Джона Лерер – Вообрази



бет14/16
Дата09.07.2022
өлшемі1,28 Mb.
#147364
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16
Байланысты:
Dzhona Lerer Voobrazi Kak Rabotaet Kreativnost

ННМІУ напротив, известен тем, что поддерживает авангардные проекты. По сути, он явно поощряет исследователей “идти на риск, исследуя недоказанное и принимая неизведанное, даже если это означает неопределенность и вероятность неудачи”. ННМІ поступает так, сосредоточив внимание на ученых-одиночках, а не на конкретных экспериментах. (Вместо подробной заявки на будущее исследование Институт просит показать результаты предыдущих экспериментов.) Предполагается, что ученый- творец должен следовать за идеей, не вынося ее на суд экспертов. Иногда экспериментам с большим потенциалом не хватает доказательств.
Несколько лет назад команда экономистов из Массачусетского технологического и Университета Калифорнии проанализировала данные финансируемых NIH и ННМІ лабораторий, чтобы выяснить, какая спонсорская стратегия была наиболее эффективной104. Экономисты пытались проконтролировать все возможные переменные, такие как внешние стипендии и профессионализм студентов. Затем они сравнили данные исследователей NIH с результатами исследователей ННМІ.
В каждой области биомедицины рискованные гранты ННМІ были направлены на более важные, новаторские и значимые исследования. Хотя на момент обращения за грантом ученые ННМІ обладали той же квалификацией, что и их коллеги из NIH, они написали в два раза больше цитируемых статей и получили в шесть раз больше наград.
Они также внесли больше нужных понятий в свой научный лексикон, что доказывают гораздо более оригинальные работы.
Плохая новость в том, что их творчество обошлось недешево, поскольку, по данным экономистов, в ННМІ было написано на 35% больше статей, на которые вообще никто не ссылался (свидетельства крайних неудач). Мораль в том, что ученые производили лучшие исследования не потому, что были умнее, богаче или вдохновеннее других. Они просто были готовы к провалу.
У Билла Джеймса та же точка зрения и на спорт. Он отмечает, что американское общество нашло способ оценивать не только достижения в спорте, но и потенциал атлетов: “Мы инвестируем в спортсменов, которые могли бы быть успешными, а не платим им только тогда, когда они становятся лучшими в мире55. Конечно, не все перспективные спортсмены побеждают. Некоторые проекты оказываются неудачными, а множество высокооплачиваемых спортсменов разочаровывают. (Иными словами, инвестиции в атлетов во многом схожи с научными грантами.) Тем не менее в профессиональных командах понимают, как важна эта система, поскольку она подталкивает молодых атлетов вкладывать в спорт время и энергию, необходимые для успеха. Делать ставку на потенциал всегда рискованно, но это единственный путь к изобилию гениев. Поэтому нам нужно больше фондов и финансируемых правительством агентств, готовых имитировать смелые идеи Говарда Хьюза и спортивных команд.
Последняя важная метаидея включает в себя управление результатами новаторства. Изобретатели должны извлекать выгоду из своих прошлых изобретений, но нам также нужно пестовать культуру заимствований и адаптации. Внутренний конфликт никуда не делся с тех времен, как в конце XVI века королева Елизавета начала выдачу патентов. Хотя патенты служили важным источником мотивации — Авраам Линкольн говорил, что патентная система “подливает масла заинтересованности в огонь таланта”, — они также осложняли работу другим изобретателям. Поэтому в ібоі году английское правительство отменило многие из тех патентов, что были наиболее спорными в глазах общества, — например, на производство стеклянных бутылок и крахмала. Королева осознала, что в нехватке идей нет ничего естественного. Конечно, желание освободить идеи не означает, что они должны быть общедоступными. Это означает, что мы должны выставить правильную цену.
К сожалению, этого не происходит. В последние годы творчество в США было подорвано обилием невнятных патентов и периодических поправок к закону об авторских правах. Начнем с патентов. Между 2004 и 2009 годами количество исков по патентным нарушениям увеличилось на 70%, в то время как запросы на лицензирование выросли на 650%. Большинство исков было подано так называемыми патентными троллями — людьми и фирмами, что скупают патенты оптом, а затем агрессивно охотятся за возможными нарушителями, даже если у них нет заинтересованности в использовании изобретений. Или, например, вспомним о сроке годности авторских прав: когда в 1790 году появились первые законы о защите авторских прав, копирайтом владели сорок лет. (Как отмечает Льюис Хайд, отцы-основатели приложили много усилий к тому, чтобы практически все изобретения стали достоянием общественности1.) Однако с 1962 года Конгресс в один-
1 Одним из первоначальных экономических преимуществ Америки было появление торговых гильдий. Преимущественной функцией этих гильдий, доминировавших как в издательском деле, так и в мыловарении, было ограничение технических знаний. Тем не менее относительная слабость этих гильдий в американских колониях означала, что по большей части
надцать раз расширил закон об авторском праве, и теперь обычный срок копирайта составляет 95 лет. Проблема в том, что это тормозит новаторство, мешая людям объединять и переиначивать старые идеи. Бизнес всегда будет лоббировать защиту интеллектуальной собственности (в 1998 году расширение защиты авторских прав было названо законом о защите Микки Мауса) но мы должны помнить, что у общественного достояния нет лобби. Потому нам всегда нужно помнить молодого Уильяма Шекспира, воровавшего у Марло, Холиншеда и Кида. (Если бы Шекспир писал в наши дни, его пьесы стали бы предметом бесконечных судебных разбирательств.) Неважно, это хип-хопер, пишущий альбом, состоящий из ремиксов и сэмплов, или инженер, совершенствующий гаджет в гараже в Сан-Хосе: мы должны быть уверены, что людей вдохновляет работа других, что общее достояние остается источником творчества.
Боб Дилан — прекрасная иллюстрация к этому. В автобиографических “Хрониках” он неоднократно описывает свой творческий процесс как любовь и воровство. Процесс начинается, когда музыкант слышит звук или песню, пробирающую до костей. Затем он пытается разобрать звук на части, чтобы понять, как он работает. Будучи молодым автором песен в Нью-Йорке, Дилан, к примеру, учился писать музыку, запоминая то, что ему нравилось, изучая мелодические аспекты песен Роберта Джонсона и Вуди Гатри и множество английских фолк-баллад. (Дилан пишет: “Я мог барабанить все эти песни без всяких комментариев, точно все мудрые и поэтичные слова в них были моими
ценные знания были дешевы и доступны для общества в виде справочников и книг. Когда, например, в 1729 году Бен Франклин стал издателем Philadelphia Gazette, он заявил, что одной из главных целей газеты являются “советы... которые будут способствовать улучшению наших нынешних производств или созданию новых”.
и только моими”105.) Боб Дилан не просто копировал эти мелодии. Вдумчивое изучение является важной составляющей его творческого метода, исследование старых песен приближало его к изобретению чего-то нового. Дилан описывает, как это происходило во время одной из его первых музыкальных сессий: “Песен у меня было немного, но я сочинял прямо на месте, пока играл: перетасовывал куплеты старых блюзовых баллад, тут и там добавлял собственные строки, все, что в голову взбредет. И пришлепывал свое название”.
В результате почти все из его первых семидесяти композиций, от В lowin' in the Wind до The Times They Are a- Changin\ имеют явных музыкальных предшественников. В большинстве случаев в их основе лежат едва скрытые народные песни, вдохновившие музыканта. Хотя было бы легко назвать эти песни плагиатом — некоторые из них наверняка нарушают современные стандарты копирайта, — Дилан смог превратить свои фольклорные источники в поп-шедевры. Об этом прекрасно сказал Т. С. Элиот: “Незрелые поэты подражают, зрелые крадут”. Даже в 21 год Дилан был зрелым поэтом — он уже был вором.
Эти метаидеи работали раньше, высвобождая таланты драматургов и изобретателей и являя собой иерархические правила, которые отпускают творчество. Но наш список далеко не полон. Как отмечает Ромер, “мы не знаем того, каким будет следующее понятие, объединяющее наши идеи”. Потому так важно продолжать искать эффективные метаидеи будущего для новых организаций, отношений или законов, которые будут помогать нам
становиться более творческими. Нам нужно изобретать изобретения.
В этом заключается пугающая истина: наши творческие задачи становятся все более трудными. Пока мы не выберем подходящие правила и реформы, пока не создадим больше NOCCA и не исправим патентную систему, пока не начнем вкладываться в городскую застройку и поощрять юных изобретателей с тем же рвением, с каким поощряем звезд футбола, мы никогда не найдем ответы, в которых так отчаянно нуждаемся. Пришла пора создать культуру, которая не будет нас сдерживать.
Достоинство изучения эпох, изобиловавших гениями, в том, что оно дает нам возможность оценивать себя. Мы можем учиться на тайнах творчества прошлого — у тех цветущих обществ, которые породили Шекспира, Платона и Микеланджело. А затем нам нужно посмотреть в зеркало. Какой вид культуры мы создали? Это ли мир связанных межу собой идей? Выпускают ли наши школы людей, готовых к творчеству? Может ли сын перчаточника вырасти в королевского драматурга? Мы должны сделать так, чтобы стать гением было легко.
Заключение
Летом 1981 года на Ярмарке возрождения нищие иллюзионисты Пенн и Теллер106 показывали детям несложные фокусы. Костюмы иллюзионистов были невообразимыми: черные колготки, фиолетовые бархатные береты, куртки из кожзаменителя, а вместо ремней — веревки. Разочарованных Пенна и Теллера задолбала кочевая жизнь.
Но именно тогда, когда отчаяние почти полностью охватило магов, в придорожной закусочной на них снизошло озарение. Пока они ждали заказ, Теллер решил отрепетировать свою версию “наперстков” — классического фокуса на ловкость рук, впервые появившегося еще в Древнем Риме. Начинается все с того, что маленький шарик кладут под один из трех наперстков. Затем фокусник перемещает наперстки по поверхности, делая так, чтоб шарик то появлялся, то исчезал. Стоило зрителю подумать, что он знает, где находится шарик, — он под этим наперстком! — как тот оказывался под другим. “Этот фокус знают во всем мире, — говорит Пенн. — Если вы видите, что какой-то парень на улице страшно суетится, то, скорее всего, он играет в наперстки”.
Но Теллер был в закусочной, и сумки с магическими приспособлениями у него с собой не было. Так что ему пришлось пользоваться подручными средствами: скатанными в шарики салфетками и прозрачными пластиковыми стаканчиками. В процессе работы над фокусом Теллера осенило. Несмотря на то что теперь можно было проследить за перемещениями шарика под стаканчиками, фокусник понял, что интрига все равно сохраняется. “Глаза следят за движениями, но мозг их не осознает, — говорит Теллер. — Выдав секрет фокуса, я ничего не сделал, поскольку люди все еще не могли раскусить его”. Наблюдатели были буквально не в состоянии следить за движениями рук фокусника, потому что пальцы Теллера двигались слишком быстро, и то, что стаканы прозрачные и бумажный шарик в них хорошо виден, не имело никакого значения.
Пенн и Теллер включили этот фокус в шоу, и он имел огромный успех. Вскоре они со своими пластиковыми стаканчиками уже выступали у Леттермана и собирали толпы на улицах Нью-Йорка. Спустя несколько лет Пенн и Теллер стали двумя самыми успешными иллюзионистами мира — сейчас у них есть собственный театр в Вегасе и секретная мастерская на Стрипе, где они работают над фокусами. (“С тех пор в закусочных меня больше не посещали озарения”, — говорит Теллер.) Однако популярность не снижает их способность придумывать что-то новое: Пенн и Теллер по-прежнему твердо намерены раскрывать секреты своей магии. В их нынешнем шоу, к примеру, Пенн комментирует фокус, который показывает Теллер. “Это всего лишь невидимая нить!” — говорит он, или: “Это просто зеркало!” По словам фокусников, их “скептические номера” ведут свое начало от той закусочной, где
Теллер решил воспользоваться предметами, что были под рукой. “Во многих отношениях идея с прозрачными стаканами появилась, чтобы показать то, что мы пытаемся делать, — говорит Теллер. — Я всегда любил наш вариант [наперстков], поскольку, даже раскрыв секрет фокуса, точнее, ничего не скрывая, мы по-прежнему сохраняли магию. На самом деле она даже приобретает большее значение, поскольку вы понимаете, что все дело в вас. В стаканах и салфетках нет ничего особенного. Магия рождается в вашей голове”.
Творчество сродни этому фокусу. Сначала мы видим источник воображения — эту огромную сеть электрически заряженных клеток, позволяющих нам постоянно формировать новые связи между старыми понятиями. Однако новое знание всего лишь делает более творческим сам процесс. Может, момент озарения и исходит из туманностей правого полушария, но это знание не уменьшает волнения от того, что, моясь в душе, мы сделали открытие. Тот факт, что мы можем отследить поток нейротрансмиттеров, или выявить связь между скоростью движения пешеходов и количеством патентов, или вычислить эффективность круга общения, никак не сводит на нет волшебство. В воображении всегда будет нечто таинственное.
Вместе с тем ощущение чуда не должно мешать нашим попыткам преуспеть в творчестве. Благодаря современной науке у нас есть беспрецедентное творческое преимущество, метаидея, которую мы можем использовать по-своему. Впервые в истории мы способны узнать, как на самом деле работает воображение. Вместо того чтобы опираться на мифологию и суеверия, мы можем подумать о дофамине и дискуссиях, правом полушарии и социальных связях. Это самопознание очень полезно: поскольку мы обнаружили катализаторы нашего творчества, можно быть уверенными, что мы правильно думаем в правильное время, что мы на полную катушку используем этот удивительный инструментарий нашего мозга. (Не существует более важной метаидеи, чем знание того, откуда берутся мысли.) Если мы хотим увеличить свой творческий потенциал, мы должны сделать это целью жизни. Мы способны вообразить больше, чем думаем.
Процесс начинается с головного мозга, этого мясистого источника возможностей. Хотя люди давно думают, что воображение — что-то отдельное, это вообще-то талант, зависящий от многого. Иногда нам нужно расслабиться в душе, а иногда — глотнуть кофеина. Иногда нам достаточно дать себе волю, а иногда — забыть все, что мы знали. Каждому виду мышления необходимо свое время.
Но мозг — это только отправная точка. Теперь мы знаем, что творчество также свойственно и группам людей, работающих вместе. В сотрудничестве с другими нам нужно искать золотую середину Q, как это сделали создатели “Вестсайдской истории”. Мозговой штурм может казаться отличной тактикой, но конструктивная критика всегда лучше; в каждой компании должен быть свой эквивалент пиксаровского туалета — места, заставляющего людей общаться, как это происходит в густонаселенных городах. А еще мы должны усвоить метаидею, что нельзя тормозить коллективное творчество. Мы должны стремиться к максимальной гениальности.
Но также нам нужно быть честными с самими собой: творческий процесс не бывает легким, и неважно, как много мы знаем о нейронах, городах или Шекспире. Наши изобретения всегда будут сопровождаться неопределенностью и случайностью, способностью делать неожиданные открытия благодаря клеткам мозга, обеспечивающим новые связи. Наука о воображении шире формата презентации
в PowerPoint, и она не может быть сведена к подписям под картинками. (Если бы творчество давалось так легко, Пикассо не стал бы настолько знаменитым.) Несмотря на все умные исследования и эксперименты, самый важный ментальный талант остается также и самым загадочным.
Главная загадка вот в чем: хотя воображение и подпитывается повседневными вещами — недостатками и достоинствами, — мы можем видеть дальше наших источников, представлять себе вещи, существующие только в нашем воображении. Мы замечаем незаконченность и можем это исправить, трещины в предметах становятся источниками света. И потому швабра превращается в “Свиффер”, Tin Pan Alley дает дорогу Бобу Дилану, а избитая трагедия превращается в “Гамлета”. Все творческие истории разные. И все они одинаковы. Сначала ничего не было. А потом что-то появилось. Это почти всегда волшебство.

Благодарности


Обложка этой книги — фикция. На ней значится только мое имя, и может показаться, что все эти слова я написал в гордом одиночестве и что не оценил огромный вклад, сделанный множеством других людей. Но это не так! Книги не было бы, не поделись они со мной своим временем, щедростью и мудростью.
Позвольте мне начать с Аманды Кук. На сей раз я обойдусь без похвал. Аманда редактировала все три мои книги, и хотя она, очевидно, устала от моей медлительности и тяжеловесных черновиков, я пристал к ней как клей. (Желательно, чтобы это был один из тех суперпрочных клеев зМ, что скрепляют клюшки для гольфа.) Потому что Аманда не просто правит мою корявую прозу, она вместе со мной обдумывает идеи и истории и помогает мне понять, что же я на самом деле хочу сказать. Она поддерживает меня и одновременно предельно откровенна, умело вдохновляя меня на дальнейший труд, даже когда указывает на мои ошибки. Каждая страница этой книги стала лучше благодаря ее красной ручке.
Также мне было полезно пообщаться с коллегами и друзьями. Роберт Крулвич всегда был моим героем, но он еще и замечательный читатель. Прочитав первый черновик, Роберт послал мне настолько вдохновляющий и-мейл, что тот подпитывал меня следующие полгода. Ник Дэвис из Canongate внес много важных предложений, как мелких, так и крупных. Пэдди Харрингтон, Чарльз Иао, Марк Брайтенберг и Джэд Абумрад также сделали ценные замечания. Майк Дюдек из Bruce Маи Design создал потрясающие иллюстрации. Трейси Ро, лучший корректор в мире, исправила в рукописи столько ошибок, что, увидев ее правку, я был слегка подавлен. (Когда-нибудь, Трейси, я все-таки выучу правила употребления обращений.) Главы этой книги стали лучше благодаря мудрым исправлениям редакторов множества публикаций, которые я был счастлив написать. Огромное, огромное спасибо Марку Робинсону и Адаму Роджерсу из Wired, Лео Кэйри и Дэниелу Залевски из New Yorker, Мэри Тернер из Outside, Джеймсу Райерсу и Алексу Стару из New York Times Magazine.
От моей грубой прозы пострадали и некоторые члены семьи. Бен Лерер провел бесчисленное множество часов в кафе, помогая мне убирать ненужные предложения, Майкл Лерер стал для меня источником творческого вдохновения, Дэвид Лерер исправлял ошибки в бесконечных исследованиях, а Рэйчел Лерер помогла справиться с самыми трудными местами в повествовании. Моя мать, Ариэ- лла, читала различные редакции этой книги так много раз, что я не могу сосчитать. Не в пример моему отрочеству сейчас я знаю, что она всегда права и лучше ее послушать.
Мои замечательные агенты из Wylie сделали возможной жизнь писателя. Сара Чалфант подбодрила меня, когда книга была всего лишь идеей, настояв на том, что я должен писать. Она находила истории и связывала меня с героями, и я так рад, что она со мной. Поддержка Эндрю Уайли на некоторых важных этапах много для меня значила. А работать с Джеймсом Пулленом было сплошным удовольствием.
Также я признателен людям, о которых рассказал в книге. Моя благодарность всем тем, кто позволил задавать им глупые вопросы, в лаборатории ли, на киностудии или пляже на Мауи, не знает границ. Этой книги не было бы без их терпения и остроумия. Особенно хочется поблагодарить тех ученых, что проводили исследования, легшие в основу этой книги. Одна из моих любимых цитат принадлежит У.Х. Одену, сказавшему, что, оказавшись однажды в комнате, забитой учеными, он почувствовал себя “бедным церковным служкой, который по ошибке забрел в гостиную, полную герцогов”. Я ощущал это каждый день.
А еще спасибо моей жене Саре. Когда я писал эту книгу, она мирилась с моим плохим настроением, частыми командировками и многочисленными навязчивыми идеями. Я восхищен ее добротой и умом, ее готовностью читать поздней ночью плохие тексты (хотя ей нужно было закончить собственную работу) и ядовито комментировать все подряд, от неумения употреблять обращения до исполнения Highway 61 Revisited. Сара — мой лучший друг.
Рози! Ты появилась, когда я заканчивал писать, и это, безусловно, хорошо, поскольку ты — самый милый и очаровательный ребенок на свете. Не могу дождаться, чтобы посмотреть, какой ты станешь, хотя я и так уже уверен, что ты — лучшее мое творение за всю жизнь.


CORPUS 2l6
ДЖОНАЛЕРЕР
ВООБРАЗИ
КАК РАБОТАЕТ КРЕАТИВНОСТЬ


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   16




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет