СМЫСЛ СТРАДАНИЯ
Как только человек сталкивается с недосягаемой, неизбежной ситуацией, как только он становится перед лицом судьбы, которая никак не может быть изменена, например, при неизлечимой болезни, или при бессилии перед стихийными бедствиями, тогда ему представляется случай актуализировать высшую ценность, осуществить глубочайший смысл, смысл страдания, потому что высшая сущность- наше отношение к страданию, отношение, в котором мы берем на себя страдание.
Позвольте мне привести следующий пример. Однажды пожилой практикующий врач консультировался у меня по поводу своей серьезной депрессии. Он не мог пережить потерю своей супруги, которая умерла 2 года назад и которую он любил больше всего на свете. Но как я мог помочь ему? Что я мог ему сказать? Но я отказался вообще от каких- либо разговоров и вместо этого поставил перед ним вопрос: «Что было бы, доктор, если бы Вы умерли первым, а Ваша жена осталась бы в живых?» «О, - сказал он,- для нее это было бы ужасно, как бы она страдала!» После этого я заметил: «Видите, доктор, каким страданием ей бы это обошлось, и именно Вы заставили бы ее так страдать. Но теперь Вы платите за это, оставшись в живых и оплакивая ее». Он не сказал ни слова, только тихо пожал мою руку и покинул учреждение. Страдание перестает быть страданием каким- то образом в тот момент, когда обнаруживается его смысл, как, например, смысл жертвенности.
Конечно, этот случай не был терапией в обычном смысле, во- первых, потому, что его отчаяние не было болезнью, и во- вторых, я не мог изменить его судьбу, я не мог возвратить ему супругу. Но в тот момент я сумел изменить его отношение (attitude) к своей неизменной судьбе, так же как и именно с этого мгновения он смог, наконец, увидеть смысл своего страдания. И это - один из основных принципов Логотерапии, что основное дело человека вовсе не в получении удовольствия или избежания боли, а скорее в видении смысла своей жизни. Поэтому человек готов даже страдать, при условии, что его страдание имеет смысл.
Я уже не говорю о том, что страдание не будет иметь смысла, если оно абсолютно не необходимо, например, рак, который нельзя вылечить хирургически, не может быть взят пациентом на себя, хотя он и является его крестным знамением. Это будет скорее мазохизм, а не героизм. Но если врач не может ни вылечить болезнь, ни вселить веру в пациента, веру, облегчающую боль, он должен привлечь на свою сторону способность пациента осуществить смысл страдания. Традиционный психотерапевт ставит своей целью сохранение работоспособности пациента и его способности наслаждаться жизнью. Логотерапия включает это, но ищет дальше, заставляя пациента вновь обрести способность к страданию, если это требуется, таким образом обнаруживается смысл даже в самом страдании.
В этой связи Edilh Weisskapt- Goelson, профессор психологии в университете в Падуе, утверждает, что «Наше течение психической гигиены подчеркивает ту мысль, что люди должны быть счастливы, что несчастье является симптомом плохого приспособления. Такая система ценностей должна отвечать за тот факт, что бремя неизбежных несчастий увеличивается несчастьем тех, кто несчастлив». И в другой статье она выражает надежду, что Логотерапия «может помочь нейтрализации некоторой нездоровой тенденции в современной культуре США, где неискоренимому страдальцу дается очень мало возможности гордиться своим страданием и видеть его как нечто облагораживающее, а не ведущее к деградации, так что он не просто несчастен, но стыдится быть несчастным»(2).
Существуют ситуации, которые вырывают человека из возможности делать какое- либо дело или наслаждаться жизнью, но неизбежность страдания не может быть преодолена. В принятии этой необходимости прекрасно страдать - жизнь имеет смысл в своей высшей точке, она сохраняет свой смысл буквально на грани. Другими словами, смысл жизни безусловен, т.к. он включает даже потенциальный смысл страдания.
Позвольте мне вспомнить то, что как мне кажется, было самым глубоким моим ощущением в концентрационном лагере. Вероятность спастись из лагеря была не больше одной двадцатой, как легко проверить точной статистикой. Казалось невозможным, маловероятным, что рукопись моей первой книги, которую я хранил в пальто, когда попал в Освенцим, будет когда- нибудь спасена. Итак, я должен был пережить и побороть потерю моего духовного ребенка. И тогда казалось, что теперь уже меня ничто и никто не переживет, ни физического, ни духовного ребенка я не оставлю! Так я стал перед вопросом, имеет ли жизнь хоть какой- то смысл при таких обстоятельствах?
Не успел я отметить, что ответ на этот вопрос, саму постановку которого я так и не сказал, уже готов во мне, как одновременно ответ был мне дан. Это случилось тогда, когда я , отдав свою одежду, в обычном порядке получил лохмотья какого- то заключенного, которого послали сразу в газовую камеру сразу по прибытии на станцию Освенцим.
Взамен пакета своей рукописи я нашел в кармане вновь приобретенного пальто одну страницу, вырванную из книги Hebrew player book Shema, на которой был изображен великий еврейский игрок Jisneel. Как иначе я мог объяснить себе такое «совпадение», как не требованием «жить» моими мыслями, жить в иной форме, даже отличной от обычной записи на бумаге.
1. Edilh Weisskapt- Goelson. «Some comments on a Viennese. School of Psychiatry». G. of abnormal and Social Psychology. Vol. 51, pp. 701- 703, 1955.
2. Edilh Weisskapt- Goelson. «Logotherapy and Existential Analysis». Act Psychotherapy. Vol. 6, pp. 193- 204, 1958.
Я вспоминаю, что немного позже мне показалось, что я скоро умру. Мое отношение к этой критической ситуации, однако, сильно отличалось от большинства моих товарищей. Их вопрос был: «Останемся ли мы в живых в этом лагере. Если нет, все эти мучения не имеют смысла». Вопрос, сверливший меня, был несколько другим: «Имеет ли все это страдание, эта смерть вокруг нас, смысл? Если нет, значит нет смысла в спасении, т.к. жизнь, чей смысл требует таких несчастий- независимо от того, свободен человек или нет,- никогда не будет стоить этого, чтобы жить!»
Достарыңызбен бөлісу: |