ИсторИя русской лИтературы XVIII века 1700–1750 е годы

134
135
можно, с особой наглядностью — те бессистемность и смешение 
старого и нового, которые, как многократно повторялось, являются 
отличительными признаками литературной культуры этой эпохи.
Такая замедленность перехода к новому типу писателя объясняет-
ся несколькими обстоятельствами. Во-первых, требовались изменения 
глобального характера, которые не могли произойти сколько-нибудь 
быстро, тем более когда речь идет о литературе. Анализ торжествен-
ного красноречия петровского времени с предельной наглядностью 
обнажил это глубинное сопротивление словесного материала устрем-
лениям петровских реформ. Вновь повторю — здесь мы имеем дело 
не с осознанным и преднамеренным несогласием авторов, а с чем-то 
гораздо более важным — с противодействием самого литературного 
слова, которое, проявляясь в виде коннотативных лексических значе-
ний, стилистических традиций, семантического ореола жанра, топики 
и т. п., в полной мере не подчинялось требованиям происходивших в 
культуре преобразований. Это слово, казалось бы, служило новой 
идеологии, но в действительности существенно ограничивало ее и в 
какой-то степени даже меняло. Овеществленная в литературном язы-
ке национальная память, значительно подкрепляемая основными прин-
ципами культуры «готового слова», невольно и неизбежно усиливала 
в культуре традиционные начала, что, естественно, делало утвержде-
ние нового писательского типа весьма неспешным.
Вторая причина длительности данного процесса располагается в 
несколько иной плоскости. Эмансипировавшись от доминирования 
религиозных интенций, писатель начинает воспринимать литератур-
ный труд как частное, личное дело, причем, по мнению А. М. Пан-
ченко, довольно быстро определяются две разные возможности кон-
кретной реализации этого дела: писать, служа государству, становясь 
своего рода литературным чиновником, — или писать для развлече-
ния, на досуге, в свободное время. Оба модуса писательской модаль-
ности тесно связаны между собой и на практике трудно разделимы, 
примером чему может служить поэтическое творчество А. Д. Кан-
темира. С одной стороны, его литературные занятия им мыслились 
и декларировались в стихотворных текстах как своего рода отдо-
хновение от государственных дел, с другой же — нетрудно заметить 
их наполненность (имею в виду его первые сатиры) теми идеологе-
мами и политическими установками, что определяли его обществен-
ное поведение на рубеже 1720–1730-х гг., когда Кантемир активно 
вмешался в политическую жизнь империи. Может быть, только в 
двуединстве данных модусов новый писательский тип и мог осуще-
ствить себя в литературной культуре. Во всяком случае, возможность 
функционирования писателя как чиновника — вне параллели с пи-
сателем, пишущим на досуге для развлечения, — представляется 
весьма проблематичным: в этом случае из его сочинений начнет вы-
ветриваться литературность, т. е. совокупность определенных, хотя 
и ускользающих от аналитического внимания качеств, которые и 
позволяют квалифицировать данный продукт письменной речевой 
деятельности как относящийся к сфере искусства. В известной мере 
это и произошло в первой четверти XVIII столетия. Преимуществен-
XVIII столетия. Преимуществен-
 столетия. Преимуществен-
ное внимание к утилитарной стороне любой, в том числе и литера-
турной, деятельности и подчас напряженный поиск пользы, в соеди-
нении с личными вкусами императора привели к выдвижению на 
первый план писателя-чиновника (чиновника не обязательно по фор-
ме, но неизменно по духу). Однако полное погружение в государ-
ственные интересы невольно ставило создаваемые тексты на грани-
цу литературы. И это приветствовалось — пусть и бессознательно. 
Наверное, самой представительной для петровского времени писа-
тельской фигурой оказался В. Н. Татищев. Тот факт, что хронологи-
чески он далеко выходит за ее пределы, ничего не меняет: в нем с 
особой полнотой выразились наиболее характерные для петровских 
реформ особенности пишущего человека, причем элементов старого 
типа писателя, обнаруживаемых, скажем, у Феофана Прокоповича, 
в облике Татищева не найти. Это писатель, который прямо порожден 
происходившими в первой четверти столетия изменениями. Но при 
всех своих несомненных литературных достоинствах Татищев с ли-
тературой связан несколько касательно. Безусловно, в понимании 
XVIII в. он писатель (недаром его имя Н. И. Новиков включил в 
«Опыт исторического словаря о российских писателях», а Н. М. Ка-
рамзин — в «Пантеон российских авторов»), но только в том смыс-
ле, в каком писателем оказывается всякий, берущийся за перо.
Лишь в конце 1720-х гг. второй вариант светского автора — автор 
развлекающий или же творящий в собственное удовольствие — стал 
играть в литературной культуре по-настоящему значимую роль
9
. При 
9 
Конечно, в литературе петровского времени можно обнаружить немалое количество 
развлекательных  текстов.  Однако  в  своем  большинстве  они  относятся  к  массово-
традиционалистской составляющей литературной культуры (повести, любовная поэзия), 
в которой момент авторства был существенно ослаблен и внутри которой вообще труд-
но говорить об изменении писательского типа. Литераторы, условно говоря, элитарной 
ориентации также создавали тексты «для себя», не связанные с выполнением государ-
ственного заказа (например, некоторые стихотворения Феофана Прокоповича), но, во-
первых, удельный весь этих текстов был невелик, а во-вторых, и они нередко оказывались 
связанными с общественным статусом и судьбой автора (как знаменитое Феофаново 
стихотворение «Плачет пастушок в долгом ненастьи»).

136
137
этом он сложно корреспондировал — нередко, а возможно и как 
правило, в пределах одной литературной биографии — с литератором-
чиновником, что видим в творческом облике и А. Д. Кантемира, и 
особенно В. К. Тредиаковского. С некоторой натяжкой можно назвать 
в этом ряду и М. В. Ломоносова. Даже у А. П. Сумарокова — лите-
ратора уже иной исторической формации — обнаруживается инте-
ресующее нас соединение. Данный факт и ознаменовал окончание 
перехода  к  новому  типу  писателя,  его  полное  и  безоговорочное 
утверждение. Однако произошло это уже в другой период истории 
русской литературы 
XVIII
 в. — в 1730–1760-е гг. В Петровскую же 
эпоху новый тип писателя (как и все в литературной культуре) про-
ходил стадию своего становления — весьма неустойчивого и проти-
воречивого.
IV. Взглянув на ведущих литераторов Петровской эпохи в ракур-
се рассматриваемой нами проблемы, можно обнаружить определен-
ную эволюцию писательского типа; при всей вихреобразности куль-
турных движений того времени ощутим их вектор: происходит мед-
ленное, но поступательное движение от старого к новому. В свете 
этого последовательного процесса писателей начала XVIII в. можно 
условно  разделить  на  три  типологические  группы,  находящиеся 
между собой в отношениях исторической сменяемости.
Первая группа представлена Димитрием Ростовским и Стефаном 
Яворским. Это уже привычный для великороссов тип украинского 
интеллектуала на московской службе. Именно такие люди и были 
главной движущей силой европеизации на первом ее этапе — при 
Алексее Михайловиче, Федоре Алексеевиче и царевне Софье. Петр 
обратился к ним в известной мере вынужденно — никаких других 
более подходящих интеллектуалов у него под рукой просто не было. 
Димитрий и Стефан были действительно людьми высокообразован-
ными, да к тому же литературно высокоодаренными. Но и по своим 
интересам, и по складу души, и по характеру они мало подходили в 
качестве исполнителей предначертаний царя. Цели, которые он перед 
собой ставил, были им не близки. При этом, будучи монахами — не 
столько внешне, сколько внутренне, — они прежде всего направля-
ли свой ум к Богу, что, между прочим, делало их в чем-то независи-
мыми (несмотря на явно не бойцовский темперамент) от власти 
светской. Результатом были конфликты с Петром — Димитрий до 
них не дожил, зато Стефан испытал на себе государево недовольство 
сполна. Данных авторов, если не побояться анахронизма, следует 
назвать «попутчиками» петровских реформ. В какой-то момент их 
разрыв с царем оказался неизбежным; обе стороны остались недо-
вольны друг другом.
Определенный аналог Димитрию Ростовскому и Стефану Явор-
скому в массово-традиционалистской культуре представляет И. Т. По-
сошков. При горячем рвении, направленном на умножение царских 
сокровищ и обогащение всего народа, он также оставался челове-
ком ушедшей эпохи. Многое в петровских начинаниях Посошков 
горячо поддерживал, но его временем был, скорее, предшествующий 
период.
Самым заметным выразителем второй группы был, несомненно, 
Феофан Прокопович — наиболее яркий (и в смысле репрезентатив-
ности, и в отношении таланта) писатель Петровской эпохи. Насколь-
ко мы можем судить о его истинных взглядах, он очень и очень 
многое  в  преобразованиях  начала 
XVIII
 в.  горячо  поддерживал; 
реализации же некоторых из них Феофан способствовал непосред-
ственно и весьма активно. Направленность и самый дух происходив-
ших по воле Петра преобразований в целом его вполне устраивали 
и находили в нем чрезвычайно способного сторонника, недаром 
Феофан со второй половины 1710-х гг. становится главным испол-
нителем идеологических поручений царя. Новые черты проступают 
и в писательском его облике. Но до конца от традиций интеллекту-
ального барокко второй половины XVII столетия Феофан не ото-
XVII столетия Феофан не ото-
 столетия Феофан не ото-
рвался. Социальным статусом (ученый монах), характером образо-
ванности  и  кругом  умственных  интересов,  теми  литературными 
жанрами, к которым он тяготел, — всем этим Феофан Прокопович 
во многом напоминал старших современников, в частности главно-
го своего оппонента Стефана Яворского. Новое содержание, отве-
чающее сути реформ и собственному мировоззрению, он вкладывал 
(наверное, как никто другой из литераторов того времени) в старые 
формы; смешение старого с новым присуще ему в предельной сте-
пени. Кроме Феофана в этом же ряду следует назвать и Гавриила 
Бужинского, чье творческое наследие, прежде всего проповеди, пред-
ставляют несомненный интерес.
Среди авторов, составляющих третью типологическую группу 
писателей первой трети XVIII в., интереснее всех, наверное, В. Н. Та-
XVIII в., интереснее всех, наверное, В. Н. Та-
 в., интереснее всех, наверное, В. Н. Та-
тищев. Все его поведение как пишущего человека определяет отказ 
от религиозного понимания писательского предназначения и под-
чинение себя государственным интересам. В этом отношении Тати-
щев как литератор оказывается подлинным продуктом петровских 
реформ, в частности, и в том, что художественное начало в его твор-

138
139
честве, как уже говорилось, почти отсутствует
10
. Так же как и Феофан, 
Татищев не одинок, среди близких ему по духу писателей следует 
назвать, например, В. Е. Адодурова.
Сравнив выделенные нами группы писателей, нетрудно заметить 
явную и однонаправленную эволюцию писательского типа в преде-
лах петровского времени: каждая следующая из них оказывается все 
более соответствующей целям, которые ставил перед собой в куль-
турной политике Петр. Пожалуй, никакой другой регистр литератур-
ной культуры не демонстрирует с такой полнотой и последователь-
ностью как механизмы воздействия замыслов и начинаний царя на 
литературную жизнь, так и то, как протекали процессы их «пере-
варивания» и в какой степени они усваивались.
Впрочем, не следует преувеличивать четкость и предопределен-
ность происходивших перемен. Жизнь культуры принципиально 
далека от отчетливых логических формул и никак не укладывается 
в схемы. Так происходит и с эволюцией типа писателя: казалось бы, 
в нем нарастает секуляризированность, движение идет в сторону 
вытеснения религиозных интенций и окончательного формирования 
светского автора. Однако на самом излете Петровской эпохи, в пер-
вой половине 1730-х гг., появляется Петр Буслаев, замечательная 
поэма которого «Умозрителство душевное…» (1734) гораздо ближе 
интенсивностью запечатленных в ней религиозных переживаний 
Симеону Полоцкому, Сильвестру Медведеву или «Пентатеугуму» 
Андрея Белобоцкого, нежели полуделовым сочинениям Татищева. 
Подобные зигзаги в истории литературы достаточно обычны.

жүктеу/скачать 2,89 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: