Поразительные примеры лжи ради тщеславия наполняют мемуары Сюлли и Реца.
165
тинных чувств человека в уверениях в уважении, приписы-
ваемых им в конце писем. Между тем долгое время верили в смирение некоторых средневековых духовных сановников, потому что в день их избрания они начинали с отказа от предложенного сана, заявляя, что недостойны принять его, пока не убедились, наконец, путем сравнения, что такой отказ был простым требованием приличия. И теперь еще есть ученые, склонные искать, подобно бенедиктинцам XVIII столетия, в официальных формулах канцелярий какого-либо государя сведений о его благочестии или щедрости1.
Чтобы распознать эти уверения, требовавшиеся приличиями, необходимо двоякого рода исследование: одно, относящееся к автору и имеющее целью выяснить, к какой публике он обращался, так как в каждой стране есть несколько публик, стоящих одна над другою или тесно сплоченных между собою, из которых у каждой есть свой кодекс морали и правил приличия; и другое, относящееся к публике и имеющее целью определить, в чем состояли ее мораль и обычаи.
6-й случай. Автор старался понравиться публике, пользуясь известными литературными ухищрениями; он извращал факты, стараясь сделать их более прекрасными, согласно своему представлению о красоте. Чтобы остерегаться мест, искаженных согласно этому идеалу, надо изучить идеал автора и его времени. Можно, впрочем, заранее наметить обычные роды литературных искажений. Ораторское искажение состоит в приписывании действующим лицам благородных положений, поступков, чувств, и в особенности благородных речей; это естественное стремление молодых людей, начинающих упражняться в писательском искусстве, и
1 Даже сам Фюстель де Куланж видел в формулах надписей в честь императоров доказательство, что население любило императорский режим. „Пусть читают надписи: в них всегда проявляется чувство удовлетворенности и признательности... Просмотрите сборник д'Орелли. Всего чаще встречаются там такие выражения..." Перечисление титулов, выражающих уважение к императорам, заканчивается таким, приводящим в замешательство, афоризмом: „Думать, что во всем этом нет ничего, кроме лести, значило бы плохо знать человеческую натуру". Это даже и не лесть, это только формулы.
166
полуварварских еще писателей; это общий недостаток всех средневековых летописцев1. Эпическое искажение прикрашивает повествование, пополняя его живописными подробностями, речами и цифрами и иногда даже именами действующих лиц; такое искажение очень опасно, потому что обилие подробностей создает иллюзию правдивости2. Драматическое искажение заключается в группировке фактов с целью увеличить их драматизм, сосредоточивая его на одном моменте, на одном лице или одной группе разбросанных фактов. Это самое опасное искажение — искажение историков, художников, Геродота, Тацита, итальянцев эпохи Возрождения. Лирическое искажение преувеличивает чувства и ощущения автора и его друзей с тем, чтобы придать им большую интенсивность; его нужно принимать в соображение при исследованиях, имеющих целью восстановить психологию того или иного лица.
Литературное искажение мало коснулось архивных документов (хотя с ним и приходится встречаться в большей части грамот XI в.), но оно глубоко проникло во все литературные памятники, в том числе и в повествования историков. Между тем человек по природе больше склонен верить талантливым писателям и легче соглашается со свидетельством, выраженным в красивой форме. Критик должен противодействовать этой склонности, придерживаясь парадоксального правила, что с тем большим недоверием следует относиться к свидетельству, чем больший интерес оно представляет с художественной точки зрения3. Ко всякому очень картинному и вместе с тем очень драматическому повествованию, где действующие лица принимают благородные положения или обнаруживают слишком возвышенные чувства,