Богач, бедняк

Представленные Джонни Рудольфу цифры показались тому вполне
убедительными, но он не торопился принимать против Брэда какие-
либо меры, пока все не выяснит с ним при разговоре с глазу на глаз.
Разве мог человек, которого он так давно знал, оказаться такой
свиньей? Просто невероятно, даже несмотря на Вирджинию
Калдервуд.
Самолет приземлился, но в аэропорту Брэда не было. Он не пришел
их встретить. Вместо себя он прислал своего помощника — крупного,
высокого мужчину в соломенной шляпе, в матерчатом пиджаке в
полоску, с узким галстуком-шнурком. Он от лица мистера Найта
принес им извинения (тот был занят на каких-то важных переговорах,
по словам помощника), отвез их в своем «кадиллаке», оснащенном
кондиционером, по шоссе, на котором то и дело от адской жары
возникали странные миражи, до отеля в центре Далласа, где Брэд снял
им номер с гостиной и двумя спальнями.
Отель был новый, и номера были декорированы так, чтобы, по
мысли дизайнера, затмить все, что существовало в этой области в
эпоху Второй империи
[87]
.
На длинном столе у стены выстроилась батарея из шести бутылок
бурбона, шести — шотландского виски, шести бутылок джина и водки
плюс бутылка вермута, ведерко, набитое кубиками льда, несколько
дюжин бутылочек кока-колы, целая корзина лимонов, громадное
блюдо с какими-то диковинными фруктами и масса стаканов и
стаканчиков разных размеров и конфигурации.
— Пиво и шампанское — в холодильнике, — сказал помощник, —
если это вам больше нравится. Вы у нас уважаемые гости мистера
Найта.
— Мы завтра улетаем, — сказал Рудольф.
— Мистер Найт распорядился, чтобы я устроил вас с комфортом,
джентльмены, — ответил помощник. — Не забывайте, вы находитесь в
Техасе!
— Если бы у защитников Аламо
[88]
оказалась под рукой вся эта
выпивка, то они держались бы там до сих пор, — сострил Рудольф.
Помощник вежливо засмеялся, сообщив им, что мистер Найт
наверняка освободится к пяти часам вечера. Сейчас было только чуть
больше трех.

— Не забудьте, — сказал он прощаясь, — если вам что-то
понадобится, то немедленно звоните мне в контору.
— Вот она, показуха, — сказал Джонни, обводя рукой апартаменты
и длинный стол с горой выпивки.
Рудольф почувствовал легкое раздражение из-за Джонни — вечно
он суется со своими подозрениями.
— Мне нужно сделать несколько звонков, — сказал он. — Когда
придет Брэд, постучи.
Рудольф вошел в свою спальню, закрыл за собой дверь.
Первым делом он позвонил домой. Он старался звонить Джин хотя
бы трижды в день. Рудольф все же внял совету Гретхен и теперь не
держал крепких напитков в доме, но ведь в Уитби было полно
магазинов, торгующих ими, и еще больше баров. Но сегодня у него не
было никаких причин для беспокойства. Джин казалась такой
беззаботной, такой веселой. Она везла Инид на детскую вечеринку,
первую в ее жизни. Два месяца назад Джин попала в аварию, будучи в
нетрезвом состоянии за рулем, а их малышка сидела на заднем
сиденье. Машину она разбила вдребезги, но за исключением
нескольких пустяковых царапин ни одна из них серьезно не
пострадала.
— Ну как там, в Далласе? — спросила она.
— Техасцам, по-видимому, нравится, — ответил Рудольф. — Но
для остального человечества он просто невыносим.
— Когда возвращаешься?
— Постараюсь быстрее.
— Давай поторапливайся, — сказала Джин. Он не сказал ей,
почему они полетели с Джонни в Техас. Не хотел ее расстраивать, пока
до конца не прояснит ситуацию.
Потом позвонил в мэрию и подозвал к телефону своего секретаря,
молодого, чуть женственного, никогда не унывающего молодого
человека. Сегодня он не был таким безмятежным, как обычно. Утром
перед зданием редакции газеты «Сентинел» состоялась шумная
студенческая демонстрация из-за опубликованной в нем редакционной
статьи в пользу продолжения существования в университете кафедры
подготовки офицеров-резервистов. Рудольф сам лично одобрил
статью, так как она была написана в умеренном тоне и не призывала к
принудительной военной подготовке. По его мнению, на кафедру

должны были приходить те студенты, которые хотели связать свое
будущее с военной карьерой, и те пылкие патриоты, готовые в любую
минуту в случае необходимости выступить на защиту своей страны.
Но голос разума, увы, так и не сумел переубедить студентов, заставить
их смягчить свою позицию. В окна полетели камни, и пришлось
вызывать полицию. Секретарь сообщил, что ему звонил президент
университета Дорлэкер, он был в дурном настроении и возмущался,
говорил дословно следующее: «Если он мэр, то почему его нет на
рабочем месте?» Рудольф не хотел раскрывать перед секретарем
характер своей деловой поездки. В его офисе, оказывается, побывал
шеф местной полиции Оттман, он был сильно удручен случившимся.
— Возникли серьезные, очень серьезные осложнения, — сказал
он. — Мэру лучше побыстрее вернуться. Уже дважды звонили из
главного полицейского управления в Олбани. Состоялась еще шумная
демонстрация чернокожих, они вручили петицию, что-то насчет
плавательного бассейна.
— Ладно, достаточно, Уолтер, — устало прервал его Рудольф.
Положив трубку, он лег на голубое, шелковое, скользкое
покрывало. Он, как мэр города, получал десять тысяч долларов в год,
но отдавал все эти деньги на нужды благотворительности.
Бескорыстное служение обществу — ничего не поделаешь.
Он встал, получив постыдное удовольствие от оставленных на
покрывале грязных следов от своих ботинок, и вошел в гостиную.
Джонни, сидя за громадным письменным столом, в жилетке, изучал
разложенные бумаги.
— Этот сукин сын неплохо нас нагрел — в этом не может быть
никаких сомнений, — сказал он.
— Оставь все это на потом, — посоветовал Рудольф. — Сейчас я
слишком занят, разыгрывая роль преданного слуги народа,
приносящего в жертву всего себя. — Плеснув в стакан со льдом кока-
колы, он подошел к окну, посмотрел на Даллас. Город сверкал на
жарком солнце, устремляясь вверх со дна бесплодной долины
бессмысленным вулканическим извержением металла, смешанного со
стеклом, — последствие какого-то космического катаклизма.
Рудольф вернулся в спальню, назвал телефонистке номер телефона
шефа полиции в Уитби. Ожидая звонка, принялся разглядывать себя в
зеркале. Да, он действительно похож на утомленного человека,

которому нужен отдых. Интересно, когда у него произойдет первый
сердечный приступ? По статистике, в Америке инфаркты случаются
только у бизнесменов — он где-то читал об этом. Но теоретически он
уже давно покончил с бизнесом. Профессора живут долго, почти
вечно, как и большинство генералов, — об этом он тоже где-то читал.
Судя по голосу Оттмана в трубке, тот пребывал в скорбном
настроении. Но он всегда был таким. Свое ремесло — борьба с
преступностью — судя по всему, он считал унизительным. Бейли,
бывший шеф полиции, которого Рудольф посадил за решетку, всегда
казался таким добродушным, веселым, счастливым человеком, и
Рудольф жалел о том, что его пришлось посадить. Честному человеку
трудно избежать приступов меланхолии.
— Мы разворошили осиное гнездо, господин мэр, — печально
сказал Оттман. — Офицер Слаттери сегодня в восемь тридцать утра
поймал первокурсника в Уитби. Он курил марихуану. Подумать только
— в восемь тридцать утра! (Оттман, человек семейный, строго
придерживался распорядка дня, и утренние часы для него были святы.)
Обыскав его, полицейский обнаружил при нем унцию с лишним
наркотика. Перед тем как отправить его в тюрьму, он долго с парнем
беседовал. Нарушитель признался, что в общежитии, по крайней мере,
пятьдесят его сверстников курят гашиш и марихуану. Если мы там
произведем обыск, то найдем никак не меньше фунта зелья. У парня
есть адвокат, и к вечеру его придется отпустить под залог. Но этот
адвокат уже наверняка растрепался кому-нибудь о случившемся, и что
теперь прикажете делать нам? Позже мне позвонил президент
Дорлэкер и посоветовал больше никогда не показываться в
студенческом городке. За кого же он в таком случае меня принимает?
Университет Уитби — это вам не Гавана и не Буэнос-Айрес, клянусь
богом, и он находится в черте города, а закон везде закон, клянусь
богом.
Да, неплохой денек я выбрал для поездки в Даллас, подумал
Рудольф.
— Шеф, подождите минутку, дайте подумать.
— Если я не смогу появляться на территории университета,
господин мэр, — решительно заявил начальник полиции, — то можете
принять мою отставку хоть сейчас.

Уж эти честные служаки, подумал Рудольф. Когда-нибудь он сам
попробует марихуану и посмотрит, из-за чего весь этот шум. Может,
именно это нужно Джин?
— Между прочим, адвокат задержанного — это и адвокат Леона
Гаррисона, — сообщил ему Оттман. — Он уже побывал у меня,
интересовался, что мы намерены в этой связи предпринять. Говорит,
что нужно срочно созвать чрезвычайное совещание совета
попечителей университета.
— Ладно, шеф, — примирительно сказал Рудольф. — Позвоните
Дорлэкеру и скажите, что переговорили со мной и я распорядился
провести обыск в общежитии сегодня в восемь вечера. Разрешение на
обыск получите у судьи Сатерли. Только пусть ваши парни оставят
свои дубинки дома. Мне не нужны ничьи увечья. Все, конечно, в
городе вскоре узнают об этом, и может быть, у пацанов хватит ума,
чтобы выбросить всю эту дрянь до нашего обыска в общежитии.
— Вы не знаете этих современных ребят, — печально сказал
Оттман. — Им не хватает здравого смысла подтереть себе задницу!
Рудольф назвал ему номер своего телефона в отеле и велел
перезвонить вечером, как только будет завершен обыск у студентов.
Положив трубку, он допил коку. В самолете их накормили какой-то
ужасной дрянью, и теперь он чувствовал сильную изжогу. К тому же,
по своей глупости, он опрокинул пару коктейлей «манхэттен», которые
стюардесса любезно поставила на его поднос. Почему-то он всегда,
находясь в воздухе, пил «манхэттен». И никогда этого не делал на
земле. Интересно, почему? Не кроется ли в этом тайный смысл?
Зазвонил телефон. Ему показалось, что это телефон в спальне
Джонни. Подождал немного — пусть тот возьмет трубку. Но
оказалось, звонил его телефон. Он поднял трубку.
— Алло!
— Руди? — он узнал голос Гретхен.
— Да, это я.
С того момента, когда она сказала, что Джин алкоголичка, в их
отношениях явно наступило охлаждение. Гретхен оказалась права, но
от этого охлаждение лишь усиливалось.
— Я позвонила тебе домой, — ответила Джин. Она сказала, где ты.
Надеюсь, я тебя не побеспокоила? — Гретхен сама казалась чем-то
озабоченной.

— Нет, нет, — солгал Рудольф. — Я тут бездельничаю на этом
знаменитом курорте — Далласе на водах. Откуда звонишь?
— Из Лос-Анджелеса. Не стала бы тебе звонить, но я сейчас
просто с ума схожу.
Она выбрала подходящее время и место, чтобы сходить с ума,
подумал он.
— Что стряслось? — спросил Рудольф.
— Это все из-за Билли. Ты знал, что месяц назад он бросил
университет?
— Нет, — признался Рудольф. — Ты же знаешь, что он никогда не
нашептывает мне на ухо свои секреты.
— Он сейчас в Нью-Йорке, живет с какой-то девицей…
— Гретхен, дорогая, — пытался урезонить ее Рудольф. — В Нью-
Йорке не меньше полумиллиона юношей возраста твоего Билли живут
с какой-нибудь девушкой. Радуйся, что не с мальчиком.
— Но дело не в этом, — сказала Гретхен. — Его призывают в
армию, ведь он уже больше не студент.
— Ну, может, это и к лучшему, — предположил Рудольф. — Армия
за пару лет может сделать из него настоящего мужчину.
— У тебя же самого маленькая дочь, — с горечью сказала
Гретхен. — Как ты можешь так разговаривать со мной? У меня только
один сын. Не думаю, что, если ему прострелят голову, он станет
настоящим мужчиной.
— Успокойся, Гретхен, это не значит, что раз парня призывают, то
через два месяца его автоматически убьют. А сколько парней
дослуживают весь срок и возвращаются домой без единой царапины.
— Именно поэтому я и звоню тебе, — продолжала Гретхен. — Я
прошу тебя сделать все, чтобы он действительно вернулся домой без
единой царапины.
— Да что я могу?
— Ты знаешь многих в Вашингтоне.
— Но никто, поверь, не сможет освободить призывника от
воинской службы, если он бросил университет и если у него отличное
состояние здоровья. Никто, даже люди из Вашингтона.
— Ну, я не столь уверена в этом, — возразила Гретхен, — по
крайней мере, если судить по тому, что я слышала или читала. Я не
прошу тебя отмазать Билли от службы в армии.

