ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы

428
429
«Божественного всемогущества по мере себе дарованного понятия»
37
 
и составляет смысл человеческой жизни, а это значит, что культура 
посредством риторики должна убеждать в этом всемогуществе. Такое 
убеждение может происходить двояким образом: во-первых, при 
помощи логики и аналитического знания (в частности, через позна-
ние созданного Богом мира) — «человек, смотря на огромность, 
красоту и стройность его зданий
38
, проникается грандиозностью 
Божиего замысла о мироздании и начинает возвещать осознанное 
им. Это — дело науки. Дело же искусства, в том числе и поэзии, — 
являть Божественную истину как красоту, что должно достигаться в 
первую очередь умением «о всякой данной материи красно говорить 
и тем преклонять других к своему об оной мнению»
39
. Получается, 
что наука и поэзия в конечном счете ведут к одному, хотя и разными 
путями: обе они открывают людям величие Божие. Посему они и не 
противостоят одна другой, но друг друга дополняют, постоянно пе-
ресекаясь. Примером подобного переплетения может служить за-
мечательная работа «Явление Венеры на Солнце…» (1761): высо-
коученый в первой, астрономической своей части, труд этот завер-
шается «Прибавлением», представляющим собою безукоризненный 
панегирик знанию, ведущему к прочувствованию Божиего присут-
ствия в мироздании, — панегирик, достойный занять место рядом с 
высшими достижениями Ломоносова в области торжественного крас-
норечия, которые принесли ему славу российского Цицерона. Впро-
чем, подобная близость вовсе не означает полной идентичности: 
слово науки близко, но не тождественно поэтическому слову. Первое 
стремится к ясности, при всем великолепии и пышности: при несо-
мненной воспаренности ломоносовского научного стиля он ясен и 
прозрачен; смысл научного текста складывается непосредственно из 
прямого значения составляющих его слов; при всем своем глубоко-
мыслии, он скорее статичен. С поэтическим произведением дело 
обстоит сложнее: его семантическое поле гораздо менее определен-
но, границы такого поля размыты, а главное — оно само подвижно, 
в нем действуют уже не статические, но динамические смыслообра-
зующие силы. Динамика эта образуется прежде всего сложным вза-
имодействием его прямого лексического смысла с другими содержа-
тельными стратегиями, связанными в первую очередь с поэтической 
формой. Примером этому может послужить одна из самых совер-
37 
Ломоносов М. В.
 Полное собрание сочинений: в 11 т. Т. 4. С. 375.
38 
Там же. С. 375.
39 
Там же. Т. 7. С. 91.
шенных духовных (или натурфилософских) од Ломоносова «Вечер-
нее размышление о Божием Величестве при случае великого север-
ного сияния». Впервые публикуя ее в «Кратком руководстве к крас-
норечию…», Ломоносов четко сформулировал центральную логиче-
скую идею оды: «Тварей исследовать не можем, следовательно и 
творец есть непостижим»
40
. Буквальный смысл «Вечернего размыш-
ления…», создаваемый лексическим уровнем текста, такой идее, 
приобретшей вид энтимемы, в целом соответствует — что и неуди-
вительно, так как ода является иллюстрацией данной энтимемы. 
Однако поэтическая семантика «Вечернего размышления…» оказы-
вается несравнимо сложнее — семантика поэтической формы соз-
дает смысл, в чем-то противоречащий логической формуле, которая 
положена в основу текста, трансформирующий процесс смыслоо-
бразования и направляющий его в несколько иную сторону: при ко-
нечной непостижимости Бога, Он (а следовательно, и созданный Им 
мир) открыт для пытливого разума, познаваем, и познание это при-
носит человеку радость. Такой семантической осложненности на-
учные сочинения Ломоносова лишены. Но все же они, хотя и суще-
ственно иначе, решают те же задачи, что и поэзия. Причем наука и 
поэзия обращаются к одному и тому же средству — к слову.
III
. Объединению в лице Ломоносова ученого и поэта в огромной 
мере способствовал словесный характер почти всего (как научного, 
так и поэтического) творчества Ломоносова. Правда, оговорка «поч-
ти» здесь далеко не случайна: деятельность Ломоносова иногда вы-
ходила за пределы словесного пространства. Не так уж редко он 
выступал как человек прямого дела, словом не опосредованного либо 
опосредованного в малой степени. В первую очередь это относится, 
конечно, к его мозаичным начинаниям. Мозаикой Ломоносов актив-
но увлекся в 1753 г., когда завел себе фабрику соответствующего 
профиля. Плодом его трудов в данном направлении стали несколько 
небольших мозаичных портретов (Петра, Елизаветы, И. Шувалова) 
и, конечно же, грандиозная мозаичная картина «Полтавская баталия» 
(завершена в 1764-м). Сам Ломоносов к этому делу относился край-
не щепетильно, критика в его адрес выводила ученого из себя. В этом 
ряду следует упомянуть и ломоносовские электрические опыты. Про-
водя их, Ломоносов соприкасался непосредственно с электрической 
энергией, минуя слово. Степень близости ученого к грозным в тог-
дашней их непонятности силам была столь велика, что грозила ему 
гибелью — его друг и сотоварищ по Академии Г.-В. Рихман погиб 
40 
Там же. С. 315.

430
431
во время одного из совместно проводимых им с Ломоносовым опы-
тов по созданию громоотвода.
Впрочем, и здесь главное было совершено Ломоносовым посред-
ством слова: практические результаты его предприятия по созданию 
громоотвода были не так уж и значительны. «Ломоносов умел про-
изводить электрическую силу, умел отвращать удары громы, но Фран-
клин в сей науке есть зодчий, а Ломоносов рукодел»
41
 — радищев-
ское это определение из «Слова о Ломоносове» в целом верно пере-
дает суть дела. Описание же смерти Рихмана, последовавшей во 
время работы над громоотводом, данное в письме Ломоносова к 
И. И. Шувалову от 26 июля 1753 г., обернулось истинным эписто-
лярным шедевром. Автор раскрывает в нем себя как самоотвержен-
ный ученый, лишь чудом оставшийся в живых. Внезапная и траги-
ческая смерть близкого друга, глубоко его поразившая, не ввергает 
его в отчаяние, не отвращает от дела. Недаром в характеристике 
Рихмана на первый план выходит преданность науке, полностью 
заполнившая его душу и толкнувшая на смертельно смелые (в бук-
вальном смысле слова) опыты. Это и оставит его имя вечности: 
«Между тем, умер господин Рихман прекрасною смертию, исполняя 
по своей профессии должность. Память его никогда не умолкнет». 
Под стать ему и автор (то есть сам Ломоносов, каким он рисует 
самого себя в письме) — над только что остывшим трупом друга он 
продолжает размышлять о науке: «Итак, он плачевным опытом уве-
рил, что електрическую громовую силу отвратить можно, однако на 
шест с жезлом, который должен стоять на пустом месте, в которое 
бы гром бил сколько хочет». Но одновременно с этими героически-
ми образами самоотверженных ученых, рядом с траурно-панеги-
рической темой, все время с ней пересекаясь и ее оттеняя, в письме 
развиваются и бытовые мотивы. Подвиг во имя науки, унесший 
жизнь, но обеспечивший бессмертие, окружен в письме реальной 
обстановкой, прочно вписан в быт: указан точный день и час ужас-
ного происшествия, описана туча: «Сего июля в 26 число, в первом 
часу пополудни поднялась грозовая туча от Норда. Гром был наро-
41 

жүктеу/скачать 2,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: