УДК 343.7 ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ВОЗРАСТ В ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ И

Аубакирова Д.Б. - магистрант специальности «Юриспруденция», КУАМ

В Конвенции о правах ребенка, принятой ООН 20 ноября 1989 года провозглашено, что "человечество обязано дать детям все самое лучшее, надежно обеспечить детство, гарантирующее в будущем развитие полноценных граждан".

В международном праве идея защиты детей развивалась постепенно в течение многих веков. Но активизировался этот процесс только в XIX веке, когда к созданию концепции защиты прав детей привели посягательства взрослых. Началось это с создания института общественного призрения, что явилось первой практической попыткой защитить права детей. Венцом же этих действий было издание в Англии в 1908 году Children Charter или Habeas corpus детей. Закон вступил в силу с 1909 года [1, с.56].

Это была своего рода попытка первой кодификации прав детей, которая в будущем стала основой для более полного законодательства. Закон устанавливал одинаковые права для всех детей: законнорожденных и незаконнорожденных, признавал необходи­мость правильного и уважительного отношения к детям. Затем в Бельгии в 1912 году был принят Закон о защите детства. А в 1919 году создана Народная организация Опеки над Ребенком, целью которой была координация всех действий, призванных обеспечить реализацию идеи защиты прав детей.

Деятельность таких организации вызвала интерес в других странах, что положило начало международному сотрудничеству в данной области. Первым международным документом, в котором ставилась проблема прав малолетнего человека, была Женевская декларация 1923 года. Впервые в истории человечества было сформулировано право ребенка на помощь, воспитание, защиту, то есть в тех областях жизни, где раньше речь шла только о филантропии [2, с.35].

Основной тезис этого права: "Человечество должно дать детям все, что у него есть лучшего". Декларация направлена на создание условий, обеспечивающих нормальное физическое и психическое развитие ребенка.

Однако этот документ носил лишь декларативный характер, и поэтому реальная правовая защита была возможна лишь путем создания норм национального права на основе принятия государствами международных договоров.

Первым таким договором стала Всеобщая Декларация Прав Человека, принятая 10 декабря 1948 года общим собранием ООН, которая стала действовать с 1976 года. В ней были созданы основы защиты прав детей. Свое развитие данная Декларация получила в Пактах Прав Человека. В данных актах гарантированы равные права всем детям и обеспечение их основных социальных потребностей.

20 ноября 1959 года Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций приняла Декларацию Прав Ребенка, которая регулирует положение ребенка в современном мире. Главная идея этого акта "Доброе - детям", которых человечество должно обес­печить всем самым лучшим, что у него имеется. Декларация состоит из 10 принципов, обеспечивающих права детей. Основные из них говорят о том, что ребенку, независимо от цвета кожи, языка, пола, веры законом и иными средствами должна быть обеспечена социальная защита и предоставлены условия и возможности, которые позволили бы ему развиваться физически, умственно, нравственно, духовно и в социальном отношении здоровым и нормальным путем в условиях свободы и достоинства. Ребенок должен быть первым среди тех, кто получает защиту и помощь, а также должен быть защищен от всех форм небрежного отношения, жестокости и эксплуатации.

20 ноября 1989 года Организацией Объединенных Наций была одобрена "Конвенция о правах ребенка" (резолюция А/44/736). Ратификационная грамота подписана Президентом СССР 10 июля 1990 года, на территории СНГ она вступила в действие 15 сен­тября 1990 года и действует в силу правопреемства [3, с.93-94].

Согласно этому документу, ребенок, как человек, является субъектом всех прав человека, о которых говорят международные документы. Конвенция более четко формулирует права ребенка, приспосабливает закон к потребностям детей, обеспечивает ребенку право на охрану в той степени, в которой не обеспечивает взрослых.

Конвенция - не просто декларация, а международный договор, признавая который страна должна соблюдать и выполнять основные его требования, в том числе путем внесения дополнений и изменений в своё законодательство в целях защиты детей от всякого рода посягательств.

В Конвенции предусмотрен механизм контроля над исполнением ее постановлений. В ноябре 1985 года одобрены Конгрессом Организации Объединенных Наций "Правила правосудия в отношении несовершеннолетних", известные как "Пекинские правила". Они утверждены Ассамблеей и действуют во всем мире.

Правовые гарантии детства — это перспективная область государственного регулирования, которая все в большей степени должна распространяться и на негосударственные структуры, включать в себя заботу о детях, их правах, свободах, защищенности, проявляемую обществом в наиболее эффективных формах.

Указанные выше обстоятельства привели к тому, что системы обращения с несовершеннолетними правонарушителями во всех странах существенно отличаются от соответствующих систем, применяемых по отношению к взрослым. По мнению многих ученых, здесь наблюдается достойная пристального внимания закономерность: чем цивилизованнее государство, тем более возможностей индивидуализировать наказание или в отношении несовершеннолетнего преступника применить меры не карательного воздействия. В Германии, например, лица, совершившие преступление в возрасте от 14 до 21 года, подпадают под действие Закона о судах по уголовным делам несовершеннолетних, который предусматривает особую систему правосудия и применение мер государственного реагирования, ориентированных на воспитательное воздействие [4, с.25].

Новое уголовное законодательство, в отличие от ранее действовавшего уголовного кодекса 1959 года, где ответственности несовершеннолетних была посвящена лишь одна статья, предусмотрело в УК специальный раздел «Уголовная ответственность несовершеннолетних», где законодатель попытался систематизировать все нормы, регулирующие особенности применения уголовно-правовых институтов к данной категории субъектов.

Законодатель впервые в ст. 78 УК РК дает юридически обоснованное понятие категории несовершеннолетних, это — «лица, которым ко времени совершения преступления исполнилось четырнадцать, но не исполнилось восемнадцати лет».

По закону, несовершеннолетие виновного является обстоятельством, смягчающим наказание (п. «б» ст. 53 УК). К несовершеннолетним не может быть применена смертная казнь либо пожизненное лишение свободы (ч. 2 ст. 49 УК). В отношении этой категории лиц ограничены виды и размер наказания. Так, лишение свободы назначается несовершеннолетним осужденным на срок не свыше 10 лет. К ним не применяется ограничение свободы. Для несовершеннолетних снижены сроки истечения давности и условно-досрочного освобождения, погашения судимости. К несовершеннолетним возможно применение принудительных мер воспитательного воздействия, которые по своей сути и последствиям не являются уголовным наказанием.

Для несовершеннолетних уголовно-процессуальным законодательством предусмотрен особый порядок судопроизводства.

По сравнению с ранее действующим уголовным законом, из перечня преступлений, за которые ответственность наступает с 14 лет, в новом УК исключено неосторожное лишение жизни и умышленное причинение легкого вреда здоровью. В целом, он даже несколько расширен. Так, в этот перечень дополнительно включены насильственные действия сексуального характера, захват заложника, вандализм, хищение, либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств, незаконные изготовление, приобретение, хранение, перевозка, пересылка либо сбыт наркотических средств или психотропных веществ, приведение в негодность транспортных средств или путей сообщения. Таким образом, расширен перечень преступлений, за которые возможно привлечение несовершеннолетних к уголовной ответственности.

При сравнении данного положения с законодательством зарубежных стран можно сделать вывод, что есть страны, где возраст уголовной ответственности более высокий, чем в старнах СНГ. Так, в Бельгии он равен 18 годам. В некоторых странах он такой же, как и в России - 14 лет (Австрия, Германия, Япония). Есть государства, где этот возраст ниже — 12 лет (Нидерланды, Португалия); 10 лет (Новая Зеландия), 7 лет (прецедентное право Ирландии). Однако даже в тех странах, где законодательством установлен низкий возраст уголовной ответственности подростков, на практике, вследствие использования различных институтов, фактически он выше. Так, в той же Ирландии в судебной практике он составляет 15 лет [5, с.56].

Законодательное положение в виде жесткого установления минимальной возрастной границы уголовной ответственности существовало в Российском уголовном законодательстве вплоть до 1997 года. И лишь в УК РК 1997 года было отражено положение, согласно которому, если несовершеннолетний достиг возраста, установленного ч. 1 ст. 15 УК РК, но вследствие отставания в психическом развитии, не связанном с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности (ч. 3 ст. 15 УК РК).

В этом положении, на наш взгляд, впервые в уголовном законе была отражена разница между «психологическим» и «календарным» возрастом субъекта уголовной ответственности. У правоприменителя появилась возможность оценивать индивидуальные, личностные качества субъекта преступления по сравнению с существовавшим ранее формальным подходом, практически закреплявшим объективное вменение. Как следует из исследований психологов, переход от одной возрастной категории к другой определяется, с одной стороны, биологическими особенностями индивида, а с другой - условиями внешней среды. К ним относятся условия жизни, традиции, культура, тогда как календарный возраст, не связан с индивидуальными различиями и является общим критерием для всех нормально развивающихся людей.

Формальное достижение оговорённого в законе возрастного рубежа еще не является признаком того, что субъект способен осознавать свои действия (бездействие). Однако в практике судопроизводства возникли проблемы с неопределенностью критериев, которыми правоприменитель непременно должен руководствоваться при вынесении приговора той или иной статьёй. Такая неопределенность вызывает опасения, что новая норма уголовного закона либо вообще не будет работать, либо начнёт применяться широко и произвольно [6, 39].

Это нововведение породило в правовой литературе активные дискуссии. Возник вопрос, к какому качеству субъекта отнести данное положение. К признаку возраста, либо признаку вменяемости? С одной стороны, размещение этого положения в ст. 15 УК РК «Возраст, с которого наступает уголовная ответственность» говорит о том, что данный признак акцентирует особенности возрастного критерия субъекта преступления.

Согласно такому выводу, отдельные авторы, указанный выше признак назвали «возрастной незрелостью» [7, с.52], а другие, основываясь на выводах о том, что данное обстоятельство не позволяет лицу в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своего деяния либо руководить им, данное обстоятельство назвали «возрастной невменяемостью». Однако, сторонники второй точки зрения оговаривают, что речь здесь идёт о невменяемости без медицинского критерия в силу специального указания закона «не связанной с психическим расстройством».

В правовой литературе также наблюдается разнообразие мнений. Одна группа авторов [8, с.53] относит нововведение, закрепленное в ч. 3 ст. 15 УК РК 1997 года, к особым признакам возраста, утверждая, что «задержка в психическом развитии несовершенно­летнего связана не с его психическим расстройством или болезнью, а с возрастными особенностями индивидуального характера.

Некоторые авторы считают положение ст. 15 ч. 3 УК РК указанием на относительно определенный повышенный минимальный возраст наступления уголовной ответственности.

Другая группа авторов относит данное положение к особым условиям вменяемости несовершеннолетнего субъекта. Так, В.П. Кашепов считает, что «помимо ограниченной вменяемости (ст. 22 УК) закон выделяет возрастную невменяемость (ч. 3 ст. 15 УК).

Авторы учебного курса «Уголовное право» под редакцией профессора Коробейникова утверждают, что существует так называемая «возрастная вменяемость» (невменяемость). Её разновидности: сомнительная, относительная, частичная. Она сконструирована при дифференциации и индивидуализации уголовной ответственности несовершеннолетних, с особенностями возрастного развития, не связанными с психическим заболеванием [9, с.22].

А.Г. Кибальник и И.Г. Соломоненко прокомментировали приведённое положение в параграфе, посвященном «возрастной и ограниченной вменяемости».77 Такой же точки зрения придерживается и В.Н. Петрашев, полагая, что «в связи с принятием в 1997 г. УК РК законодательное подтверждение получили еще недостаточно разработанные наукой два института: возрастная вменяемость (ст. 15) и уменьшенная (ограниченная) мость (ст. 15) и уменьшенная (ограниченная) вменяемость (ст. 22)» [10, с.120].

В научной литературе также употреблены такие термины, как «возрастная невменимость»; «возрастное невменение».

На наш взгляд, одна из причин неоднозначного понимания положения ст. 15 ч. 3 УК РК состоит в том, что закон, резюмируя несоответствие психологического возраста паспортному, не исключает вменяемость. Второе, определённое сходство между вменяемостью и возрастом уголовной ответственности, как основными признаками, характеризующими лицо в качестве субъекта преступления.

Следует отметить, что большинство авторов пишет о возрастной невменяемости со значительными оговорками, отмечая, что в случае отставания несовершеннолетних в психическом развитии имеет место «своеобразная возрастная невменяемость»", о которой можно говорить условно, так как это «ненастоящая невменяемость», а невменяемость при отсутствии медицинского критерия.

1. 
   Кибальник А.Г., Сочомоненко К.Г. Лекции по уголовному праву. - Ставрополь: Изд-во Ставропольсервисшкола, 2000. - С. 56.
   
2. 
   Дьяков СВ., Игнатьев А.А., Луиеев В.В., Никулин С.П. Уголовное право. Учебник для вузов. - М.: Норма - Инфра - М, 1999. - С. 35.
   
3. 
   Гримм Д.Д. Основы учения о юридической сделке. - СПб.: ВИН, 1990. - С. 93-94.
   
4. 
   Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. 2-ое изд. - М.: Юрист, 1996. С. 25.
   
5. 
   Доброгаев С.М. Социально-психологическое исследование личности человека, впадающего в преступное состояние, как основа борьбы с преступностью // Журн. Психиатрия, неврология и экспериментальная психология.- М.: Юрист, 2002. - №5.- С. 56.
   
6. 
   Познышев C.B. Психология, неврология и психиатрия. - М.: Юрист, 2003. - С. 39.
   
7. 
   Винберг А.Л. Криминалистическая экспертиза в советском уголовном процессе. - М.: ВИК, 2006. - С. 52.
   
8. 
   Брусиловский А.Е. Немые свидетели. Из очерков по судебной психологии. - М.: Наука, 1998. - С. 53.
   
9. 
   Брусиловский А.Е. Судебно-психологическая экспертиза. Ее предмет, методика и пределы. - Харьков: Юрист, 1929. - С. 22.
   
10. 
    Коченов М.М. Об экспертном исследовании умственной отсталости несовершеннолетних правонарушителей. - М.: Юрист, 2004. - 232 с.
    

Между тем в процессуальной литературе понятие «судебная ошибка» до сих пор не рассматривалось как аксиома. Следует признать, что вопрос о понятии, признаках и причинах судебной ошибки по-прежнему является дискуссионным. Необходимо также признать, что в исследовании данных вопросов имеются и очевидные «белые пятна», не позволяющие дать целостную картину, целостный взгляд на исследуемое явление.

В подходах к определению понятия судебной ошибки усматривается одна закономерность, наличие которой не позволяет в полной мере согласиться с мнением Е.В. Леонтьева о том, что «до сегодняшнего дня в науке гражданского процесса отсутствует единый подход к определению сущности данного юридического явления» [2, с.72-74]. Необходимо привести позиции ряда авторов для того, чтобы усматриваемая закономерность стала очевидной судебная ошибка по гражданскому делу есть не что иное, как несовпадение результата процессуальной деятельности суда с целевыми установками судопроизводства, закрепленными в нормах гражданского процессуального права.

Приведенные определения судебной ошибки, которые в различное время давали различные авторы, позволяют наглядно показать усмотренную нами закономерность. Это — сложившийся взгляд на судебную ошибку как на несоответствие целям гражданского судопроизводства (или несовпадение результата судебной деятельности с целевыми установками судопроизводства). На наш взгляд, усмотренная закономерность исключительно важна. И не только потому, что представляет собой определенный консенсус между дискутирующими авторами. Главное состоит в том, что судебная ошибка однозначно связана с понятием целей гражданского судопроизводства.

Приведем пример. Рассматривая дело по первой инстанции, судья не вызвал свидетеля для допроса, не назначил экспертизы, хотя оба действия диктовались необходимостью. Вынесенное решение было обжаловано по указанным основаниям и затем отменено вышестоящей инстанцией как необоснованное. Где в указанном примере судебная ошибка? Руководствуясь логикой выведенной нами закономерности (судебная ошибка есть несовпадение результата процессуальной деятельности и целей судопроизводства), мы должны связать возникновение судебной ошибки с вынесением решения. Но тогда возникает вопрос: отказ суда допросить свидетеля, отказ назначить экспертизу по делу — это судебные ошибки или иные явления? Или они станут ошибками лишь тогда, когда суд вынесет ошибочное решение, ошибочное именно потому, что свидетель не допрошен, а экспертиза не проведена?

Или другой пример: судья может совершить ошибочные действия, о которых вынесет определение, допускающее его самостоятельное (не в связи с решением) обжалование. В этом случае проверочная деятельность вышестоящей инстанции начнется до того, как решение по делу вынесено. Значит, неправильные действия судьи при вынесении подобного определения не будут судебной ошибкой?

С другой стороны, если каждое ошибочное действие судьи (отказ в принятии искового заявления, отказ в назначении экспертизы и т.д.) определять как судебную ошибку, то можно любому действию суда (в том числе и чисто «техническому», обеспечивающему движение процесса) присвоить статус «несовпадения результата процессуальной деятельности и целей судопроизводства». Получается очевидная нелепость, поскольку многие неверные действия, совершенные судьей при рассмотрении дела в суде первой инстанции, могут этим же судьей быть исправлены в рамках все того же судебного разбирательства. Невольно возникает мысль о том, что о судебной ошибке говорить рано, пока судебное разбирательство не закончено.

С тем, что любые допущенные нарушения и неправильности следует устранять, спорить не приходится. Однако возникает вопрос: а какая тут связь с целями судопроизводства? Целью судопроизводства является защита нарушенных или оспариваемых прав (ст. 5 ГПК РК) [3], средством достижения этой цели выступает решение или другой судебный акт, разрешающий дело по существу. Когда суд неправильно допросил свидетеля, необоснованно отклонил ходатайство, совершил иное неверное процессуальное действие, он еще не подошел к той черте, когда его отдельные действия возможно связывать с защитой нарушенных или оспариваемых прав. В процессе судебного разбирательства он еще не может дать заинтересованным лицам такой защиты. Разбирательство еще идет, оценка собранных доказательств и собственных действий — впереди. В процессе судебного разбирательства, помимо прочего, происходит еще и легитимация лиц, участвующих в деле. До удаления суда в совещательную комнату может быть решен, к примеру, вопрос о замене ненадлежащего ответчика. До удаления в совещательную комнату судья может исправить все собственные огрехи: повторно допросить свидетеля, удовлетворить ранее отклоненное ходатайство и т.д. Связывать всю эту никак в окончательном виде не оформившуюся деятельность именно с защитой нарушенного или оспоренного права (а равно — с отсутствием таковой) не имеет смысла.

Верховный Суд РК проводит разграничение между деятельностью судьи по рассмотрению дела, исследованию доказательств и непосредственным результатом этой деятельности. Верховный Суд со ссылкой на ст. ст. 14, 75, 76 и 77 Конституции РК [1] разъяснил, что осуществление правосудия связано, прежде всего, с рассмотрением и разрешением соответствующих дел. Разрешение же судом дел посредством гражданского судопроизводства выражается в таких актах, которыми определяются правоотношения сторон или иные правовые обстоятельства, устраняется спорность, обеспечивается возможность беспрепятственной реализации права и охраняемого законом интереса, а также защита нарушенных или оспоренных материальных прав и законных интересов. В актах, разрешающих дело по существу, суд определяет действительное материально-правовое положение сторон. Именно разрешая дело и принимая решение в соответствии с законом, суд осуществляет правосудие в собственном смысле слова, что и является целью гражданского судопроизводства, и тем самым обеспечивает права и свободы как непосредственно действующие (п. 4, абз. 6 Нормативного постановления ВС РК от 14 мая 1998 года) [4].

Приведенная правовая позиция Верховного Суда РК свидетельствует о том, что о достижении цели гражданского судопроизводства можно говорить лишь тогда, когда осуществляется «правосудие в собственном смысле слова» — при разрешении дела по существу. Последнее имеет внешней формой выражения соответствующий судебный акт (решение, определение об утверждении мирового соглашения и прекращении производства по делу, определение о прекращении производства по делу в связи с отказом истца от иска, судебный приказ). Следовательно, если определять судебную ошибку как недостижение целей судебной деятельности, то понятие это не может быть широким, охватывающим любые неправильности в судебной деятельности.

Деятельность вышестоящих судебных инстанций (в определенных случаях — суда первой инстанции) возникает по поводу выявления и устранения судебной ошибки. О судебной ошибке можно говорить применительно к состоявшемуся судебному акту, разрешающему дело по существу. Именно последний выступает средством достижения целей судебной деятельности. А судебная ошибка появляется там, где эти цели не достигнуты. Судебная ошибка, таким образом, состоявшийся результат. Иные ошибочные действия, совершенные судом до вынесения итогового постановления по существу дела — еще не судебные ошибки, они еще не положены в основу судебного акта по существу дела и еще могут быть исправлены самим судом первой инстанции. До тех пор пока идет судебное разбирательство и процесс судебного познания, говорить о судебных ошибках рано.

На наш взгляд, «судебная ошибка» должна пониматься именно в таком узком варианте. Термин «судебная ошибка» для исследуемого явления должен быть сохранен. Во-первых, он достаточно устоявшийся. Во-вторых, нами уже отмечено, что Верховный Суд РК именно этот термин использует для определения предмета деятельности вышестоящих инстанций: «устранение судебных ошибок». В-третьих, оба слова в данном словосочетании несут глубокую содержательную нагрузку. Термин «судебный» используется в смысле «исходящий от суда как государственного органа». Заинтересованное лицо обратилось за защитой именно в суд. Для него любая погрешность в деятельности судебной системы — судебная ошибка. А главное — судья, разрешая дело, действует от имени суда (ч. 1 ст. 7 ГПК РК), следовательно, ошибка его — судебная.

Термин «ошибка» означает неправильность в действиях или мыслях. Применительно к судебной ошибке данный термин следует определить как неправильность, закрепленную судебным актом, разрешившим дело по существу. То есть судебная ошибка есть состоявшийся результат, в процессе формирования которого имели место и ошибочные действия, и ошибочная мыслительная деятельность.

Судебная ошибка есть состоявшийся результат, она появляется при недостижении правосудием своей цели. Средством достижения цели правосудия является судебный акт, разрешающий дело по существу, и только с момента принятия такого акта можно говорить о судебной ошибке. Все иные ошибочные действия, совершенные судом во время подготовки дела и самого судебного разбирательства (а равно — и ошибочные мысли), статуса судебной ошибки иметь не могут, поскольку отсутствует прямая причинная связь между ошибочным действием и целью правосудия. У суда еще нет окончательного мнения по делу. В процессе судебного разбирательства и подготовки к нему судья совершает многочисленные действия, выносит определения. Некоторые из них могут оказаться неверными. Но этот период является периодом поиска, если его направление было неправильным, есть возможность его изменить. Ошибочные действия не обязательно ведут к судебной ошибке. До тех пор пока судья не вынес итоговый акт, не разрешил дело, результаты своих ошибочных действий он может устранить в рамках судебного разбирательства. Он при этом еще не совершил судебной ошибки, такой, которая рассматривается как ошибка судебной системы, не сумевшей обеспечить достижение целей судопроизводства [5, с.296-305].

Обосновывая более узкий, чем это было принято ранее, взгляд на понятие судебной ошибки, следует, однако, предостеречь и от чрезмерно узкого понимания этого явления. Это явление нельзя идентифицировать исключительно как основание для отмены судебного акта, о чем в процессуальной литературе мнение единодушно (хотя и по разным причинам) Его нельзя сводить исключительно к правонарушению, поскольку недостижение целей правосудия может иметь место и без вины.

Судебная ошибка по гражданскому делу является процессуальным правонарушением и в качестве таковой может рассматриваться лишь при наличии вины судьи (судей). Если задачи и цели гражданского судопроизводства не были достигнуты по независящим от суда (судей) причинам, неправильное рассмотрение и разрешение дела нельзя рассматривать как судебную ошибку

Такая позиция, на наш взгляд, не соответствует реальному положению дел и внутренне противоречива. Реальность такова, что выявлять и устранять судебные ошибки необходимо вне зависимости от того, по вине судьи или без его вины они совершены. Более того, для субъектов права, чье дело рассматривается в суде, этот аспект вообще безразличен. А ведь именно защита прав данных субъектов является целью гражданского судопроизводства, а недостижение таких целей — судебной ошибкой при отсутствии вины судьи в имеющейся неправильности не будет судебной ошибки. Но тогда следует признать, что в этом случае цели правосудия достигнуты. Предметом деятельности вышестоящего суда в этом случае должно стать не устранение неправильности, а выяснение вопроса — виновно или нет нарушил суд предписание закона. Если невиновно, то признать цели правосудия достигнутыми и оставлять неправильность неустраненной, поскольку она судебной ошибкой не является.

Само определение понятия судебной ошибки, на наш взгляд, должно быть кратким. Перегрузка определения качественными характеристиками создает сложность при восприятии, понимании главной сущностной характеристики: что судебная ошибка есть недостижение целей судопроизводства, подлежащее устранению. Вместе с тем в неразрывном единстве с понятием судебной ошибки должны определяться и рассматриваться его признаки, иначе термин «судебная ошибка» рискует быть использованным для обозначения других явлений.

Итак, судебная ошибка — это результат судебной деятельности, не совпадающий с целями гражданского судопроизводства. Его необходимыми признаками являются: 1) появляется при вынесении итогового судебного акта; 2) имеет предполагаемый характер; 3) констатация и устранение производятся специальным уполномоченным субъектом в специальном порядке; 4) не зависит от вины судьи, принявшего итоговый акт.
ЛИТЕРАТУРА

1. 
   Конституция Республики Казахстан от 30 августа 1996 г. (по состоянию на 01.07.2013 г.) // СПС Юрист.
   
2. 
   Леонтьев Е.В. Гражданская процессуальная форма: аксиологический подход. Омск.: Изд-во Ом. акад. МВД России. 2003. - С. 72-74.
   
3. 
   Гражданский процессуальный кодекс Республики Казахстан от 13 июля 1999 года №411-I // (Ведомости Парламента Республики Казахстан, 1999 г., №18, ст. 644.
   
4. 
   Нормативное постановление Верховного Суда Республики Казахстан «О некоторых вопросах применения законодательства о судебной власти в Республике Казахстан» №1 от 14 мая 1998 г.
   
5. 
   Баймолдина З.Х. Гражданское процессуальное право Республики Казахстан: В двух томах. Учебник. - Алматы: КазГЮА, 2001. - 496 с.