— В таком случае, о чем же ты меня просишь?
— Постарайся использовать свои связи, чтобы Билли, если его
заберут, не послали во Вьетнам.
Рудольф тяжело вздохнул. Все дело в том, что он в самом деле знал
кое-кого из влиятельных людей в Вашингтоне, которые могли бы это
сделать и которые, вероятно, это сделали бы, попроси он их о таком
одолжении. Но он больше всего на свете презирал эту мелочную
закулисную дипломатию с целью добиться каких-то привилегий. Такие
происки подрывали его незыблемые нравственные устои, ставили под
сомнение истинную причину его вступления на ниву служения
обществу. Другое дело — мир бизнеса.
В мире бизнеса всегда можно обратиться к кому-то из влиятельных
лиц, попросить найти доходное местечко для своего племянника или
кузена. Все это вполне нормально. Все зависело от того, скольким вы
были обязаны такому человеку, что ожидаете получить от него в
будущем, и вообще, нравится ли он вам. Да, в таком случае можно
помочь племяннику или кузену и сделать это не моргнув глазом, без
зазрения совести. Но использовать власть, чтобы отвести от сына
сестры угрозу гибели, власть, которой ты добился с помощью голосов
твоих избирателей, людей, которым ты обещал служить верой и
правдой и представлять их интересы, неукоснительно соблюдая закон,
нет, это — совершенно другое. Ведь тысячи других парней, таких же
как Билли, такого же возраста, забирают в армию, и они могут быть
убиты, а он, Рудольф, активно этому содействует и молча одобряет.
— Гретхен, — сказал он, повышая голос, чтобы не мешало гудение
в трубке, — может быть, тебе поискать иной способ…
— Кроме тебя, есть только один человек, который может мне
помочь, — сказала Гретхен, закипая от гнева. — Это брат Колина
Берка. Он — генерал, служит в ВВС. Но он сейчас во Вьетнаме. Я
уверена, что он вывернулся бы наизнанку, только бы Билли никогда не
услышал ни одного боевого выстрела.
— Да не кричи ты, — сказал Рудольф, отстраняя от уха трубку. —
Я тебя отлично слышу.
— Послушай, что я тебе скажу. — Теперь она уже не кричала, а
орала, словно у нее началась истерика. — Если ты отказываешься мне
помочь, то я приеду в Нью-Йорк и заберу с собой Билли. Мы с ним

уедем либо в Канаду, либо в Швецию. И я растрезвоню повсюду,
почему так поступаю.
— Боже, Гретхен, опомнись, — пытался успокоить ее Рудольф. —
Что с тобой? Что у тебя, климакс?
Он слышал, как она швырнула трубку на том конце провода.
Медленно поднявшись, он подошел к окну, снова обвел взглядом
Даллас. Город не менялся — смотри на него хоть из спальни, хоть из
салона.
Семья, подумал он. Сам не зная почему, он всегда пытался
защитить свою семью. Он помогал отцу у печей, доставлял клиентам
выпечку, поддерживал мать до самой смерти. Занимался темными
делишками с детективами, ему пришлось вынести эту ужасную сцену
с Вилли Эбботтом, это он помог Гретхен добиться развода с ним, он
завязал дружеские отношения с ее вторым мужем. Сделал большие
деньги для Тома, чтобы тот мог покончить со своей дикой жизнью, к
которой его принудили жизненные обстоятельства. Прилетел с другого
края континента на похороны Колина Берка, чтобы поддержать семью.
Взял на себя всю тяжесть ответственности, когда решил забрать этого
насмешника, неблагодарного Билли, из школы, где ему приходилось
несладко; он устроил его в университет Уитби, хотя по его оценкам в
аттестате зрелости ему была прямая дорога в техническое училище.
Он разыскал Тома в гостинице «Эгейская» ради матери, все разузнал о
Западной Пятьдесят третьей улице, вернул долг Тома Шульцу,
заплатил адвокату, чтобы Том нашел своего сына и развелся с этой
проституткой…
Он не ждал от них благодарности, горько размышлял Рудольф. Он
делал все не ради благодарности, а ради того, чтобы быть всегда
честным с самим собой. Он сознавал свои обязательства перед собой и
перед другими, и если бы он их не выполнял, то не смог бы спокойно
жить.
Но как выполнить эти обязательства до конца, если они постоянно
множатся? Это и было проблемой.
Он снова подошел к телефону, заказал разговор с Гретхен в Лос-
Анджелесе. Услышав в трубке ее голос, он сказал:
— Ладно, Гретхен. По пути домой я остановлюсь в Вашингтоне,
посмотрю, что мне удастся сделать для тебя. Прошу только об одном
— не нужно так волноваться.

— Спасибо тебе, Руди, — тихо ответила она. — Я знала, что ты
позвонишь и поможешь.
Брэд, как и говорил его помощник, пришел в отель в пять тридцать.
От техасского жаркого солнца и техасских крепких напитков рожа его
стала еще краснее. Он явно отяжелел, расширился в объеме. На нем
был темный летний костюм в полоску, мятая голубая рубашка с
большими жемчужными запонками.
— Простите, что не смог встретить вас в аэропорту, — начал он с
порога. — Надеюсь, мой помощник сделал для вас все, что нужно, —
он плеснул в стакан на кубики со льдом бурбона и, весь сияя, смотрел
на своих друзей. — Ну, давно было пора, ребята, нанести мне визит,
приехать сюда, на юг, собственными глазами увидеть, откуда к вам
текут денежки. Мы сейчас вводим в эксплуатацию новую скважину, и
может быть, завтра я найму самолет и мы слетаем туда, посмотрим,
как идут дела. А в субботу сходим на бейсбольный матч. Места
лучшие. Прямо посреди трибуны, напротив пятидесятиярдовой линии.
Самая главная игра сезона. Техас против Оклахомы. Там будут безумно
орать тридцать тысяч блаженных пьяниц. Жаль, что в городе нет
Вирджинии, чтобы поприветствовать вас лично. Она будет просто
безутешна, когда узнает, что вы были здесь и уехали, не дождавшись
ее. Но она сейчас на севере, гостит у папочки. Насколько я знаю, он
нездоров. Остается надеяться, что ничего серьезного. Мне
действительно нравится эта старая развалина…
Довольно трудно было вынести все это сразу — несдержанное,
показное гостеприимство и отчаянный напор южного многословия.
— Уймись, Брэд, прошу тебя, — сказал Рудольф. — Во-первых,
нам хорошо известно, почему здесь нет Вирджинии. И мы знаем, что
она не гостит у папочки, как ты пытаешься это представить.
Две недели назад к нему в офис зашел Калдервуд и сообщил, что
Вирджиния уехала от Брэда навсегда, так как он подцепил какую-то
актрисульку в Голливуде и теперь трижды в неделю летает к ней из
Далласа. К тому же у него были большие финансовые неприятности.
После визита старика Рудольф и начал подозревать неладное, он
позвонил Джонни.
— Пардон, — сказал Брэд, потягивая виски. — Не понимаю, о чем
ты толкуешь. Я только что разговаривал с женой по телефону, и она

сказала, что ее можно ожидать здесь со дня на день и…
— Ты не разговаривал с женой, и она сюда никогда больше не
приедет, Брэд, — сказал Рудольф. — И ты отлично об этом знаешь.
— Как и о многом другом, — вмешался в разговор Джонни. Он
стоял между Брэдом и дверью, словно опасаясь, как бы тот внезапно
не убежал. — И мы тоже знаем.
— Боже, — настороженно произнес Брэд, — если бы вы не были
моими друзьями, которых я знаю всю жизнь, то я бы сказал, клянусь,
что вы проявляете по отношению ко мне враждебность. — Несмотря
на кондиционер в номере, он весь вспотел, рубашка его покрылась
темными влажными пятнами. Его короткие, толстые пальцы дрожали,
когда он брал ими кусочки льда.
— Давай начистоту, Брэд, — сказал Джонни.
— Ну… — засмеялся Брэд, точнее, пытался рассмеяться. — Может,
я и позволял себе кое-какие вольности по отношению к жене время от
времени. Но ты же меня знаешь, Руди. У меня нет той силы характера,
что у тебя, и я не в силах преодолеть соблазн, когда передо мной
мелькает круглая, обтянутая штанишками женская попка. Но
Вирджиния все воспринимает слишком серьезно, делает из мухи
слона. Она…
— Нас не интересуешь ни ты, ни Вирджиния, — сказал Джонни. —
Нас интересует только одно — куда подевались наши деньги.
— Но ведь вы каждый месяц получали финансовый отчет, —
ответил Брэд.
— Да, получали, — подтвердил Джонни.
— В последнее время, правда, нам чуть не везет. — Брэд вытирал
пот с лица большим льняным носовым платком с вышитой
монограммой. — Как говорил мой папочка, да благословит Господь
его душу, по поводу нефтяного бизнеса: не зная броду, не суйся в воду.
— Мы тут провели кое-какие проверки, — монотонно продолжал
Джонни, — и пришли к выводу, что в прошлом году ты украл у
каждого из нас по семьдесят тысяч долларов.
— Вы, ребята, должно быть, шутите, — сказал Брэд. Лицо у него
побагровело, на нем застыла улыбка, словно припаянная навечно
утюгом к его красной, туго натянутой коже над влажным,
пропитанным потом воротником рубашки. — Вы что, шутите, ребята,
да? Ничего себе, шутка! О боже, сто сорок тысяч долларов!

— Брэд, — предостерегающе начал Рудольф.
— Ладно, вы, конечно, не шутите. — Брэд тяжело опустился на
цветастую кушетку, грузный, уставший, сразу помрачневший человек,
с покатыми плечами, контрастируя с яркими тонами самой лучшей
мебели в самых лучших апартаментах в самом лучшем отеле Далласа,
штат Техас.
— Ладно, я расскажу вам, как все случилось.
А все случилось вот как: Брэд встретил юную звезду по имени
Сандра Дилсон. Это произошло год назад, когда он уехал в Голливуд в
поисках новых инвесторов для своего бизнеса. «Милая, невинная
девушка», — проговорил Брэд. Он отчаянно влюбился. Но она долго
не позволяла ему дотронуться до нее даже пальцем. Чтобы произвести
на нее должное впечатление, он стал покупать ей драгоценные
украшения.
— Вы себе даже представить не можете, сколько дерут здесь, в
этом городе, за камушки, просто ужас! — возмущался Брэд. — Как
будто здесь все печатают деньги. — И чтобы произвести на нее еще
большее впечатление, он зачастил на скачки, где делал
умопомрачительные ставки. — Сказать по правде, — продолжал он, —
эта девушка носит на себе драгоценностей на сумму четыреста тысяч
долларов, и я за все заплатил сполна. Но в постели с ней, —
откровенничал он дальше, — я испытывал такие мгновения, что ни
капли не жалею об этом. Я люблю ее, я потерял из-за нее голову — и
горжусь этим, и я готов ответить за все возможные последствия.
Для того чтобы раздобыть деньги, Брэд начал подделывать свои
ежемесячные доклады. Он выдавал за перспективные тощие
месторождения, «бурил» скважины, которые давным-давно были
вычерпаны до дна и заброшены много лет тому назад, завышал в
десять, а то и в пятнадцать раз стоимость используемого нефтяного
оборудования.
Вместе с ним в сговор вступил главный бухгалтер, и Брэд щедро
платил ему, чтобы тот держал язык за зубами. К нему поступали
тревожные запросы и от других инвесторов, но ему каким-то образом
удавалось от них отбиваться.
— Сколько у тебя в данный момент инвесторов, принимающих
участие в твоем бизнесе? — спросил Джонни.
— Пятьдесят два.

— Пятьдесят два идиота, — с горечью заметил Джонни.
— Я никогда ничем подобным прежде не занимался, — сказал Брэд
как ни в чем не бывало. — У меня безупречная деловая репутация в
Оклахоме и здесь, в Техасе. Спросите любого. Люди мне доверяли
всегда, и у них были все основания для этого.
— Ты сядешь в тюрьму, Брэд, — холодно бросил Рудольф.
— Нет, ты этого не сделаешь, я же твой старый друг Брэд, который
сидел с тобой на одной скамье до дня нашего выпуска. Неужели ты
пойдешь на такое, Руди?
— Непременно, — огорчил его Рудольф.
— Погодите, погодите, — перебил их Джонни. — Пока рано
говорить о тюрьме. Нас больше должно сейчас интересовать другое —
каким образом можем мы вернуть свои деньги, прежде чем сажать
этого идиота за решетку!
— Ну это другое дело. Со мной нужно разговаривать разумно.
— Какие у тебя в данный момент активы? — спросил Джонни.
— Вот это другой разговор, — повторил Брэд. — Вот теперь мы
говорим по-деловому. Я пока чист. Еще пользуюсь кредитом.
— Как только ты выйдешь из этой комнаты, Брэд, — сказал
Рудольф, — тебе не дадут ни в одном банке на территории всей страны
и десяти центов в кредит. Уж об этом я позабочусь, будь спокоен. —
Пусть знает, что он ему противен. Зачем скрывать?
— Джонни. — Брэд с мольбой в глазах повернулся к Джонни. —
Но это же месть. Поговори с ним, Джонни. Я понимаю, что он на меня
немного обижен, но быть настолько мстительным…
— Я спросил тебя о твоих активах, — продолжал настаивать
Джонни.
— Ну, если судить по отчетности, — уныло ответил Брэд, — то
картина не очень оптимистичная… — Он ухмыльнулся, не теряя
надежды на то, что сможет выкрутиться. — Но мне удалось кое-что
скопить. Как говорят, на черный день. Деньги лежат на депозитах, в
маленьких сейфах в разных банках. Конечно, их не хватит, чтобы
рассчитаться сполна, но вам, ребята, могу вернуть большую часть.
— Это случайно не деньги Вирджинии? — спросил Рудольф.
— Деньги Вирджинии! Куда хватил! — презрительно фыркнул
Брэд. — Этот прижимистый старик давал деньги с такими условиями,

что на них я не смог бы купить себе хот-дог, если бы подыхал с голоду
в грязной канаве.
— Он оказался куда умнее нас, — сказал Рудольф.
— Боже, Рудольф, — взмолился Брэд. — Сколько можно говорить
одно и то же? Мне и так не по себе.
— И сколько у тебя наличными? — спросил Джонни.
— Ты ведь понимаешь, Джонни, — ответил Брэд. — Об этих
деньгах нет сведений ни в одном из финансовых отчетов компании.
— Я все понимаю, — ответил Джонни. — Сколько?
— Около ста тысяч, — ответил Брэд. — Могу выплатить каждому
из вас по пятьдесят тысяч под расписку. И лично гарантировать, что
остальное выплачу позже.
— Когда? — бесцеремонно спросил Рудольф напрямую.
— Ну, мы сейчас бурим кое-какие скважины… — Рудольф по его
голосу сразу понял, что он лжет. — Потом могу съездить к Сандре,
объяснить ей сложившуюся ситуацию. Скажу, что я сейчас в дерьме,
попрошу вернуть мне кое-какие из подаренных ей драгоценностей.
Рудольф недоверчиво покачал головой:
— И ты в самом деле считаешь, что она вернет?
— Она — очень милая девочка, Руди. Как-нибудь я тебя с ней
познакомлю.
— Послушай, Брэд, ради бога, да стань ты наконец взрослым
человеком, — резко оборвал его Рудольф.
— Подожди здесь, — сказал Брэду Джонни. — Нам нужно
переговорить с Руди наедине.
Джонни нарочито медленно взял со стола бумаги, над которыми
работал, и пошел к двери спальни Рудольфа.
— Послушайте, ребята, не станете возражать, если я налью себе
немного?
Рудольф последовал за Джонни, и тот закрыл за ними дверь
спальни.
— Нужно принимать решение, — сказал он. — Если он не врет и у
него на самом деле есть сто тысяч или около этого, можно забрать у
него деньги и таким образом сократить наши потери. Выходит по
нескольку десятков тысяч долларов на нос, плюс-минус несколько
баксов. Если мы их не возьмем, то придется сообщить обо всем
кредиторам и, вероятно, провести его через процедуру банкротства. И,

может быть, возбудить против него судебный процесс. Все кредиторы
в таком случае получат либо по равной доле, либо пропорционально
их капиталовложениям и фактической задолженности Брэда каждому
из кредиторов.
— Имеет ли он право заплатить нам и не заплатить другим?
— Но ведь он пока еще не банкрот, — ответил Джонни. — Думаю,
этот вопрос не может возникнуть в суде.
— Делать нечего, — сказал Рудольф. — Пусть эти сто тысяч
пойдут в общий котел. Сегодня же вечером мы отберем у него ключи
от его сейфов, чтобы он не снял без нас деньги и не улизнул.
Джонни вздохнул.
— Я знал, что услышу от тебя эти слова, — сказал он с
подначкой, — ты же у нас рыцарь…
— Если он мошенник, — сказал Рудольф, — то я не собираюсь сам
прибегать к мошенничеству, чтобы сократить свои потери, как ты
выразился.
— Я сказал только, что этот вопрос, вероятно, не всплывет в
суде, — напомнил Джонни.
— Как нехорошо, — сказал Рудольф. — Только этого мне не
хватало!
Джонни вопросительно посмотрел на Рудольфа:
— А что ты скажешь, если я подойду к нему и скажу: «О'кей, я
беру свою половину, а на остальное мне наплевать»?
— Я сообщу о твоем поступке на встрече кредиторов, — ровным,
спокойным тоном ответил Рудольф, — подам на тебя в суд и потребую
возмещения нанесенного ущерба.
— Сдаюсь, дорогой, — миролюбиво сказал Джонни. — Ну что
можно противопоставить честному политику?
Они вошли к Брэду в гостиную. Тот стоял у окна со стаканом в
руке, лучшие билеты на самую лучшую игру сезона лежали у него в
бумажнике, и глядел на свой любимый город Даллас. Джонни сказал
ему, какое решение они приняли. Он молча кивнул, хотя так до конца
всего и не понял.
— И завтра, имей в виду, ты должен быть здесь ровно в девять, —
сказал Рудольф. — До открытия банков. Мы пойдем с тобой,
посмотрим на сейфы, о которых ты рассказал, и сами позаботимся о
твоих деньгах. Выпишем тебе расписку для отчетности. Если

опоздаешь хотя бы на минуту, я немедленно позвоню в полицию и
выдвину против тебя обвинение в мошенничестве.
— Руди… — жалостливо произнес Брэд.
— И если хочешь сохранить свои модные, дорогие жемчужные
запонки, — продолжал Рудольф, — то лучше спрячь их подальше,
потому что в конце месяца местный шериф явится к тебе, чтобы
описать все твое имущество, включая и вот эту красивую с оборками
рубашку, что на тебе, чтобы вырученными за все деньгами
расплатиться за твои долги.
— Вы, ребята, — упавшим голосом начал Брэд. — Вы, ребята, и
понятия не имеете, что такое оказаться в моей шкуре. Оба вы богачи
— у вас богатые жены, у них миллионы, у вас есть все, что нужно, и
будет все, что пожелаете. Вы и не представляете, каково сейчас мне.
— Не надрывай нам сердце, — грубо сказал Рудольф.
Его еще никто в жизни так не раздражал и не злил, как этот Брэд.
Он с трудом сдерживался, чтобы не наброситься и не придушить его
своими руками.
— Будь здесь, в этом номере, ровно в девять.
— Ладно, буду, — пообещал Брэд. — Вы, конечно, не согласитесь
поужинать со мной…
— Убирайся отсюда, пока я тебя не убил, — прорычал Рудольф.
Брэд подошел к двери.
— Ну, — сказал он, обернувшись, — желаю вам приятно провести
время в Далласе. Это очень большой город. И не забывайте, — он
жестом указал на комнаты, на выпивку на длинном столе. — Все это
— за мой счет.
И он вышел.

жүктеу/скачать 4,7 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: