Главным козлом отпущения на пленуме явился Постышев, которого Сталин перед этим уже провёл через несколько ступеней падения и унижения. В начале 1937 года Постышев был снят с поста первого секретаря Киевского обкома и горкома, а затем - и с поста секретаря ЦК КП(б) Украины. 30 марта того же года он был избран первым секретарём Куйбышевского горкома, в июне - первым секретарём Куйбышевского обкома.
После перевода в Куйбышев дальнейшую судьбу Постышева нетрудно было предугадать. В июне 1937 года Троцкий писал: "Постышев поднялся до секретаря ЦК благодаря своему ревностному участию в борьбе с троцкизмом. На Украине Постышев производил в 1933 г. чистку партийного и государственного аппарата от "националистов" и довёл до самоубийства украинского народного комиссара Скрыпника травлей за "покровительство националистам". Четыре года спустя оказалось, что Постышев, оставленный после своих подвигов диктатором на Украине, сам провинился в покровительстве националистам: в качестве опального сановника, его перевели недавно в Волжскую область. Надо полагать, ненадолго. Не только раны, но и царапины не зарубцовываются более. Прибегнет ли Постышев к самоубийству или будет каяться в несовершённых преступлениях, спасения ему во всяком случае нет"1.
На новой должности Постышев стремился реабилитировать себя умножением "бдительности". Толчком к свирепым расправам над партийным аппаратом области послужил приезд в августе 1937 года в Куйбышев секретаря ЦК Андреева, который заявил Постышеву: "Центральный Комитет считает, что борьбы у вас с врагами нет, что вам надо мобилизовать куйбышевскую парторганизацию на разоблачение врагов". После этого подхлёстывания, по словам второго секретаря Куйбышевского обкома Игнатова (новобранца 1937 года, ставшего спустя 20 лет членом хрущёвского Политбюро), "стиль (у Постышева) появился другой, он везде и всюду начал кричать, что нет порядочных людей... Стал кричать, что везде и всюду враги". Как рассказывал Игнатов, "у нас две недели все секретари городских райкомов и весь аппарат райкомов в городе Куйбышеве бегали с лупами. Постышев берёт лупу, вызывает к себе представителя райкома и начинает рассматривать тетради, все тетради у нас оборвали, на обложках находили фашистскую свастику и дошли до того, что на печеньях есть олени - фашистские значки, на конфетах карамель, - там цветок, это тоже фашистский значок"2. Поиски фашистской символики или силуэта Троцкого на обертках и тетрадях не были изобретением Постышева. К такого рода "расследованиям" широко прибегали и в других местах, иногда вовлекая в поиск враждебных эмблем даже школьников.
Проводимый Постышевым беспощадный террор против партийных кадров был беспрецедентным даже по меркам 1937 года. Так, через неделю после перевыборов Куйбышевского горкома из 41 члена его нового состава было арестовано 17 человек. По указанию Постышева (и в его присутствии) на одном из заседаний Куйбышевского горсовета из его состава были выведены 34 депутата. Только за последние пять месяцев 1937 года в Куйбышевской области было исключено из партии 3300 коммунистов1.
За санкцией на арест наиболее крупных работников Постышев обращался непосредственно к Сталину. Так, 29 ноября 1937 года он направил Сталину шифровку, в которой просил санкционировать арест начальника Пензенского отдела НКВД Филиппова за "контрреволюционный разговор", заключавшийся в следующем: "Многих исключаем из партии, коммунисты сыплются как горох", "не написал бы товарищ Сталин вторую статью о головокружении от успехов". На этой шифровке была немедленно наложена резолюция: "За арест. Сталин"2.
Новацией Постышева, которая ещё до пленума была поставлена ему в вину, явился роспуск более 30 райкомов на том основании, что большинство их руководителей оказались врагами народа. Эта акция была проведена столь поспешно, что даже реляции о ней, направленные в ЦК, не давали адекватного представления о масштабах погрома, учинённого над партийными комитетами. Как говорил Маленков, "никто в обкоме толком не знал, сколько райкомов у них распущено: сначала сказали, что 13, потом сказали, что 20, а когда им сказали, что у них распущено 30 райкомов, они удивились. А теперь оказывается, что распущено 34"3.
9 января 1938 года Политбюро приняло постановление, в котором решение Куйбышевского обкома о массовом роспуске райкомов было расценено как "политически вредное" и "провокационное". "За огульное применение без всяких на то оснований и без ведома ЦК ВКП(б) такой исключительной в партийном руководстве меры, как роспуск партийных комитетов", Постышеву был объявлен строгий выговор, он был снят со своего поста и "направлен в распоряжение ЦК"4.
В этом качестве Постышев вышел на трибуну январского пленума. Его рассказ о терроре против партийных кадров выглядел столь чудовищным даже в глазах много повидавших членов ЦК, что на протяжении его речи сыпались настойчивые вопросы: неужели все партийные работники в области были врагами? В качестве критиков Постышева, с негодованием реагировавших на его объяснения, выступали даже такие матёрые палачи, как Ежов, Берия и Багиров.
О характере речи Постышева, фактически превратившейся в его допрос, даёт представление следующий фрагмент стенограммы:
Постышев: ...Руководство там (в Куйбышевской области) и партийное, и советское было враждебное, начиная от областного руководства и кончая районным.
Микоян: Всё?
Постышев: ...Что тут удивляться? ...Я подсчитал и выходит, что 12 лет сидели враги. По советской линии то же самое сидело враждебное руководство. Они сидели и подбирали свои кадры. Например, у нас в облисполкоме вплоть до технических работников самые матёрые враги, которые признались в своей вредительской работе и ведут себя нахально, начиная с председателя облисполкома, с его заместителя, консультантов, секретарей - все враги. Абсолютно все отделы облисполкома были засорены врагами.... Теперь возьмите председателей райисполкомов - все враги. 60 председателей райисполкомов - все враги. Подавляющее большинство вторых секретарей, я уже не говорю о первых, - враги, и не просто враги, но там много сидело шпионов: поляки, латыши, подбирали всякую махровую сволочь...
Булганин: Честные люди хоть были там?.. Получается, что нет ни одного честного человека.
Постышев: Я говорю о руководящей головке. Из руководящей головки, из секретарей райкомов, председателей райисполкомов почти ни одного человека честного не оказалось. А что же вы удивляетесь?
Молотов: Не преувеличиваете ли вы, тов. Постышев?
Постышев: Нет, не преувеличиваю. Вот, возьмите облисполком. Люди сидят. Материалы есть, и они признаются, сами показывают о своей враждебной и шпионской работе.
Молотов: Проверять надо материалы.
Микоян: Выходит, что внизу, во всех райкомах враги...
Берия: Неужели все члены пленумов райкомов оказались врагами?..
Каганович: Нельзя обосновывать тем, что все были мошенники1.
Зная, что тотальная чистка партийных кадров развёртывается по всей стране, Постышев, совсем недавно обвинённый в либерализме, не мог понять, почему его теперь упрекают в прямо противоположном - излишнем рвении при "выкорчевывании врагов народа". Отсюда рефрен, проходящий через всё его выступление: "Что же вы удивляетесь?"
Однако Сталину, наметившему полное уничтожение прежнего партийно-государственного аппарата, массовый роспуск партийных комитетов представлялся всё же опасной мерой, способной вызвать столь же массовый протест коммунистов. Поэтому во время речей последующих ораторов, упоминавших о данной инициативе Постышева, Сталин бросал угрожающие реплики: "Это расстрел организации. К себе они мягко относятся, а районные организации они расстреливают... Это значит поднять партийные массы против ЦК, иначе это понять нельзя"2.
После этого почти каждый выступающий счёл нужным бросить камень в Постышева. Особенно яростные обвинения прозвучали в выступлении Кагановича, который заявил, что чрезмерное усердие Постышева в Куйбышеве является продолжением его недостаточного усердия в Киеве. "Слепота т. Постышева, проявившаяся в Киеве, - утверждал Каганович, - граничит с преступлением, потому что он не видел врага, даже тогда, когда все воробьи на крышах чирикали... Главный его грех в том, что он не умеет отличить врага от друга,.. друга от врага. Это его первородный грех. Если он в Киеве не мог отличить врага от друга, если он врага принимал за друга, то этот же грех привёл его к тому, что в Куйбышеве он не смог отличить друга от врага и записывает друзей во враги".
Каганович сообщил, что перед пленумом Постышева намечалось назначить председателем Комиссии советского контроля, но после его речи на пленуме "вряд ли Центральный Комитет сумеет доверить ему такой пост"1.
После этого вконец деморализованный и запуганный Постышев попросил слово для заявления, в котором униженно каялся в своих ошибках. "Как я произнёс эту речь - я и сам понять не могу, - говорил он, - ...Я ошибок наделал много. Я их не понимал. Может быть, я и сейчас их ещё не понял до конца. Я только одно скажу, что я речь сказал неправильную, непартийную, и прошу Пленум ЦК меня за эту речь простить".
Обсуждение "дела Постышева" завершилось кратким выступлением Сталина, в котором говорилось: "У нас здесь в президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего сложившегося надо какие-либо меры принять в отношении тов. Постышева. И мнение сложилось такое, что следовало бы его вывести из кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК"2. Такое решение было немедленно принято.
Этот некоторый просвет в судьбе Постышева длился лишь около месяца. 10 февраля Политбюро приняло решение: "Ввиду компрометирующих материалов, поступивших от НКВД и куйбышевской организации, передать дело о т. Постышеве на рассмотрение Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б)"3. 17 февраля Политбюро направило членам ЦК на утверждение постановление Комиссии, в котором Постышев обвинялся не только в расправах над честными коммунистами, но и в рассылке сельским райкомам "провокационных и вредительских директив" о привлечении коров колхозников на полевые работы во время сева и уборки и т. д. Постышеву ставились в вину также "исключительные доверие и поддержка", которые он оказывал "врагам народа". Опираясь на показания, полученные от ряда лиц из окружения Постышева, Комиссия "устанавливала", что он "по меньшей мере знал от них о наличии контрреволюционной, правотроцкистской организации, был осведомлён об участии в ней своих ближайших помощников и о проводимой ими вредительской и провокационной работе"4. На основании всех этих обвинений Постышев был в опросном порядке исключён из ЦК и партии, а в ночь на 22 февраля арестован. Спустя год он был приговорён к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.
В глазах рядовых членов партии решения январского пленума выглядели как некоторое смягчение террора. Однако в 1938 году было арестовано и расстреляно не меньше людей, чем в предшествующем году, обычно считающемся кульминацией великой чистки. Сигналом к дальнейшему развёртыванию массовых репрессий стал третий московский процесс, представивший внутрипартийный заговор намного более грандиозным, чем все заговоры, о которых шла речь на предшествующих процессах.
Достарыңызбен бөлісу: |
