222
223
XVII вв., проникнутые отчетливым личностным чувством; Дм. Чи-
вв., проникнутые отчетливым личностным чувством; Дм. Чи-
жевский справедливо видел в переложениях Симеона интересную
страницу в истории украинской (можно добавить: даже шире — вос-
точнославянской) религиозной лирики.
Уехав из Галле, Симеон около трех лет вел странническую жизнь
(возможно, что в том числе в Венгрии и Сербии). После возвращения
в Киев в 1738 г. начал преподавать в Киево-Могилянской академии
греческий, древнееврейский и немецкий языки. Связь Симеона с
греками, с которыми он активно общался во время своих странствий,
позволяет видеть в нем отчасти грекофила (некоторые письма на-
писаны им по-гречески)
17
. В 1740 г. богослов принял монашество
под именем Симона и через два года, по рекомендации давнего сво-
его покровителя Рафаила (Заборовского), был назначен законоучи-
телем (учителем Закона Божиего) к наследнику престола Петру Фе-
доровичу, а после его обручения с принцессой Софией-Августой-
Фредерикой (в 1744 г.) — и ее законоучителем и духовником. Учи-
тывая, что как цесаревич, так и его жена воспитывались как люте-
ране, именно Симону выпало познакомить их с верой народа, кото-
рым им предстояло править. Петру
III
— недолго и бесславно,
а Екатерине
II
— с блеском в течение почти тридцати пяти лет.
Дальнейшая карьера Симона складывалась весьма успешно:
в 1745 г. он был хиротонисан в епископы Костромские и Галицкие,
вскоре переведен на Псковскую кафедру, а в 1748 г. возведен в сан
архиепископа. Впрочем, епархиями он управлял заочно, оставаясь
в Петербурге. Лишь освободившись в 1749 г. от обязанностей духов-
ника великой княгини, он перебрался в Псков (1750). В Пскове он и
умер и был погребен в кафедральном Троицком соборе.
Оказавшись в России и быстро продвигаясь по служебной лест-
нице, Симон, однако, не забросил интеллектуально-творческих сво-
их занятий. Литературные амбиции он выражал в проповедях, на-
учные же интересы — в занятиях библеистикой: в 1743–1744 гг. он
занимался редактированием готовящегося церковнославянского из-
дания Библии, в 1748 г. вновь обратился к этой работе (так назы-
ваемая «елизаветинская Библия» была напечатана в 1751 г.). Про-
должал он собирать и библиотеку, которую, в полном соответствии
с традициями украинского ученого монашества, подарил бдительно
опекаемой им псковской семинарии; так поступали и Димитрий Ро-
стовский, и Стефан Яворский, и Феофан Прокопович, из современ-
17
Кислова Е. Н.
Проповедь Симона Тодорского «Божие особое благословение» и
бракосочетание Петра Федоровича и Екатерины. С. 116.
ников Симона — Амвросий (Юшкевич) и многие другие. Симон и
кажется одним из их ряда (так же, как и Амвросий), даже его слу-
жебная карьера, переплетенная с литературно-учеными трудами,
почти неотличима от карьеры многих монашествующих литераторов
Петровской эпохи.
V
. Художественные (точнее сказать, артистические) интересы Анны
Иоанновны и Елизаветы Петровны, место ораторской прозы в лите-
ратурной жизни, литераторы типа Амвросия (Юшкевича) и Симона
(Тодорского) — все это в своей совокупности более чем убедительно
свидетельствует о сохранении в культурном обиходе середины
XVIII
столетия многих элементов, присущих петровскому времени:
как будто бы старое сохраняет собственные силу и значение.
Но это не совсем так — в истории литературы наступивший в
середине 1730-х гг. период был все же периодом новым: старое в
нем действительно сохранялось, но в существенно измененном виде,
и играло оно в литературной культуре уже совершенно иную роль.
Пожалуй, главное здесь заключается в следующем: в Петровскую
эпоху такие фигуры, как Стефан Яворский и тем более Феофан Про-
копович, были основными двигателями культурного развития, более
того — они были деятелями самого прогрессивного направления;
через них и осуществлялось решение важнейших задач, стоявших
тогда перед русской культурой. Теперь же подобные им люди оказа-
лись как бы оттеснены на задний план. Они, как мы видим, не ис-
чезли, но основное русло литературной
истории к середине
XVIII
в.
изменило свое направление и оставило их несколько в стороне от
главных культурных течений. И в данном случае не так уж важны и
количественные показатели, и социальная значимость тех или иных
фигур. Деятели старого закала (особенно в конце 1730-х — 1740-е гг.),
возможно, преобладали, их государственный вес — имея в виду обе-
их императриц — был, конечно же, огромен. И тем не менее куль-
туру двигали не они, а те литераторы, в облике которых новое до-
минировало; именно оно всецело определяло их личностную струк-
туру. А. Д. Кантемир, В. К. Тредиаковский, В. Е. Адодуров, М. В. Ло-
моносов — вот ключевые фигуры литературной культуры середины
XVIII столетия (если иметь в виду первую половину рассматривае-
столетия (если иметь в виду первую половину рассматривае-
мого периода; затем к ним присоединились, а в известных смыслах
и пришли им на смену А. П. Сумароков, М. М. Херасков, А. А. Ржев-
ский, И. П. Елагин и др.).
Это первое обстоятельство. Второе же состоит в том, что само
старое, связанное с петровской (и допетровской даже) литературной
224
225
культурой начинает модернизироваться изнутри. Лучше всего меха-
низмы этой модернизации раскрывают конкретные примеры. Так,
Анна Иоанновна, как уже отмечалось, завела в Петербурге что-то
вроде кремлевского «верха», царицыных палат. Среди прочих раз-
влечений жадной до увеселений императрицы немалую роль играл
театр, что тоже легко вписывается в придворный культурный обиход
петровского времени: вспомним, что мать Анны Иоанновны, царица
Прасковья Федоровна, как раз театр и завела при вдовьем своем
дворе в Измайлове (см. § 4 главы 2). Однако при всей культурной
старомодности малообразованной императрицы придворные спек-
такли Анны Иоанновны несли на себе отпечаток уже послепетров-
ского времени: европейский театр в них представал уже не в архаи-
ческих формах (как было при Алексее Михайловиче или в публичном
театре Кунста — Фюрста) и не отчасти пропущенным через укра-
инскую культуру (как в случае со школьной драматургией). Хотя в
Петербурге оказалась востребованной боковая для Европы второй
четверти
XVIII
столетия драматургическая традиция (итальянская
комедия масок), она в существенно большей степени отвечала евро-
пейским вкусам того времени, нежели спектакли петровских лет
18
.
Недаром итальянские труппы оказали известное влияние на форми-
рование нового русского театра, связанного в первую очередь с дея-
тельностью А. П. Сумарокова
19
. Получается, что даже, казалось бы,
вполне традиционными своими культурными поступками, скорее
продолжающими Петровскую эпоху, императрица Анна Иоанновна
«щедро поддерживала утверждение современной национальной сло-
весности, основанной на новых поэтико-лингвистических канонах»
20
.
То же самое можно сказать и об императрице Елизавете, чьи худо-
жественные вкусы были, по сути, такими же традиционными, как у
двоюродной ее сестры. Разумеется, именно они во многом опреде-
ляли культурный облик елизаветинского двора, но и здесь старое
изнутри проникалось новым. Так, страстно любя (как многие вели-
короссы двух предшествующих ей поколений) украинское церковное
пение, Елизавета еще цесаревной завела у себя украинскую капел-
лу — для музыкального сопровождения православного богослужения,
которое набожная государыня сердечно любила и прекрасно знала.
18
Деятельность итальянских комедиантов при дворе Анны Иоанновны достаточно
подробно изучена как литературоведами, так и театроведами. Для введения в тему см.:
Достарыңызбен бөлісу: