время дня и ночи и требовал, чтобы тот составлял новый текст».
Грег оставил жену с дочерью в Монтане и круглосуточно дежурил у
постели Эрни. Он купал его, занимался его туалетом,
ставил катетеры и
капельницы. И был рад, что может хоть чем-то отплатить этому человеку,
сделав его последние дни максимально комфортными.
Над постелью больного он снова повесил большую фотографию школы
в Корфе. Перед последней поездкой Грега в Пакистан Эрни дал ему
видеокамеру. Теперь Мортенсон подключил ее к телевизору и показывал,
как живет деревня Корфе. «Жан не мог смириться со смертью. Она его
раздражала, — вспоминает Мортенсон. — Но,
лежа в постели и глядя на
жизнь деревни Корфе, видя, как пакистанские дети распевают „У Мэри
был барашек“ на ломаном английском языке, он немного успокаивался».
Однажды вечером Эрни сжал руку Грега с необычной для умирающего
силой. «Он сказал мне: „Я люблю тебя, как сына“, — вспоминает
Мортенсон. — В его дыхании я почувствовал сладковатый кетоновый
запах и понял, что ему осталось совсем недолго».
«Жана
ценили за научные достижения, — говорит его вдова
Дженнифер Уилсон. — Но, думаю, сам он превыше всего ценил эту
маленькую школу в Корфе. Считал ее самым важным,
что оставил после
себя людям».
Эрни хотел убедить мир в том, что Институт Центральной Азии
является столь же материальным, как и школа в Корфе. Прежде чем лечь в
больницу, он оставил этой организации миллион долларов.
Достарыңызбен бөлісу: