Баян-Слу и Козы-Корпеш
В давние времена между горами Тарбагатай и Алатау и озерами Балхаш и Ала-Куль кочевали два необычайно богатых, знатных и сильных султана: Карабай и Сарыбай. Неразрывная дружба связывала их вот уже много лет. Не проходило и дня, чтобы друзья не виделись друг с другом, не было так, чтобы один без другого поехал куда-нибудь в гости, чтобы охота, байга или какое-нибудь празднество устраивалось одним без участия другого. И радость и горе делили они пополам, а в беде и несчастии каждый старался помочь другому по мере сил и возможности.
Однажды весной оба друга выехали на охоту и, отъехав от своих аулов не далее, как на полдня езды, увидели на небольшом острове марала. Подъехав на расстояние выстрела из лука, Карабай уже приготовился пустить в зверя свою стрелу, когда Сарыбай вдруг остановил своего друга:
— Не стреляй, брат, пожалуйста, и я тоже не буду: ведь это самка марала, и она вот-вот должна оягниться, Если мы убьем ее, то погубим вместе и ягненка. Вспомни, что у нас с тобой дома остались жены, беременные последние дни. И, быть может, пощадив неповинное животное, мы сделаем доброе дело, и аллах поможет нашим женам в минуту родов.
Послушался Карабай совета верного друга и, опустив лук, закинул его за плечо, а стрелу положил обратно в колчан, и поехали друзья дальше в поисках добычи.
Весь день проездили они, но зверя нигде не нашли, и к вечеру остановились на отдых у небольшого ручья. Тут, разговаривая о приключениях этого дня, они вспомнили о марале, и опять Сарыбай сказал другу:
— Послушай, друг, в этой встрече с маралом я вижу что-то недоброе. Когда хотел ты стрелять, вдруг почуяло мое сердце, что и мне недолго жить, что семья моя скоро осиротеет. Если случится со мной какая беда, прошу тебя, в память нашей дружбы, не оставь мою семью без помощи и совета.
Карабай утешал как мог своего друга, стараясь рассеять его мрачные предчувствия, но Сарыбай все время был грустен и наконец предложил Карабаю в ознаменование долголетней дружбы дать друг другу обет и скрепить его клятвой. Обет этот заключался в том, что если жены их разрешатся от бремени сыновьями, то чтобы сыновья эти жили между собой, как родные братья; если же родятся дочери, то и дочерям быть сестрами. А если у одного родится сын, а у другого дочь, то считать их со дня рождения женихом и невестой.
— Мы же, породнившись таким образом,— прибавил Сарыбай,— до самой смерти уже не будем разлучаться, все добро наше будем делить пополам, и со смертью одного из нас другой будет считать семью умершего друга своей собственной семьей.
И поклялись друзья друг другу в исполнении этого обета и объявили о нем всем слугам и гостям, бывшим с ними на охоте. И вот в то время, как они произносили обычную в этих случаях клятву, прилетел откуда-то сверху черный скворец и опустился на голову Сарыбая, потом скворец с громким щебетаньем начал прыгать то на одного, то на другого из друзей.
— Этот скворец предвещает нам радость,— сказал Карабай.— Это посланник от бога. Он благословляет наш обет.
— Да,— отвечал Сарыбай.— Но он же предвещает и несчастье одному из нас, а так как он прежде всего опустился на мою голову, то это несчастье угрожает мне.
Совершив обычную вечернюю молитву, друзья сели на коней и отправились домой в сопровождении свиты и гостей. Все ехали шагом, давая роздых измученным за день лошадям, и стало уже темнеть, когда оба друга заметили всадника, скакавшего им навстречу.
— Это, наверное, гонец от которой-нибудь из наших жен,— решили между собой друзья.
И действительно, это был гонец, он приближался к ним, радостно размахивая над головой шапкой.
— Суюнши! —закричал он.— Жены ваши только что благополучно разрешились младенцами. У Карабая родился сын, а у Сарыбая — дочь. Спешите домой!..
Вихрем понеслись на своих лихих бегунцах Карабай и Сарыбай, и скоро вся свита осталась позади. Некоторое время друзья неслись рядом, но конь Сарыбая был лучше и скоро опередил коня друга.
— Не спеши!—кричал Карабай.— Придержи коня: ночь опускается на землю, и я не могу поспеть за тобой, потому что конь мой устал и спотыкается о камни!..
Но Сарыбай не слушал и все летел вперед, ударами плети подгоняя измученного коня. Вдруг конь его, споткнувшись обо что-то передними ногами, перевернулся через голову, увлекая за собой и всадника. Подоспевший Карабай соскочил с лошади и бросился на помощь, но, нагнувшись к Сарыбаю, он с ужасом увидел, что друг его, ударившись головой о камень, лежал неподвижно, обливаясь кровью. Напрасно Карабай старался привести его в чувство: Сарыбай был мертв. И конь и всадник разбились насмерть. Подъехавшие охотники подобрали тело, и все тихо двинулись вперед. Карабай ехал грустный и задумчивый: и жаль ему было погибшего друга, и страх обуял его за будущее. «Прав был Сарыбай,— думал он,— когда говорил, что не радость, а несчастье предвещал нам скворец. Видно, обет наш не угоден богу, и смерть Сарыбая служит мне предостережением». Когда печальный поезд прибыл домой, плач и рыдание женщин огласили аул: не радость и праздничное веселье приветствовали рождение младенцев, а общая печаль и неутешное горе семьи. Похоронив Сарыбая, Карабай, верный данному слову, объявил всем о своем обете и, справив поминки, устроил пышное празднество в честь рождения младенцев. Празднество это длилось целый месяц. Мальчика назвали Козы-Корпеш, а девочку Баян. По обычаю, пригласили предсказателей, и один из них предсказал, что судьба новорожденных будет несчастна, если они когда-нибудь сочетаются браком.
Карабай, согласно обещанию, принял под свое покровительство семью умершего друга, в которой надзор за скотом и имуществом и все управление делами перешли к брату умершего Сарыбая — Апсебаю. Но ни сам Карабай, ни жена его, мать Козы-Корпеша, ни ближайшие родственники не верили в благополучный исход обета и не желали будущего брака.
— Этот брак будет несчастьем,— говорила жена Карабая.— Не хочу я женить сына на дочери Сарыбая, которая, как только родилась на свет, так тотчас же погуби ла своего отца.
Того же мнения был и Карабай. «Судьба младенца бу дет несчастна,— думал он.— С самого начала все предзна менования были неблагоприятны, а предсказание предве щателя указывает на то, что надо по возможности предот вратить этот брак».
Один только старый Апсебай, дядя Баян, не разделял общего опасения. Верный старинным обычаям, он не хотел, чтобы Карабай изменил клятве, данной покойному
другу.
— Великое несчастье падет на голову твою,— уговаривал он Карабая.— Клятвопреступление — страшный грех, и бог накажет тебя, а по вине твоей покарает и сына твоего.
В глубине души Апсебай затаил намерение содействовать будущему браку и осуществить, если будет возможно, клятву, данную друзьями. Мысль изменить обещанию все более и более овладевала Карабаем, но решиться открыто нарушить клятву он не мог, поэтому под разными предлогами Карабай стал отходить со своими стадами все дальше и дальше от семьи Сарыбая и к концу следующего лета откочевал в Тарбага-тайские горы. Семья же Сарыбая и род его, потеряв из виду старого друга, с Апсебаем во главе ушла к северо-востоку, в глубь степей. Еще при жизни своей Сарыбай, кочуя как-то в предгорьях Алатау, наткнулся на кибитку бедного калмыка, который по болезни отстал от своего рода и остался в горах один с немногочисленным скотом и малолетним сыном. Сарыбай принял их под свое покровительство, а когда старый калмык умер, Сарыбай взял мальчика к себе приемышем и стал держать его как члена своей семьи, поручив ему наблюдение за частью хозяйства и скота. Мальчика звали Кодар-Кул. Подрастая, он стал выказывать необычайную силу и мужество и, будучи внимательным и бережливым хозяином, понемногу забрал в свои руки все управление домашними делами и хозяйством. Жена Сарыбая, видя усердие и послушание Кодара, сильно привязалась к приемышу и, потеряв надежду выдать дочь свою Баян замуж за Козы-Корпеша, предназначала ее в жены Кодар-Кулу, чтобы Кодар, женившись на Баян, по достижении совершеннолетия сделался членом семьи и преемником покойного Сарыбая, у которого кроме Баян были еще три дочери: Аи, Тансык и Айгыр, мужского же потомства не было. Прошло пятнадцать лет со дня смерти Сарыбая и рождения Баян, когда умерла и мать ее. Апсебай к этому времени состарился и одряхлел, и вся власть окончательно перешла в руки Кодар-Кула, который своей бережливостью и заботливостью не только не расстроил состояния Сарыбая, а приумножил его так, что семья его сделалась самой богатой во всей окрестности.
Баян же, подрастая, превратилась в девушку чудной красоты; прозвание «сулу» стало неразрывно соединяться с ее именем, и слава о красоте ее стала распространяться по всей степи. Место, где кочевала семья Сарыбая, получило в честь красавицы название Баян-аул и стало любимым местом собраний молодежи. Женихи, привлекаемые красотой и богатством невесты, стекались в Баян-аул со всех сторон с предложением и богатыми подарками, так что ревнивый Кодар, из боязни потерять невесту, решился сняться с места и со всеми родичами Сарыбая откочевать к месту своей родины, к горам Алатау.
Более всего опасался Кодар-Кул появления жениха Козы-Корпеша, о котором ему было известно по рассказам, тем. более что можно было ожидать во всякое время содействия ему со стороны старого Апсебая, оставшегося старшим в роде.
Апсебай уже давно успел передать Баян о клятве, данной Карабаем ее умершему отцу, и не раз увещевал ее не изменять завету родительскому и не выходить замуж за Кодара, а до конца надеяться и ждать жениха, который рано или поздно должен явиться.
Старик неоднократно обращался к ворожеям и предсказателям и от всех получал ответ, что ждать осталось недолго, что жених явится, когда вырастет у него золотая коса; по этой косе и следует признать его. О предсказаниях и примете жениха Апсебай также передал Баян, и красавица дала дяде слово ожидать прибытия Козы-Корпеша и отказать Кодару: грубый, неуклюжий и огромного роста калмык был ей ненавистен своими ухаживаниями и любезностями. Когда Кодар-Кул двинулся со всеми аулами и многочисленными стадами, Апсебай последовал за ними и, чтобы впоследствии не потерять дорогу и сообщить о ней Козы-Корпешу, если судьба приведет когда-нибудь увидеть его, он ставил по дорогам и урочищам приметы, уговаривая делать то же и Баян-Слу. На одной из гор Баян бросила свой золотой гребень, и гора эта с. того времени и до последних дней сохранила название «Алтын-Тарак» , в другом месте она воткнула перо, которое носила в волосах,— каркара, и урочище это получило название «Кар-каралы».
На новом месте три сестры Баян-Слу вскоре умерли, и она одна наследовала несметное богатство отца. Кодар-Кул, отстранив совсем от дел старого Апсебая, неотступно стал преследовать Баян своими предложениями выйти за него поскорее замуж. Чтобы отделаться от назойливого жениха и оттянуть время брака до приезда страстно ожидаемого Козы-Корпеша, Баян-Слу, не имея силы противиться открыто желанию Кодара, пустилась на хитрость. Она обещала выйти за него замуж, но только после того, как он исполнит три дела, которые она ему, поручит.
Кодар согласился, и Баян-Слу поручила ему заняться исчислением всего многочисленного скота своего отца. Когда эта работа была выполнена, она велела ему во всех местах безводной степи выкопать глубокие колодцы, чтобы пасущийся скот мог иметь везде достаточно воды. Последняя же, самая трудная, работа заключалась в том, чтобы Кодар отыскал низменное место около могилы сестры Тансык, снарядил большой вьючный обоз с большими кожаными мехами и возил бы воду из реки Аягуз до тех пор, пока не получится искусственное озеро, а берега этого озера Баян приказала обмазать солью, необходимой для скота.
Несмотря на непреодолимые трудности, Кодар-Кул решился выполнить и это последнее задание. День и ночь непрерывно продолжалась работа, бесконечный караван верблюдов в течение целого года двигался от урочища Тансык до реки Аягуз и обратно, и наконец искусственное озеро было готово, и в таком виде, под именем озера Тансык, существует и в наши дни. Баян, не имея более предлогов отказывать Кодару, вынуждена была наконец назначить день свадьбы, которая должна состояться не позже следующего месяца. Карабай, отделившись от семьи Сарыбая, прожил тоже недолго. Года через три он умер, настрого наказав пер?д смертью престарелой матери своей и жене, матери Козы-Корпеша, ничего не говорить мальчику о невесте его, Баян, из опасения, что брак этот состоится и повлечет за собой предсказанные несчастья.
Козы-Корпеш подрастал и годам к семи выглядел уже подростком, выказывая необычайную силу. Часто в играх со сверстниками и подростками он по неосторожности наносил тяжелые увечья товарищам, а в борьбе со взрослыми не только всегда оказывался победителем, но, по горячности, не рассчитав силу удара, убивал насмерть своих противников. Этими случаями Козы-Корпеш причинял немалое горе своей матери, и в особенности бабушке, которая после смерти Карабая осталась старшим и почетным человеком в роде.
Однажды бабушка его сидела у дверей своей юрты и пряла баранью шерсть, а Козы-Корпеш, которому было уже пятнадцать лет, играл с товарищами в асыки тут же неподалеку. Старуха была не в духе и с утра сердилась на внука, а Козы-Корпеш, желая досадить ей, стал бросать свои бабки так, чтобы они попадали к ней в пряжу и мешали работать. Один раз, изловчившись, Козы-Корпеш бросил свой асык так метко, что он попал прямо в натянутую на веретене пряжу и разорвал ее. Не помня себя от гнева, старуха встала с места и разразилась бранью и упреками:
— Вот какой ты большой болван вырос,— вскричала она.— Не лучше ли, вместо того чтобы забавляться детскими играми, тебе сесть на коня и разыскать свою невесту!
— Какую невесту?
— спросил Козы-Корпеш.
— Да твою невесту...— но тут, спохватившись, старуха попыталась обратить все в шутку.
Однако Козы-Корпеш так настоятельно стал допрашивать, что она была не в состоянии отговориться и сказала ему:
— Ступай к матери! Мать все знает и все тебе расскажет.
Мать сообразила, что бабушка не выдержала и нарушила слово, данное Карабаю, поэтому она всеми силами пыталась убедить сына, что это шутка, и кто невеста и где она живет — сказать не хотела. Тогда Козы-Корпеш, притворившись, что поверил словам матери, попросил ее приготовить ему его любимое кушанье курмач. Мать обрадовалась и, приготовив курмач, подала его сыну на блюде, Козы-Корпеш, улучив удобную минуту, быстро сунул матери горячей пшеницы в руки и крепко зажал ее своей рукой. От сильной боли мать заплакала, а Козы-Корпеш стал допытываться: кто невеста и где она живет.
Не будучи в состоянии больше выносить боль, мать сказала:
— Невеста Баян — дочь Сарыбая, отпусти меня, я все скажу тебе.
Освободив руку матери, Козы-Корпеш выслушал подробный рассказ об обете Карабая и Сарыбая; но больше мать ничего не знала. Слава о красоте и богатстве Баян разнеслась повсюду, но с откочевкой Кодара из Баян-аула след затерялся, и, где и как найти невесту, мать не могла объяснить Козы-Корпешу.
Козы-Корпеш решил ехать в Баян-аул и, там наведя справки, двинуться в дальнейший путь по следам Кодар-Кула.
— Не езди, сын мой,— умоляла мать,— отец твой завещал перед смертью отказаться от невесты, потому что брак этот принесет тебе несчастье.
— Если отец изменил своему слову, я должен исправить его грех и выполнить его клятву,— ответил Козы-Корпеш.
— Но невеста уже просватана за богатого Кодар-Кула, который убьет тебя.
— Я буду биться с ним насмерть, и, если мне суждено взять в жены Баян, я одолею, а если нет, то только смерть заставит меня отказаться от невесты.
— Но ведь невеста далеко, и где — никто не знает; путь предстоит долгий, дикие звери и злые люди подстерегут и погубят тебя в дороге.
— Не боюсь я ни зверей диких, ни злых людей, сумею защититься от них.
— На пути лежат озера глубокие, реки быстрые, горы высокие, леса дремучие. Где тебе преодолеть? Ты один, молод и неопытен.
— Я возьму себе такого коня, который переплывет озера и реки, перейдет и горы высокие, а в лесу я сам проложу себе дорогу, и хоть год буду прорубать себе путь, а назад не вернусь. Видя, что никакие увещевания не помогают и ничего не может помешать решению сына ехать в дальний путь, мать со слезами простилась с ним. Выбрав себе лучшего коня из многочисленных табунов своих, вооружившись луком и стрелами, найзой и клы-чем, выехал на другой же день Козы-Корпеш на поиски невесты.
А мать, все еще не теряя надежды вернуть сына с дороги, посоветовалась со старой бабушкой, и обе решили обратиться к одной колдунье за помощью.
Колдунья, приняв богатые дары, обещала воспрепятствовать Козы-Корпешу в пути и немедленно пустилась за ним. Опередив его, она обернулась дикой верблюдицей и бросилась Козы-Корпешу навстречу с яростным ревом. Но не сробел жигит, выхватил саблю и бросился на нее. Не выдержала верблюдица его натиска, повернула назад и пропала с глаз. Поехал Козы-Корпеш дальше и вдруг видит: бурная и глубокая река преградила ему путь, с шумом и ревом несутся волны, белая пена кипит, как в котле.
Не стал Козы-Корпеш брода искать, а бросился прямо в кипящие волны на лихом коне своем. Но только что конь вскочил в воду передними ногами, как река исчезла и опять открылась гладкая дорога. Едет дальше Козы-Корпеш, а день уже начал склоняться к вечеру, и вот что-то засияло вдали — не то гора, не то лес раскинулся поперек дороги. Наступила почти ночь, подъехал он ближе и видит, что это лес, да такой густой, что не только верхом, а и пешком через него не пробраться, и так далеко раскинулся он, что конца-края ему не видно и объехать негде.
Остановился Козы-Корпеш, подумал, как быть, да, недолго раздумывая, выхватил саблю и стал лес рубить.
«Буду,— думает он,— хоть год рубить, а все-таки назад не поеду». И только ударил он по первому дереву, повалялось оно со стоном, и лес разом пропал с глаз.
И горами, и озерами оборачивалась колдунья, но видит, что ничто не может остановить Козы-Корпеша, и решилась она на последнее средство — отвлечь его с дороги богатой добычей, сбить его с пути так, чтобы он заблудился и, не найдя дороги, повернул назад.
Обернулась она золотой лисицей и выбежала Козы-Корпешу навстречу. Только завидел он добычу, схватил лук и погнался за ней, думая подбежать и пустить стрелу, но лисица в тот миг, как он готовился выстрелить, спряталась в нору. Козы-Корпеш слез с коня и стрелой стал шарить в норе; нора оказалась глубокая, и стрела не достала лисицы, но когда он вынул стрелу из норы, то с удивлением увидел, что она вся озолотилась Тогда Козы-Корпеш попробовал опустить в нору нагайку — нагайка тотчас же превратилась в золотую. Гут Козы-Корпеш стал спускать в нору все, что было у нею с собой, и скоро весь седельный прибор, оружие, стремена, лук и стрелы — позолоти-лись. Козы-Корпеш наконец, не найдя больше ничего, что можно было бы еще вызолотить, лег на землю лицом ввер.ч и опустил в нору свою косу, а когда вытащил ее, то и коса тоже стала золотою.
— Ну, довольно,— сказал Козы-Корпеш, сел на коня и отправился в дальнейший путь. Но только он тронулся с места, как лисица опять выбежала из норы. Не стал Козы-Корпеш за ней гнаться — много и без того потерял он времени.
И поехал он дальше, даже не оглядываясь на лису.Долго ехал Козы-Корпеш и наконец прибыл к тому месту, где стоял когда-то аул Баян-Слу. Ничего не осталось от прежнего аула, только сорной травой заросли места, где стояли -то многочисленные юрты. Слез Козы-Корпеш с коня, привязал его к кусту на выстойку и решил сделать здесь привал, отдохнуть, переночевать, а назавтра осмотреть следы и ехать дальше.
Насбирал он сухого конского помета, развел огонь и стал жарить мясо убитой сайги. Вдруг видит, идет к нему старик, одежонка на нем худая, вся в лохмотьях, ноги босы и изранены о камни, сам он еле живой, идет и на палку опирается — видно, что человек больной. И стал расспрашивать Козы-Корпеш старика, когда он подошел к огню:
— Откуда, бабай', идешь? Как зовут тебя и как ты очутился одинокий здесь, в этом пустынном месте?
— Зовут меня Апсебай,— ответил старик,— иду я издалека отыскать сына Карабая Козы-Корпеша и объявить ему о невесте его красавице Баян, которая со дня на день ждет его и не знает, как избавиться от ненавистного жениха Кодар-Кула.
И рассказал тут старый Апсебай все по порядку, начиная с того дня, когда умер Сарыбай, и кончая тем, когда злодей Кодар забрал все в свои руки и, опасаясь появления Козы-Корпеша, откочевал далеко, а его, старого, под конец выгнал из дому, не дав даже худенькой лошаденки.
— Много дней уже иду я,— говорил старик,— и немощь одолела, видно, умереть мне здесь, не исполнив обета, данного моим братом другу своему Карабаю.
Обрадовался тут Козы-Корпеш и открыл старику свое имя, но не сразу поверил Апсебай, покачал он недоверчиво головой и говорит:
— А покажи-ка мне свою косу!
Снял Козы-Корпеш шапку, и, как увидел Апсебай золотую косу, обнял его и заплакал от радости.
Утром чуть свет поднялся Козы-Корпеш, но Апсебай уже не вставал: болезнь свалила старика. Кое-как собравшись с силами, рассказал он про дорогу, какие приметы поставлены на пути, через какие места надо ехать, все повторил по нескольку раз, чтобы Козы-Корпеш лучше запомнил, и потом окончательно впал в беспамятство...
Как ни спешил Козы-Корпеш в путь, но не решился оставить одного больного старика; впрочем, недолго пришлось ему ждать: к вечеру того же дня старик скончался.
Похоронив его, Козы-Корпеш поехал дальше; теперь он ехал уже по верной дороге, разыскал все приметы по пути и, следуя от одного урочища до другого, вскоре завидел вдали множество юрт и многочисленные стада.
Это было место стоянки Баян и Кодар-Кула. Не доезжая до аула, Козы-Корпеш слез с коня, расседлал его и пустил на волю; все свое вооружение и хорошую одежду сложил в потайное место, а сам, переодевшись в худенькую одежонку, отправился пешком в аул наниматься в табунщики. Прибыл он на место как раз в тот день, когда Кодар-Кул, окончив последнюю работу, заставил наконец Баян-Слу дать согласие на брак и назначить день свадьбы.
Нового табунщика приняли охотно, и Козы-Корпеш поступил в услужение к Баян-Слу под именем Котур-Тази, Она поручила ему пасти своих любимых коз, которых каждое утро сама навещала и доила.
В первый же раз, как увидал Козы-Корпеш свою невесту, дрогнуло его сердце, целый день ходил он сам не свой — до того поразила его красота Баян-Слу; хотя много слыхал он о красоте ее, но такой красавицы и во сне ему никогда не снилось.
Несколько дней уже прожил Козы-Корпеш в ауле своей невесты, а все не мог ей открыться, все ждал подходящего случая, а случай этот не представлялся.
Однажды Кодар-Кул уехал на несколько дней в горы к своим калмыкам, а Баян-Слу, оставшись одна, вздумала послушать песни. Приближенные указали ей на нового пастуха Котур-Тази как на большого мастера играть на домбре и петь песни. Послали за ним. Явился Козы-Корпеш, сел у порога юрты своей повелительницы, настроил домбру и запел. Много песен перепел он, а под конец запел о красавице, которой в свете нет краше, и как эта красавица ждет-поджидает жениха; пропел ей всю свою историю и под конец так закончил свою песню: «Скоро, скоро объявится жених; близко он, да не знает, примет ли его первая по красоте и богатству во всей степи девушка».
Поняла Баян, что про нее сложена эта песня и что неспроста певец спел ее, долго и пристально поглядела она на него, но как же было признать в бедном табунщике жениха? «Верно, гонец, посланный от него», — подумала она и, улучив время, успела шепнуть ему: «Скажи, что давно жду его и приму как следует — только пусть спешит».
С тех пор часто стала ходить Баян к своему любимому стаду и подолгу засиживаться там и расспрашивать табунщика про желанного жениха...
Все рассказал ей Козы-Корпеш, только имени своего открыть не решался, а заметил, что, должно быть, понравился сам красавице, потому что, когда он, осмелившись, стал заигрывать и шутить с ней, она не обижалась на его шутки, весело смеялась и глядела на него ласково своими чудными глазами. Случилось как-то вскоре, что любимая коза Баян-Слу соскочила неловко с обрыва и сломала себе ногу. Услышав про то, Баян сама поспешила к стаду и стала упрекать табунщика. Не стерпел наконец Козы-Корпеш, схватил красавицу в свои объятия и начал целовать. Осердилась Баян, вырвалась из рук табунщика и ударила его по голове: от этого удара шапка с головы Козы-Корпеша упала, и вдруг увидела красавица, как блеснула у него на затылке золотая коса. Вспомнила она о примете жениха и признала его; признался тогда во всем и Козы-Корпеш.
Весь этот день провели они вместе, обдумывая и соображая, как лучше устроить дело и объявить о свадьбе, и решили пока все держать в тайне — до откочевки на новое место; только не согласилась Баян-Слу оставить жениха в табунщиках и взяла его к себе в личную прислугу, велела одеться в хорошее платье и находиться при ней безотлучно.
Спустя несколько дней вернулся Кодар-Кул из поездки. Крепко не понравилось ему, что Баян выбрала себе в прислужники нового табунщика, не узнал он прежнего Котур-Тази в красивом и статном жигите.
С тех пор Кодар, не смея открыто противиться желаниям Баян-Слу и распоряжаться вопреки ее воле, стал искать предлога обвинить в чем-либо Козы-Корпеша и прогнать его, как человека неблагонадежного, однако Козы-Корпеш держал себя осторожно, никакого повода к обвинению не подавал. Вскоре аул Баян-Слу перекочевал на новое место. По приезде туда, как обыкновенно, поставили юрты и стали городить загоны для мелкого скота, чтобы загонять его на ночь. Когда понадобилось забивать колья для загонов, оказалось, что Кодар-Кул забыл на прежнем месте свой молот, а была эта колотушка так тяжела, что десять человек не могли ее сдвинуть с места.
Вздумалось Кодару сыграть с Козы-Корпешем злую шутку — послать его за этим молотом, и когда он, не будучи в состоянии его принести, явится с пустыми руками, обвинить его в лени и нерадении; отколотить и прогнать из аула.
Придя по поручению Кодара на старое место, Козы-Корпеш нашел молот, надел ремень, который был у рукоятки, себе на палец и пошел обратно, помахивая молотом, как палочкой... Вдруг ремень оборвался и молот отлетел в сторону, да так далеко, что упал прямо на середину озера Ала-Куль. Пришлось Козы-Корпешу вернуться в аул с пустыми руками. Рассвирепел тогда Кодар-Кул:
— Ах ты, ленивая собака, несчастный байгуш! — закричал он.— Тебе и баранов-то пасти нельзя доверить, а не только в прислужниках быть, убирайся вон отсюда, иди откуда пришел, и чтоб ноги твоей не было в ауле.
И бросился Кодар-Кул на Козы-Корпеша с кулаками. Не мог стерпеть Козы-Корпеш такой обиды, гневом загорелись его очи:
— Как ты смеешь называть меня нищим, безыменное, отродье, приемыш — вскричал он в ответ.— Я — Козы-Корпеш, сын знатного Карабая, а Баян-Слу — моя невеста!
И, схватив Кодара за опояску поперек тела, Козы-Корпеш поднял его вверх и бросил на землю.
Чуть не насмерть хлестнулся Кодар-Кул о землю и долгое время лежал без памяти, а когда пришел в себя, то весь народ уже собрался около Козы-Корпеша и Баян-Слу и поздравлял жениха с невестой. Понял Кодар, что пришел конец всем его надеждам и что ему ничего не остается больше, как собираться и ехать навсегда из аула Баян в горы к своим калмыкам.
— Ну, помни,— сказал Кодар на прощание Баян-Слу.— Так-то ты отблагодарила меня за все мои заботы о тебе и твоем добре! Так-то рассчиталась со мной за мои труды и работы, которые из хитрости заставляла делать меня, чтобы оттянуть время. Не один теперь я приеду к тебе, а подниму на весь ваш род целую волость калмыков, погублю твоего мальчишку-жениха, а тебя силой возьму в жены. Уехал Кодар-Кул в горы, возмутил калмыков и пошел войной на Козы-Корпеша. А Козы-Корпеш, разыскав своего коня и оружие, собрал со всех аулов жигитов, вооружил их и приготовился к защите. Недолго пришлось ожидать возвращения Кодара; с несметной силой появился он перед аулами, разъезжая сам впереди на своем богатырском коне Карабаке.
Выехал навстречу ему и Козы-Корпеш, двести отборных жигитов окружили его, ожидая знака к бою. Сам Козы-Корпеш был на рыжем коне, которому и цены не было: все оружие его блестело золотом, в руках было золотое копье с желтым знаменем.
С диким криком бросились калмыки на казахов, но не сробели жигиты и по знаку Козы-Корпеша, как соколы, полетели навстречу врагам. Впереди всех мчался вихрем Ке-зы-Корпеш, направляясь в середину неприятеля, где завидел он врага своего Кодара. Не выдержал Кодар и, опасаясь схватки один на один с Козы-Корпешем, замешался в толпе своих калмыков. Как трава под косой, стали валиться калмыки, поражаемые направо и налево меткими ударами Козы-Корпеша.
Не устояли калмыки против дружного натиска и скоро повернули назад, спасаясь от преследования, а Козы-Корпеш давно опередил всех и все летел вперед, настигая убегающего Кодар-Кула.
Вот уже близко враг... Видит Кодар-Кул, что не уйти ему от Козы-Корпеша, оглянулся он кругом — никого нет; не миновать, значит, схватки один на один. Обратил он назад своего Карабака, и грудь с грудью сшиблись и кони и всадники.
Истомился Козы-Корпеш предыдущей битвой с многочисленными врагами, а Кодар схватил его своими огромными руками и силился повалить с коня. Долго боролись два богатыря, то Кодар одолевает Козы-Корпеша, то Козы-Корпеш берет верх. Наконец изловчился Козы-Корпеш, освободил он правую руку и со всего размаху ударил врага кулаком по голове. Помутилось в глазах у Кодар-Кула от этого удара, и, как подкошенный, рухнул он с коня на землю, а Козы-Корпеш уже спеши-лся и, придавив коленом грудь врага, связал его арканом.
Взмолился Кодар и стал просить пощады, не сжалился Козы-Корпеш, распалилось гневом его сердце. Привязал он врага за ноги к своему стремени и поволок по земле. До самого вечера таскал он Кодара, и стал наконец Кодар просить отпустить его, обещая отказаться от всяких притязаний на Баян-Слу и давая клятву не иметь зла против Козы-Корпеша и ничего не предпринимать против него. Смилостивился тогда Козы-Корпеш, развязал Кодара и отпустил его на все четыре стороны, обещая со своей стороны не только забыть все зло, но быть с этого времени добрым другом Кодару, если только он сдержит свое слово и откажется от Баян-Слу. Козы-Корпеш возвратил даже Кодару его коня и оружие и разрешил ему вернуться в аул Баян и, не опасаясь никакой вражды, продолжать жить, как и прежде, членом семьи. Остался Кодар-Кул в ауле, и все пошло, по-видимому, так же, как и раньше. Стали готовиться к свадьбе Козы Корпеша и Баян-Слу, но не дремал Кодар-Кул, надолго затаил он злобу в сердце и, как только оправился, стал придумывать, как бы извести Козы-Корпеша и завладеть его невестой.
Прежде всего постарался он склонить на свою сторону старую тетку Баян-Слу, сестру покойного Сарыбая, а при содействии ее ему удалось заручиться союзниками и среди других родственников Баян, из которых одних он обольстил лаской и обещаниями, а других — золотом и подарками. Таким образом, более половины родственников вступили в соглашение с Кодар-Кулом и обещали ему свою помощь против Козы-Корпеша.
Заручившись союзниками, Кодар опять стал разъезжать по аулам на своем Карабаке и громко кричать, что он не допустит свадьбы, что теперь он не поддастся Козы-Корпешу, а может даже голову его доставить в аул на пике.
Проведала об этом Баян-Слу и скоро убедилась, что почти вся родня готова препятствовать ее свадьбе с Козы-Корпешем. Нужно было придумать что-либо и не допустить схватки между Козы-Корпешем и Кодаром, так как схватка эта могла окончиться общей ссорой и дракой между всеми родственниками...
Большинство родни было на стороне Кодара, и потому победа могла легко оказаться на его стороне. Между тем Козы-Корпеш, узнав о замыслах Кодара, стал готовиться еще раз помериться с ним силой и дал себе клятву на этот раз не пощадить его. Собрав около себя горсть преданных жигитов, Козы-Корпеш в гневе грозил перебить всех сторонников Кодар-Кула, и только ласками и поцелуями удалось Баян-Слу укротить гнев своего друга и упросить его не затевать междоусобного побоища.
Баян уговорила Козы-Корпеша удалиться на короткое время в уединенное место Шок-Терек, около озера Балхаш, сама же решила объявить родне, что жених ее уехал домой, и затем тотчас же отдать распоряжение о перекочевке на новое место, в ту сторону, где находились родственники Козы-Корпеша. Баян-Слу надеялась, что те из родственников, которые стали во враждебное к ней отношение, не пойдут с ней вместе, и она уйдет таким образом только с друзьями, а тогда Козы-Корпеш мог смело явиться к ней, не опасаясь Кодар-Кула, который, оставшись без союзников, смирится и покорится своей участи.
После долгих колебаний Козы-Корпеш согласился наконец на предложение Баян-Слу и удалился на Шок-Терек, а Баян, объявив об отъезде жениха, отдала распоряжение о перекочевке и велела собирать и тюковать свое имущество. Предположение ее, видимо, оправдывалось: раздоры прекратились, сторонники Кодар-Кула, рассорившись с Баян, отказались следовать за ней и порешили остаться на прежнем месте; сам же Кодар-Кул заявил, что уедет к своим калмыкам и останется там навсегда. Одна только старая тетка Баян-Слу не поверила племяннице и подозревала, что Козы-Корпеш где-нибудь скрывается поблизости.
День и ночь она стерегла Баян, ложилась спать в одной с ней юрте и все наблюдала, не получит ли Баян-Слу каких-либо вестей от своего жениха. И заметила тетка, что каждый день, на утренней заре, Баян тихо поднималась с постели, раздвигала войлоки юрты, и в отверстие влетал скворец, садился девушке на плечо и как будто бы что-то шептал ей на ухо.
«Это вестник от Козы-Корпеша»,— подумала старая женщина и решила поймать скворца и узнать от него правду. И вот, за день до предполагаемого выступления в путь на новое место, старуха поднялась утром раньше Баян, подошла к замеченному месту, раздвинула войлок и подставила к отверстию свой рукав. Не ожидая западни, скворец влетел в рукав, а старуха, захватив его, тотчас же удалилась к себе. Там она стала допытываться у птички, где скрывается Козы-Корпеш, но скворец молчал; тогда злая старуха стала пытать его, вырывая у живого перья, и теребила до тех пор, пока не оголила спинку и крылья, стараясь при этом ухватить и кожу. Скворец, несмотря на муки, все молчал и не хотел отвечать на ее вопросы. Наконец скворец не выдержал, сказал только: «Шок-Терек»,— и умер.
Чтобы скрыть следы преступления, старая тетка Баян зажарила скворца и съела его, а потом, призвав Кодар-Кула, рассказала ему обо всем. После некоторого размышления оба союзника решили, что Козы-Корпеш должен, по-видимому, скрываться в урочище Шок-Терек, а потому Кодар должен был тотчас же отправиться на это место и постараться захватить Козы-Корпеша внезапно. В то же утро Кодар-Кул, пригласив бывших с ним в союзе родственников Баян, поехал в Шок-Терек. День был жаркий, и Козы-Корпеш, в ожидании вестника от невесты, беспечно заснул в тени тополя. Заслышав приближавшийся топот, Козы-Корпеш проснулся и с недоумением увидел толпу ехавших к нему всадников, между которыми признал Кодар-Кула.
Вскочив на ноги, Козы-Корпеш схватил лук и стрелы и приготовился защищаться, но один из родственников крикнул ему, что Кодар-Кул приехал помириться и проститься, так как намерен откочевать в свои края, за хребет Алатау.
— Если Кодар уезжает, то не может быть и речи о какой-либо вражде между нами,— сказал Козы-Корпеш,— я не помню зла и готов считать Кодара своим другом.
С этими словами Козы-Корпеш положил на землю лук и стрелы и пошел навстречу прибывшим. Но в это время Кодар-Кул, скрываясь за спиною всадников, незаметно натянул свой лук и пустил напитанную ядом стрелу, которая до половины впилась в грудь Козы-Корпеша. Он упал, обливаясь кровью.
В тот же день Баян, напрасно прождав скворца и томимая безотчетной тоской, собрала подруг своих и, под предлогом осмотра места для новой стоянки, выехала с ними на Шок-Терек навестить жениха. Но, не проехав и половины пути до Шок-Терека, девушка встретила группу всадников, впереди которой ехал на вороном коне Кодар-Кул, что-то высоко подняв на пике. Поравнявшись с Баян-Слу, Кодар, быстро встряхнув, опустил пику, и голова Козы-Корпеша упала на пыльную дорогу к ногам коня, на котором ехала Баян. Ни слова не вымолвив, Кодар поехал дальше.
С воплем упала Баян-Слу на землю и долго лежала так над головой возлюбленного; потом она встала и, приказав подругам возвратиться домой, отправилась одна в Шок-Терек, чтобы умереть там же, где кончил жизнь милый жених. Найдя тело его, она вынула из груди его стрелу, приложила к плечам отрезанную голову и, склонясь у трупа, стала, рыдая, молиться и просить бога оживить ее жениха хотя бы на короткое время, чтобы проститься с ним. Долго так молилась она, не поднимая лица от дорогого трупа, и вдруг почудилось ей, кто-то стоит перед ней. Подняв глаза, она увидела незнакомого старика.
— О чем так горько плачешь, красавица? — ласково спросил старик.
— Ах, как мне не плакать, бабай: я потеряла любимого жениха, убит он вероломной рукой, и вот, в отчаянии, что не успела даже проститься с ним, я прошу у бога милости подарить мне снова жизнь его хотя бы на три дня.
— Мало просишь, красавица, проси три года.
— Не нужно мне трех лет, я хочу умереть вместе с ним.
— Ну, проси хотя три месяца.
— Не нужно трех месяцев, довольно мне и трех дней.
— Ну, пусть будет по-твоему,— сказал старик и в ту же минуту исчез, а Баян, радостная и умиленная, увидела вдруг, как голова Козы-Корпеша приросла к плечам, глаза открылись... Он вздохнул, приподнялся и сел.
Три дня и три ночи прожили неразлучно жених с невестой. Козы-Корпеш рассказал ей о вероломстве Кодара и взял слово с Баян-Слу отомстить за его смерть. Баян поклялась исполнить его желание и, совершив месть, умереть и лечь в одну могилу со своим женихом. В конце третьего дня Козы-Корпеш, почуяв близость смерти, крепко обнял свою подругу и скончался в ее объятиях.
После смерти Козы-Корпеша Баян-Слу возвратилась домой и, собрав всю родню и весь народ, объявила, что жених ее умер, что никаким ссорам и распрям теперь нет места, и что она готова выйти немедленно замуж за Кодар-Кула, только просит дать ей время похоронить Козы-Корпеша и справить по нем поминки. Обрадованный Кодар-Кул теперь опять был готов на все, что потребует от него Баян. Поэтому он согласился не только снова принять на себя все управление хозяйством ее, но и заняться устройством похорон и поминок.
Баян-Слу приказала ему приготовить для поминального обеда «сорок верблюдиц без верблюжат, сорок кобыл без жеребят, сорок коров без телят и сорок овец без ягнят» и пригнать этот скот к назначенному для похорон месту, близ реки Аягуз, и туда же пригласить на поминки весь народ. По пути к Аягузу Кодар должен остановиться у колодца в степи и ожидать там приезда Баян с телом Козы-Корпеша. Сама Баян-Слу тем временем в сопровождении женщин, девушек и огромной толпы народа отправилась в Шок-Терек, где тело умершего Козы-Корпеша обрядили для похорон, завернув его в тонкие кошмы и дорогие ковры так, чтобы труп мог несколько дней лежать под открытым небом, пока готовится могила. Затем, навьючив тело на верблюда, весь похоронный поезд двинулся к месту погребения.
По приезде к колодцу, где дожидался Кодар-Кул, Баян-Слу притворилась больной и объявила, что не может следовать дальше до выздоровления, а выздоровление она получит только тогда, когда кто-либо из молодых жигитов решится спуститься в глубокий колодец и достать для нее воды своей шапкой, а так как колодец был очень глубок, то вместо веревки спускающийся должен был воспользоваться косой Баян-Слу. Наставленная шелком коса была так длинна, что доставала до самого дна колодца.
-— Кто спустится, за того мне суждено выйти замуж,— прибавила в заключение Баян, очевидно желая поручить это дело Кодар-Кулу.
Не задумываясь ни минуты, Кодар-Кул вызвался исполнить желание красавицы и, ухватившись за ее косу, стал спускаться в колодец. Но, едва лишь он коснулся дна, Баян ударом ножа обрезала свою косу, и Кодар-Кул упал на дно. Принимая все это за шутку, Кодар, набрав воды, стал кричать, чтобы его подняли, и, обращаясь к Баян, которая, склонившись, смотрела на него, сказал с улыбкой:
— Твоя шутка очень бы мне понравилась, но только не в таком тесном месте, здесь темно и холодно.
— Эта шутка,— ответила Баян,— похожа на ту, которую ты сыграл с моим женихом. Сиди же теперь здесь и моли бога, чтобы смерть пришла за тобой поскорее.
С этими словами Баян-Слу отошла от колодца и приказала закидать отверстие лесом, а сверху навалить камни и насыпать могильный курган.
Покончив таким образам с Кодаром, Баян-Слу предстояло теперь сделать могилу Козы-Корпешу и в этой могиле умереть рядом с его трупом.
Отойдя к Аягузу, Баян выбрала возвышенное место и велела копать могилу и заготовить материал для памятника. В это время недалеко от их стана расположился на ночлег громадный купеческий караван, шедший к туркменам. Хозяин каравана, он же начальник его, заметив вбли-
зи стечение народа, отправился посмотреть, что это такое, и Тут увидел Баян-Слу. Красота ее до того поразила караванбаши, что он целую ночь не мог после того уснуть, а утром отправил к Баян послов с предложением выйти за него замуж. В калым за невесту караванбаши предложил все богатство, какое имелось в караване; если же красавица и на это не будет согласна, то начальник каравана приказал объявить ей, что он без нее не уйдет и в крайности готов овладеть ею силой. Крепко опечалилась Баян-Слу, получив это предложение. Еще раз предстояло ей отделаться от назойливого предложения и именно в то время, когда она уже мысленно простилась с жизнью и готовилась умереть. Чтоб не вызвать своим отказом каких-либо насильственных действий со стороны могущественного караванбаши, Баян решилась пригласить его к себе и лично переговорить с ним.
Когда купец прибыл, Баян-Слу приняла его с почетом, угостила из собственных рук и на предложение объявила, что согласна выйти за него замуж, но не теперь, а тогда, когда покончит с постройкой памятника. Эта постройка должна затянуться надолго, а потому Баян просила караванбаши не мешкая ехать своим путем и отложить свадьбу до своего возвращения.
Очарованный ее красотой и любезностью, караванбаши, чтобы ускорить время брака, предложил постройку памятника взять на себя.
— У меня несколько тысяч людей,— сказал он,— и я все сделаю в короткое время, укажи только, где и какой величины поставить памятник.
Баян отвела его на место, где была уже выкопана яма, очертила палкой основание памятника, а для указания высоты его сняла и бросила вверх свою дорогую девичью шапку. В тот же день караванбаши, собрав весь свой народ, приступил к работе.
От гор Арганактинских до Аягуза он поставил цепь людей на таком расстоянии один от другого, чтобы камень для кладки памятника, добываемый в горах и обтесанный мастерами, мог быть передаваем из рук в руки до самой могилы, где другие мастера укладывали его в стены. В очень скором времени памятник был готов. Баян осмотрела его и осталась довольна. Тело Козы-Корпеша внесли в открытую дверь памятника и опустили в яму; весь приведенный скот был заколот, и начался поминальный обед.
Сама Баян-Слу разоделась в дорогие одежды и лично угощала гостей. Вся молодежь, очарованная красотой хозяйки, потеряла голову, и каждый готов был по желанию красавицы идти и делать все, что она захочет. Когда начались обычные игры и состязания на призы, капризная красавица вдруг объявила, что она сейчас же пойдет замуж за
того, кто, взобравшись на самую вершину памятника, спрыгнет оттуда вниз. Охотников оказалось великое множество, и сам караванбаши окончательно потерявший власть над своими подчиненными, погиб одним из первых, выполняя условие состязания.
Когда все претенденты на руку Баян-Слу погибли, она собрала родственников, разделила между ними все свое несметное богатство и завещала похоронить ее в одной могиле с Козы-Корпешем. После этого она спустилась в яму, где лежало тело Козы-Корпеша, и кинжалом, который носила у пояса, ударила себя в грудь с такой силою, что сразу скончалась.
Достарыңызбен бөлісу: |