Чтения Выпуск II материалы межрегиональной научно-просветительской конференции «Казаки и горцы Северного Кавказа в Первой мировой войне
жүктеу/скачать 4,32 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Примечания
- IV . КУБАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА И ПРЕССА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ В. К. Чумаченко
|
Военная служба для казака, часть его жизни: торжественные станичные проводы, недолгое пребывание в «Урупских лагерях» [3] и Армавирский вокзал, откуда под пронзительный, хватающий за душу марш «Прощание славянки» бесконечные воинские эшелоны увозили вновь призванных казаков на фронт. Служба бесскорбенцев это – легендарный 1-й Лабинский генерала Засса полк, 3-я Кубанская батарея и знаменитый Его Императорского Величества 6-й пластунский батальон [4]. Где побывала и что повидала эта икона можно только предполагать – Эрзерум, Карс, Трапезунд, Алашкерт, озеро Ван, поля Галиции и Буковины, Восточная Пруссия и Прикарпатье, Румыния и Персия, а может исток и самого Тигра или библейские Арарат и Евфрат. Во все времена существования Русской Православной Церкви ее важнейшей миссией было служение национальным интересам России, Церковь никогда не стояла в стороне от событий, переживаемых Отечеством. Православие освещает весь жизненный путь человека, более того – никогда не покидало своих чад во время войн, когда особенно важны были понимание и доброе напутствие. С момента начала войны Святейшим синодом устанавливались особые ежедневные молитвы с богослужением за государя, сражающееся воинство и раненных воинов. Такие бумажные иконки-открытки, после напутственного молебна, церковь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» станицы Бесскорбной дарила каждому казаку, уходящему на фронт, благословляя его отдать священный долг. Икона свидетельствует: святые отцы станицы Бесскорбной в трудную военную годину неразлучно находились со своими христианскими чадами, а также насколько тогда деятельность казачьего духовенства была пропитана духом патриотизма и любви к Родине. Дарились ещё Евангелие и молитвословы. Во все времена, Вера была одним из краеугольных камней казачьих традиций, давая казаку достойно сражаться, весь её смысл укладывался в три неразрывных, связанных Православием символа: за Веру, Царя и Отечество. Важнейшим направлением в деятельности священнослужителей всегда были укрепление и распространение боевых традиций русского воинства. Молодое казачье поколение знало своих героев и воспитывалось исключительно на их подвигах, традиция хранить списки погибших при защите Отечества казаков под сводами станичного храма существовала на Кубани вплоть до октября 1917 г. Белого мрамора мемориальные плиты с золотыми буквами имен казаков отдавших свою жизнь за святое дело – спасение родной земли хранились и в нашей станичной церкви. Горька судьба этих героев, не дождались они ни юбилейных медалей, ни музеев, ни вечных огней, ни цветов в день Победы. Самозваной большевистской власти, героизм и мужество за которые казаки получали Георгиевские кресты, защищая наше Отечество, были не нужны, было сделано всё возможное, чтобы геройские подвиги наших земляков были забыты, зачёркнуты, стёрты из станичной памяти [5]. Подвиг, как известно, это не только мужественный поступок, осуществляемый в трудных, опасных условиях, но и терпеливое, не бросающегося в глаза, будничное несение жизненного креста. Неустанные духовно-нравственные старания станичных православных батюшек в годы Первой мировой войны обширны и значительны и сегодня не вызывает сомнений, главное подтверждение этому – части Кубанского казачьего войска были боеспособны и готовы на массовый героизм до самого конца войны. Стороны их деятельности разнообразны и заслуживают исследований. О священнике Василии Тимофеевском пока известно совсем немного. Священников с такой фамилией в разное время на Кубани было несколько. Известно, что Василий Тимофеевский был членом Ставропольского церковного Андреевско-Владимирского братства, которое занималось религиозно-нравст-венным просвещением православного населения Северного Кавказа. Безусловно, за свою службу и труды В. Тимофеевский заслужил того, чтобы его достойное имя навсегда было вписано в казачью историю станицы Бесскорбной и историю Православной Церкви. Печатная икона на бумаге есть удивительное явление в русской истории, которым можно искренне восхищаться! Такие иконы были очень распространены в кубанских станицах, их можно тогда было купить в церковных лавках и в иконных лавках, были они и у торговцев на многочисленных ярмарках и рынках. Ими постоянно пользовались. В походном сундуке уходившего на военную службу казака, кроме личных вещей, узелка с родимой землёй, обязательно была икона. Дешевые и доступные иконы раскупались охотно, покупались не только для своего дома, но и дарились родственникам, друзьям, соседям. Печатных (бумажных) икон в те времена производилось не так уж и мало, а цель была проста: необходимо было восполнить дефицит востребованных и недорогих религиозных сюжетов, охотно раскупающихся прихожанами храмов и паломниками. В безбожное советские времена, иконы, напечатанные на бумаге, заменяли писаные образы, так как их легче возможно было скрыть во время обысков и уничтожения. Бумажные иконы выпускались и в частных типографиях и в монастырских, были они различными по исполнению, качеству, цветности и технологии изготовления. Существовало две основные технологии производства печатной иконы: литография и хромолитография. Часто цветные печатные иконы ошибочно называют литографиями. Литография – это одноцветная печать, производимая путем оттиска матрицы на бумаге или картоне. Хромолитография – печать цветная, и сам способ получения такого изображения трудоёмок и многоэтапен, но дает огромное преимущество, благодаря яркости изображений и огромному тиражу и главное они стоили небольших денег. Даже сегодня можно удивляться красоте и сложности старинной печатной иконы. Имеют они и определённую ценность, выпущенные изначально большими тиражами, до наших дней вполне могло дойти и сохраниться не более нескольких экземпляров, а то и вовсе – единственном, как в нашем случае! Среди производителей бумажных икон, особо выделяется хромолитография Ефима Ивановича Фесенко, располагавшиеся в Одессе, основанная им в 1883 году. Для своего времени Е.И. Фесенко был выдающимся деятелем просвещения. Он один из первых в стране практикует массовое издание недорогих книг и брошюр для тех, кто жаждал чтения, но не мог позволить себе на это больших затрат. Особенностью работы типографии Е.И. Фесенко стало печатание икон, на Всемирной Миланской выставке в 1897 году за представленные литографии Е.И.Фесенко был присужден первый приз [6]. Иконы печатались массовыми тиражами и расходились во все уголки не только Российской империи, но и всего Православного мира. Их и сейчас можно найти в домах верующих, в монастырских кельях и приходских храмах. Его книги и иконы распространялись в Сербии, Болгарии, на Кавказе, в Средней Азии, на Синае, в Иерусалиме, в Греции, на Афоне и даже в Ватикане. После установления в стране советской власти все предприятия Е.И. Фесенко были национализированы. Они живы и по сей день и сегодня это называется Одесская городская типография [7]. Примечателен и гриф: «дозволено цензурой». К тому военному времени он абсолютно никакого отношения не имеет. В дореволюционное время в печатном деле использовался гриф «дозволено цензурой», он выставлялся на все издания, в том числе и совершенно православные. Дело в том, что успех печатной продукции и дальнейшая коммерциализация её производства «вело к угасанию исконного иконописного промысла» [8], и в конце XIX века общество начинает выражать обеспокоенность о судьбе исконного «рукописного производства» – святых образов. Озаботился и сам император, в 1901 году Николай II издает особый указ, дающий возможность создать «Комитет попечительства о русской иконе» под руководством графа С.Д. Шереметьева. Позднее, указ Священного Синода и вовсе запретил печатать иконы при монастырях и храмах, также запрещалось и производство икон на жести, усилилась церковная цензура за качеством выпускаемых печатных икон [9]. Мощный поток «машинных» икон способствовал также проникновению в православную иконографию католических и протестантских мотивов. Однако, индустрия печатных икон приобрела неуправляемый характер и никакие указы и решения уже не действовали, печатная и жестяная икона продолжала выпускаться до самой революции. В 90-х эта икона была подарена местному музею. К сожалению, в открытом доступе Вы её не найдёте! При всей нынешней «политкорректности» ещё чувствуется идеологическое деление на «своих» и «чужих». Из давней и недавней истории выбираются только те факты, которые роднят казачество с большевиками. Известно, что «фальсификация» – это не только и не столько сочинение новых фактов, сколько замалчивание уже существующих. Вот такая получается история с иконой из казачьего сундука! Примечания: . История Первой мировой войны: в 2-х тт. М., 1975. 2. Размер иконки 10х14 см. 3. В месте формирования казачьих полков в годы войны, в том числе и знаменитого Черкесского полка, сегодня находится п.Дивное, близ Армавира. После Гражданской здесь был концлагерь для казаков и расскулаченных. В войну, в 1942 году, место формирования первого штрафбата (Постановление №004 Военного совета Северо-Кавказского фронта от 31 июля 1942 г.), потом – лагерь для военнопленных немцев, румын и венгров. 4. Это первоочередные полки, служили бесскорбенцы также и в полках второй и третьей очереди, определённая часть служила также в сводных полках и отдельных сотнях создаваемых на время войны. 5. Скорбященская церковь ст. Бесскорбной также разделила судьбы своих прихожан в трагические годы XX века, закрывали её неоднократно, богослужения прекратили перед самой войной, и, несмотря на сопротивление прихожан, после войны она была окончательно закрыта. В 1950-х, содрав купола, колокольню, приспособили под кинотеатр «им. Ленинского комсомола». В таком виде церковь простояла до средины 70-х, и в 1975 г., уже израненная, полуразрушенная всё же была варварски уничтожена. На месте разорённой церкви и погоста построили дом культуры, котельную, танцплощадку и общественный туалет…, а бывший дом псаломщика приспособлен под станичный Сельсовет (в настоящее время – Администрация). 6. См.: http://www.odessa.ua/ru/45886. 7. Там же. 8. Стародубцев О.В. Церковное искусство. М.: 2007. 9. В действительности запреты были и раньше. Ещё XVII веке, в досинодальный период, патриарх Московский Иоаки́м писал: «Многие торговые люди покупают листы на бумаге печатные немецкие, а продают немцы еретики, лютеры и кальвины, по своему их проклятому мнению и неправо наподобие лиц своея страны и в одеждах своих странных немецких, а не с древних подлинников, которые обретаются у православных. И они еретики икон не почитают, и ради бумажных листов иконное почитание презирается». После этого последовал указ «совершенно запретить как печатание священных изображений на бумаге, так и продажу их, и тем более употребление их в церквах и домах вместо икон» (См.: Покровский Н. Очерки памятников христианской иконографии и искусства СПб., 1900. С. 370). IV. КУБАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА И ПРЕССА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ В. К. Чумаченко ПОЭМА Ф.А. ЩЕРБИНЫ «ПЕТРО-КУБАНЕЦ» КАК ПОЭТИЧЕСКОЕ ПОДВЕДЕНИЕ ИТОГОВ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ Готовя к печати Собрание сочинений Ф.А. Щербины, автор сообщения писал в предисловии к первому тому: «Бытует мнение, что кубанская земля не дала России гениев, сопоставимых с величием Пушкина или Шолохова. Но, думается, определяя значимость того или иного уголка нашей большой Отчизны, не следует делать акцент лишь на произраставших там литературных дарованиях. Суть дела не в сфере проявления талантов, а в масштабности обобщающей фигуры, в ее способности исчерпывающе полно выразить породившую его культуру. Где-то эта миссия выпала на долю выдающихся художников слова, у нас же она по праву досталась всемирно признанному ученому, знатоку народной жизни, казачьему историку Федору Андреевичу Щербине. В своих многочисленных научных трудах, публицистических и художественных произведениях ученый-гуманист оставил нам образ Кубани, который не вылепишь из простой суммы исторических фактов. Вобрав в себя грандиозный массив народных и книжных знаний, он выдал нам их квинтэссенцию, сконцентрированную в изысканных научных формулировках и ярких художественных образах» [1]. В этом развернутом тезисе о значении для Кубани творческой личности знаменитого кубанца, как видим, упомянуто и его поэтическое наследие, малоизвестное современному читателю. И это несправедливо, так как Федором Андреевичем было написано весьма знаковое произведение о Второй Отечественной войне, как называли Первую мировую, или «империалистическую» войну сами современники. О том, что известный кубанский ученый, статистик и историк Ф.А. Щербина всю сознательную жизнь писал стихи, исследователям его наследия хорошо известно. Самую первую его поэтическую публикацию нам удалось выявить в журнале «Северный Вестник» за 1889 год [2]. Стихотворение «Жду, дождаться не могу я…» подписано довольно прозрачным псевдонимом Федор Андреев, который Федор Андреевич использовал и при напечатании в этом же журнале и своих научный статей. 
Ф.А. Щербина Однако широко к поэзии Щербина обратился только в годы Первой мировой войны, революции и Гражданской войны, когда математические формулы были не в силах выразить накал человеческих страстей, которые охватили тогда родную Кубань. Писать стихи знаток русской жизни и казачьей истории продолжил и в эмиграции [3]. В лирических излияниях этой поры ощущается тяготение к философским размышлениям о природе, человеке и научном познании мира, преобладают мотивы эпического осмысления в большой жанровой форме ключевых моментов в истории казачества, его привлекают такие яркие личности казачьих предводителей, как герой «персидского бунта» Федор Дикун (поэма «Черноморцы») и прославленный украинский гетман (поэма «Богдан Хмельницкий»). Оба эти произведения писались в основном в пригородном поезде Прага–Подебрады, где в небольшом чешском курортном городке работала Украинская господарская (т.е. хозяйственная. – В.Ч.) академия. В ней профессора с нетерпением ожидали многочисленные земляки, студенты-кубанцы, пристроенные им же в это учебное заведение для получения среднего технического образования. Вероятно, они и были первыми слушателями поэтических строк, сочиненных под стук вагонных колес [4]. Героическая поэма «Петро-Кубанец» была опубликована на исходе зимы, 11 февраля 1918 года, в газете «Вольная Кубань» [5]. За два дня до этого из Ростова в Ледяной поход уже выступила Добровольческая армия Юга России. В Екатеринодаре к ее обозу присоединилось кубанское правительство, различные учреждения республики Кубанский край, сотни беженцев. Где-то среди них затерялась и «линейка» с профессором Щербиной, найти которую в эвакуирующемся городе довелось с большим трудом. Тех, кто не смог уйти, ждали полгода красного террора с социализацией девушек, бессудными расстрелами буржуазии и интеллигенции на печально знаменитом Голодном острове, бесконечные реквизиции и самоуправство комиссарских кожанок. Но поэма «Петро-кубанец» пока не об этом. В ней зафиксировано приближение конца Первой мировой войны (Россия вышла из нее через месяц), так что эпическое произведение Ф.А. Щербины волей-неволей оказалось ее поэтическим итогом. Так оно, видимо, и задумывалось. Поэма была опубликована в газете только наполовину. Следующий номер «Вольной Кубани» вышел уже после освобождения Екатеринодара от красных. Важно отметить, что произведение написано на черноморском диалекте украинского языка, более понятном тогда станичной казачьей «массе», чем литературный русский язык. Сам автор так объяснял позднее свое неожиданное обращение к «козацькой мове» в письме к выдающемуся российскому книговеду Н. Рубакину: «Да, я, Щербина, украинец, и «українській мові» (языку) начал учиться на 69 году своей жизни. Как-то вспомнилась мне в этом возрасте моя мать и те ласковые материнские слова на украинском языке, которые ласкали меня в детстве и такими же ласкающими были и для 69-летнего ребенка. Точно меня обухом по голове кто треснул. Я – украинец – и не говорю и не пишу на материнском языке? И я начал писать и говорить по-украински» [6]. Для наших современников из небытия поэму попытался вернуть альманах «Кубань» [7]. Среди псевдо-патриотического словесоплетения, характерного для всего комментария, встречаются отдельные мысли, с которыми невозможно не согласиться. Ну хотя бы о том, что «кубанская самобытность зародилась в недрах трудовой и духовной жизнедеятельности наших славных предков и до сих пор несет в себе то высшее нравственное начало, которое приметит любой, чей разум не полонен самодовольной предвзятостью». Трудно поспорить и с сентенцией, что «Ф. Щербина подошел к трагической распре смутного времени настолько сведуще, что остается только удивляться его прозорливости, глубине осознания им внутренних истоков того разлада, который подтолкнул пойти сына на отца, брата на брата…» [8]. Вот краткое содержание поэмы. В цветущей кубанской станице живет вдовица Мария, одна растит сына, зарабатывая на жизнь выпечкой на продажу ароматных белых паляниц (хлебов). Ее Иван вырастает богатырем на радость любимой девушки Гали, ну а парубки за силу и справедливость выбирают его своим «парубочим отаманом». Грянула война, и сын, как подобает казаку, обняв на прощание мать, уходит в боевой поход. Тоскует, чувствуя лихую беду Мария. Черной вещуньей бьется к ней в окно безымянная птица. Но казаки, возвращаясь в родную станицу, говорят, что скоро придет и он, а отстал от них потому, что сдает на склады казенное имущество и оружие. Но не суждено Ивану вернуться к родному очагу. По дороге домой он присоединяется на отдых к солдатам, разбившим табор возле придорожного сада. Здесь он становится свидетелем сцены, как дикая орава хищно и безжалостно набрасывается на деревья. Они не трясут яблоки и груши, а жадно ломают ветки, стараясь унести с собой побольше фруктов. Иван, живущий согласно с природой, заступается за деревья и становится жертвой разнузданных мародеров. Они убили молодого казака, надругались над трупом, украли из его ранца нехитрое имущество «от сорочки и до ложки»: Тіла навіть не прикрили, Наче то була здохляка, На стовп напис причепили: «Здесь лежит солдат-собака». Однополчане по суровому вороньему граю находят тело убитого, хоронят его в саду, возле которого тот нашел свою смерть. И вот она, заветная мысль, которой поэт подводит печальный итог кровавой междоусобице: А команда вся стояла У козачої могили, І тоска за душу брала Що в війні так гинуть сили. Да, итогом войны становится большое человеческое горе. Печальную весть приносит в станицу перехожий казак-калека. Бедная мать не выносит такого известия и теряет рассудок: І все ходе по станиці, Стара Мар’я, сиротина, Не пече вже паляниці, А шукає Петра-сина [9]. В нехитром повествовании хочется выделить два важных акцента. Во-первых, в поэме автор предстает вовсе не как ура-патриот. Напротив, он ярко выраженный пацифист. Описывая молодецкий казачий наскок на группу зазевавшихся немцев, автор отдает должное не только казацкой удали, но и доблести противника. Убив одних и захватив в плен других немцев, казаки тут же «з ними стали вже якшаться». А вот как он пишет о погибших: Козаки і німці вкупі В землю рядом полягали, Хоч в одній були халупі, Та цього вони не знали. Там порядки так творились, Щоб всі люди без остатку В домовинах помірились, Мов то діти рідні в батька. Во-вторых, обращают на себя внимание украинофильские строфы поэмы. Ведь на Западном фронте боевые события происходят в том числе на землях Австро-Венгрии, населенных украинцами. И автор не забывает сказать, что кубанские казаки пришли в Галычину как освободители братского славянского народа: … в Галичині, як дома, Наші штабом вже стояли, Там без пушек і без грому Наших гостями признали. Галичани – наші браття, Одного ми з ними роду, Чорноморцям треба взяться, Щоб їх вирвать на свободу. Приведенная выше мысль, свидетельствуя о растущем в Федоре Андреевиче украинофильстве, оказалась вовсе незамеченной публикатором. Он прочел щербиновскую поэму исключительно как выражение созидательного российского «соборного» духа, увидев лишь, что в ней «запечатлены живые казачьи характеры, близкие стихиям русской исторической жизни». И тут мы обращаемся к жанровой природе поэмы. Трудно более ошибочно трактовать ее как реалистическое произведение с «живыми» характерами. Напротив, перед нами скорее народный лубок, так популярный в годы Первой мировой войны в живописи и поэзии, стремящийся к обобщению, гиперболизации героев, идеализации жизненных коллизий, яркости и выпуклости вершинных моментов в развитии сюжета. Станица не названа по имени, но она напоминает «земной рай», а героев зовут Иван, Мария и Ганна – распространеннейшие на Кубани имена. Герой погибает не в бою, а защищая дерево, которое в данном контексте символизирует изобильное древо жизни. На кубанскую републикацию поэмы Ф.А. Щербины критически откликнулся молодой исследователь из Украины Т. Мазурик. Его возмутила явно неумелая текстологическая работа, проделанная кубанским коллегой. Поэма, написанная на украинском языке, была и напечатана в «Вольной Кубани» на нем же. В «Кубани» она вышла в неузнаваемом виде. Было видно, что публикатор, совершая грубые ошибки при воспроизведении текста, совершено не знает языка кубанских аборигенов, не чувствует его красоты и выразительности звучания, порой не понимает элементарного смысла. Сравним хотя бы способ передачи первого четверостишия поэмы. В газете «Вольная Кубань»: На Кубані, у станицях, Любо, легко всім живеться, Всі їдять там паляниці Хліб там білий лиш печеться. В альманахе «Кубань»: На Кубани, у станицах, Любо, легко всем живется. Все едят там паляници, Хлеб там белый лишь печется… «Неизвестно, с какой целью делалось это издевательство над прекрасной украинской поэмой», – восклицает Т. Мазурик, оценивая наивную попытку начинающего публикатора передать украинское произведение русской графикой [10]. Стремясь исправить досадное недоразумение, он подготовил (также в сокращении) поэтический текст Щербины в украинской транскрипции. Он был опубликован в небольшой брошюре, посвященной украинской культуре [11]. К сожалению, составители и издатели школьной хрестоматии «Литература Кубани» [12], выдержавшей два издания, положили в основу воспроизведения поэмы Щербины не выправленный украинским специалистом текст, а неудобоваримый словесный конгломерат, увидевший свет на страницах «Кубани». Так что знаменитая поэма «кубанского рапсода», пылясь на полках Государственного архива Краснодарского края (фонд 764), все еще ожидает своего адекватного прочтения и научной публикации. жүктеу/скачать 4,32 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|