искусства
: «
Но старясь и телом и
чувством / И весь разлетаясь, как пыль, / Я жду, что зажжется Искусством /
Моя нестерпимая быль
» («Пока это жизнь...», не датировано).
В трех новеллах о Шекспире, объединенных названием «Смуглая леди»,
объектом внимания Домбровского становится психология художника. Критик
Я.Гордин в «Вопросах литературы» за 1975 г. в № 9, рассматривая их в
контексте произведений о Шекспире, вышедших в последние годы, отозвался
об этом цикле как об одном из вариантов мифа о Шекспире, отметил высокую
долю вымысла. «Тонкая, умная и жестокая проза» Домбровского никого не
мистифицирует, поскольку автор ее достаточно честен по отношению к
читателю», - отмечал критик в статье «Возможен ли роман о писателе?» [7,
с.107].
Для Домбровского, по его словам, вопрос о вымысле не стоял вовсе: «В
моих трех маленьких повестях заключено много вымысла о том, как выглядела
бы жизнь Шекспира, если бы она была такой, как я себе ее представляю» [8,
с.218]. Домбровский глубоко убежден, что весь жизненный путь самого
Шекспира прослеживается по его книгам.
В эссе, примыкающем к новеллам, писатель настаивает на том, что лишь
внимательно вчитываясь в произведения классика английской литературы,
можно узнать, как «с годами менялся автор, как, пылкий и быстрый в юности,
61
он взрослел, мужал, мудрел, как восторженность сменялась степенностью,
разочарованием, осторожностью и как все под конец сменилось страшной
усталостью» [8, с.219]. Таким образом, художественный дискурс новелл
Ю.Домбровского о Шекспире, как будет показано в следующем параграфе
данного раздела, направлен на
личное
приобщение писателя к Шекспиру,
повествование о его
собственном Шекспире.
Все творчество Домбровского пронизано гуманистическими идеалами, не
укладывающимся в рамки тоталитарной системы. Так, действие романа
«Обезьяна
приходит
за
своим
черепом»
происходит
в
некоей
западноевропейской стране, оккупированной фашистами. Герои романа
работают в вымышленном «Международном институте палеантропологии и
предыстории»....
Автор не уточняет место действия, создавая собирательный образ
европейцев, борющихся с тоталитарным режимом. Это дало критикам (в том
числе, И.Золотусскому) основания утверждать, что роман «не имеет никакого
отношения к поджигателям войны», что в нем изображен не фашизм в Европе,
а сталинизм в России [9, с.180].
При всей очевидности подобных параллелей, отметим, что героями романа
все-таки являются европейские интеллигенты, воспитанные на традициях
гуманизма. Главный герой, профессор Мезонье, оказывается перед выбором
между самоубийством физическим и духовным – и, погибая, выходит
победителем из этой борьбы. Антиподом Мезонье является в романе его
сподвижник, профессор Ланэ, ради выживания идущий на компромисс с
оккупантами.
Интересно, что рукопись “Обезьяны” Домбровский считал безнадежно
утерянной. На самом деле ее спрятал и сохранил – конечно, с риском для себя –
один из работников органов, служивший в архиве. Этот человек, уже
вышедший к тому времени на пенсию, разыскал в Москве Домбровского и
передал ему драгоценную для автора папку. Книга увидела свет в 1958 году в
издательстве “Советский писатель” и имела оглушительный успех. В разных
журналах и газетах на нее появилось восемь положительных рецензий. Такой
прессы Домбровский никогда больше не знал.
С конца пятидесятых годов Домбровский стал каждое лето приезжать в
Алма-Ату и проводить здесь месяц-два. Это продолжалось в течение
десятилетия, потом его наезды стали более редкими и случайными,
приближалась старость, а с ней - болезни… Но рвался Юрий Осипович в
Алма-Ату до самой смерти, в год кончины планировал свой новый приезд.
У этих поездок была и сугубо личная причина: Домбровский познакомился
с Кларой Турумовой, юной студенткой, дочерью солдата-казаха, погибшего в
Бресте в самом начале войны. Молодая девушка влюбилась в него сразу,
Домбровского же долго смущала большая разница в возрасте. Он считал, что у
Клары “это пройдет”, но она сумела доказать, что это далеко не так.
В 40-е годы Домбровский из казахских писателей был особенно близок с
Сабитом Мукановым, много работал с ним. В 60-х особо тесные отношения
связывали его с теми, чьи судьбы были схожи с его собственной – Зеином
62
Шашкиным и, еще в большей степени, Ильясом Есенберлиным. Он перевел
два романа Есенберлина – “Схватка” и “Опасная переправа”. Творческое
содружество с Есенберлиным продолжалось вплоть до смерти Домбровского.
Нередко дружески общался Юрий Осипович с Абдижамилом Нурпеисовым и
Тахави Ахтановым.
Приезжая в Алма-Ату, Домбровский работал над романом “Хранитель
древностей”. Первоначально он считал, что опубликовать его будет
невозможно, и писал с прохладцей, но скоро пережитое, о котором он
вспоминал, захватило его, да и политическая оттепель, перемежаемая, правда,
внезапными заморозками, пока еще продолжалась. Твардовский, в ту пору
редактор «Нового мира», решил напечатать “Хранителя древностей” в 1964 г.
Однако цензура и другие охранительные инстанции предпринимали все, чтобы
“Хранитель древностей” не увидел света.
А.Т.Твардовский, отлично понявший значение романа, провел настоящую
«боевую» кампанию для его опубликования, которая очень сблизила этих двух
выдающихся художников.
Юрий Осипович всегда отзывался о редакторе “Нового мира” с глубоким
уважением и сердечной теплотой. Вскоре “Хранитель” вышел на всех основных
языках мира. В коммуналке, где жил писатель в Москве, стали часто появляться
иностранные корреспонденты. Может быть, это и послужило главной причиной
того, что через несколько лет Юрию Осиповичу выделили двухкомнатную
квартиру в девятиэтажке недалеко от Преображенской площади.
Это было чуть ли не единственным материальным благом, которое принесла
автору знаменитого романа всемирная слава. Гонорара за многочисленные
заграничные издания он не получал. Жил на случайные разовые заработки –
переводы, издательские рецензии. Когда исполнилось шестьдесят лет, стали
ему платить пенсию – 120 рублей в месяц.
В конце 60-х И.Есенберлин, директор казахстанского издательства
“Жазушы”, решил переиздать “Хранителя”. Сохранилась записка Юрия
Осиповича к Есенберлину: “…Очень прошу поставить на титульном листе
“Хранителя”: “Памяти Файзулы Турумова, героически погибшего 22 июня 1941
года в Брестской крепости, с почтением и благодарностью за его подвиг
посвящает автор”.
Но ни «Хранитель древностей», ни «Обезьяна приходит за черепом»
напечатаны в Казахстане в то время так и не были. Лишь в середине 70-х в
казахстанском издательстве удалось издать маленькую книгу Домбровского
“Факел” – пятую и последнюю изданную при жизни Юрия Осиповича книгу на
родине, посвященную знаковым фигурам в мировом и казахстанском
искусстве.
Последние пятнадцать лет жизни Юрия Осиповича Домбровского были
посвящены прежде всего созданию второй части “Хранителя” – романа
“Факультет ненужных вещей”. А. Твардовский от имени редакции “Нового
мира” заключил с писателем договор на издание рукописи, но вскоре
Домбровский понял, что она “из плана на 2000 год”. Тем не менее он
63
продолжал упорно работать над книгой, которую сам даже не рассчитывал
увидеть.
Юрию Осиповичу Домбровскому довелось все же увидеть изданный в 1978
году в Париже экземпляр “Факультета ненужных вещей” – плотный томик
небольшого формата с очень убористым шрифтом. Это был и подвиг, но, с
другой стороны, и серьезный проступок «неблагонадежного» писателя...
Спустя некоторое время Домбровский был смертельно избит неизвестными
людьми возле ресторана ЦДЛ. Скончался в больнице 29 мая 1978 года.
Похоронен в Москве.
Критик Н. Иванова в своей книге «Воскрешение нужных вещей» дала очень
емкое определение основному конфликту романов Домбровского как
конфликту «культуры и власти» [10, с.78]. Замысел романа «Хранитель
древностей» относится к концу тридцатых годов, но роман, как говорилось
ранее, был опубликован только в июле-августе 1964 г. в «Новом мире».
Одним из ведущих мотивов «Хранителя древностей» является проблема
соотношения нравственности общественного сознания и отдельно взятой
личности. Попытка героя, творческой личности, археолога и историка по
призванию и профессии, быть вне действительности, подняться над
происходящим, замкнуться в «башне» оказалась невозможной.
Георгий Николаевич Зыбин втянут в эпицентр событий, и своим
поведением и знаниями о законах бытия наглядно демонстрирует один из путей
служения истине и науке, «красоте и правде» (проблема состояния
исторической науки в годы террора героя Домбровского, как представляется,
интересовала не случайно, так как в 1950-х годах репрессии против казахской
интеллигенции, в частности, против историка Е. Бекмаханова, коснулись и
автора «Хранителя древностей»).
Герой Домбровского борется за чистоту науки всеми способами: он
вступает в открытую полемику с оппонентами, разъясняет свою точку зрения
всем слушателям – от директора музея до простых рабочих, заставляет при
помощи своих аргументов прислушиваться к своему голосу и противников. Он
не боится и открытого противостояния с власть держащими. Во имя науки и ее
истин он отказывается от любых форм компромисса и, несмотря на то, что он
бессилен перед системой, одерживает моральную победу.
В русской классической литературе существовала устойчивая традиция
изображения
героя как «проводника авторских идей», выразителя авторского
отношения к изображаемому. Избранная Ю.О. Домбровским форма
повествования от первого лица способствует не только раскрытию внутреннего
«я» героя его романа, но и ясному осознанию мотивов поведения самого
автора.
Таинственная история первого варианта «Хранителя древностей», к
большому сожалению, до сих пор не разгадана. Один из настойчивых
исследователей этого вопроса А. Арцишевский надеется, что «рукописи не
горят», и читатель все-таки получит роман в варианте 1939 года [2, с.120].
Первоначальная рукопись пропала, по утверждениям современников, уже в
Москве, и не без помощи НКВД.
64
Сам писатель лишь однажды упомянул о существовании иного варианта
своей книги в 1968 году, после выхода в свет в «Новом мире» «Хранителя
древностей»: «…Первый вариант романа был мною написан в 1939 году и тогда
же принят алма-атинским журналом «Литературный Казахстан». Объявления о
нем были размещены в июльском и августовском номерах журнала. Но этим
планам не суждено было сбыться…» [цитируется по статье А. Арцишевского:
[2, с.118].
Между тем А.Л. Жовтис посчитал это очередной «выдумкой» писателя:
«Хранитель древностей» - в 1939 году? Ну что вы! «Державин» или «Крушение
империи» - это да. Но «Хранитель древностей», вы знаете, вряд ли. Скорее
всего, это было уже в шестидесятые годы и не в коем случае не раньше. Я, по
крайней мере, от Домбровского никогда ни о чем подобном не слышал»
[цитируется по статье А. Арцишевского: [ 2, с. 118].
С ним солидарен и писатель О.Б. Меркулов: «…А то, что Домбр говорит
там про тридцать девятый, про первый вариант «Хранителя», так это –
придумывает, скорее всего. Иначе он обязательно рассказал бы об этом и мне, и
всем остальным». Но все же исследователь находит убедительные
доказательства своей версии.
Во-первых, он ссылается на заметку Леонида Макеева, помещенную в
журнале «Литературный Казахстан» за 1939 год под названием «Новеллисты»,
в которой это описывается так: «Большая дискуссия развернулась на вечере
новеллистов 13 апреля, на котором писатель Ю. Домбровский читал свой
большой рассказ «Мальчики». Вызвана эта дискуссия была в основном тем, что
автор взял главу нового своего романа «Хранитель древностей», считая, что она
представляет собою совершенно самостоятельное полотно – законченный
рассказ о мальчиках, попавших в годы гражданской войны в Крыму в руки
контрразведки.
На вечере выступили писатели и поэты Мих. Линичев, Юрий Платонов, В.
Черкесов, Вал. Чивкунова, Павел Богданов, Дм. Снегин, А. Волков, Ник.
Шишкин, И. Нарожный и др.
«То, что в романе «Крушение империи» по языку было архаично и
нужно, может быть, - говорит Юрий Платонов, - сейчас обращается против
автора. Здесь, в рассказе, язык очень громоздкий, и самые простые вещи
поэтому уходят на задний план, их трудно уловить. У меня не осталось четкого
ощущения прочитанного. Здесь во многом, мне кажется, не сведены концы с
концами».
«В этой главе есть несколько интересных мест, которые по-настоящему
волнуют, например, сцена, когда одного из мальчиков на расстрел, - в
Черкесов. – Но некоторые словесные выверты как-то убивают мысль, не дают
ей ходу. «Засыпаясь и обливаясь водой», - так, конечно, нельзя писать».
Хорошим впечатлением от рассказа делится Вал. Чивкунова. Она говорит
о большой культуре произведения, но в то же время отмечает и его
композиционную неслаженность.
«Да, в этом отрывке есть многословность, - говорит в заключение автор
рассказа Ю. Домбровский. – Есть громоздкие фразы, которые нужно
65
расчленить. Эта глава еще не так тщательно почищена, как первые главы
романа. Учитывая выступления товарищей, я буду сейчас устранять тяжесть
языка, буду работать над уточнением образом и, наконец, над устранением
излишней лиловизны, о которой здесь немало говорили» [2, с.119]. В пользу
своей гипотезы исследователь приводит еще два доказательства своей
гипотезы.
Одно из них – фрагмент из документа, подписанного самим писателем:
«…В 1939 году закончил большой роман – принятый издательством к печати и
доведенный до стадии авторской корректуры. Роман о немецком нашествии и
об изгнании и гибели интервентов – «Хранитель древностей» - объемом в 35
печатных листов. Роман был
Достарыңызбен бөлісу: |