Раздел 1. Наши статьи
характером, безвредного и всеми гонимого) и более чуткое и уважи-
тельное отношение к женщине, чем в любой другой литературе мира.
— Особенность русской культуры, которую Ф. М. Достоевский
определял как стремление к братскому единению с другими людь-
ми (это более широкая и этически безупречная интерпретация та-
ких качеств, как соборность, коллективизм, общинность) и верба-
лизовал через идиому
«всемирная отзывчивость»
[Каланчина, 2018,
с. 110–115].
Такая экзистенциальная установка на
всемирную отзывчивость
:
не «я», а «мы» в качестве социального эталона присуща и шукшин-
ским героям. Так, в произведениях Василия Макаровича Шукшина
эта черта всегда взаимосвязана с этическими установками на прио-
ритет духовных ценностей над материальными; на социальную от-
крытость и активность;
неравнодушное отношение к миру и людям;
личную ответственность за происходящее в социальном простран-
стве, за лучшее мироустройство; утверждение потенциальной ценно-
сти каждого человека (даже самого «маленького»), его права на ува-
жение и раскрытие самых светлых сторон души.
Тип маленького человека русской классики XIX века в творче-
стве Василия Макаровича трансформируется в образ чудика — ге-
роя, совершающего, с точки зрения обывателя, нерациональные по-
ступки, которого постоянно «заносит не туда». При этом очевидно,
что автор намеренно противопоставляет чудиков сонным обывате-
лям, эгоцентричным, сосредоточенным на своем «я» — узком мир-
ке, не имеющим четкого морального сознания и стремления к обще-
му благу. Важно отметить что этика шукшинской малой прозы, как,
и у большинства русских классиков, — это не заповеди и не развер-
нутое морализаторство, а художественные приемы, и с их помощью
автор раскрывает характер персонажа так, что читатель за не всегда
внешне позитивными сторонами характера может разглядеть свет-
лое зерно в душе человека.
Поэтика душевного света, излучаемого героем, — это еще одна
особенность русской литературы, унаследованная Шукшиным.
Для сравнения вспомним, как правило, в произведениях западных
авторов, в характерах их героев и поступках нет этой ясности, нет
акцентов, позволяющих разглядеть, что есть добро, а что — зло.
В характерах персонажей все перемешано, поиски смысла жизни
и стремление к однозначному нравственному выбору отсутствуют.
92
Алтайский текст в русской культуре
Шукшин же, следуя русской традиции, повествует о своих геро-
ях так, что в каждом из них четко проявляется нравственная цель-
ность, его моральный стержень. И
всемирная отзывчивость (не «я»,
а «мы»)
как ценностный камертон, подается Шукшиным в свете из-
вечного конфликта добра и зла, правды и лжи, жизни и смерти, жерт-
венности и своеволия. Писатель как бы удостоверяет библейскую ис-
тину о том, что без праведника не стоит ни село, ни город, ни стра-
на, воплощая в своих рассказах драматическую борьбу в душе чело-
века, в которой отнюдь не всегда побеждает добро.
Василий Макарович предвидел и пророчески предупреждал
об опасности усиливающихся тенденций приоритета материального
над духовным, потребительского отношения к жизни и миру над гра-
жданской и человеческой ответственностью. К сожалению, мы мо-
жем констатировать, что современное состояние мира — это в опре-
деленном смысле отчасти прогностическое свершение шукшинского
нравственно-этического предупреждения: «Нам бы про душу не за-
быть!»
Обратимся к рассказу В. М. Шукшина «Забуксовал» в качестве
примера воплощения в литературе ценности
всемирной отзывчиво-
сти
. Необходимо отметить, это произведение является одним из са-
мых «литературоцентричных» в творчестве писателя. В нем исполь-
зован прием текста в тексте через включение реминисценции извест-
ного лирического отступления из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя: «…Эх,
тройка! Птица-тройка, кто тебя выдумал? Знать, у бойкого народа ты
могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-
гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока
не зарябит тебе в очи …».
В рассказе «Забуксовал» Василий Макарович заостряет вни-
мание на амбивалентности образа гоголевской тройки, представ-
ляя на суд читателя оригинальный историко-культурологический
взгляд на финал «Мертвых душ», который, видимо, некогда он сам
так же, как и его герой, с удивлением открыл для себя не без помощи
Ф. М. Достоевского и Д. Мережковского. Вспомним, что реминисцен-
ция гоголевской тройки присутствует в диалоге между прокурором
и адвокатом в «Братьях Карамазовых». В их разговоре образ тройки,
впервые в русской литературе был сопоставлен с бричкой Чичикова.
И, конечно, Шукшин, будучи большим знатоком творчества Досто-
евского, не мог не обратить своего внимания на эту выразительную
литературную аллюзию.
|