54
55
детельствуют отзывы европейских сотрапезников самого Петра —
хотя обеденный этикет в то время был, мягко говоря, нестрогим и в
Европе, тем не менее поведение русского царя выглядело почти не-
пристойным и неизменно шокировало.
Но данные фрагменты имеют и более общее и глубокое культур-
ное значение, именно они и позволяют увидеть за многими вполне
традиционными рассуждениями «Юности честного зерцала…» его
революционный пафос. Уделяя так много внимания бытовому по-
ведению и создающемуся этикету, создатель книги тем самым под-
черкнуто вводил в сознание читателя идею секуляризированного
воспитания. В конце концов, для благочестивой жизни не так уж и
важно — харкнуть на пол или в платок. Можно творить богоугодные
дела и делать забор из костей вокруг своей тарелки. И недаром в
«Домострое» или «Измарагде» о таких вещах говорилось немного и
как-то вскользь. А если и говорилось, то из неблагопристойного по-
ведения человека выводились уроки духовного порядка: такой чело-
век будет осужден на Суде Господнем. В качестве примера можно
привести 71-ю главу «Измарагда» («Слово Иоанна Златоуста о тех,
кто не встает на заутреню»), в конце которой создается выразитель-
ный образ пьяницы: «Два различных вида есть пьянства. И многие
хвалят один из них, говоря: тот пьяница, который, упившись, спит
словно мертвец, и словно идол валяется, и весь в грязи, и обмочит-
ся, и воняет. И лежит в час заутрени не в силах и головы поднять,
рыгая, воняя от чрез меру выпитого, обмякший и потный. И до гор-
ла, точно мех, налит. Чем отличается от иноверцев такой? Видите,
какое зло пьянство. Если кто пьяницей умрет, тот с иноверцами осуж-
ден будет. А бывает драчливый пьяница: дерется он, и сквернословит,
и оскорбляет трезвенников, и боголюбцев поносит и укоряет, а если
он властелин — того хуже: всех хочет подчинить своему пороку,
боясь от трезвенников укора, их же ненавидит, а себе подобных лю-
бит, кто потакает ему и совращает его. Если так поступающий смерть
примет, то осужден будет с идолопоклонниками»
25
.
Эта бытовая зарисовка во многом близка обличительным пассажам
из «Юности честного зерцала…». Но с одним существеннейшим от-
личием: в «Измарагде» пьянство обличается с сугубо религиозных
позиций. Пьяница жалок в первую очередь не потому, что отврати-
телен в глазах окружающих, но потому, что пьянство губит душу
человека, и его ждет осуждение — вместе с «иноверцами» и «идоло-
поклонниками». Страшна не брезгливость ближних, а Суд Божий.
25
Памятники литературы Древней Руси. Середина XVI века. М., 1985. С. 63–65.
И недаром данная инвектива является иллюстрацией к главе о необхо-
димости неукоснительным образом посещать заутреню. А вот в «Юно-
сти честном зерцале…» ничего похожего нет: невоспитанность пло-
ха сама по себе, ибо непоправимо портит репутацию человека в гла-
зах окружающих. Мнения людей — вот чего надо страшиться.
Перед нами действительно секуляризированная воспитательная
книга; она приучает к мысли о важности именно земных удач и
успехов, а значит, и к тому, что земная жизнь обладает некоторой
самостоятельной, эмансипированной от вечности ценностью. Тра-
диционные предписания и привычные идеи тут трансформированы —
не всегда заметным, но неизменно принципиальным образом.
Кроме того, «Юности честное зерцало…» заключает и еще одну,
новаторскую идею, свойственную петровскому времени. В нем вы-
ражается идея мощного обновления, происходящего в стране, кото-
рая приходит «из небытия в бытие» (вспомним слова Г. И. Головки-
на), жители которой начинают узнавать — перефразируя петровскую
характеристику И. И. Неплюева, — что и они люди. В этой книжке
постоянно проявляется чувство превосходства по-новому воспитан-
ных людей над дремучими в своем невежестве приверженцами ста-
ринного жития. Показателен в данном отношении следующий ее
фрагмент: «Младые отроки должни всегда между собою говорить
иностранными языки, дабы тем навыкнуть могли, — а особливо,
когда им что тайное говорить случится, чтобы слуги и служанки
дознаться не могли и чтоб можно их от других незнающих болванов
распознать: ибо каждый купец товар свой похваляя, продает как
может»
26
. А. М. Панченко видел в этих словах пример культурного
двуязычия, когда нация говорит на разных языках и одна часть не
понимает (да и не должна понимать) другую
27
. Но их можно понять
совсем иначе — как восторг нового человека, ощутившего свою «по-
литичность» и увидевшего, что и он-де теперь не «незнающий бол-
ван», а человек, которому не стыдно похвалять собственный товар
(кстати, тема успешной торговли, как и образ торгового человека, не
уступающего заграничным, свойственна словесности начала
XVIII
в.).
Гордость новым, безоговорочное его принятие и отвержение про-
шлого как дикости — и это также позволяет видеть в «Юности чест-
ном зерцале…» продукт и отражение петровских преобразований.
Предложенная в нем модель воспитания была действительно новой —
и секуляризированностью, и обращенностью в грядущее, разрывом
26
Русская литература XVIII века. 1700–1775. С. 10–11.
27
Достарыңызбен бөлісу: