Дебора Макдональд Джереми Дронфилд Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев

Глава 25. Русская патриотка. 1948–1956 гг

жүктеу/скачать 8,39 Mb.

бет	6/8
Дата	26.06.2018
өлшемі	8,39 Mb.
	#44609

1 2 3 4 5 6 7 8

Глава 26. Конец всего. 1956–1974 гг.
Принятые сокращения
Комментарии к датам и географическим названиям

Глава 25. Русская патриотка. 1948–1956 гг.
Подозрения в отношении Муры распространились на ее салон. МИ-5, продолжая наблюдение за ней после получения ею британского гражданства, особенно пристально следила за этой стороной ее жизни.

Люди с нетерпением ожидали приглашения на вечера, устраиваемые баронессой Будберг. На тихих вечеринках она играла роль хозяйки для двенадцати – пятнадцати гостей, но, когда финансы позволяли ей, она устраивала ужины или коктейльные вечеринки для компаний до пятидесяти человек. Отчасти гостей привлекала на них сама Мура, а отчасти – эклектичная компания гостей, которые собирались в убогой квартире с тяжелой старой мебелью, иконами и однообразными российскими и итальянскими пейзажами на стенах.

В те дни – в октябре 1950 г. – согласно резюме отдела В2а МИ-5, у нее были четыре группы знакомых⁸²¹. В первую входили ее друзья из министерства иностранных дел. Вторая представляла собой «кружок молодых педиков» (в В2а считали, что все они «дизайнеры по интерьеру», но большинство из них были писателями и актерами). Самый большой интерес для МИ-5 представлял круг ее друзей-иностранцев, включая «многих русских и известных сторонников Советского Союза». И наконец, у нее был круг «больших друзей», в который входили такие люди, как леди Диана Купер и ее муж Дафф Купер, Лоуренс Оливье и леди Оттолин Моррелл, а также многие другие давние друзья из ее жизни с Уэллсом.

Мура была сильным магнитом. В разговоре дома у Гарольда Николсона между Джорджем Вейденфельдом и его партнером по издательскому делу Наджелом Николсоном (сыном Гарольда) на тему идеального гостя на ужине Мура стояла первая в их списке⁸²². Действительно, Гарольд, который познакомился с ней еще в Берлине и знал с 1920-х гг., считал ее «умнейшей женщиной своего времени в Лондоне»⁸²³. Он знал, что говорит, – на протяжении многих лет видел ее в действии на приемах, когда она твердо отстаивала свою точку зрения в разговорах с величайшими и самыми заносчивыми умами тех дней – Уэллсом, Джорджем Бернардом Шоу, Сомерсетом Моэмом, Артуром Кестлером и десятками других.

Свои вечеринки она устраивала для людей разных кругов, и немногие люди были вхожи в разные группы. Джордж Вейденфельд, который входил в группу шумных литераторов и артистов, однажды спутал даты и явился к ней, когда ее гостиная была полна «седовласых мужчин с военной выправкой, многие из которых были с усами и моноклями». Мура была в замешательстве. «Дорогой, – сказала она, – ты пришел на день раньше». И он был изящно выпровожен вон, чтобы прийти на следующий вечер, когда у нее собралась знакомая компания писателей, издателей и актеров⁸²⁴.

Одним из самых частых гостей в ее салоне был гражданский служащий Гай Берджесс. Мура знала его с тех времен, когда работала в Объединенном комитете телерадиовещания в начале войны. Вероятно, он вошел в круг ее общения через общих друзей, таких как Гарольд Николсон и Исайя Берлин⁸²⁵. В отделе В2а, вероятно, причислили его скорее к группе сотрудников министерства иностранных дел, нежели «молодым педикам», и считали менее интересным, чем «известные сторонники Советского Союза». Джорджу Вейденфельду, который как австрийско-еврейский эмигрант был одним из представителей «иностранного» контингента на вечерах у Муры, не нравился Берджесс. Он считал его тщеславным искателем внимания, который имел привычку вмешиваться в разговоры и «прерывать монолог, невзирая на присутствующих людей»⁸²⁶. На одном из Муриных вечеров Берджесс обвинил Вейденфельда в том, что тот поддерживает проевропейскую политику. По его мнению, единственными державами, которые следует брать в расчет, являются Соединенные Штаты и Советский Союз, и нужно выбирать между этими двумя.

Муре очень нравился Берджесс, и он часто бывал на ее вечеринках. Казалось, она видит в нем родственного по духу человека. Энтони Блант называл Берджесса «не только одним из самых интеллектуально стимулирующих людей, которых я когда-либо знал, но и человеком огромного обаяния с чрезвычайно живым характером», и, хотя Берджесс был «испорченным во многих смыслах, не было темы, обсуждая которую он не выразил бы какую-нибудь интересную и стоящую точку зрения»⁸²⁷. А также Муре и Берджессу нравилось пить больше, чем следовало.

Большинство из частых гостей салона имели свое мнение по вопросу, является ли Мура шпионкой. Слухи о ней распускались уже много раз. Джордж Вейденфельд считал ее русской патриоткой; но «те из ее окружения, которые были политически толерантными и были к ней благожелательны, вполне возможно, признавали, что она могла быть двойным агентом, предоставляя каждому самому догадываться, какую сторону Мура с наибольшей вероятностью поддерживает⁸²⁸.

В июле 1950 г. произошло новое событие, которое усилило интерес МИ-5 к баронессе Будберг. Мура устроила очень маленькую вечеринку, на которую пригласила своего давнего друга – шотландского издателя Джеймса Мак-гиббона (сооснователь издательства «Макгиббон & Ки»), который в военные времена имел отношение к разведке, был известным коммунистом и тоже находился под надзором МИ-5. Гай Берджесс тоже был гостем на той вечеринке вместе с четырьмя другими приглашенными. Через несколько часов сотрудники наружного наблюдения увидели, что они уходят. «Каждый из шестерых гостей был навеселе», как донес агент, а баронесса Будберг подавала им пример, «как, без сомнения, и следовало хозяйке»⁸²⁹. Берджесс все еще считался заслуживающим доверия сотрудником министерства иностранных дел, если и не совсем респектабельным. По мнению В2а, баронесса Будберг «была нежелательным знакомством» для человека с сомнительной репутацией Берджесса и в его положении. Она могла оказывать на него дурное влияние⁸³⁰.

Вместо того чтобы тщательно изучать Берджесса, который тайно работал на Советский Союз с 1930-х гг., МИ-5 сосредоточилась на Макгиббоне. Во время войны он работал на МИ-3, которая отвечала за разведывательные данные для плана высадки войск союзников в Нормандии. Заинтересовавшись тем, насколько лучше военная разведка западных союзников советской разведки, Макгиббон передал информацию о немецких войсках НКВД. Делая это, он считал, что помогает русским воевать, а значит, и исходу войны в целом. В конце войны в знак благодарности советское посольство предложило ему две тысячи фунтов стерлингов, и несколько русских пытались уговорить его продолжить быть их информатором, но он отказался. Война была выиграна, его миссия закончена, и у него не было намерения делать карьеру шпиона⁸³¹. Но в МИ-5 узнали о его действиях, что стало поводом для пристального внимания к нему.

Возможно, Мура была одной из тех русских, которые пытались склонить его служить Советскому Союзу. Однажды в 1950 г. она попросила его приехать к ней по срочному личному делу. Макгиббон, ожидавший, что встреча будет личной, совсем не обрадовался, обнаружив, что вечеринка в разгаре, вместо предполагаемой встречи тет-а-тет. В число гостей входил «любопытный парень из министерства иностранных дел» по имени Берджесс, который не нравился Макгиббону. Позднее в тот вечер оперативники МИ-5, прослушивавшие его дом, услышали, как он жаловался своей жене, что «Мура была сущей ведьмой», так как обманула его⁸³². Телефон Макгиббона тоже прослушивался, а следившие за ним оперативники засекли, как Мура говорила его жене, что русские «предпочли бы, чтобы это сделал Джеймс, а не кто-то другой»⁸³³. Что именно означало «это», было непонятно.

Макгиббон был арестован и допрошен Джимом Скардоном – лучшим следователем МИ-5. Скардон стал легендой из-за своей спокойной манеры говорить мягким голосом, но неутомимо и неумолимо вести допросы подозреваемых. Именно Скардон расколол Клауса Фукса – «атомного шпиона», который передавал информацию для внутреннего пользования о Манхэттенском проекте Советскому Союзу. Те, кого допрашивал Скардон, сразу поддавались его доброжелательной, льстивой манере и устрашались его репутацией. Техника его допросов состояла в том, чтобы измучить подопечного своей терпеливой настойчивостью, дезориентировать его быстрой сменой тем и расставить хитрые ловушки.

В конечном счете Скардон снял все подозрения с Мак-гиббона, и его фамилия была вычеркнута из списка людей, подозреваемых в шпионаже на Советский Союз. Он был не единственным человеком, выдержавшим допрос Скардона. Оперативник МИ-6 Ким Филби, который тоже попал под подозрение, также пролил немало пота на долгих допросах со Скардоном, и он аналогичным образом был вычеркнут из этого списка. Скардону не удалось расколоть его, и он решил, что тот, вероятно, невиновен, но в МИ-5 с этим не согласились и держали Филби под наблюдением⁸³⁴. Джеймсу Макгиббону повезло больше; выпутавшись на время из неприятной ситуации, он продолжил свою карьеру в издательском деле и дружбу с Мурой.

Один из контактов Джима Скардона предположил, что Мура может быть полезна МИ-5 в качестве информатора. С ее доступом к советским дипломатам она могла стать ценным источником. Отдел В2а, который вел расследование, выразил мнение, что Мура – очень умная женщина, чрезвычайно эгоистичная, не очень честная и не лояльная никому, кроме самой себя. Также ввиду недавно поставленного ей диагноза рак груди она стала бояться стать немощной и потерять свои доходы. В отделе В2а было отмечено, что она великолепный литературный критик и очень хорошая собеседница; мужчины считали ее завораживающим оратором⁸³⁵.

В МИ-5 не знали, что делать – вербовать ее с целью использования или продолжать следить за ней как шпионкой? Одно донесение заканчивалось словами: «Что касается Муры, то я, как и раньше, пребываю где-то между сомнением и извлечением пользы из сомнения»⁸³⁶.

Вскоре после этого донесения на стол офицера МИ-5 легли новые свидетельские показания о баронессе Будберг. Романистка Ребекка Уэст – бывшая возлюбленная Г. Д. Уэллса – недавно видела Муру на вечеринке, которую устраивала их общая подруга – американская журналистка Дороти Томпсон. Как и Мура, она интересовалась изданием иностранной литературы и в 1930-х гг. работала в Берлине. Другими гостями на званом вечере, по словам Ребекки, были «самая неприятная толпа сочувствующих коммунистам, судя по их пресмыкательству перед баронессой Будберг»⁸³⁷. Она добавила, что семья Г. Д. Уэллса всегда считала Будберг советской шпионкой.

Ревность к прошлому или патриотическая озабоченность? Могло быть немного и того и другого. Уэллс доверительно рассказал своему сыну от Ребекки Энтони, что Мура призналась ему в том, что она советская шпионка, и Энтони поверил этому заявлению и, вероятно, передал этот разговор своей матери. Ребекка имела причину для ревности еще и потому, что Энтони был почти без ума от Муры, как и его отец⁸³⁸.

Свидетельства вроде заявлений Ребекки Уэст регулярно просачивались в папки МИ-5 на протяжении тридцати лет ведения досье Муры. Иногда они побуждали министерство внутренних дел выписывать ордер, и телефон, а также дом Муры начинали прослушивать, ее почту – вскрывать, а местонахождение – проверять. Мура знала, что она является объектом разработки, и упомянула об этом Устинову, сказав, что за ней следят. Возможно, она даже знала о том, что он был одним из агентов, следивших за ней.

В феврале 1951 г., через две недели после беседы с Ребеккой Уэст, в МИ-5 снова проверили статус Муры и пришли к важному решению. Заметив, что, к их стыду, она не была тщательно допрошена тогда, когда подавала заявление о получении гражданства Великобритании, они решили исправить это упущение теперь, отчасти чтобы оправдать огромные расходы на содержание ее под наблюдением. «Так как она общается со многими нашими главными подозреваемыми, – гласил протокол, – по-видимому, у нас нет иного выбора, кроме как допросить ее в надежде получить больше информации»⁸³⁹.

Вместо того чтобы арестовать и привести ее на официальный допрос, было решено снова использовать Устинова. Служба секретным агентом в годы войны сделала его еще более ценным в глазах разведывательных служб. Основная причина была такая же, как и в 1940 г.: так как Мура знала и его, и его жену, то ему будет легко расспрашивать ее так, чтобы она ничего не заподозрила (или так они предполагали). Устинову было поручено втереться в круг близких друзей Муры, добиться доверия и прояснить раз и навсегда вопрос о ее лояльности. А потом, если это окажется возможным, ему было поручено завербовать ее как двойного агента. Он устраивал встречи, обеды и ужины, добившись того, что его регулярно приглашали на ее вечеринки, на которых он часто сталкивался лицом к лицу с Берджессом и другими ее друзьями – тайными коммунистами. Некоторые из них были близки к разоблачению.

Внезапно в мае 1951 г. произошел переломный момент, который застал всех врасплох и подтолкнул дело Муры к критической точке.

В МИ-5 вели расследование в отношении Дональда Маклина, и в КГБ решили, что если его будут жестко допрашивать, то он расколется и выдаст своих соратников-шпионов. В КГБ догадывались, что должно произойти, решили выдернуть железо из огня и отозвали Маклина в Москву. В последнюю минуту было решено, что Берджесс должен уехать вместе с ним. 25 мая 1951 г., за три дня до назначенной даты для допроса Маклина в МИ-5, Берджесс забрал его из дома и увез в Саутгемптон. Они на пароме добрались до Сен-Мало в Бретани, а затем по поддельным паспортам уехали в Москву. Их «исчезновение» вызвало международную панику. Никто на Западе не знал, куда они уехали, и средства массовой информации делали дикие предположения.

За Мурой немедленно было снова установлено плотное наблюдение. «Жучки» в ее квартире улавливали разговоры, которые вели ее гости, делавшие предположения о том, куда могли деться пропавшие мужчины. В июне Мура устроила вечеринку, на которую пригласила Устинова. В числе других гостей были парочка издателей, женщина из Британского совета и Вера Трейл – русская, которая тоже находилась под колпаком МИ-5. Разговор переключился на Гая Берджесса. Все в этой компании знали и любили его, несмотря на его проблему с алкоголем и эгоцентризм. Один из издателей считал, что он, вероятно, стал перебежчиком. Мура предположила, что он, возможно, был похищен или попал в автокатастрофу на континенте. Как бы то ни было, все были убеждены, что он, вероятно, в своем роде шпион, а не просто сотрудник министерства иностранных дел.

Мура знала, что за ней следят, и, наверное, догадывалась, что эта ситуация может стать чрезвычайно неудобной для советских агентов и сочувствующих России в Англии. Обладая большим опытом улавливания перемен, носящихся в воздухе, и подчинения им, она имела тайную цель, устраивая эту вечеринку.

Когда другие гости ушли, Мура попросила Устинова задержаться. Она объяснила, что пригласила этих гостей специально для него – она подумала, что ему будет интересно услышать, что думают люди – друзья Берджесса обо всем этом. У одного из издателей, по ее словам, есть сестра – член коммунистической партии, которая общалась с Макгиббоном; и он сказал ей, что встречал Берджесса только на вечеринках у Муры. Женщина не поверила ему.

В своем донесении об этом вечере Устинов выразил свое удивление тем, как услужлива была Мура, и счел, что теперь все зависит от МИ-5, чтобы воспользоваться ситуацией⁸⁴⁰.

Он условился с ней о встрече. Ее следующая вечеринка состоялась 28 июня. Среди гостей был Джордж Вейденфельд, который предположил, что Берджесс и Маклин могут находиться в Германии. Он знал Берджесса семь лет и не думал, что тот имел возможность получать в министерстве иностранных дел какие-либо секреты, которые могли бы заинтересовать русских⁸⁴¹.

Несколько дней спустя Устинов и Мура ужинали в баре «Шерри» на Пелхэм-стрит. Когда он закрылся в девять часов, они пошли к нему домой, где разговаривали до раннего утра. Они обсудили Джеймса Макгиббона, Берджесса и Маклина и других посетителей квартиры Муры – Александра Гальперна и его жену Саломею. Гальперн был знаком ей с давних времен: это был адвокат, который в 1917 г. служил личным секретарем Керенского. Эмигрировав в Великобританию, он поступил на работу в SIS и во время Второй мировой войны работал на Координационный совет британских спецслужб в Нью-Йорке – ту самую организацию, с которой поддерживал связь Александр Корда⁸⁴². Саломея – бывшая модель журнала «Вог» открыто выражала свои симпатии коммунистам.

Во время разговора Мура сказала, что у нее так много друзей, придерживающихся «левых» взглядов, и она удивлена, почему ее ни разу не допрашивали по этому поводу. Устинов предположил, что причина, вероятно, кроется в ее дружбе с ним. «С самого начала войны, – сказал он ей, – был очень живой интерес к вашей деятельности. Всякий раз, когда меня спрашивали о вас, мой ответ был: эта женщина слишком умна, чтобы заниматься какими-нибудь глупостями».

Мура изобразила наивность. «Даже если бы я и хотела передавать информацию Советам, – сказала она, – то какая есть у меня информация, чтобы она была им интересна?»

«В этой области есть задачи, с которыми вы великолепно справились бы, – сказал он ей. – Одна из них – замечать таланты, например».

Разговор подошел к моменту истины – моменту, которым начальство поручило ему воспользоваться. Но нужно было действовать правильно – нельзя было забивать голову всякими идеями потенциальному агенту.

Мура сказала ему, что ей нравятся люди с левыми взглядами, потому что они кажутся ей более умными, чем другие. Во всяком случае, по ее мнению, во всем мире в конечном счете наступит коммунизм, даже если это случится еще не скоро.

Это выглядело так, будто она в последний раз взмахивает флагом своей лояльности, прежде чем сдаться.

Макгиббон, сказала она, еще не поведал ей ничего интересного, разве что плакал у нее на плече, рассказывая о попытке самоубийства своего партнера по бизнесу Ки, но, если она узнает что-нибудь интересное, она, безусловно, сообщит Клопу.

Было два часа ночи, когда Мура стала прощаться. Уходя, она пригласила Устинова помочь ей смешивать напитки для двух больших приемов. Она планирует пригласить пятьдесят гостей на каждый. Оставив это приглашение висеть в воздухе, она отправилась через ночной Лондон в сторону Эннисмор-Гарденз⁸⁴³.

В последующие недели и месяцы, когда газеты продолжали высказывать предположения в отношении «пропавших дипломатов» Берджесса и Маклина (предатели? жертвы похищения?), Мура незаметно исчезла из лучей прожекторов и сблизилась с Устиновым. Она рассказала ему, что стала неугодна Советам: ни одно ее письмо семье Горького не было доставлено адресатам и ни одно из них не было отправлено ей назад. Устинов приходил на ее вечеринки, на которых она предлагала своих гостей в качестве подозреваемых, как блюда. «Здесь находятся люди, которые могут заинтересовать вас, угощайтесь», как написал об этом в своем донесении⁸⁴⁴.

Большинство из предлагаемых Мурой людей были англичанами. В круге ее общения было мало русских эмигрантов. Многие из них никогда не доверяли ей и избегали ее. Одним из них, который все же приходил на ее вечеринки, был Кирилл Зиновьев, писатель и переводчик, публиковавшийся под псевдонимом Фитц-Лион (фамилия его жены – писательницы Априль Фитц-Лион). Он был знаком с Мурой с 1920-х гг. в Берлине, когда был еще студентом. Как знакомый бывшего гетмана Скоропадского он знал о ее шпионской деятельности на Украине в 1918 г. Он оставался в круге ее общения, потому что восхищался ею, но понимал, что «не может ни уважать ее, ни доверять ей». Он считал, что ее тайная деятельность «привела к смерти нескольких людей»⁸⁴⁵. Если какие-то из наиболее нелепых слухов и несли в себе долю правды, то Мура была замешана в смерти значительно большего, чем «несколько», числа людей.

Мура продолжала регулярно встречаться с Устиновым. Она передавала последние сплетни о Берджессе и Маклине. Некоторые говорили, что они любовники и уехали на Средиземное море, чтобы вместе кататься на яхте. По ее словам, не было никакой связи с «железным занавесом». Если Мура ошибалась в отношении Берджесса и Маклина (или намеренно кормила Устинова дезинформацией), то следующее ее откровение соответствовало действительности. Энтони Блант, сказала она, которому Гай Берджесс был «чрезвычайно предан» и который иногда был гостем на ее званых вечерах, является членом коммунистической партии.

Устинов был поражен. «Все, что мне известно о нем, – это то, что он заботится о королевских картинах», – сказал он.

Мура язвительно заметила: «Такие вещи случаются только в Англии»⁸⁴⁶.

Устинов, вероятно, знал больше о Бланте, чем хотел показать. Оба они во время войны служили в отделе контрразведки МИ-5. В конце войны Блант вернулся к своей первой любви – истории искусства. К 1947 г. он уже был профессором Лондонского университета, директором Института искусства Курто и смотрителем королевских картин. Когда Мура разговаривала с Устиновым, Блант уже находился под подозрением из-за своей близости к Берджессу. Между 1951 и 1952 гг. Джим Скардон допрашивал его одиннадцать раз, но, как и в случае с Филби, не смог расколоть. Информация баронессы Будберг была названа «недостаточно достоверной» и не была добавлена в его досье. И хотя МИ-5 никогда полностью так и не сняла с него подозрений, Блант продолжал жить своей жизнью, а несколькими годами позже был удостоен рыцарского звания за заслуги перед короной.

В октябре 1951 г., когда Мура снова ужинала с Устиновым в его квартире, она заверила, что будет сообщать о каждом человеке, попадающем в круг ее общения, которого заподозрит в предательстве Великобритании – «реальном или потенциальном». В ответ Устинов предложил ей получать жалованье от МИ-5. Мура упомянула парочку имен, которые его заинтересовали. Он выделил одного из них – «влиятельного сотрудника советского посольства», по его словам. «Если вы сможете привлечь этого человека и его жену на нашу сторону, это может благотворно сказаться на ваших финансах».

Мура сказала ему за ужином, что ее финансовая ситуация – шаткая и ее нужно «исправить». Устинов добавил: «Мелкая рыбешка тоже сгодится, если вам удастся вовремя наладить контакты».

Деньгам Мура всегда была рада, но настоящим стимулом для нее были, как и всегда, безопасность, защищенность и выживание. И волнение, со всем этим связанное.

Устинов под кодовым названием У35 подал донесение об этом разговоре в понедельник 25 октября 1951 г.⁸⁴⁷ Оно было обработано и добавлено в досье Муры, которое теперь помещалось в трех объемных томах. Досье было закрыто и помещено в архив. И больше его никогда не открывали.

Баронесса Мура Будберг была успешно завербована в английские шпионки. Снова.

Для женщины, которая служила нескольким опасным хозяевам во время революции 1917 г. и красного террора, тайно пересекала границы, как кочующий с места на место агент, поддерживала прямую связь со Сталиным и видела изнутри несколько тюрем ЧК, это не являлось чем-то удивительным. В каком-то смысле Мура прошла полный круг и вернулась к началу своей шпионской карьеры, когда «мадам Б» содержала свой салон в Петрограде для русских с прогерманскими настроениями и шпионила за ними для Керенского и своего друга Джорджа Хилла из SIS.

Ее званые вечера в Эннисмор-Гарденз продолжались, как и раньше. Круг гостей был все тот же – разношерстная смесь «молодых педиков», кино– и литературных звезд, сотрудников министерства иностранных дел и «больших друзей». Но теперь в их основе лежала новая и невидимая цель. И если Мура когда-нибудь и передавала информацию о каких-нибудь своих гостях – что, вероятно, случалось, – это остается за завесой секретности. Ее собственное досье было закрыто, и ее присутствие продолжалось только в досье других людей, где она фигурировала лишь как номер – кодовое название для безымянного агента.

Тем временем на поверхности – при дневном свете – жизнь продолжалась.
Мура любила свою кровать. Она стала любить ее, проявляя к ней особую привязанность, в ту первую неделю в Каллиярве в 1921 г., после того как была отпущена на свободу полицией в Таллине.

Работа имела тенденцию вмешиваться в ее любовь к кровати. Рабочая деятельность Муры – в ее идеальном состоянии – напоминала светскую жизнь: путешествия, переговоры, встречи с новыми и приятными людьми, а она – незаменимая связь между ними. Она обнаружила, что работать на Корду тяжело, потому что от нее требовалось вставать каждый день, идти в офис компании «Лондон филмз» на Пикадилли, 146 и усиленно трудиться на сценарной мельнице Корды. Это ей совсем не подходило – особенно теперь, когда возраст медленно разрушал ее способность стряхивать с себя последствия излишеств предыдущей ночи, и она пришла к соглашению со своей секретаршей. Если звонил телефон, и звонивший был человеком важным – особенно если это был сам сэр Алекс, – то секретарша говорила, что баронесса Будберг только что вышла на минуточку. Потом она звонила Муре, которая вытаскивала себя из кровати, набрасывала одежду (она утратила привычку тщательно одеваться уже несколько десятков лет назад) и вызывала такси.

По всей вероятности, Корда знал, что она делает, но не видел в этом вреда. Мура не утратила способности очаровывать и завлекать. Двадцатью годами ранее она, безусловно, сделала бы Корду своим любовником, как Уэллса, Горького и многих лучших и выдающихся людей. Но эта сторона ее натуры умерла вместе с Уэллсом и с наступлением зрелого возраста. Вместо этого она поставила себе задачу найти ему женщину, которая придавала бы ему сил на закате жизни.

Какое-то время у него была любовница. Кристин Норден была взбалмошной, честолюбивой молодой актрисой, которая внезапно улетела с сержантом американских ВВС. Сэр Алекс упрашивал ее остаться и выйти за него замуж, но бесполезно⁸⁴⁸. Эту вакансию нужно было заполнить, и Мура решила найти подходящую кандидатуру.

До этого Корда был женат дважды – на актрисе Марии Корде, а потом в 1939 г. на английской кинозвезде Мерл Оберон, на восемнадцать лет моложе его. Их брак продлился шесть лет. Чем старше он становился, тем моложе делались его невесты. Женщине, которую Мура нашла для него в 1953 г., было всего двадцать четыре года, тогда как Корде – шестьдесят. Ее звали Александра Бойкун; она была канадкой украинского происхождения, подающей надежды певицей и обладала изысканной красотой. У нее не было честолюбивых планов стать актрисой, и она не гналась за богатством. Корда доверительно сообщил Муре, что «завязал» с актрисами. Он хотел домашнюю жену, которая могла бы исполнять все капризы его немолодого возраста.

