з Шоссе 128 идет вокруг Бостона. Оно начинается как двухполоска в рыбацком порту Глостер, штат Массачусетс, затем извивается в сторону пригородов. В начале 1950-х шоссе стало условным обозначением для предприятий американской индустрии высоких технологий, гнездившихся в его изгибах. (В 1955 году BusinessWeek назвала шоссе 128 “волшебным полукругом”, в то время как Forbesдал ему имя “Технологическая дорога Америки”.) Особенно справедливо это для Уолтама и Ньютона — двух городков, быстро застроенных технопарками и стеклянными офисными башнями. К 1970-м территория, ограниченная шоссе 128, вмещала шесть из десяти крупнейших технологических компаний мира, включая DigitalEquipmentCorporation и Raytheon. “Массачусетское чудо” развивалось полным ходом.
В то время как шоссе 128 переживало послевоенный бум, регион Сан-Хосе оставался полностью сельскохозяйственным, основой местной промышленности были плодовые деревья. Вот почему все так удивились, когда Уильям Шокли, эксцентричный изобретатель транзистора, основал ShockleyTransistorCorporation в маленьком городке Маунтин-Вью. (Шокли попробовал запустить транзисторную компанию в районе шоссе 128, но крупные бостонские фирмы не заинтересовались его товаром.) Поскольку Шокли не смог убедить никого из своих бывших коллег по BellLabs присоединиться к его новому предприятию, потому что никто не захотел переезжать в калифорнийский фермерский городок, он нанял на работу выпускников Стэнфорда и Калифорнийского технологического. К несчастью, Шокли оказался ужасным начальником, и в 1957-м восемь его исследователей уволились. Компания беглых инженеров — они сами себя называли Вероломной восьмеркой — основала в гараже в Сан-Хосе FairchildSemiconductorCompany. Парни продавали самые первые партии транзисторов для IBM, и к 1963-му их оборот составлял более 130 млн долларов в год. Несколькими годами позже двое из этих инженеров, Роберт Нойс и Гордон Мур, ушли из Fairchild и открыли собственную компанию, производящую микрочипы. Они назвали ее Intel80. К началу 1980-х Силиконовая долина стала домом для десятков успешных компаний вроде Intel: AppleComputer, Cisco, Oracle и SunMicrosystems. Новички были столь успешными, что к 1985 году в Силиконовой долине на высокотехнологичном производстве работало в два раза больше людей, чем в районе шоссе 128. В последующие годы преимущества Западного побережья только возрастали: такие интернет-компании, как Netscape, Google, Netflixи Facebook, — тоже выходцы из пригородов Сан-Хосе. (Хотя Facebook был основан в гарвардском общежитии в феврале 2004 года, Марк Цукерберг тем же летом перевез компанию в Пало-Альто. Он сказал, что хочет быть “поближе к дви- жухе”.) А все настоящие приверженцы Бостона — огромные компании вроде DigitalEquipmentCorporation и WangLaboratories — вышли из бизнеса. Менее чем за пятьдесят лет фермерский регион Сан-Хосе, выращивавший грецкие орехи, превратился в технологический центр мира.
Удивительный успех Силиконовой долины поднимает интересный вопрос: что случилось с шоссе 128? Как отмечает Вивек Вадхва, профессор бизнеса в Дьюке, “если вы искали территорию, где могли бы преуспеть [в технологическом секторе], то в 1975 году разумнее было бы делать ставку на шоссе 128. Здесь был дан самый мощный старт, чем где-либо еще”. В регионе находились несколько элитных исследовательских университетов вроде Массачусетского технологического и Гарварда, а также длинный перечень успешных компаний. Эти фирмы заключали крупные контракты с министерством обороны и контролировали рынок микрочипов и электронной аппаратуры.
Тем не менее этой форы было недостаточно: спустя десятилетия господства бостонский технологический сектор начал разваливаться. Корни краха в основном лежат в неспособности компаний шоссе 128 идти в ногу с новаторами Сан-Хосе и конкурировать с новым дизайном и товарами, поставляемыми Силиконовой долиной.
Что стало причиной этого разрыва между двумя изобретательскими регионами? Падение бостонского технического сектора было обусловлено теми самыми факторами, которые, по крайней мере первоначально, представлялись преимуществами. Как отмечает Саксени- ан, район шоссе 128 десятилетиями определялся наличием крупных фирм. (В какой-то момент на одной только DigitalEquipmentCorporation работало свыше 120 тыс. человек.) На самом деле эти компании были столь велики, что были самодостаточны. DigitalEquipmentCorporationне просто делала мини-компьютеры, она также производила микрочипы для своих компьютеров и разрабатывала программу, с помощью которой эти микрочипы работали. (Гордон Белл, вице-президент, отвечающий за исследования в цифровой сфере, описывал компанию как “большую организацию, отдельный остров в региональной экономике55.) В результате бостонские фирмы очень серьезно относились к своим секретам — ученым Digital не позволялось разговаривать о работе с учеными Wang или делиться замечаниями с кем-то из Lotus. Компании строго соблюдали положения о неучастии в конкуренции и соглашения о неразглашении, бывшие служащие не имели права работать на конкурентов, а ученые не могли печататься в научных журналах. Это означало, что в фирмах в районе шоссе 128 информация поступала вертикально, так как идеи и изобретения распространялись строго внутри компании.
Хотя эта вертикальная система была создана, чтобы облегчить шоссе 128 защиту интеллектуальной собственности, она также делала компании гораздо менее новаторскими, потому что творчество городских районов зависит от их способности содействовать свободному потоку информации: им нужно это распространение знания, когда соседи обмениваются идеями и работают вместе. Но в случае шоссе 128 этого не произошло. Хотя в регионе было множество талантов, они не могли взаимодействовать — каждая фирма была как частный остров. В итоге новаторство задохнулось.
Вертикальная культура бостонского технического сектора существовала в резком контрасте с горизонтальным взаимодействием Силиконовой долины. Поскольку калифорнийские фирмы были маленькими и только начинали работать, они часто сотрудничали друг с другом и обменивались инженерами. Появились перекрестные взаимоотношения, и не было редкостью, что ученый из Cisco дружит с кем-то из Oracle, а один из основателей Intel дает управленческие советы молодому исполнительному директору Apple. (Ранее мы видели, как такое горизонтальное взаимодействие могло спровоцировать озарения.) Эти связи часто приводили к высокой текучести кадров, поскольку люди перепрыгивали с проекта на проект: в 1980-е средняя продолжительность работы в компании Силиконовой долины не превышала двух лет. (Этому также способствовало и то, что соглашения о неучастии в конкуренции не применялись в Калифорнии, что позволяло инженерам и менеджерам повторно покорять рынок труда и работать на конкурентов.) Индустриальная система Сан- Хосе строилась не вокруг отдельных фирм. Напротив, регион славился профессиональными сетями, компаниями инженеров, обменивающихся знаниями. В 1983 году Том Вулф в своем портрете Роберта Нойса описал неформальные сплетни, принятые в Силиконовой долине: “Каждый год было некое место — WagonWheel, ChezYvonne, Rickey's, Roundhouse, — где члены эзотерического братства, молодые мужчины и женщины полупроводниковой индустрии, собирались после работы, чтобы выпить, посплетничать, похвастаться и обменяться историями о фазовых джиттерах, фантомной схеме, пузырьковой памяти, группе импульсов, контактах без дребезга, режиме пульсирующего трафика, тестах “чехарда”, /^-переходе, спящих режимах, случаях деградации параметров транзисторов, оперативной памяти, уведомлениях об отказе, минимальных рабочих скоростях, совместимых вычислительных машинах, ППЗУ, программаторах ППЗУ, отладчиках, терра-магни- туде, то есть о великом множестве всего”81.
Эти случайные обмены — бродячие разговоры в кофейнях и барах, — являются важной движущей силой новаторства. В то время как Джейн Джекобе могла не одобрять беспорядочную застройку калифорнийских пригородов, инженеры руководили созданием собственной Гринвич- Виллидж. Они не сталкивались друг другом на людных тротуарах и не сплетничали на крыльце особняка. Вместо этого они встречались за пивом в WagonWheel или обменивались секретами в Roundhouse. Это не было балетом Гудзон-стрит, но это все равно был танец. Танец, имевший значение.