В русской культуре
жүктеу/скачать 4,52 Mb. Pdf көрінісі
|
form 312-42002
Раздел 1. Наши статьи Степан часто использует слова «змеи ползучие», «гады», «змей ла- сковый», «змей вертучий», ассоциативно связанные с искусителем. Сатанинское воздействие на Разина усиливается, и случаются уже настоящие припадки («С ним бывало: жгучее чувство ненависти враз одолевало, на глазах накипали слезы, он выкрикивал бессвяз- ные проклятия, рвал одежду. Не владея собой в такие минуты, сам боялся себя» [Шукшин, 1976, с. 399]), которые определяются окру- жающими как «болесть». Это воистину духовная болезнь. Процесс усиления бесовского воздействия у Разина напрямую связан с по- терей им веры в Бога. В разговоре с Фролом, который единствен- ный знает о страшном грехе убийства Степаном двух душ в его мо- лодости, Разин заявляет, что никогда не верил. Но Фрол опровергает его: «Врешь! Я видел, как ты в Соловках лбом колотился» [Шукшин, 1976, с. 515], на что Степан вынужден признать: «Ну, может, верил. Ну и что?» [Шукшин, 1976, с. 515], А то, что теперь, когда он «мстится» (вторая часть — «Мститесь, братья!»), когда уже потерял веру, когда приобрел «чары, как у ведь- мы» [Шукшин, 1976, с. 515], т. е. когда оказался во власти злой мета- физической силы, — перед ним опять два пути: либо окончательно «загибнуть» духовно и физически, либо через покаяние вернуться к вере, как и было с ним в Соловецком паломничестве. Показателен в этом плане эпизод, когда Степан просит прощение у коня: «Про- сти меня… Прости, ради Христа. — За что, Степан не знал, только хо- телось у кого-нибудь просить прощения… Потом шли рядом — конь и человек. Голова к голове. Долго шли, медленно шли, точно выходи- ли на берег из мутной , вязкой воды. Солнце вставало над землей. Молодой светлый день шагал на- встречу…» [Шукшин, 1976, с. 516]. Сам факт возможности попро- сить прощения — пусть не у человека, но с упованием на милость Бо- жью, принципиально важен. Он отражает православную концепцию мира: человек как образ Божий, пока жив, несмотря ни на какие пре- грешенья, может вернуться к Отцу Небесному — при условии прине- сения покаяния. Как видим в представленном фрагменте текста, Сте- пан еще способен к покаянию, несущему очищение души, и соответ- ственно, спасение. Символичны потому выход Степана из мути и на- ступление нового светлого дня, дающее надежду на то, что человек сделает правильный выбор — и спасется. Но, чем интенсивнее воздействие сатанинской силы на Разина, тем больше теряет он эту благодатную способность просить проще- 84 Алтайский текст в русской культуре ние. И вот уже его реакция на обвинения Матвея: «Степан оглянулся на всех, пристально посмотрел на Матвея… Сглотнул слюну. — Кто виноватый, Матвей? — спросил тихо. — Ты, Степан. Ты виноватый, ты. Степан побледнел еще больше, с трудом поднялся, пошел к Мат- вею. — Кто виноватый? — Ты!.. Степан ударил его. Матвей упал на дно стружка, поднялся, вытер кровь с лица. Сел на лавку. Степан сел рядом с ним» [Шукшин, 1976, с. 638], которая свидетельствует уже о невозможности Разина при- знать собственную вину, следовательно, о невозможности покаяния и, соответственно, спасения души. Метафизическая борьба («Тут дьявол с Богом борется, и поле бит- вы — сердца людей» [Достоевский, 1972–1990, т. Х1Х, с. 100]) за душу Разина усиливается до предела. Определенными вехами в этом про- цессе являются три истории с иконами. Первая — умиленное восхи- щение Степаном Соловецкой иконой Божьей матери в молодости. Вторая — нечаянное следствие выстрела («… пуля угодила в ико- ностас, в икону Божьей Матери. В лицо ей» [Шукшин, 1976, с. 535]), что всеми воспринимается как «недоброе знамение»: после чего Степан явно мечется между верой и безверием, то и дело вспоминая свою прежнюю веру в Бога, но и все больше зверея, теряя человече- ский образ. Наконец, третья история — прямое богохульство, когда в ответ на обвинения митрополита («Антихрист!») Степан «с том- лением великим оглянулся кругом… Вдруг подбежал к иконостасу, вышиб икону Божьей Матери… несколько раз рубанул сплеча ви- тые золоченые столбики, но сам, видно, ужаснулся» [Шукшин, 1976, с. 588], являя полное пленение злом, и как следствие — пьяное без- умие: «Вот наступил предел. Вот горе породило безумство. В гла- зах атамана, ничего не видящих, криком кричала одна только боль» [Шукшин, 1976, с. 594]. В последней, третьей, части романа («Казнь»), когда старуха- кликуша напоминает о некогда «сердечушке добром» Разина, сам он после очередного припадка бешенства констатирует собствен- ную духовную гибель: «Господи, Господи, Господи! — стонал Сте- пан. И скреб землю, и озирался. — Одолел меня дьявол… Одолел, гад: рукой моей водит» [Шукшин, 1976, с. 616]. После чего — оста- ется только физическая смерть, и сам Степан уже просит: «Братцы, |