Иными словами, он хотел именно того, что надеялся получить от Муры Уэллс. И подобно Уэллсу, его шансы получить это были невелики. Александра, возможно, и не искала себе богатого мужа, но была человеком свободного духа.

К всеобщему удивлению, в июне 1953 г. после недолгого ухаживания эта не подходящая друг другу пара сочеталась браком. Мура была свидетельницей. Отец Алексы прислал телеграмму: «Сэр Александр слишком стар для моей дочери»⁸⁴⁹. Этот брак был ошибкой – не обязательно для Корды или Алексы, а для Муры. Как только Алекса стала хозяйкой в доме Корды и перестала быть протеже Муры, она начала самоутверждаться и вытолкнула Муру. Попытки Муры руководить ею или давать ей советы стали расцениваться как нахрапистость. Она по-прежнему была в списке гостей на званых ужинах у Корды, но не так часто была звана на них или получала не такой теплый прием, как раньше⁸⁵⁰.

Корда заплатил обычную цену за то, что связался с женщиной гораздо моложе себя, – ту же цену Горький заплатил с Мурой. Алекса иногда уставала от своего старого и теперь уже нездорового мужа и упархивала на свои тусовки. Она сблизилась с его молодым племянником Майклом. Тринадцатилетнему мальчику, который был так потрясен в 1947 г. встречей с Мурой, теперь было за двадцать, и по возрасту он был ближе к Алексе. Они привязались друг к другу, несмотря на предостережение отца Майкла. Между ними не было сексуальных отношений, они были близкими друзьями, и Майкл прикрывал отлучки Алексы. Корда ревновал, и им было запрещено видеться наедине.

Этот брак просуществовал так долго, сколько было нужно, и этим сроком стали три года. В конце января 1956 г. сэр Александр Корда умер от болезни сердца, которая беспокоила его много лет.
Глава 26. Конец всего. 1956–1974 гг.
Май 1963 г., Лондон
Мура раздвинула тяжелые портьеры и посмотрела в вечернюю тьму, приблизившись к стеклу, чтобы не мешало отражение в нем ее собственных блестящих в свете лампы глаз. В Кенсингтоне царило цветение начала лета, придавая позднему вечеру глубокую синеву и заволакивая его дымкой, которая висела над крышами. Под ее окном пролетали такси, и ночные автобусы с усилием ехали по прямой как стрела теснине Кромвель-Роуд, шумно меняя передачи при приближении к станции Эрлз-Корт.

Жить за городом очень хорошо, но Муре нужен был город как воздух. Там жизнь. Это была хорошая вечеринка, приятный вечер, когда ты чувствуешь единство с миром.

Она весело напевала себе под нос. Отражение в стекле улыбнулось ей в ответ. Такое изменившееся лицо. Глубокие морщины, огрубевшие черты лица и седые волосы, заколотые и покрытые лаком в форме короны, серебряными волнами стекающей назад ото лба. Но глаза были все те же – сияющие, как драгоценные камни, кошачьи, которые когда-то смотрели на снега Йенделя, залитые лунным светом, в другом веке.

Ее дыхание затуманило холодное стекло. Действительно хороший вечер для тусовки.

Позади нее звон бокалов и шум голосов внезапно сменился взрывами смеха и вернул Муру к действительности. Она позволила занавесу над прошлым упасть и вернулась в комнату. Смех вызвал Питер Устинов – он стоял на коленях, исполняя роль королевы Виктории, молящейся за победу в Бурской войне; это была часть шарады, основанной на фашистском фильме Ohm Krüger. Поразительный имитатор, он легко включался в напыщенные разглагольствования заглавной роли и выходил из нее⁸⁵¹. Залпом выпив еще порцию джина и закурив еще одну сигару, Мура стала пробираться через толпу; люди расступались перед ней, и она заняла свое место в ее центре.

Они все были здесь – все ее лучшие друзья. Очаровательный сын Клопа Устинова Питер, восходящая кинозвезда и один из самых дорогих друзей Муры. Гамиш Гамильтон и его жена Ивонн были ее постоянными гостями, как и Джордж Вейденфельд. Барон Боб Бутби, скандальный пэр от партии тори, был еще одним постоянным гостем. Представляя собой гору плоти с двумя сердито глядящими глазами, Бутби обладал непомерным сексуальным аппетитом. Его привлекали и женщины, и мужчины, и он обладал эклектическим вкусом; в число его возлюбленных входили Дороти Макмиллан – жена премьер-министра, и совсем недавно (если верить сплетням) – гангстер Ронни Крей⁸⁵². Бутби считал Муру «одной из самых удивительных и проницательных женщин, которых я когда-либо знал, и своим лучшим другом»⁸⁵³.

Писатели, актеры, режиссеры, дипломаты – все пришли на вечеринку. Старые друзья и новые, но никого с тех далеких «йендельских» времен. Те давно уже умерли – Мериэл умерла несколько лет назад, опубликовав мемуары, в которых заново переживала те дни на отдыхе, цитируя стихотворение Гарстино «…о, если б в Йенделе быть вечно…». Все умерли, ушли. Теперешний мир – новый, и другие миры ее памяти тянутся из тех времен в эти.

Гости громко разговаривали, смеялись и выпивали океаны напитков. Всем им были рады; в конце концов, они заплатили за это. На самом деле они не собирались платить, но тем не менее пропивались их деньги.
* * *
Для Муры настали тяжелые времена. После смерти Алекса Корды в 1956 г. у нее больше не было постоянной работы, которая увеличивала бы ее доходы от издательской деятельности.

Ей немного помогал театральный импресарио Хью Бомон – король лондонской театральной жизни. Он часто заключал сделки с Александром Кордой; актеры, находившиеся у него по контракту, но не используемые сэром Алексом, отдавались Бинки взаймы для игры в его пьесах. Бинки был известен своей финансовой хитростью и чрезвычайной щедростью, и после смерти Корды он помогал субсидировать доходы Муры⁸⁵⁴.

Были и другие ценные контакты, и Мура продолжала работать в фильмах с другими продюсерами и режиссерами, берясь за любые случайные работу и задания, какие только можно. В 1959 г. она была техническим консультантом в фильме «Путешествие» (с Деборой Керр и Юлом Бриннером) – драме, происходящей в коммунистической Венгрии. В 1961 г. Питер Устинов дал ей крошечную роль в своей комедии «Романофф и Джульетта» – роль поварихи Кивы. Продюсер Сэм Шпигель и режиссер Дэвид Лин, которые симпатизировали Муре, взяли ее на работу исследователя для фильма «Лоуренс Аравийский». Она часто была связующим звеном – ее обширная, тщательно сплетенная сеть друзей и знакомых приносила ей много разовой работы. Когда у Лина впервые появился порыв превратить роман Эдварда Моргана Форстера «Поездка в Индию» в фильм, он попросил Муру обратиться к Форстеру, который был в числе ее друзей, и попросить его продать права на съемку фильма. Он отказал ей, как отказывал всем. Форстер был «просто в ужасе от кинематографа», как считал Лин⁸⁵⁵.

Переводческая работа Муры давала ей постоянный, но скромный доход. Она добилась значительных высот как переводчица произведений Горького и Чехова и получила яркие рецензии. Л. П. Хартли назвал ее одним из самых удачливых переводчиков трудов Горького и похвалил ее за ее прекрасный перевод его «Отрывков»⁸⁵⁶. Ее работа не всегда была хорошей; нуждаясь в деньгах, Мура бралась за все, что могла получить, к чему ее сердце лежало не всегда. Некоторые ее переводы менее значительных произведений были урезанными (иногда она пропускала целые предложения и абзацы, если они требовали слишком большого напряжения), и от этого страдала ее профессиональная репутация. Но работа по-прежнему поступала, потому что издатели не могли не поддаться на ее уговоры⁸⁵⁷.

И хотя Мура всегда много работала, она так и не приобрела способность быть аккуратной – или даже просто ответственной – с деньгами. Без регулярной помощи от таких людей, как Горький, Уэллс или Корда, ей постоянно не хватало денег, и она не умела распоряжаться ими разумно, когда все же получала их.

В 1963 г. поднялась плата за ее съемную квартиру на Эннисмор-Гарденз, 68. Она больше не могла ее себе позволить. Мура не испытывала ни малейшего смущения по этому поводу; она стала одной из тех выходцев из высшего общества, которые превращают свою нужду в профессию. (Локарт был еще одним таким представителем.) У нее было много богатых друзей, и она никогда не терзалась угрызениями совести по поводу того, что за нее платят другие. Издатель и помощник Гамиша Гамильтона Роджер Мачелл однажды приехал к ней на Эннисмор-Гарденз на один из ее званых вечеров и увидел ее выходящей из такси. Она заключила его в свои медвежьи объятия и болтала с ним, стоя на тротуаре несколько минут, в то время как счетчик такси работал. Потом она повернулась и вошла в дом, оставив его одного со стоящим на холостом ходу такси и ожидающим платы водителем. Мачелл поступил так, как любой джентльмен, – заплатил за проезд⁸⁵⁸. Много раз Мура таким образом уклонялась от расплаты с таксистами. Несмотря на нехватку денег, Мура всегда обладала обаянием, наглостью и находчивостью, чтобы жить, не слишком ограничивая себя. Она никогда не ездила на автобусах и не отваживалась спускаться в метро.

Квартплата – другое дело. Поискав новое жилье, она нашла более дешевую квартиру на втором этаже симпатичного дома в стиле Эдвардианской эпохи по адресу 211, Кромвель-Роуд и в мае 1963 г. покинула квартиру, в которую въехала в 1939 г. Переезд был таким событием, что о нем сообщалось в колонке Пенденниса газеты «Обсервер»: «Стук стали по дереву эхом отдавался в пустой комнате… Мура Игнатьевна в халате в голубой горошек разбирала бумаги из старого дивана, которые не доставала, по ее словам, по крайней мере 20 лет». Переезд Муры, говорилось далее, означал исчезновение «еще одной лондонской достопримечательности». Имена тех, кого развлекали здесь на протяжении стольких лет, звучали как эпитафия: Уэллс, Моэм, Артур Кёстлер, Эрнст Хемингуэй, Андре Жид, Уиль ям Уолтон, Гарольд Николсон, Грэм Грин, Роберт Грейвс, Бертран Рассел… Все они приходили «не ради изыска ее обстановки, а ради ее общества и сердечных медвежьих объятий, которые она раскрывала от всей своей русской души»⁸⁵⁹. Некоторые мужчины ее возраста страстно желали чего-то большего. Бертран Рассел, который впервые встретил ее в квартире на Кронверкском проспекте в 1920 г., сказал после смерти Уэллса: «Буду рад, если она займет место в моей постели»⁸⁶⁰.

Ее сфотографировали в новой квартире для газеты «Обсервер», утомленную, но неунывающую среди наполовину распакованных вещей.

Ее ближайшие друзья беспокоились за нее. Муре только-только исполнилось 71 год. Все знали, что ей всегда не хватало денег, но вынужденный переезд потряс их. Ее положение, вероятно, было серьезным. Питер Устинов показал пример: щедро внеся тысячу фунтов стерлингов, он предложил всем Муриным друзьям внести свой вклад. Деньги дали все, некоторые – довольно большие суммы, и в итоге набралось около шести тысяч фунтов стерлингов⁸⁶¹. Устинов организовал собрание, на котором ей торжественно был вручен чек.

Мура была благодарна, растрогана и переполнена любовью ко всем своим добрым друзьям. Она расчувствовалась и тут же устроила с размахом несколько вечеринок. Три ночи подряд все ее ближайшие друзья, равно как и менее близкие друзья, случайные знакомые и все их постоянные спутники толпились в ее новой квартире и праздновали вместе с ней. Веселье закончилось, когда она спустила все деньги и осталась, как всегда, без гроша⁸⁶².

Когда Мура начала красть в магазинах, ее друзья встревожились еще больше. В декабре 1964 г. ее поймали на краже в универмаге «Хэрродс». Она взяла зонтик, футляр для очков и другие вещи (которые спрятала в зонтике) на общую сумму девять фунтов семь шиллингов. Она попросила мирового судью учесть предыдущую кражу «несессера и других товаров» из магазина на Слоун-сквер. В полиции оценили ее доходы – две тысячи фунтов стерлингов в год – как доходы обеспеченной женщины; соответственно на нее был наложен приличный штраф в размере двадцати фунтов стерлингов плюс девять гиней за расходы⁸⁶³.

Вещи, которые она украла, были предназначены на подарки друзьям, как утверждала Мура, а у нее не было наличных, чтобы заплатить за них. Это благородное намерение было несколько подпорчено, когда в другом случае она жалобно сказала Бобу Бутби, что в зонтике «был всякий хлам». Бутби спросил ее, зачем же она воровала хлам. Это ее не развеселило. Гамишу Гамильтону она доверительно сообщила, что все это вызов – «чтобы противопоставить мои мозги их мозгам»⁸⁶⁴. Когда-то существовала ЧК, потом появились МИ-5, КГБ и объединенные мозги европейских разведывательных служб; теперь остались лишь лондонская полиция и сотрудники универмагов Найтсбриджа. В конечном счете ей пригрозили тюрьмой, и она пообещала бросить эту привычку. С той поры ее друзья получали меньше подарков.

Это было пагубное пристрастие. Когда жена Гамиша Ивонн заметила, что у нее не хватает одного предмета искусства, она сообщила об этом своему дворецкому, который сказал: «На вашем месте я бы поговорил с баронессой Будберг, мадам»⁸⁶⁵.

Давний враг Муры Ребекка Уэст, которая раньше пыталась очернить ее в МИ-5, считала ее невиновной в кражах из магазинов на том основании, что, по ее мнению, Мура на самом деле не настолько нуждается в деньгах. «Мне она казалась очень надоедливой в своих постоянных заявлениях о собственной бедности, – писала Ребекка, – но этот порок затрагивает многих людей, которые страдают от других видов опасностей и не могут справиться с ними». Ребекка не уточнила, от какого вида опасностей страдает, по ее мнению, Мура⁸⁶⁶. Возможно, она была права, когда думала, что в подсознании Муры была более глубокая тревога; если так, то она была более близка к истине, чем Мурины друзья, которые считали ее просто чудачкой.
Всем, кто знал Муру, хотелось думать, что он или она владеют ключом к ее таинственной личности, но лишь избранные – включая Локарта и Уэллса – знали ее достаточно хорошо, чтобы судить, и даже они прилагали усилия, чтобы понять ее. Многие соглашались с хиромантом в том, что ее жизнь была интереснее, чем она сама. В 1950-х гг. в издательских кругах Муры людям начало приходить в голову, что ее жизнь может стать великолепными мемуарами.

Давно, во время переходного периода между Максимом Горьким и Гербертом Уэллсом, Мура начала сама писать книгу, которая, по-видимому, была воспоминаниями. В начале 1930-х, когда Локарт работал над «Воспоминаниями английского агента», Мура писала нечто, о чем она упоминала как «À côté de la mêlée» и «Au milieu de la mêlée»⁸⁶⁷. Ничего из этого не вышло – то ли оттого, что она все время от нее отвлекалась, то ли из-за неспособности записать на бумаге свою версию собственной жизни, с которой она смогла бы спокойно жить. Было слишком много секретов, слишком много противоречивых историй, рассказанных разным людям. Мêlée если когда-нибудь и была написана, то так и не вышла в свет.

В 1951 г. Бланш Кнопф – супруга и деловой партнер нью-йоркского издателя Альфреда А. Кнопфа – написала Муре льстивое письмо с просьбой подумать над написанием автобиографии и предложила ей аванс от европейских и американских издателей с продажей прав на публикацию по частям ее воспоминаний американскому журналу⁸⁶⁸. Мура согласилась, и, очевидно, аванс был выплачен. Она встретилась с Бланш в баре «Ритц» в Париже, чтобы обсудить книгу. В конце года Бланш написала снова, желая узнать, как продвигается работа. Прошел целый год, прежде чем она получила письмо от Муры. Ей пришлось бросить этот проект, потому что он мешал ее другой работе. «Не беда, – написала она, – я сделаю это когда-нибудь, и вы получите ее!»⁸⁶⁹ Этого не произошло. Шли годы, ни набросков, ни книги по-прежнему не было, а аванс был давным-давно потрачен на такси и вечеринки. В 1956 г. Гамиш Гамильтон сказал Бланш, что Мура готова начать наконец писать автобиографию. На короткое время возникло ликование, но опять ни слова не было написано, и проект сошел на нет.

В 1960-х гг. эта идея снова всплыла. Кеннет Тайнен предложил Муре дать интервью о Горьком для его художественной программы «Темпо» для Ай-ти-ви. Она спросила разработчицу программы Джоан Родкер, не сможет ли та выступить в роли ее личного секретаря и помочь ей записать ее автобиографию. Джоан в какой-то мере была близка ей по духу – активистка левых сил со склонностью устраивать приемы для своих поклонников, которые были своего рода «коммунистическим салоном» в Лондоне. Она провела далеко не одно утро, сидя на постели Муры, слушая ее рассказы о своей жизни и Горьком. Но из этих посиделок книги не получилось⁸⁷⁰.

При жизни Муры и после ее смерти Гамильтон делал несколько попыток сдвинуть с мертвой точки написание либо ее воспоминаний, либо биографии, но семья оказывала слишком сильное противодействие, а информации было слишком мало.

К Робину Брюсу Локарту – мальчику, рождение которого разбило ей сердце в 1921 г., много раз обращались авторы, нуждавшиеся в его помощи в написании биографии Муры Будберг. Он знал о ее шпионской деятельности от своего отца, но о большинстве периодов ее жизни существовало слишком мало информации, с которой можно было работать. Мура позаботилась об этом⁸⁷¹.

Мура любила быть окруженной тайной; ей нравилось, чтобы люди строили догадки в отношении ее. И она, вероятно, понимала, что именно о тех вещах, которые ей больше всего хотелось держать в тайне, ее друзья и знакомые больше всего хотели прочитать. Она была такой интересной, потому что была такой загадкой.
И хотя воспоминания так и не были написаны, другая работа Муры продолжалась. Ее усилия переводчицы и писателя расширились и стали охватывать не только книги, но и театр и кино. В 1962 г. она сделала новый перевод основополагающего произведения Горького – пьесы «На дне» для ее постановки драматургом Дереком Марлоу. В спектакле главную роль сыграл Фултон Макей и принимала участие молодая Прунелла Скейлз⁸⁷². Помимо Горького она переводила Чехова, и в 1967 г. Лоуренс Оливье поручил ей перевести «Трех сестер» для спектакля Национального театра с Джоан Плаурайт в главной роли, Энтони Хопкинсом и Дереком Джекоби. Спектакль был хорошо принят, а перевод Муры выдержал сравнение с другими недавними версиями, которое оказалось в ее пользу⁸⁷³.

В тот же год Мура написала сценарий к фильму Сиднея Люмета «Чайка», основанный на ее собственном переводе чеховской пьесы. Главные роли в нем играли Ванесса Редгрейв, Джеймс Мейсон и Симона Синьоре. Во время съемок фильма Синьоре – еще одна неотразимо привлекательная женщина, внешность которой ухудшилась с возрастом, – сильно невзлюбила Муру: «Старая карга утверждает, что она баронесса, но все мы подозреваем, что она старая русская обманщица»⁸⁷⁴. Это было заявление, которое, возможно, говорило больше об актрисе среднего возраста, нежели о пожилой русской сценаристке.

В 1972 г. Мура сделала свой последний вклад в фильм, когда была взята на работу в качестве «русского консультанта» для адаптации «Войны и мира» для Би-би-си. В этом фильме одну из главных ролей – роль Пьера Безухова сыграл Энтони Хопкинс. Ее работа, завершив цикл, вернула Муру к началу. Все соединилось благодаря ее связи с Горьким, для которого Лев Толстой был и учителем, и поклонником, а также через миры императорского Санкт-Петербурга и сельской России в те времена, пока все не смела революция. Мура родилась в том другом мире, который мало изменился за период со времен Бонапарта и Александра I до времен Распутина и Николая II.

Все кануло в Лету. Скоро наступит время последовать за ним во тьму.

Мура съездила в Россию. Все теперь было иначе, но несколько «бывших» людей еще были живы.

Это случилось после смерти Сталина, а Никита Хрущев начал ослаблять некоторые из самых репрессивных инструментов власти диктатора. Первая поездка Муры состоялась в 1959 г. – после перерыва в двадцать три года. Ее сопровождал Джордж Вейденфельд, который надеялся связаться с советскими авторами и издателями⁸⁷⁵. Пока он оставался в московской гостинице, Муру принимали в доме Горького. Он по-прежнему был на своем месте, тот дом, который она посетила в 1936 г., когда он лежал на смертном одре. Теперь в нем жили члены его семьи, над которыми главенствовала состарившаяся Екатерина Пешкова – законная вдова Горького. Дом остался маленькой людной коммуной. Был жив Корней Чуковский. Его оставшиеся волосы поседели, а кустистых усов уже не было, но он по-прежнему улыбался своей мягкой улыбкой, как и в тот холодный декабрьский день, когда впервые привел Муру познакомиться с Горьким и с изумлением наблюдал, как этот великий человек, как павлин, демонстрировал свой интеллект, чтобы очаровать молодую женщину.

Этот дом стал официальным музеем Горького Советского государства, и комнаты нижнего этажа в определенные часы были открыты для публики, пока семья удалялась на верхний этаж. По вечерам, как и в былые времена, они развлекались от души. Стол ломился от еды и вина. Гости приезжали с восьми вечера до того часа, когда закрывались театры, играли на фортепьяно, танцевали, пели и обсуждали обстановку в мире. «Все это было очень по-русски и очень элитарно», – вспоминал сбитый с толку Вейденфельд.

Екатерина радушно приняла Муру, но вела себя с ней осторожно даже после всех этих лет. Когда в 1962 г. Мура снова попросила разрешения приехать, Екатерина доверительно сообщила Чуковскому о своем беспокойстве в отношении бумаг Горького, которые все еще находились у Муры. Она слышала, что эти бумаги будто бы содержат много опасных документов, включая короткие записки Горького, где он высказывал свои истинные мысли о Сталине. Екатерина также слышала (на самом деле это не соответствует действительности), что Мура продала некоторые из этих записок британской прессе. И тот факт, что завещание Горького исчезло, все еще беспокоил ее. Она не знала, что Мура подделала подпись, но знала, что с этим делом что-то нечисто⁸⁷⁶. Но визит состоялся, и Мура с Екатериной и Тимошей поехали вместе в круиз по Волге.

В одном случае Муру сопровождал в Россию Питер Устинов, для которого это было путешествие в прошлое его родителей. В Москве он в изумлении наблюдал, как она сделала знак милиционеру и потребовала, чтобы он вызвал ей такси. Он отказался выполнять роль слуги. «Я милиционер, – сказал он, – и регулирую движение».

«Что за чушь, – ответила Мура. – Найдите для меня такси. Я старый человек, а как вы себя ведете?»

Милиционер «был доведен до слез», как вспоминал Устинов, «и нашел ей такси»⁸⁷⁷.

Никто не знает, встречалась ли она в Москве со своим старым другом Гаем Берджессом. Но другой ее друг – Грэм Грин встретился с ним там и вспоминал об их своеобразном разговоре. «Я не знаю, почему он пожелал увидеться именно со мной, – писал Грин. – Мне он не нравился… Однако любопытство победило, и я пригласил его выпить». Берджесс отослал официальных сопровождающих Грина, сказав, что хочет поговорить с ним наедине, «но единственное, о чем он попросил меня, – это поблагодарить Гарольда Николсона за письмо и после моего возвращения передать баронессе Будберг бутылку джина!»⁸⁷⁸.

Жизнь Максима Горького теперь уже стала историей, его дом – музеем, и в 1968 г. состоялась церемония празднования его столетия. На ней присутствовала Мура – его самая обожаемая и единственная живая возлюбленная и наперсница (Екатерина умерла в 1965 г., а Мария Андреева лежала в могиле с 1953 г.).

В Англии то же самое произошло с Гербертом Уэллсом, но с гораздо меньшей помпезностью. В 1966 г. на доме номер 13 по Ганновер-Террас была установлена синяя мемориальная доска, и на денек дом был открыт для посетителей. Собралась огромная толпа. Новый владелец дома, слегка встревоженный, заметил пожилую даму, оглядывающуюся по сторонам в одиночестве, и решил «вежливо перекинуться с ней словом». Пожилой дамой оказалась Мура, решившая воскресить в памяти прошлое. «Я знаю это место, – сказала она. – Господин Уэллс однажды ущипнул меня за задницу»⁸⁷⁹.

Он ущипнул ее гораздо сильнее. Какими бы неустроенными ни казались их отношения, между ними существовала связь. Сын Герберта Уэллса Энтони Уэст вспоминал то сильное влияние, которое оказала на него и его отца Мура:
…я не могу забыть тот захватывающий момент, когда однажды днем в 1931 г. я впервые увидел, как она сидит и разговаривает с моим отцом в саду в Истон-Глиб. Ее фатализм позволял ей излучать безмерно обнадеживающее спокойствие, а ее благодушие делало ее присутствие скорее удобным, нежели причиняющим беспокойство. Я всегда с нетерпением ждал своей следующей встречи с ней и последнюю вспоминаю с удовольствием. Я безоговорочно верил в ее bona fides и никогда не сомневался, что без ее сердечности, любви и спокойного стоицизма мой отец был бы более мрачным и пессимистичным в те годы, которые прошли между его семидесятым днем рождения и смертью. Всякий раз, когда я видел их вместе, я был уверен, что они действительно счастливы ⁸⁸⁰.
Жизнь Горького, Уэллса и ее собственная – все это стало уже историей, музейными экспонатами. Двери закрываются, занавес падает… ничего не осталось, кроме воспоминаний и секретов.

Один набор воспоминаний, один жизненный путь, тот, который затмил и перекрыл остальные, закончился в 1970 г.

В 1948 г., пожив недолгое время с Томми Росслин, Локарт женился на своей секретарше военных лет Молли Бек. Она была практичной женщиной, которая попыталась решить его финансовые проблемы. Она увезла его из Лондона, и они много лет прожили в Эдинбурге, а затем Фалмуте в Корнуолле. Но он по-прежнему не мог быть вдали от Муры. Всякий раз, когда бывал в Лондоне, встречался с ней и часто совершал долгую поездку в столицу с этой единственной целью.

Они старели – иногда вместе, чаще порознь. В марте 1953 г. она написала, чтобы напомнить ему, что скоро у нее «большой шестидесятилетний юбилей», и они договорились встретиться, чтобы отпраздновать это за ужином⁸⁸¹. Она по-прежнему была его любимой Мурой, а он – ее Малышом. С возрастом у них прибавилось болезней и немощи. Как и во всех других аспектах их жизни, именно Мура оставалась неунывающей. Она пережила рак груди, тогда как в 1960-х гг. здоровье Локарта, которое было слабым после его возвращения из России в 1918 г. и ухудшилось благодаря его многолетним вредным привычкам, начало резко сдавать. К концу 1960-х гг. у него началось слабоумие. Его блестящий ум и неотразимая донкихотская личность разрушались. Его сын и невестка ухаживали за ним дома в Хоуве до тех пор, пока его не поместили в местный дом для престарелых.

Мура навещала его там и была с ним в последние часы его жизни⁸⁸².

Сэр Роберт Брюс Локарт умер во сне 27 февраля 1970 г. Ему было 82 года. Некролог в «Таймс» был очерком о его приключениях, и в нем говорилось, что «он был дважды женат»⁸⁸³, но нигде не была упомянута женщина, которая значила для него больше всех, делила с ним самые страшные опасности, продала себя, чтобы спасти его жизнь, и любила его с пылкой страстью, которая была сильнее смерти.

Через два дня после его похорон в Хоуве Мура заказала по нему поминальную службу в русской православной церкви в Эннисмор-Гарденз, Кенсингтон, недалеко от своего бывшего дома⁸⁸⁴.

Служба началась в полдень, и, как было оговорено, пел хор, курился ладан, и проходил полный церемониал православной заупокойной службы под священным позолоченным куполом церкви. Не хватало только паствы. Мура поместила объявление в «Таймс», но она была единственным человеком, присутствовавшим на службе. Его родственники не одобряли ее действия, а его друзья не пришли из уважения к ним. Это прекрасно устраивало Муру – служба была не для них, а для нее и ее Малыша в память об их любви, о маленьком Питере, который так и не появился на свет, в память о мужчине, которого Мура любила так, как, по ее мнению, никакая женщина еще не любила мужчину. Наконец в смерти она обрела его.
Мура совершила свою последнюю поездку в Москву в 1973 г. Ее здоровье ухудшалось. Артрит годами преследовал ее, и ей уже сделали две операции по протезированию тазобедренного сустава. Она едва могла обходиться без выпивки, чтобы взбодриться.

Близился ее час. Все двери уже закрылись, ей почти незачем оставалось жить. Были ее дети и внуки, которых она любила, но они – это будущее. Мура вступила в тот возраст, когда все, что по-настоящему имело значение, – это прошлое.

В 1974 г. Мура уехала из Лондона в Италию. Она собиралась навестить Пола. Теперь, когда ему едва перевалило за шестьдесят, он оставил фермерскую деятельность на острове Уайт и поселился вместе с женой в Тоскане. Гамиш Гамильтон считал, что Мура намеренно «решила уехать умирать»⁸⁸⁵. Она забронировала номер в маленькой сельской гостинице рядом с домом Пола и отправилась в путь.

Другой ее близкий друг – поэт Майкл Берн написал стихотворение для нее под названием «Мура Будберг: на ее отъезд из Англии»⁸⁸⁶. Он любил Муру. В ее круг его ввел Гай Берджесс, который был его сожителем; позднее он женился на давней подруге Муры и был тронут добротой Муры к ней в ее последней болезни, когда сама Мура плохо себя чувствовала. Она обладала «способностью облегчать страдания», вспоминал он⁸⁸⁷. Из всех Муриных друзей в последние годы ее жизни Майкл Берн, возможно, был тем, кто любил ее сильнее и искреннее всех.

В своем стихотворении он мягко высмеивал мифы, которые Мура и все, кто ее знал, сочинили о ней:
Разве не факт,

Что вас обожал Талейран,

И за отсутствие у вас такта

В коммуне 1870 г.

Вас хвалил Маркс и осуждала Женни?
Блестящие пузыри

Выдумок и сплетен

Раздуваются до легенд.

…Насколько хорошо вы знали Соломона?

Был он мудр? В Берлине, несомненно,

Кайзер приглашал вас на «Царицу Савскую».
Вы родились

И были воспитаны

В глубочайшем пурпуре,

Вы предпочитали красный цвет.

Серый – не для вас,

Лондон не ваш город, чтобы свить в нем гнездо,

Не сейчас, уже никогда.

Слишком много крыс. Куда же тогда,

Баронесса, в каком новом месте вы обретете покой?⁸⁸⁸
Для Муры не было такого места – она была везде, делала все и все видела. Италия была страной, где какое-то время жил Горький. Они оба любили ее. Она станет последним местом, где ей можно обрести покой, если не свить гнездо.

Рассказывали, будто, уезжая из Лондона в 1974 г., она взяла с собой некий чемодан. Где-то между итальянской границей и домом Пола автоприцеп, в котором перевозили ее вещи, загорелся. По загадочной причине. В равной степени таинственным было то, что старая баронесса не разрешила тушить пламя⁸⁸⁹.

Бумаги Горького, письма, дневниковые заметки, фотографии – все, что она утаила от Сталина и Ягоды, ушло со столбом дыма в небо Италии. С этими документами сгорели и все бумажные мелочи ее жизни – письма Локарта, Уэллса, Горького, возможно, рукопись ее книги Mêlêe, если она еще существовала. Никто, если Мура имела к этому отношение, никогда не проникнет в тайны ее жизни. Она дала указания своим детям уничтожить все, что у них от нее оставалось. Все, что останется, – это лишь то немногое, что сохранится у других людей в письмах, их воспоминаниях и сердцах.
31 октября 1974 г. баронесса Будберг умерла в Италии. Пол и Таня были с нею в ее последние дни жизни. Ей было 82 года.

Мура позвала священника, когда поняла, что конец близок. Она попросила, чтобы для нее персонально была проведена заупокойная покаянная служба⁸⁹⁰.

Ее тело было отвезено в Англию – страну, в которую она приехала с надеждой и честолюбивыми планами в тот далекий день в конце лета 1929 г. Ее отпевали в русской православной церкви в Кенсингтоне. Церковь была полна народу. Там были ее дети и внуки – уже взрослые к этому времени и почти все семейные, Кира и ее сын Николас. Список друзей был длинным: французский посол, барон Боб Бутби, леди Диана Купер, Гамиш Гамильтон, Алан Прайс-Джонс, Том Драйберг, Кеннет Тайнен, Алан Мурхед, Кэрол Рид… Ее похоронили на кладбище Нью-Чизвик. На ее могильной плите сделана надпись:
МАРИЯ БУДБЕРГ

урожденная Закревская

(1892–1974)

спаси и сохрани
Человека, который больше всех значил для нее, на похоронах не было. Он ушел раньше. Он вернул ее к жизни в русские морозы, любил и оставил ее, но она любила его и продолжала жить ради него. В суровую зиму 1919 г., когда почти невозможно было купить дрова, а люди в Петрограде с трудом доставали себе пропитание, Мура написала ему письмо:
Мой самый дорогой на свете Малыш!

Помнишь, как ты говорил: «Наша любовь должна выдержать шестимесячное испытание». Ты думаешь, твоя любовь выдержит его? Что касается моей, то ей не нужно испытание, она жива, она будет со мной до самой моей смерти и, быть может, после нее.

Мне показалось бы странным слышать, как ты говоришь: «Ты все еще любишь меня?», словно ты спросил бы: «Ты еще живешь?» И эти месяцы ожидания – как прекрасны они могли бы быть… ведь есть красота в расставании, восторг при мысли о том, что настанет день, когда можно будет предложить тебе душу, очищенную страданиями, сильным стремлением и горячим желанием конца разлуки… Ах, Малыш, чего только я бы не отдала за то, чтобы ты был здесь рядом со мной, обнимал бы меня, утешал, прижимал к себе так, чтобы я забыла весь этот кошмар…

…Сладких снов, мой Малыш, да хранит тебя Господь.

Целую тебя в дорогие мне губы.

Спокойной ночи.

Твоя Мура ⁸⁹¹.

Принятые сокращения
AAK – Alfred A. Knopf Records – записи Альфреда А. Кнопфа

CUL–Cambridge University Library – библиотека Кембриджского университета

GA – Gorky Archive – архив Горького

HIA – Hoover Institution Archives, Stanford, California – архив Института Гувера, Стэнфорд, Калифорния

LL–Lilly Library, Indiana University, Bloomington, Indiana – библиотека Лилли, Университет Индианы, Блумингтон, Индиана

RBML – Rare Book & Manuscript Library of the University of Illinois at Urbana-Champaign, Illinois – Библиотека редких книг и рукописей Университета Иллинойса в Урбана-Шампейн, Иллинойс
Комментарии к датам и географическим названиям
Юлианский календарь (или «старый стиль» – СС) использовался в царской России до тех пор, пока после революции его не сменил григорианский календарь (или «новый стиль» – НС). Так как он был изобретением католической церкви, григорианскому календарю до недавних пор противились православные страны. Восточные православные церкви по-прежнему используют юлианскую систему для своих церковных календарей.

Юлианский календарь на тринадцать дней отставал от григорианского. Так, Октябрьская революция на самом деле произошла по новому стилю в ноябре, и в дореволюционной России Рождество праздновали тогда, когда в остальной Европе был январь. Дабы избежать таких отклонений, в повествовании будут фигурировать даты по юлианскому календарю при описании событий, имевших место до официального перехода на новый стиль (который произошел 31 января 1918 г.), и по григорианскому календарю (по новому стилю) – после него.

Сдвиг государственных границ и изменения в форме правления привели к тому, что у некоторых мест, упоминаемых в повествовании, изменились названия. Из-за немецкого звучания название города Санкт-Петербурга было изменено на Петроград, когда в 1914 г. началась война; после революции, уже в 1924 г., он стал Ленинградом, чтобы в 1991 г. вновь стать Санкт-Петербургом. Портовый город Ревель в Эстонии в 1920 г. стал Таллином. Эстонская деревня, которая в настоящее время носит название Янеда и в которой Мура проводила лето и рождественские праздники, так как в этой стране служил ее муж, тогда была известна (по крайней мере англоязычным авторам) как Йендель.

В этой книге используются названия, которые бытовали в то время, когда происходили те или иные события.

1 Уэллс, H. G. Wells in Love , с. 162.

2 Лорд Ричи Колдер, письмо Эндрю Бойлу, июнь/июль 1980 г., CUL Add 9429/2B/85.

3 Эндрю Бойл, ‘Budberg Outline’, CUL Add 9429/2B/127 (i).

4 Мура Будберг, Предисловие к Горькому, Отрывки из моего дневника , с. IX.

5 Точная дата рождения Муры вызывает сомнения. В ее официальных документах значится дата 3 марта, хотя она праздновала свой день рождения 6 марта. Переход с юлианского календаря на григорианский не объясняет этого несоответствия. Более того, дочь Муры Таня утверждала, что год рождения ее матери был 1893 г. (Alexander, An Estonian Childhood ); во всех других источниках, включая ее заявления на выдачу паспорта, значится 1892 г.

6 Дом в Березовой Рудке сохранился, но находится в печальном состоянии. Яркая краска поблекла и облупилась, сады запущены, а фонтан разрушен.

7 Русские фамилии имеют мужскую и женскую формы. Закревская – это женская форма от фамилии Закревский.

8 Alexander, Estonian Childhood , с. 37.

9 Alexander, Estonian Childhood , с. 27.

10 Figes, A People’s Tragedy , с. 158.

11 Первую мировую войну называли в России по-разному. Иногда ее называли Второй Отечественной войной (первая – война с Наполеоном 1812 г.), но обычно – Отечественной или Великой Отечественной войной. Два последних названия также были в ходу в 1812 г. и снова возродились в 1941 г. и в настоящее время ассоциируются в основном со Второй мировой войной.

12 Сэр Майкл Постан, интервью с Эндрю Бойлом, CUL Add 9429/2B/123.

13 Keane, Séan MacBride , с. 3.

14 White & Jeffares, The Gonne – Yeats Letters , с. 9.

15 Мод рассказала эту историю в своих воспоминаниях, в которых Маргарет фигурирует под псевдонимом Элеонор Роббинс (Ward, Maud Gonne , с. 13). Сама Мод в то время не была замужем, отвергнув не одно предложение своего возлюбленного – У. Б. Йейтса. В 1894 г. Мод родила вне брака дочь, которая получила имя Изольда. Она сумела воспитать обеих девочек. В конце концов, в 1904 г. Мод вышла замуж за армейского офицера по фамилии Макбрайд, у которого, как впоследствии выяснилось, была любовная связь с юной девушкой Айлин Уилсон (Toomey, Oxford Dictionary of National Biography ).

16 Alexander, Estonian Childhood , с. 16–17.

17 Нет ничего невозможного в том, что Мики была матерью Муры. Раньше у нее был роман с женатым мужчиной старше себя по возрасту, от которого у нее родился ребенок. На размышления наводит тот факт, что Мура родилась вскоре после приезда Мики. Но нет никаких свидетельств в пользу этого предположения.

18 Berberova, Moura , с. 165–166.

19 Berberova, Moura , с. 359. На это есть ссылка и в ее досье в МИ-5 (заявление о выдаче визы и связанное с этим письмо от И. Т. Бойса). Некоторые утверждения о сексуальном поведении Муры в этот период сделаны Г. Д. Уэллсом и могли быть плодами обыкновенных сплетен, пропущенных через его собственное ревнивое воображение. Он безосновательно заявлял, что она на самом деле состояла в коротком браке с Энгельгардтом (Wells, H. G. Wells in Love , с. 164; Уэллс, изъятые страницы из книги H. G. Wells in Love ).

20 Процитировано у Alexander, An Estonian Childhood , с. 31.

21 Alexander, Estonian Childhood , с. 33.

22 Buchanan, Recollections of Imperial Russia , с. 46.

23 Это воспоминание было рассказано молодому Майклу Корде – племяннику кинорежиссера Александра Корды на одном из приемов его дяди (Korda, Charmed Lives , с. 214).

24 Alexander, Estonian Childhood , с. 17.

25 Глава ЧК – тайной полиции большевиков – Яков Петерс, с которым Мура вступила в связь в 1918 г., утверждал в своих воспоминаниях, что «согласно признанию задержанной и документам, найденным у князя П., [Мура] была немецкой шпионкой во время империалистической войны (Петерс, «Воспоминания о работе в ЧК в первый год революции» в журнале «Пролетарская революция», 1925, процитировано в Berberova, Moura , с. 128).

26 Бьюкенен с подробностями описывает этот визит в своих воспоминаниях My Mission to Russia , с. 42–52. Он указывает дату – 12 января 1917 (NS).

27 Lockhart, Memoirs of a British Agent , с. 117.

28 Buchanan, My Mission to Russia , с. 41.

29 Теперь Таллин.

30 Buchanan, Ambassador’s Daughter , с. 143.

31 Buchanan, My Mission to Russia , с. 20; Бенкендорф в «Последних днях в Царском Селе» (вступление переводчика) указывает титул Павла как обер-гофмаршал. Графы Павел и Александр были дальними родственниками Ивана.

32 Попытка сэра Джорджа Бьюкенена предупредить царя об опасности, грозящей Распутину, которая, по его словам, основана на «пустых слухах» (My Mission to Russia , с. 48), внесла свой вклад в теорию о том, что это убийство было на самом деле организовано Секретной разведывательной службой Великобритании. Друг князя Феликса Юсупова (главный заговорщик, во дворце которого был убит Распутин) – англичанин Освальд Рейнер был замешан в этом убийстве, и, возможно, это он предоставил револьвер, из которого были произведены выстрелы. Сэр Джордж навел справки об этом голословном утверждении, но глава Петроградского бюро SIS уверил его в том, что это было «невероятно, на грани ребячества» (Milton, Russian Roulette , с. 25–26). Однако утверждалось, что агенты SIS были замешаны в этом, если не несли полную ответственность за убийство (Cullen, Rasputin ). Хочется задать вопрос, почему Бьюкенен попытался предупредить царя, если его тревога была основана всего лишь на «пустых слухах». Царь сам также был убежден в том, что все дело в британском заговоре.

33 Buchanan, My Mission to Russia , с. 49.

34 Buchanan, My Mission to Russia , с. 51.

35 Сэр Майкл Постан, интервью с Эндрю Бойлом, CUL Add 9429/2B/123. Сэр Майкл Постан родился в Бессарабии, но покинул Россию после революции. Можно сомневаться в достоверности его утверждения. Если была причина полагать, что она была и немецкой шпионкой, и женщиной легкого поведения, кажется маловероятным, чтобы такой человек, как сэр Джордж Бьюкенен, который был далеко не глупым человеком, позволил бы своей дочери так сдружиться с ней или потерпел бы, что военные атташе посольства так много общаются с ней.

36 Мериэл Бьюкенен (Petrograd , с. 93) пишет, что ночь была «безлунной», но 26 февраля 1917 г. (OS) светила полная луна, которая во время отъезда из Йенделя находилась на небе низко (www.timeanddate.com/calendar/moonphases.html?year=1917&n=242;wwp.greenwichmeantime.co.uk/time-gadgets/moonrise/index.htm).

37 Бьюкенен,

Каталог: doc
doc -> Тақырыбы: Ғарышты игеру (аудандық семинар)
doc -> 6 Хромтау гимназиясы тәрбие жұмысының жылдық жұмыс жоспары Азаматтық-патриоттық, құқықтық және полимәдениеттік тәрбие
doc -> Ғарыш әлеміне саяхат
doc -> Сабақ тақырыбы: Шерхан Мұртаза «Ай мен Айша» романы Сабақ мақсаты: ҚР «Білім туралы»
doc -> Сабақтың тақырыбы Бала Мәншүк ( Мәриям Хакімжанова) Сілтеме
doc -> Ана тілі №2. Тақырыбы: Кел, балалар, оқылық Мақсаты
doc -> Қызылорда облысының жер – су атаулары қызылорда, 2013 жыл сыр елі қызылорда облысы
doc -> Қазақстанның театр режиссурасы: сабақтастық және жаңашылдық
doc -> Сабақ жоспары «Сәулет және дизайн» кафедрасының арнаулы пән оқытушысы, ҚР «Еуразиялық Дизайнерлер Одағының» мүшесі: Досжанова Галия Есенгелдиевна Пәні: Сурет және сұңғат өнері

жүктеу/скачать 8,39 Mb.

Достарыңызбен бөлісу:

1 2 3 4 5 6 7 8