Э. Фромм. «Бегство от свободы»
24
сотой. Человек открывает мир и практически – открывая новые страны, может сказать: «Моя
страна – весь мир»
17
.
Я полагаю, однако, что даже если все эти аргументы верны во всех деталях, они
не опровергают главного тезиса Буркхардта. Фактически аргументы Хейзинги сводятся к
следующему: Буркхардт не прав, потому что часть явлений, относимых им к Возрожде-
нию, существовала в Западной и Центральной Европе уже в конце Средних веков, а неко-
торые другие появились лишь после эпохи Возрождения. Это аргументы того же рода,
как и те, что использовались против всех концепций, противопоставляющих средневеко-
вое феодальное общество современному капиталистическому. Все сказанное выше о таких
аргументах вообще – справедливо, в частности, и по отношению к критике в адрес Бурк-
хардта. Буркхардт принимал существенные количественные изменения за качественные, но
он был настолько проницателен, что сумел распознать именно те особенности развития,
именно те тенденции, которые в истории Европы привели через количественные изменения
к качественным. По этой проблеме существует прекрасное исследование Чарльза Тринкха-
уза (
Trinkhaus Charles E
. Adversity’s Noblemen. N. Y., 1940), в котором в основу конструктив-
ной критики Буркхардта положены взгляды итальянских гуманистов на счастье. Его замеча-
ния по поводу неуверенности, покорности и отчаяния, возникающих в результате усиления
конкурентной борьбы за выживание и успех, представляются особенно интересными с точки
зрения проблем, рассматриваемых в нашей книге.
Возрождение было культурой богатого и сильного класса, который оказался на гребне
волны, поднятой штормом новых экономических сил. Простой народ, которому не доста-
лось ни нового богатства, ни новой власти, превратился в безликую массу, потерявшую уве-
ренность своего прежнего положения; этой массе льстили или угрожали, но власть иму-
щие всегда манипулировали ею и эксплуатировали ее. Бок о бок с новым индивидуализмом
поднимался и новый деспотизм. Свобода и тирания, индивидуализм и анархия тесно пере-
плелись. Возрождение было культурой не мелких торговцев или ремесленников, а богатых
аристократов и бюргеров. Их экономическая деятельность, их богатство давали им чувство
свободы и сознание индивидуальности. Но и они тоже понесли потерю: они потеряли ту
уверенность и чувство принадлежности, которые обеспечивала им средневековая социаль-
ная структура. Они стали более свободны, но и более одиноки. Они пользовались своей
властью и богатством, чтобы выжать из жизни все радости, до последней капли; но при
этом им приходилось применять все средства, от психологических манипуляций до физи-
ческих пыток, чтобы управлять массами и сдерживать конкурентов внутри собственного
класса. Все человеческие отношения были отравлены этой смертельной борьбой за сохране-
ние власти и богатства. Солидарность с собратьями, или по крайней мере с членами своего
класса, сменилась циничным обособлением; другие люди рассматривались как «объекты»
17
Одни авторы поддерживали и развивали главный тезис Буркхардта, другие оспаривали его. Примерно в том же
направлении, что и Буркхардт, шли В. Дильтей и Э. Кассирер (
Dilthey W
., Weltanschauung und Analyse des Menschen seit
Renessance und Reformation. Leipzig, 1914;
Cassirer E
., Individuum und Cosmos in der Philosophie der Renessance), зато другие
резко нападали на него. Так, Й. Хейзинга утверждал, что Буркхардт недооценил сходство жизненных условий широких
масс в Италии и в других странах Европы во время позднего средневековья; что Буркхардт считает началом Возрождения
примерно 1400 год, но основная масса его иллюстративного материала относится к XV и даже XVI веку; что Буркхардт
недооценил христианский характер Возрождения и переоценил значение языческих элементов; что индивидуализм явля-
ется не главной тенденцией культуры Возрождения, а лишь одной из многих тенденций; что Средние века не настолько
были лишены индивидуализма, как это изображает Буркхардт, и поэтому его противопоставление Средних веков и Воз-
рождения является неверным; что Возрождение оставалось приверженным власти в той же степени, что и Средние века;
что средневековый мир был не так враждебен по отношению к мирским радостям, а Возрождение не так оптимистично,
как считает Буркхардт; что установки современного человека – в смысле стремлений к личным достижениям и к развитию
индивидуальности – в эпоху Возрождения существовали лишь в зачаточном состоянии; что уже в XIII веке трубадуры раз-
вивали идею о благородстве сердца и душевном аристократизме, а Возрождение не порвало со средневековой концепцией
личной верности и службы вышестоящему в социальной иерархии.
Э. Фромм. «Бегство от свободы»
25
использования и манипуляций либо безжалостно уничтожались, если это способствовало
достижению собственных целей. Индивид был охвачен страстным эгоцентризмом, ненасыт-
ной жаждой богатства и власти. В результате было отравлено и отношение преуспевающего
индивида к своей собственной личности, его чувство уверенности в себе и ощущение без-
опасности. Он сам превратился в такой же объект собственных манипуляций, в какой раньше
превратились все остальные. Есть основания сомневаться в том, что полновластные хозяева
капитализма эпохи Возрождения были так счастливы и уверены в себе, как это часто изоб-
ражают. По-видимому, новая свобода принесла им не только возросшее чувство силы, но
и возросшую изоляцию, сомнения, скептицизм
18
и, как результат всего этого, тревогу. Это
противоречие мы находим в философских сочинениях гуманистов. Они подчеркивают чело-
веческое достоинство, индивидуальность и силу, но в их философии обнажаются неуверен-
ность и отчаяние
19
.
Эта внутренняя неуверенность, происходящая из положения изолированного инди-
вида во враждебном мире, по-видимому, объясняет возникновение новой черты характера,
которая, как указывает Буркхардт
20
, стала свойственна индивиду эпохи Возрождения, в то
время как у члена средневековой социальной структуры ее не было или по крайней мере
она была выражена гораздо слабее. Речь идет о страстном стремлении к славе. Если смысл
жизни стал сомнителен, если отношения с другими и с самим собой не дают уверенности,
то слава становится одним из средств, способных избавить человека от сомнений. Она при-
обретает примерно ту же функцию, что египетские пирамиды или христианская вера в бес-
смертие: она выводит индивидуальную жизнь из физических границ, возносит ее на уровень
неразрушимости. Если имя человека известно современникам и он может надеяться, что
так оно будет и впредь, его жизнь приобретает смысл и значение уже благодаря ее отраже-
нию в сознании других. Разумеется, такое решение проблемы неуверенности было доступно
лишь той социальной группе, члены которой обладали реальной возможностью достижения
славы. Бесправные и бессильные массы таких возможностей не имели, и городской средний
класс, ставший главной опорой Реформации, нашел, как мы покажем, другое решение.
Мы начали исследование с эпохи Возрождения потому, что в это время зародился
современный индивидуализм, а также потому, что работа, проделанная историографами
этого периода, проливает свет на важные факторы интересующего нас процесса. Этот про-
цесс – выход человека из доиндивидуального существования и полное осознание себя в
качестве отдельного существа. Но хотя идеи Возрождения и оказали значительное влияние
на дальнейшее развитие европейской мысли, однако основные корни современного капита-
лизма, его экономической структуры и его духа мы находим не в итальянской культуре позд-
него средневековья, а в экономической и общественной ситуации Центральной и Западной
Европы и в выросших из нее доктринах Лютера и Кальвина.
Основное различие этих двух культур состоит в следующем. Культура Возрождения
представляла общество сравнительно высокоразвитого торгового и промышленного капита-
лизма; небольшая группа богатых и обладавших властью индивидов управляла этим обще-
ством, составляя социальную базу для философов и художников, выражавших дух этой куль-
туры. Реформация, напротив, была главным образом религией крестьянства и низших слоев
городского общества. В Германии тоже были богатые дельцы, например Фуггеры, но не им
были адресованы новые религиозные доктрины и не они составляли ту основу, на которой
вырос современный капитализм. Как показал Макс Вебер, основой современного капитали-
стического развития западного мира стал городской средний класс.
18
Ср.:
Достарыңызбен бөлісу: