейман — суннитами. Фейсал Байг,
вызвавшийся быть телохранителем Мортенсона, принадлежал к шиитской
секте исмаилитов. «Мы сидели,
хохотали и спокойно пили чай, —
вспоминает Грег. — Неверный и представители трех враждующих между
собой течений ислама. И я подумал, что если мы так хорошо ладим друг с
другом, то сможем добиться многого. Британцы исповедовали принцип
„разделяй и властвуй“. Я же считаю, что нужно „объединять и
властвовать“».
Гулям Парви спокойно рассказал собравшимся о фетве.
Гнев его уже
остыл, уступив место практическим соображениям. Он сказал Мортенсону,
что договорился о встрече с Сайед Аббас Рисви, духовным лидером
шиитов Северного Пакистана. «Аббас — хороший человек, —
заметил
Парви, — но с подозрением относится к иностранцам. Когда он увидит, что
ты уважаешь ислам и наши обычаи, сможет нам помочь. Иншалла».
Достарыңызбен бөлісу: