Беды развода и пути их преодоления. В помощь родителям и консультантам по вопросам воспитания



бет10/36
Дата21.06.2022
өлшемі1,33 Mb.
#146932
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   36
Байланысты:
Гельмут Фигдор, Беды развода и пути их преодоления

глава 1.1, раздел «Послеразводный кризис»). Посттравматический сдвиг защиты приводит ребенка к такому невротическому «равновесию», которое является более «патологичным», чем то, которое было до травматизации, и это независимо от внешних проявлений посттравматической симптоматики.
Если говорить о долгосрочных последствиях развода, то это означает, что послеразводный кризис повышает вероятность будущего невротического страдания (в условиях изменения жизненных обстоятельств или кризисов). Это повышение невротической диспозиции я назвал неспецифическим, потому что оно еще ничего не говорит о виде будущей симптоматики. Конечно, такая невротическая диспозиция возрастает также и в дальнейшем – в каждой ирригирующей ситуации – и ведет к реактивизации ранних внутрипсихических конфликтов, и прежде всего тех, которые связаны с массивными конфликтами лояльности, окончательной потерей отца и с тем экзистенциональным беспокойством, которое приносит с собой новое супружество родителей.


Проблемы в обращении с агрессивностью

В противоположность неспецифическим последствиям, при специфических долгосрочных последствиях речь идет об определенных чертах личности, образование которых началось с переживаний развода и связано с условиями развития, или – с прогностической точки зрения – о чертах, характерных для детей, за плечами которых стоит опыт развода. Я не стану повторять имеющееся в эмпирической литературе описание этих черт на уровне конкретных симптомов или свойств, мне интереснее коснуться (в известном смысле лежащих под ними) психических требований действий, поскольку конкретные симптомы, черты характера или поведение, в которых находят выражение трудности преодоления этих определенных психических требований действий, зависят от многих факторов и часто от таких, которые не связаны непосредственно с «разводной судьбой».


Возьмем, к примеру, первое из так называемых специфических долгосрочных последствий: проблемы в обращении с агрессивностью54. Направит ли человек свои агрессивные чувства, фантазии и стремления, с которыми он не в силах справиться, против своей собственной персоны (что приведет к депрессивным настроениям), вытеснит ли он их и станет ли выражать субтильно (в недоброжелательности и злости), окажется ли он подвержен приступам ярости или станет проецировать55 свою агрессивность на других (в том числе на свои любовные объекты), разовьются ли в нем страхи параноидного характера (например, ревность, недоверие) – все это невозможно предсказать с полной уверенностью, и на этот счет не существует никаких статистических выводов: слишком уж сложен комплекс индивидуальных, социальных и ситуативных факторов, на основе которых образуются конкретные симптомы. Но тот факт, что у бывших «детей разводов» проблемы в обращении с агрессивностью тенденциозно гораздо более велики, снова и снова находит свое подтверждение.
Это обстоятельство, собственно, не должно удивлять: с одной стороны, у «детей разводов», по причине пережитых обид и разочарований, агрессивный потенциал, в общем, значительно выше, а с другой – у них, по многим причинам, вся область агрессивности гораздо больше связана со страхом, чем у детей из более или менее благополучных семей. И это по причине отсутствия или ограничения возможности триангулирования: страх потерять любовь матери (от которой ребенок теперь полностью зависим) чрезвычайно велик; эти дети боятся также потерять сохранившийся контакт с отцом. Наконец, мы не должны забывать, что у родителей, которые любят друг друга, дети учатся тому, что ссора – это всего лишь «второй акт драмы», где «третьим актом» является примирение. В конфликтной же семье именно родительские ссоры привели к полному разрыву отношений. Иными словами, дети убедились, что агрессивность приводит к разлуке и потере объекта! В этом случае ребенок боится своей агрессивности и ему остается одно – вытеснение или защита путем образования симптомов.
Нарушения, вытекающие из этого обстоятельства, идут гораздо дальше предполагаемого страдания из-за симптомов. Люди, вытеснившие свою агрессивность, стесняются и нервничают, когда им приходится отстаивать свое мнение или защищать свои интересы (и многое другое), итак, они платят за это ценой потери важных факторов социальной компетентности.


Проблемы с чувством собственной полноценности

Такие последствия вытеснения агрессивности, как, например, необъяснимое по причине своей бессознательности стеснение или страх, переживаемые там, где речь идет о самоутверждении, неизбежно влияют на чувство собственной полноценности. Эти проблемы являются постоянным компонентом уже первых, непосредственных реакций на развод и в большой степени обременительных конфликтов лояльности, которым подвержен ребенок до и после развода. Однако внешне они не обязательно должны выражаться в явном чувстве неуверенности. Чаще встречается тот феномен, который можно назвать повышенной хрупкостью чувства собственной полноценности: известно, что есть люди, которые из одной неудачи попадают в другую и все же не теряют уверенности в собственной непобедимости, а есть и другие – вполне талантливые и даже имеющие успех, но впадающие в полное отчаяние и считающие себя ни на что не способными неудачниками, если они вдруг решили какую-то задачу не блестяще, а просто хорошо. Бывшие «дети развода» чрезвычайно нуждаются в том, чтобы их всегда «гладили по шерстке», то есть их чувство собственной полноценности каждую минуту нуждается в подтверждении со стороны.




Проблемы в половой ориентации

По сути, проблемы детей разведенных родителей в их половой идентификации – это лишь особый аспект проблемы чувства собственной полноценности. Представим себе, каково маленькой девочке, когда самый любимый, самый главный мужчина в ее жизни, ее единственный любовный партнер ее покинул. Развод – это не просто, как уже говорилось, тяжелая утрата одного из родителей, развод оставляет в ребенке чувство, что покинули именно его. С эгоцентрической точки зрения на мир, естественно присущей всем детям, ребенку просто непонятно, как это отец может с ним расстаться: пусть даже они с мамой перестали понимать друг друга, но «разве наша обоюдная любовь для него не важнее, чем их ссоры с мамой? То, что он уходит, может означать лишь одно – он не любит меня больше или любит недостаточно сильно!». Это означает, что развод – всегда предательство любви по отношению к ребенку со стороны того родителя, который покидает дом, и поэтому он всегда связан с большой нарциссической обидой. И это не так уж трудно понять. Тот, кто был покинут любимым человеком, знает, какие мысли влечет за собой такое событие: неужели я недостаточно хорош(а), недостаточно красив(а) или умен (умна)? Я не исполнил(а) ее (его) ожиданий? Когда тебя покидает друг или любовник, это неизбежно уносит часть твоего чувства полноценности.


Достаточно больно быть ребенком, покинутым одним из родителей и чувствующим себя недостаточно любимым, но в придачу к этому, когда девочка покинута отцом, который ее недостаточно любит, она неизбежно ищет, как минимум, часть «вины» в себе самой и считает себя неудачницей.
Что же касается маленького мальчика, то и ему не может быть безразлично, что мужчина, который сообщает ему его сексуальную роль, который представляет собой пример для подражания, вдруг уходит прочь. Более того: «Отец не желает больше жить со мной, со своим сыном!» Быть покинутым отцом означает для мальчика, что отец недостаточно гордился им как сыном, а значит и он видит в своей неудаче, как минимум, часть собственной вины; может быть, он видит свою вину в том, что он мальчик, а не девочка.
Развод накладывает отпечаток и на последующую совместную жизнь с матерью, а также на глубокое усвоение представлений о противоположном поле. Если мать долгое время живет одна, без нового мужа, который приобрел бы для ребенка некоторое значение, то для девочки все мужчины могут стать своего рода экзотическими существами, которые станут вызывать в ней противоречивые чувства – от восхищения до страха и от зависти до презрения. Неуверенность маленькой девочки в том, что это за понятие «мужчина», возрастает в зависимости от того, насколько конфликтны сознательные и бессознательные представления матери о мужчинах вообще. Особенно в тех случаях, когда девочка сильно идентифицирует себя с матерью. Она находится здесь в фатальной ситуации: чувствуя притяжение всего того чужого, что презентует собой мужчина, она в то же время вынуждена или хочет ориентироваться на мать, которая не может или не хочет иметь в своей жизни мужчин.
Маленький мальчик в этом случае живет вместе с женщиной, которая является хоть и его «возлюбленной», но в то же время она – глава семьи, она все решает и она презентует собой силу. Таким образом, мальчик растет в таких условиях социализации, когда он постоянно вынужден воспринимать женщину как сильную, властную, а себя (как мужчину) слабым и подчиненным. Попробуем представить себе, как воздействует на мальчика негативное отношение матери к мужчинам, причем не играет роли, действительно ли она отвергает мужчин или у мальчика просто складывается такое впечатление, потому что у мамы нет мужа. Тогда ему остаются две возможности: если любовь матери ему чрезвычайно дорога, то ему ничего не остается, как заявлять свое «отличие» от «всех мужчин». Кончается это двойной идентификацией с матерью: во-первых, с ее отвержением всего мужского, что вынуждает искать альтернативу своей мужской идентичности, и, во-вторых, ему не остается ничего другого, как идентифицировать себя с матерью, то есть с женщиной. Вторая возможность заключается в том, чтобы избежать этой идентификации с матерью, а это в ситуации, когда ты слаб и целиком от нее зависим, чрезвычайно трудно. И достигнуть этого можно лишь путем отчаянного сопротивления матери, ее требованиям и ее примеру. Оппозиция против матери защищает мальчика от женской идентификации, но за нее приходится дорого платить: частыми агрессивными ссорами с матерью, то есть ссорами со все еще самым любимым человеком. И это при тех огромных трудностях, которые дети разведенных родителей вообще испытывают в обиходе с агрессивностью56.
Бывает и наоборот, когда многие девочки, живущие одни со своими матерями, находят возможность преодоления обиды, нанесенной потерей отца, в том, что они идентифицируют себя с отсутствующим отцом назло матери, что делает отношения дочери и матери тоже весьма агрессивными. Тогда внутренняя привязанность часто сменяется яростными ссорами. В отличие от мальчиков, идентифицирующих себя с матерями, мужская идентификация у девочек – без соответствующего (бессознательного) предложения такого образца отношений со стороны матери – по моему опыту, происходит довольно редко. (Конечно, бывают такие предложения отношений со стороны матерей и по отношению к сыновьям, но они кажутся мне все же не столь веским основанием агрессивных отношений между сыном и матерью.)
Как именно будут проявляться описанные проблемы и психические конфликты, сопровождающие детей на протяжении этих послеразводных лет в их взрослой жизни, трудно предсказать заранее, поскольку решения, которые дети находят для себя, не обязательно сохраняются в ходе социальных и душевных изменений, наступающих в пубертатный и адолесцентный периоды. Однако опыт психоанализа со взрослыми пациентами настоятельно показывает, что мужчины и женщины, чьи родители в свое время развелись (и они вынуждены были долгое время жить с одной матерью), склонны к экстремальным проявлениям своей половой идентичности: женщины либо проявляют особую женственность и стремятся выглядеть соблазнительно, либо они, как внешне, и так внутренне, стараются походить на мужчину.
Они либо восхищаются мужчинами, одновременно презирая представительниц собственного пола, либо же, наоборот, могут проявлять большую зависимость или, напротив, пугаться всякой связи с мужчиной и отвергать ее. Бывает, что они полностью подчиняются мужчине в широком смысле слова или же стремятся доминировать в отношениях с партнером. Здесь возможно множество различных комбинаций, и совсем не обязательно, что «мужественная» женщина играет доминирующую роль в отношениях с мужчиной или непременно стремится к независимости. Может быть и такое, что весьма женственная, для которой очень важно соблазнять мужчин, может одновременно презирать их, но в то же время проявлять готовность им подчиняться. И все же опыт психоанализа показывает, что именно притягивает таких женщин: какую бы из вышеназванных экстремальных позиций они ни занимали, для них всегда бессознательно огромную роль играет полярно противоположная позиция. То есть экстремально доминирующие женщины бессознательно тоскуют по подчиненности, а женщины, которые предпочитают женщин мужчинам, бессознательно восхищаются мужчинами и презирают женщин и т. д.
Этот феномен находим мы и у мужчин: женственность или чрезмерная мужественность; презрение или, наоборот, восхищение женским полом; желание тесной связи или стремление к независимости; готовность к подчинению или деспотизм. У мужчин также позиции комбинируются как угодно и точно так же бессознательно весьма желанны полярно противоположные.
Это значит, что представления о себе, как и представления о противоположном поле, у мужчин и у женщин, которые были когда-то «разведенными» детьми, точно так же тенденциозно высокоамбивалентны.


Проблемы в партнерских отношениях

Следствием такой амбивалентности могут стать проблемы, как в супружеских, так и в других партнерских отношениях. Крайности повышают вероятность больших конфликтов, а бессознательное удерживание противоположных позиций почти неизбежно приводит к кризисам в супружеских отношениях. Даже если внешне все выглядят достаточно бесконфликтно, важные потребности остаются неудовлетворенными, что закладывает фундамент будущего душевного неблагополучия.


Потенциальные трудности партнерства не ограничиваются непосредственной областью сексуальных отношений. Проблемы самооценки и неумение обращаться с агрессивностью, как и зависимость самооценки от постоянного ее подтверждения извне, особенно в отношениях с любимыми людьми, тоже играют свою роль. Если такая потребность выражена достаточно сильно, это может лечь большой нагрузкой на партнера, чьи собственные «нарциссические» потребности в этом случае остаются «за бортом». Нарциссические же обиды ведут не только к неудовлетворенности, но и к агрессивности, чем и завершается фатальный круговорот: если обоюдная агрессивность подавляется – что, в общем, редко может длиться достаточно долго, – супруги постепенно отдаляются друг от друга; если же она выражается в открытых конфликтах, то в бывшем «разведенном» ребенке вновь оживают прошлые чувства вины и страха. Более того, каждая ссора оставляет за собой новую нарциссическую рану, а «победа» над партнером становится источником самоутверждения.
В своем долгосрочном исследовании Валлерштейн57 сделала интересное открытие: молодые люди, которые в детстве пережили развод родителей, гораздо выше оценивают значение длительных отношений, чем их сверстники, за плечами которых нет опыта развода, несмотря на то что они гораздо пессимистичнее смотрят вообще на возможность таких отношений. Это указывает на то, что процесс идентификации с родителями не только играет значительную роль в нашей самооценке, он определяет также, в каком именно свете видим мы себя. Опыт, который мы приобрели с нашими родителями, несет ответственность также за внутреннюю модель отношений между мужчиной и женщиной, которую мы себе создаем. Как бы ни выглядела эта модель в подробностях, но конечное заключение: «Все равно ничего хорошего из этого не получится, и в конце концов они все равно разойдутся!» сидит глубоко в душе каждого «разведенного» ребенка. В ходе психоаналитического лечения мне нередко приходилось видеть, насколько неразрывны между собой тоска по надежным и тесным любовным отношениям и неверие в их возможность. То есть не простое опасение, а, скорее, полная уверенность, основанная на собственном опыте: эти молодые люди постоянно ожидают повторения своей детской травмы. А ожидание заставляет искать защиту. Один вариант защиты заключается в том, чтобы не допустить вообще никаких интенсивных отношений и удовлетворяться поверхностными связями, которые нетрудно было бы оборвать. Но тогда этой «гарантии» избежания боли разлуки приносится в жертву самое заветное жизненное желание. Другая возможность состоит в том, чтобы во избежание опасности (снова) оказаться покинутым, покинуть самому. Люди, в свое время травмированные разводом родителей, – сознательно или бессознательно – постоянно остаются «начеку». Стремление «уйти, пока не поздно» имеет последствием то, что в кризисных ситуациях, а кризисы неизбежны во всех любовных отношениях, они слишком поспешно ставят точку. Вместо того чтобы сказать: «Мы еще посмотрим, что можно предпринять», они в любом кризисе видят лишь ужасное доказательство своих пессимистических ожиданий и переживают любое, может быть, вовсе и не такое уж серьезное, нарушение гармонии как конец всяческих отношений.
Но не только этот генеральный «предварительный» пессимизм по отношению к принципиальной возможности счастливых гетеросексуальных отношений ведет к ожиданию снова оказаться покинутым. Большую роль играет то обстоятельство, что именно любовный партнер представляет собой наиболее подходящий объект для переноса58. Да и как может основное переживание, причиненное отцом («Он покинул меня и предал»), не оказаться перенесенным на будущего любовного партнера, особенно со стороны женщины? Наиболее частый образец переноса у мужчин (конечно, бессознательный) заключается в том, что они склонны в любой женщине видеть властную мать59.
Эти и другие образцы переносов не только нарушают уже состоявшиеся отношения, они влияют на сам выбор партнера. Несмотря на то, что сознательное представление о желательном партнере, как у мужчин, так и у женщин, скорее всего, противоположно личности матери или отца, «выбирают» они как раз тех, кто совсем не соответствует этому рисуемому себе идеальному образу. И чаще всего виною становится эротическое притяжение, которое не «интересуется» сознательным идеальным образом и возникает совсем не там, где хотелось бы. «Именно о таком мужчине я мечтала. Но я не люблю его!» – как часто приходилось мне слышать такие высказывания женщин о добрых, не агрессивных, заботливых и чувствительных мужчинах. Или то же самое – от мужчин в отношении женщин, которые способны любить, восхищаться, баловать мужчину и признавать его авторитет и т. д. И как часто приходится мне слышать нечто в этом роде: «Я знаю, это ужасно, но я ничего не могу поделать, я просто не могу без него (без нее)!».
На супружество переносятся не только детские образцы отношения к объектам, но и идентификации. Для мальчиков (частичная) потеря отца означает также и потерю важнейшего объекта идентификации; конечно, это не означает, что маленький мальчик станет теперь однозначно идентифицировать себя лишь с матерью. Идентификация с отцом может сохраниться или даже – в качестве замены реальных отношений – усилиться. Но идентификация с отсутствующим отцом имеет мало общего с реальностью, она остается, скорее, голым представлением, из которого рождается позитивная или негативная идеализация. Обе формы подготавливают путь несчастливой жизни: потому ли, что такие мужчины бессознательно сами постоянно подтверждают свою мнимую неполноценность или они на протяжении всей жизни стремятся достигнуть какого-то нереального идеала. Легко можно представить себе разрушительное воздействие всего этого на построение любых отношений, в том числе на любовную жизнь. Порой идентификация происходит с тем отцом, о котором он еще помнит: с мужем, который не в состоянии был удовлетворить запросы матери и поэтому был изгнан; или с агрессором, который безжалостно бросил жену и детей.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   36




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет