ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Бухаркин П. Е. История русской литературы 18 века.
| Западов А. В.
Отец русской поэзии. О творчестве Ломоносова. М., 1961) и И. З. Серма- на ( Серман И. З. Поэтический стиль Ломоносова. Л., 1966) он рассматривается как ху- дожественно статичный: если речь и заходит о каком-то движении, то неизменно име- ется в виду лишь идейное наполнение, а не осевые поэтические параметры. В восторгах где своих он лишь махнул пером От пламенных картин доныне слышен гром. в главном сложилось уже при его жизни 29 . Будучи центральной литературной фигурой своего времени, Ло- моносов, однако, занимал в литературной жизни весьма своеобразное место. Он стоял всегда несколько особняком, что стало отчетливо заметным к началу 1750-х гг. В 1740-е для самого Ломоносова это было не столь ощутимо — может быть, из-за ненасыщенности этой литературной жизни, в которой присутствовали едва ли не 2–3 дей- ствующих писателя (в первую очередь, не считая самого Ломоносо- ва, Тредиаковский и Сумароков). С ними Ломоносов вначале был скорее хорош, о чем, в частности, свидетельствует совместное пере- ложение 143-го псалма (см. § 3 главы 5); отзывались друг о друге они тоже уважительно, особенно это относится к Ломоносову и Су- марокову. Но затем произошел разлад, приведший к ожесточенной полемике именно с Ломоносовым — как со стороны Тредиаковско- го, так и Сумарокова и его последователей. Ломоносов поставил себя в ней весьма своеобразно: никак нельзя сказать, что «российский Пиндар» был равнодушен к изрекаемым на него хулам: напротив, он воспринимал их со всей страстностью темпераментной, едва ли не необузданной своей натуры. Не стоит принимать на веру его сло- ва о нежелании отвечать своим обидчикам, часто встречающиеся в его переписке (например, письмо И. И. Шувалову от 16 октября 1753 г.), прозвучавшие также и в эпиграмме «Отмщать завистнику меня вооружают». Они были лишь позой — к тому же Ломоносов, очевидно, сознавал, что именно таким способом он Сумарокову с его непомерным самомнением досадит особенно сильно. Ломоносов, при всем ясном (иногда даже кажущемся нескромным) осознании собственных заслуг, «хвалу и клевету» принимал совер- шенно неравнодушно. Об этом свидетельствуют и его письма, где затрагиваются литературные отношения, и полемические его тек- сты — например, направленные на оспаривание положений и пре- тензий Тредиаковского («На сочетание стихов российских», «Ис- кусные певцы», «Злобное примирение») или же вызванные в свет полемикой 1753 г., связанной уже с противостоянием Ломоносова и Сумарокова с его тогдашними последователями. Такого же характе- ра были и человеческие поступки Ломоносова: уничтожение гранок 29 Державин Г. Р. Сочинения с объяснительными примечаниями Я. Грота. Т. 3. СПб., 1866. С. 337. 422 423 уже печатавшейся речи аббата Э. Лефевра, содержащей высокую оценку Сумарокова (1760), или хлопоты, целью которых было по- мешать зачислению последнего в петербургскую Академию, — хло- поты, увенчавшиеся успехом (1761). Несомненный интерес в связи с этим имеет приводимый Я. Штелином в его «Чертах и анекдотах для биографии М. В. Ломоносова, взятых с его собственных слов» (1783) анекдот, порожденный попыткой Шувалова примирить в ян- варе 1760 г. Ломоносова с Сумароковым: «Каммергер Иван Иванович Шувалов пригласил однажды к себе на обед, по обыкновению, мно- гих ученых и в том числе Ломоносова и Сумарокова. Во втором часу все гости собрались, и чтобы сесть за стол, ждали мы только при- бытия Ломоносова, который, незная, что был приглашен и Сумароков, явился только около 2 часов. Пройдя от дверей уже до половины комнаты и заметя вдруг Сумарокова в числе гостей, он тотчас обо- ротился и, не говоря ни слова, пошел назад к двери, чтобы удалить- ся. Каммергер закричал ему: „Куда, куда? Михаил Васильевич! мы сейчас сядем за стол и ждали только тебя“. — „Домой“, — отвечал Ломоносов, держась уже за скобку растворенной двери. „Зачем же? — возразил каммергер, — ведь я просил тебя к себе обедать“. — „За- тем, — отвечал Ломоносов, — что я не хочу обедать с дураком“. Тут он показал на Сумарокова и удалился» 30 . Послесловием данного поступка явилось грозное письмо к И. И. Шувалову, написанное 19 января 1761 г., тон которого во- пиюще не соответствует социальному статусу автора и адресата: к всемогущему покровителю никто в России XVIII в. так не писал. В этом письме, кроме других чрезвычайно интересных его особен- ностей, не может не привлечь внимания проглядывающее за горь- кой обидой и крайним раздражением удивительное чувство соб- ственного достоинства, какой-то благородной сдержанности. Ими же отмечено, несмотря на отдельные скандальные выходки, когда буйная натура разрывала все сковывающие путы, поведение Ломо- носова в литературной жизни в целом. Первый русский переводчик знаменитой оды Горация «E�egi monumentum», несмотря на оче- E�egi monumentum», несмотря на оче- monumentum», несмотря на оче- monumentum», несмотря на оче- », несмотря на оче- видные свои беспокойность и раздражительность, вел себя в лите- ратурном пространстве все же скорее в согласии с ее предпоследним стихом: Взгордися праведной заслугой, муза. 30 Михаил Васильевич Ломоносов глазами современников / Сост. Г. Г. Мартынова М., 2011. С. 54. Может быть, важнейшим проявлением подобной сдержанности стало то, что Ломоносов (и это одна из выразительнейших примет его литературного облика) вообще держался несколько особняком 31 : в литературных журналах он не печатался, литераторов сторонился и в творческий (да, собственно говоря, и в любой другой) контакт с ними не вступил. Не было у Ломоносова и прямых последователей, за исключением Н. Н. Поповского и в какой-то мере И. С. Баркова. Между прочим, такая изолированность в известной мере способство- вала той не вполне адекватной оценке места Ломоносова в поэтиче- ском движении 1750–1760-х гг., которая после работ Г. А. Гуковско- го получила достаточно широкое распространение в истории лите- ратуры. В частности, из-за нее недостаточно осознавалась близость к Ломоносову М. М. Хераскова, крупнейшего литератора следующе- го поколения, органично и творчески продолжившего поэтические открытия именно и прежде всего Ломоносова. Подобная позиция — повторюсь, в очень существенной степени определявшая культурную физиономию Ломоносова — объяснялась, конечно, многими и разными обстоятельствами. Но не будет все же сильным преувеличением сказать, что первопричиной здесь являлось, наверное, то естественное соединение в натуре Ломоносова ученого, аналитического и поэтического начал, которое, как мы видели, про- слеживается в течение всей его творческой жизни. Ломоносов потому- то и мог вроде как свысока говорить о чисто поэтических занятиях как о «бедном рифмачестве», что сам-то он, кроме литературных трудов, с успехом занимался также многими другими делами. И на- оборот, в столкновениях с академическими оппонентами — высо- коучеными и не очень — чувствовал особую уверенность, так как кроме научных заслуг за ним стоял поэтический его гений. жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|