В русской культуре
жүктеу/скачать 4,52 Mb. Pdf көрінісі
|
form 312-42002
Раздел 1. Наши статьи вается «Вольные казаки») и пытаясь дать волю (в социально-исто- рическом смысле) другим, Разин сам оказывается в тисках неволи (в духовном плане). При этом злая и темная сила не дает человеку возможности осознать, что же он творит. «Порой он спохватывал- ся подумать про свою жизнь — куда его тащит , зачем? — и бросал: не то что не по силам, а…» [Шукшин, 1976, с. 315]. Показательный текст, отражающий и факт прямого воздействия извне; и желание человека все-таки задуматься о своей жизни; и невозможность осо- знания сути происходящего с ним. Многоточие в конце этого пред- ложения свидетельствует о том, что Разин все-таки пытался объяс- нить себе, почему же он не может «сидеть и думать», «без конца ду- мать и думать». И далее сам автор предлагает психологическое обос- нование этому, говоря о неуемности натуры Степана — по сути сво- ей не рефлектера, а делателя. В данном случае возникает прямая ассоциация с двумя психоло- гическими типами персонажей, о которых теоретизировал И. Тур- генев, постоянно разрабатывая их в собственной художественной практике — рефлектирующего Гамлета и делателя Дон Кихота. Ра- зин в этом смысле — вариант Дон Кихота. Он, очертя голову, броса- ется в дело, не понимая, что выполняет в данном случае волю диаво- ла, который рад, если человек вообще не верит в его бытие, ибо тогда не отдает отчета в том, кто направляет его устремления. В. М. Шук- шин, кстати, судя по всему, тоже долгое время не признавал бытие врага рода человеческого. Потому он и пытается здесь (да и в других местах текста) дать психологическое, а не духовное обоснование по- ведения своего персонажа. Но, тем не менее, через весь роман проходит все-таки и изобра- жение метафизического по сути процесса, чем Шукшин, не всегда вполне осознанно, действительно продолжает традицию русских ху- дожников слова, представляющих православную концепцию мира и человека. Отдавая себе отчет в том, что апостольское обращение к пастве: «Блюдите, како опасно ходите» [Послание к Ефесянам Св. Апостола Павла, гл. V, ст. 15], «супостат наш диавол яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» [Первое Соборное Послание Св. Апо- стола Петра, гл. V, ст. 8] — универсально по своей значимости и ак- туальности, русские авторы представляют в своих текстах иллюстра- цию к учению святых отцов церкви о диавольской силе, желающей гибели человечества — с целью напомнить о метафизической сути происходящего в мире, предостеречь от губительных следствий ду- 82 Алтайский текст в русской культуре ховного расслабления, призвать своего читателя к духовной трезво- сти и собранности. Думается, что Шукшин, если и не имел в начале работы над ро- маном данной вполне осознанной цели своего творчества (конечно, сказалась общая атеистическая советская атмосфера ХХ века, сугу- бо — в период становления личности писателя), то, по крайней мере, интуитивно все-таки вписался в традицию предшествующей рус- ской словесности. А в процессе работы над романом и над фильмом о Разине, Шукшин явно претерпевает мировоззренческую эволюцию. Совершенно прав Д. Марьин: «Однако в начале 1970-х гг. происхо- дит явная трансформация религиозно-нравственной позиции писа- теля и кинорежиссера. Возможно, что ключевым событием для пе- ресмотра его мировоззренческих установок стала поездка в 1970 г. по историческим городам России… — в рамках подготовительных работ по фильму о Степане Разине. Члены съемочной группы во гла- ве с Шукшиным посетили многие православные храмы и монасты- ри, общались с представителями духовенства, имели доступ к цер- ковным книжным памятникам. Всей своей работой в кино и литера- туре борясь за национальные основы современного отечественного искусства, Шукшин не мог не осознать, что именно православие — важнейший источник и вечная опора патриархальной русской куль- туры… Унаследовав от своих предков-крестьян православную тра- дицию, Шукшин-интеллигент постепенно приближался к истинной вере в Бога» [Марьин, 2012]. Подтверждением чего является и рассматриваемый роман, в кото- ром детально последовательно описывается прямое диавольское воз- действие на Степана, идущее по нарастающей и выливающееся в гнев, неоднократно описываемый в тексте. И если вначале только конста- тируется: «Гнев Разина вскипал разом. И нехорош он бывал в те ми- нуты» [Шукшин, 1976, с. 325], то дальше — по мере усиления гнев- ных проявлений — уже указывается на суть этих состояний персона- жа: он — «черт бешеный», «взбесился», «дьявол», «дьявол, а не че- ловек». Так, например, воевода, обращаясь к казакам, кричит, пред- сказывая судьбу и Степана, и его войска: «Он больше не атаман вам!.. Поганец он… Не слухайтесь больше Стеньки! Он — дьявол! Он сам сгинет и вас всех погубит!» [Шукшин, 1976, с. 395]. Вообще, подобные упоминания злой метафизической силы, здесь, как и в текстах Н. В. Го- голя, не просто пустые приговорки, но четкая духовная характеристи- ка и тех, кто эти слова употребляет, и тех, к кому они относятся. Сам |