1 Образцом может служить Сугерий (Suger) в Жизни Людовика VI (Vie de Louis VI). 2 Поразительным примером является Хроника Гельвеции (Chronicon Helveticum)3 Чуди (Tschudi). Два разительных примера той силы, с какою великие писатели парализуют критику и вносят смуту в знание фактов, представляют Аристофан и Демосфен. Только в конце ХГХ в. историки нашли, наконец, смелость признать, что свидетельства этих авторов далеко не достоверны.
167
нужно относиться с большою осторожностью.
Только что намеченный первый ряд вопросов даст предварительный результат, указывающий, какие свиде
тельства имеют шансы быть ложными.
V. Второй ряд вопросов поможет исследовать, есть ли повод не доверять точности свидетельств. Не находился ли автор в условиях, вовлекающих человека в ошибку? Здесь, как и в вопросе о достоверности, следует рассмотреть эти условия вообще для всей совокупности документа, и в частности для каждого из отдельных его свидетельств.
Опыт экспериментальных наук показывает нам условия точного знания фактов. Для знания факта существует только один научный прием — наблюдение (observation); необходимо, следовательно, чтобы каждое свидетельство прямо или косвенно основывалось на наблюдении и чтобы само наблюдение было произведено правильно.
Вопросные пункты относительно поводов к ошибке могут быть составлены на основании опыта, выясняющего нам самые обычные случаи ошибок.
1-й случай. Автор занимал положение, дававшее ему возможность наблюдать факт, и вообразил себе, что он действительно его наблюдал; но ему помешала сделать это какая-нибудь внутренняя причина, которой он не сознавал: галлюцинация, иллюзия или простой предрассудок. Бесполезно (да сверх того было бы и невозможно) определить, какая именно из этих причин действовала; достаточно выяснить только, склонен ли был вообще автор плохо наблюдать. Распознать, было ли известное показание результатом галлюцинации или иллюзии — совершенно немыслимо. В некоторых исключительных случаях удается самое большее узнать, путем сравнений или справок, что у автора имеется общая склонность к такого рода заблуждениям.
Существует гораздо больше шансов распознать, не явилось ли известное показание продуктом предрассудка. В жизни или произведениях автора всегда остается след его господствующих предрассудков; критикуя каждое отдельное свидетельство автора, следует задаваться вопросом, не есть ли оно продукт его предвзятого взгляда на известный род
168
людей или известный род фактов. Это исследование сливается отчасти с исследованием о причинах лжи: корысть, тщеславие, симпатия или антипатия порождают предубеждения, столь же вредящие истине, как и сознательная ложь. Здесь, следовательно, можно ограничиться теми же вопросами, какие ставились для выяснения достоверности свидетельств, содержащихся в исторических документах. Их нужно пополнить только одним лишним вопросом, а именно: не был ли автор вызван невольно на искажение при формулировке известного показания в силу того, что ему приходилось отвечать на заранее поставленный вопрос? Это относится ко всем свидетельствам, добытым путем следствия, допроса, истязания. Даже помимо тех случаев, когда допрашиваемый старается угодить допрашивающему, отвечая то, что, по его мнению, должно быть последнему приятно, всякий вопрос сам по себе подсказывает ответ или, по крайней мере, делает необходимым ввести факты в заранее намеченную рамку кемто, не видавшим самых фактов. Нужно, следовательно, подвергать специальной критике каждое показание, полученное путем допроса, рассматривая, как был поставлен вопрос и какое предубеждение он мог породить в уме того, кому приходилось на него отвечать.
2-й случай. Автор находился в невыгодном для наблюдения положении. Наука выяснила уже условия правильного наблюдения: наблюдатель должен находиться в таком положении, чтобы видеть верно, не должен руководиться никакими практическими соображениями, никаким желанием достигнуть заранее намеченного вывода, никакой предвзятой мыслью о выводе. Он должен отмечать свои наблюдения в тот самый момент, когда они совершаются, по точно установленной системе и должен в точности указать свой метод наблюдения. Эти условия, предписываемые опытными науками, никогда не выполнялись вполне авторами исторических документов.
Бесполезно, следовательно, и спрашивать, были ли шансы на неправильность наблюдения: они есть всегда (этим именно и отличается свидетельство документа от наблюдения). Историку приходится только исследовать оче-
169
ВИДНЫЕ причины ошибки при известных условиях наблюдения I ) когда наблюдавший был в таком месте, откуда он не MOГ хорошо видеть или слышать (например, низший служащий, который берется рассказать о тайных совещаниях совега сановников); 2) когда внимание наблюдавшего сильно от
влекалось необходимостью действовать (например, на поле битвы) или 3) когда он следил недостаточно внимательно за происходившим, потому что наблюдавшееся факты его не интересовали; 4) когда наблюдавшему недоставало специальной опытности или общего развития для понимания фактов; 5) когда он плохо анализировал свои впечатления и смешивал различные факты. Главным же образом необходимо следить за тем, когда он отмечал то, что видел или слышал. Это самый важный пункт: единственно точным наблюдением является то, которое заносится немедленно же; впечатление, записанное позднее, представляет собою уже не наблюдение, а воспоминание, имевшее массу шансов перепутаться в памяти с другими воспоминаниями. Мемуары, писавшиеся много лет спустя после событий, а нередко даже в конце жизни автора, вносили в историю бесчисленные заблуждения. Следует поставить себе за правило относиться к мемуарам с особым недоверием, как к второстепенным свидетельствам, несмотря на то, что они имеют вид свидетельств современников.
3-й случай. Автор утверждает о фактах, которые он мог бы наблюдать, но не дал себе труда на них посмотреть. По лености или небрежности он, основываясь на предположении или на авось, сообщил сведения, оказавшиеся очень ложными. Такая причина искажения, встречающаяся очень часто, хотя этого и не предполагают, может быть заподозрена во всех случаях, когда автор был вынужден для выполнения плана добыть мало интересовавшие его сведения. К такого рода искажениям относятся все ответы на запросы властей (достаточно только посмотреть, как составляется в наши дни большинство официальных исследований) и подробные повествования о публичных церемониях или актах. Искушение составить такое повествование согласно заранее известной программе или по обычному порядку совершения
170
акта очень велико. Сколько отчетов о всевозможного рода заседаниях печатается репортерами, не присутствовавшими ни на одном из них! Аналогичные вымыслы подозревают и считают даже доказанными у средневековых летописцев1. Должно, следовательно, принять за правило не доверять повествованиям, чересчур согласным с формулами.
4-й случай. Утверждаемый факт по самой своей природе таков, что не может быть познан только путем наблюдения. Таков скрытый факт (например, тайна алькова), внутреннее состояние которого нельзя видеть, чувство, побуждение, душевное колебание. Таков факт коллективный, очень растянутый и продолжительный, например, действие, общее целой армии, обычай, свойственный целому народу или целому столетию, статистическая цифра, добытая сложением бесчисленных единиц, общее мнение о характере человека, группы, обычая, события. В данном случае мы имеем дело с итогами или следствиями наблюдений: автор не мог получить их непосредственно и пришел к ним, исходя из данных наблюдений, обработанных путем логических процессов, абстракции, обобщения, рассуждения, вычисления. Здесь нужно ответить на два вопроса: работал ли автор, имея в своем распоряжении достаточные данные? Не оперировал ли он над своими данными неправильно?
Относительно вероятных погрешностей автора можно иметь общие сведения; изучая его произведение, можно видеть, как он оперировал, умел ли он абстрагировать, рассуждать, обобщать и какие сделал он ошибки. Для выяснения достоинства данных следует критиковать каждое показание отдельно: нужно вообразить себе условия, в которых находился автор, и задаться вопросом, мог ли он добыть себе данные, нужные для его показания. Осторожность необходима по отношению ко всем большим числам и всем описаниям народных обычаев, потому что всегда есть вероятность, что автор получил свою цифру при помощи гадательного исчисления (обычный случай для числа сражавшихся или