Издательский дом шалвы амонашвили



бет2/8
Дата12.03.2018
өлшемі1,33 Mb.
#38842
түріКнига
1   2   3   4   5   6   7   8
УЛЫБКА

Мягко сказано — готовится.

Ты когда-нибудь пил молоко, смешанное с кровью?

Не удивляйся, не торопись отрицать.

Мать готовится — она стискивает зубы, глаза наполне­ны слезами; дрожащими руками она достает грудь, сосок которой как бы рассечен ножом, из раны выступает кровь.

Маленький акселерат, только что наслаждавшийся в теплой ванночке, завернутый в чистые пеленки, теперь начинает пищать: он голоден, как волчонок, ему надо есть, ему надо прибавлять в весе каждый день, он повы­шает голос и сразу, как только вцепится губами в сосок, умолкает. И вскоре из надутого рта начинает сочиться красновато-желтая жидкость. Мама стонет, кусает себе губы, из ее глаз теперь уже потоком льются на твое личи­ко слезы, все ее тело начинает вздрагивать от приступа. Но руки ее как бы приобрели сознательную и самостоя­тельную жизнь, бережно тебя качают и отирают твое мо­крое от маминых слез лицо.

Ты насытился и заснул. Руки укладывают тебя в по­стель.

Ты чуть потягиваешься. На твоих губах, как бы изну­три, появляется удивительно мягкая, удивительно неж­ная первобытная улыбка. Она играет в течение всего се­кунды — двух, а затем опять возвращается вовнутрь и ис­чезает. Как будто она у тебя единственная, и ты ее бере­жешь.

Об этой улыбке известно очень немногое. Утверждают только, что она, эта первая улыбка, так неожиданно и беспричинно озаряющая лицо младенца, тоже унаследо­вана от природы, от матери.

Во что она нас посвящает? А что если она намекает, как строить воспитание? Загадка. Я лично принимаю ее как символ права детей радоваться жизни.
Догадки наши не рассеивают таинство Первой Улыбки младенца, она остается загадкой. И пока она есть загадка, пока наука не в состоянии ее разгадать, воспользуюсь слу­чаем и сотворю миф о происхождении Улыбки.

Вот мой миф.

Это было давно, очень, очень давно, когда люди еще не умели улыбаться...

Да, было такое время.

Жили они грустно и уныло. Мир был для них черно-се­рым. Блеск и величие солнца они не замечали, звездным не­бом не восторгались, не знали счастья любви.

В эту незапамятную эпоху один добрый ангел на Небе­сах решил спуститься на Землю, воплотиться в тело и ис­пытать земную жизнь.

«Но с чем я приду к людям?» — задумался он.

Ему не хотелось прийти к людям в гости без подарка.

И тогда он обратился к Отцу за помощью.

Подари людям вот это, сказал ему Отец и протя­нул маленькую искру, она светилась всеми цветами радуги.

Что это? удивился добрый ангел.

Это Улыбка, ответил Отец. — Положи ее себе в сердце и принесешь людям в дар.

И что она им даст? — спросил добрый ангел.

Она принесет им особую энергию жизни. Если люди овладеют ею, то найдут путь, по которому утверждают­ся достижения духа.



Добрый ангел вложил удивительную искру в сердце свое.

Люди поймут, что рождены друг для друга, откро­ют в себе любовь, увидят красоту. Только им нужно быть осторожными с энергией любви, ибо...



И в это самое мгновение добрый ангел спустился с Не­бес на Землю, то есть воплотился в тело, то есть родил­ся, и он не дослушал последние слова Отца...

Новорожденный заплакал. Но не потому, что испугался темной пещеры, угрюмых и еле различимых лиц людей, с не­доумением глазевших на него. Заплакал он от обиды, что не успел дослушать, почему людям надо быть осторожными с Улыбкой. Он не знал, как быть: подарить людям прине­сенную для них Улыбку или утаить ее от них.

И решил — извлек из сердца лучик искры и посадил его в уголке своего ротика. «Вот вам подарок, люди, берите!» — мысленно сообщил он им.

Мгновенно пещеру осветил чарующий свет. Это была его Первая Улыбка, а угрюмые люди увидели Улыбку впер­вые. Они испугались и закрыли глаза. Только угрюмая мама не смогла оторвать глаз от необычного явления, сердце ее зашевелилось, а на лице отразилось это очарование. Ей ста­ло хорошо.

Люди открыли глаза, их взгляд приковала к себе улыба­ющаяся женщина.

Тогда младенец улыбнулся всем еще, еще, еще.

Люди то закрывали глаза, не выдерживая сильного сия­ния, то открывали. Но наконец привыкли и тоже попыта­лись подражать младенцу.

Всем стало хорошо от необычного чувства в сердце. Улыбка стерла с их лиц угрюмость. Глаза засветились любовью, и весь мир для них с этого мгновения стал красочным: цветы, солнце, звезды вызвали в них чувство кра­соты, удивления, восхищения.

Добрый ангел, который жил в теле земного младенца, мысленно передал людям название своего необычного подар­ка, но им показалось, что слово «улыбка» придумали они сами.

Младенец был счастлив, что принес людям такой чудо­действенный подарок. Но иногда он грустил и плакал. Ма­ме казалось, что он голодный, и она спешила дать ему грудь. А он плакал, потому что не успел дослушать слово Отца и передать людям предупреждение, какую им нужно проявить осторожность с энергией Улыбки.

Так пришла к людям Улыбка.

Она передалась и нам, людям настоящей эпохи.

И мы оставим эту энергию последующим поколениям.

Но пришло ли к нам знание, как нам нужно относить­ся к энергии Улыбки? Улыбка мощь несет. Но как приме­нять эту мощь только во благо, а не во зло?

Может быть, мы уже нарушаем некий важнейший за­кон этой энергии? Скажем, улыбаемся фальшиво, улыбаемся равнодушно, улыбаемся насмешливо, улыбаемся злорадно. Значит, вредим самим себе и другим!

Нам нужно немедля разгадать эту загадку, или же придется ждать, пока не спустится с Небес наш добрый ангел, несущий полную весть об энергии Улыбки.

Лишь бы не было поздно.

ВУЛКАН

Может быть, ты живешь вне времени? Может быть, вокруг тебя создано особое, неизвестное нам доселе вре­мя и пространство? За несколько месяцев, за три-четыре года ты совершаешь титанический марафонский бег. Каждый день, каждая минута и секунда, действующие в твоем поле развития, сулят удивительные изменения и новообразования.

Так прессуется время только на киноленте, только во сне, только в воображении: секунды равняются часам, минуты — дням, часы — месяцам, а дни — годам.

Однако моя фантазия, чувствую, подводит меня: эти первые месяцы, первые три-четыре года развития ребен­ка в действительности равны миллионам лет развития человечества. Ведь я, глядя на своего сына, становлюсь сви­детелем удивительного явления, дошедшего до меня из тысяч горизонтов времени. Я свидетель того, с какой гармонией природа-мать за миллионы лет бесконечных ста­раний заложила в первые три-четыре года жизни ребенка суть своего кропотливого созидательного труда, суть са­мой себя.

Уму непостижимо!

Можно ли переставать восхищаться этим зрелищем, сколько бы миллионов раз ни повторялось оно перед на­шим взором!

Я — как часть природы, ее суть, ее венец, я как папа, как мама, как творец и человек среди подобных мне лю­дей, спешу стать соучастником природы — созидать Чело­века, превосходящего меня и предназначенного людям.

В тебе пробуждаются силы.

Так же начинает пробуждаться вулкан.

Вокруг тебя все начинает сотрясаться, как вокруг вул­кана.

Люди боятся землетрясения, извержения вулкана.

Папы и мамы тоже боятся, когда их ребенок начинает извергать свои силы.

Из многих квартир можно услышать несуразные во­пли разболтанной педагогики: «Нельзя... нельзя... не трогай... угомонись... не бросай., не ломай... вылезай немед­ленно... угомонись... угомонись...Ой!»

Тысячи детей в тысячах квартир как бы сговорились между собой: они одновременно могут зацепиться за ска­терти, накрытые в честь гостей, потянуть их за собой, и в доме раздастся такой грохот, что соседи этажом ниже с ужасом схватятся за головы. Мамы придут в отчаяние, папы раскроют ладони правой руки, готовясь свершить правосудие, бабушки и дедушки мигом встанут на защиту своих внуков. А те в это время могут ликовать, торжест­вовать, хохотать до упаду.

«В ребенке злое начало», — поспешат прокомменти­ровать некоторые.

«Надо заглушить это начало», — поспешат посовето­вать другие.

Я не могу представить себе, что случилось бы с вулка­ном, если бы люди закупорили его в кратер и лавина не смогла бы извергаться из него. Но я вполне отчетливо могу предвидеть, основываясь на научных знаниях, что может произойти с ребенком, если папы и мамы будут воспитывать его, предварительно связав ему руки и ноги. Силы, стремящиеся к извержению, приглушатся, бес­сильными станут не только руки и ноги, но и ум. Развя­жи года через два воспитанного таким образом ребенка — и ему, возможно, никогда не вздумается кубарем скатить­ся с горы или усовершенствовать жизнь.

Какое там злое начало! Ребенок стремится, сам этого не понимая, развивать свои возможности, умения, спо­собности, которыми так щедро одарила его природа.

Он ищет среду, заполненную трудностями. Он чувст­вует — ему необходимы трудности, именно трудности. Он неугомонен. И вдруг...

Он кладет игрушку в рот. — «Брось, тьфу-тьфу!»

Он лезет под кровать. — «Вылезай!»

Он залезает на диван, чтобы спрыгнуть с него. — «Слезь!»

Он пытается опрокинуть стул. — «Не смей!»

Он бегает по комнатам, ведя за собой паровоз и пых­тя, как паровоз. — «Хватит!»

Пытается разобрать заводную игрушку. — «Нельзя!»

Задает вопрос за вопросом: почему? кто? что? — «За­молчи!»

Как быть с бабочкой? Может быть, оторвать ей краси­вые крылышки, чтобы она не утомляла себя своими по­летами от цветочка к цветочку и не портила эти цветы?

Меня пугает и индифферентность некоторых пап и мам, разрешающих ребенку делать все, что ему вздумает­ся — «Пусть!».

Ребенок рвет красочно оформленную книгу. — «Пусть!»

Ломает красивую вазочку. — «Пусть!»

Отрывает голову кукле. — «Пусть!»

Дергает маму за волосы и визжит. — «Пусть!»

И воспитываются дети в очень многих семьях под давлением всезапрещающей императивности взрослых или всеразрешающей хаотической дозволенности.

«Дети оказались в империализме взрослых. Надо их спасать!» — негодуют некоторые теоретики и призывают к священным крестовым походам за освобождение детей. Да, империализм надо ломать и низвергать. Но нужно ос­терегаться и того, чтобы взрослые не оказались под дик­татурой детей.

Диктатура взрослых, царящая во всезапрещающем во­левом воспитании, или диктатура детей, расцветающая во всеразрушающем хаосе, несут одинаково горькие плоды — разрушенную судьбу ребенка. Тут нельзя искать золотую середину. Между императивным и вседозволяющем вос­питанием середины нет. Есть только единственно пра­вильный подход к воспитанию — гуманный.

РАЗВИТИЕ

Зачем ребенку трудности?

Как зачем? Чтобы преодолевать их.

Зачем же создавать трудности, а затем преодолевать их?

Нельзя ли без них?

Нет нельзя.

Трудности в физическом, умственном и духовно-нравственном развитии ребенка — это ступени, преодо­левая которые он поднимается на пьедестал человечнос­ти. Ребенок чувствует — ему необходимо укреплять свои силы и задатки в преодолении трудностей. А нам необхо­димо готовить ему эти ступени, каждая из которых будет побуждать к деятельности его физические и духовные за­датки.

Я расстилаю ковер, и мы с сыном садимся на него. Я выбираю цветную пластмассовую игрушку и кладу ее на ковер подальше от него. Он без особого труда подпол­зает к ней, мигом овладевает ею — и тут же сует в рот. За­тем забрасывает ее под кровать.

Я беру другую игрушку и кладу ее еще дальше, чтобы труднее было до нее добраться. Но расстояние оказалось слишком уж большим, и у него, возможно, пропал бы всякий интерес к игрушке, не придвинь я ее чуть ближе. Он возобновляет наступление, а я измеряю расстояние от первоначального его места на ковре до игрушки. Это «зо­на ближайшего развития» в ползании за овладение иг­рушкой. Так постепенно я буду отодвигать игрушку все дальше и дальше...

Сын подрастает — ему полтора года. На том же ковре мы боремся. Он любит борьбу с отцом. Потеет, пыхтит, но не отступает. Я чувствую, как напрягаются его мыш­цы, заставляю крутиться, падать, может быть, причиняю даже боль. Он ликует, он победил, но ценой каких уси­лий, знаю лишь я. С каждым разом я усложняю его путь к победе. Он огорчается, когда падаю сразу. Нет, он не хочет, чтобы победа досталась ему без труда, без усилий...

«Ну, прыгай, прыгай же, не бойся!» Он стоит на дива­не. С маленького стульчика он уже прыгает свободно, но спрыгнуть с дивана пока не осмеливается. «Прыгай же, не бойся!» Он спрыгнул и упал. «Ничего, ничего. Давай еще!» Он опят падает, но радуется. Рекорд повторяется. Надо увеличить высоту... А может быть, дать ему попро­бовать завтра-послезавтра спрыгнуть со стола?

«Давай побежим, кто быстрее!» Парк большой. Места хватает. Мы бежим, то я обгоняю его, то он меня, попеременно. Вижу, он устал. Мы падаем на травку и начина­ем кувыркаться. Завтра-послезавтра надо будет усилить темп и удлинить расстояние.

«Не хочешь залезть на дерево?» Ему пять лет. Он про­бует. Не получается. Я помогаю. Каждый раз, проходя в парке мимо того дерева, он пробует забраться на него. Победа!

У нас поход в ущелье. Там много камней, больших и маленьких.

«Давай строить башню!» Он рад. Мы тащим камни, большие и маленькие, аккуратно укладываем друг на дру­га, чтобы четырехугольная башня не развалилась. Устали. Надо пообедать. В другой, в третий раз возвращаемся ту­да же достроить башню. На вершине устанавливаем фла­жок. Высока и красива наша башня, она нравится всем, кто проходит мимо.

ГОНЗИК

Очень сожалею, сын мой, что мы из-за нашей безала­берности потеряли одну интересную книжку, которая так сильно повлияла на тебя. Я не помню автора и названия книги, зато помню ее героя, подружившегося и пород­нившегося с тобой. Он сходил со страниц книги, играл с тобой, вы вместе устраивали в квартире ералаш или же помогали маме, бабушке полить цветы, переставить стул, принести корзину, достать стакан.

Этот чешский мальчуган, этот Гонзик не давал тебе покоя.

Мы садились обедать. Ты звал Гонзика. Бабушка рас­крывала книгу с чудесными, захватывающими, смешны­ми похождениями забавного шалуна. Они были все в красочных картинках. Бабушка начинала читать тебе надпи­си под картинками, ты смеялся, радовался, слушал вни­мательно.

Гонзик тоже сидел за столом.

«Видишь, как он аккуратно ест! — говорит бабушка. — Ешь и ты аккуратно. Давай покажем Гонзику, как мы рас­крываем рот... жуем...»

Да, надо показать Гонзику, что мы тоже умеем сидеть за столом, благодарить за обед.

«Видишь, как твой Гонзик умывается! — продолжает бабушка. — Смотри в зеркало, на кого ты похож. Давай умоемся, а то Гонзик обидится».

Да, нельзя обижать Гонзика, надо умываться.

«Смотри, какой он вежливый, будь таким!»

Надо поблагодарить за обед так же, как Гонзик.

Но Гонзик ведь был и пиратом, он завладел необита­емым островом.

Ты из стульев устраиваешь в квартире корабль, это и есть необитаемый остров.

Хотя тебе объясняют, что забираться на застеленную кровать нельзя, это тебе уже непонятно — ведь Гонзик тоже забрался на кровать!..

Бабушка привела тебя из парка, ты промок до ниточ­ки. Осень. Холодно.

В чем дело? Разве дождь на улице? «Объясните вашему сыну, что он Паата, а не Гонзик... Нельзя же делать все, как Гонзик... Он взял и прыгнул в бассейн, как Гонзик!»

Тебе холодно и ты жалеешь, что прыгнул в бассейн, обещаешь, что больше не будешь.

А когда наступает ночь и пора ложиться, ты начина­ешь протестовать.

«Но Гонзик ведь тоже ложится спать в это время!» Железная логика. Ты ложишься и укрываешься, как Гонзик, и зовешь к себе Гонзика. Ты забираешь книгу под одеяло и скоро засыпаешь. Жизнь продолжается и во сне, и поэтому в другой комнате до нас доходит твой от­четливый тихий голос: «Гонзик... Любимый... Я люблю те­бя, Гонзик!»

Поэтому мама и прозвала тебя Гонзиком, и ты долго играл в Гонзика: был умным и глупым, как Гонзик, доб­рым и озорным, как Гонзик, вежливым и диким, как, Гонзик.

Наверное, все экземпляры книг о Гонзике давно уже протерлись, тысячи детей десятки тысяч раз переиграли своего героя, сдружились с ним.

Нет таких книг в магазинах? Трудно их достать? По­ищите хорошенько, папы и мамы, обойдите книжные ма­газины, и букинистические тоже, а то ваши дети обедне­ют без хороших книг с героями-озорниками!

БУРАТИНО

Как я мог представить, что эта маленькая куколка для самодеятельного кукольного театра внесет в твою дет­скую жизнь столько радости? Как я мог предвидеть, что она станет нашим добрым союзником в твоем воспита­нии?

Я ее купил просто так, не думая о том, что она может куда успешнее и внушительнее воздействовать на тебя в некоторых исключительных случаях, чем наши, пусть да­же хоровые, наставления.

Если бы я все это мог предвидеть, то, не затруднив се­бя хождением по магазинам, взял бы кусок дерева, выре­зал бы из него веселое личико с длинным носом, с помо­щью красок сделал бы его еще более веселым, затем, сшив и прилепив обычную красную рубашонку, надел бы на правую руку и приступил к воспитанию.

Я принес купленного Буратино домой, и под вечер, когда тебя начали кормить кашей, решил устроить пред­ставление. Тогда тебе было два с лишним года.

Надев на правую руку рубашку, я сунул указательный палец в отверстие шейки, большой и средний пальцы — в рукава, залез под стол и начал импровизировать содержание первого акта первого в своей жизни спектакля собст­венной постановки.

А в это время за столом происходило следующее. Ты начал выкидывать свои обычные номера, размахивая ку­лачками и отвергая пищу. И, конечно же, как часто случалось в таких напряженных ситуациях, сунул руку в глу­бокую тарелку с кашей. Она тебе показалась очень горя­чей, и ты, стало быть, собирался заорать что было мочи, измазав одновременно лицо бабули, а бабуля приготови­лась принять ответные меры — промыть тебя теплой струей наставлений. На этом все и застыло.

Откуда бабуле было знать, что папа сидит под столом, обдумывая свой спектакль. А ты и не представлял, что папа дома.

Вдруг из-под угла другого конца стола неожиданно вылез Буратино, весело сияя, в своей красной рубашке, и заговорил тонким голоском:

«Мальчик, как тебя зовут?»

Бабушка забыла о своем измазанном лице и о своих воспитательных намерениях. Ты забыл о том, что тебе следовало заорать. Оба изумленно уставились на необыч­ное зрелище.

«Как тебя зовут, мальчик?» — продолжал тонкий го­лосок. Буратино, подпрыгивая и пританцовывая, весело махал руками.

Зрители очнулись от первого изумления. Разумеется, на секунду раньше пришла в себя бабуля: «Ну, отвечай, он к тебе, наверное, пришел!»

«Паата!» — все твое изумление звучало теперь в твоем голосе.

«Я — Буратино. Повтори, пожалуйста, мое имя!»

Пришлось поупражняться в произнесении этого сложного имени.

«Ты хочешь дружить со мной?»

Ты кивнул головой.

«А ты отвечай голосом. Скажи так: рад с тобой дру­жить, Буратино!»

Ты повторяешь.

Буратино медленно, танцующей походкой движется к тебе, напевая одновременно песенку.

«Дай пожать руку!» — Его короткая рука потянулась навстречу твоей, но, увидев, что твоя рука измазана, дер­нулась назад.

«Пожалуйста, прошу тебя, помой руки, а то я боюсь испачкаться твоей кашей!»

Ты протягиваешь руку бабуле. Она уже успела выте­реть себе лицо, а теперь принялась чистить твои руки. Ты не спускаешь глаз с Буратино. Происходит рукопожатие.

«Ты обидел бабулю, извинись, пожалуйста!.. А теперь ешь. Вкусно, правда?.. Ты хочешь, чтобы я приходил к тебе?.. Только если ты не будешь обижать меня... Кончил кашу?.. Поблагодари, пожалуйста, бабулю!..»

Мама, почуяв необычное, тоже включилась в дейст­вие, начала объяснять Буратино, что Паата умный и сдер­жанный мальчик. Буратино рад этому.

Попрощавшись с тобой и пожав руку, Буратино отда­ляется от тебя, двигаясь вдоль стола.

Ты тревожишься. «Буратино! — кричишь ему вслед, — приходи еще!»

Вскоре «приходит» папа, и ты, с помощью мамы и ба­були, объясняешь ему, какой к тебе пришел человечек.

Папа серьезно начинает обдумывать сценарий, способ выступления, содержание общения.

Буратино появляется один-два раза в день, в зара­нее назначенное время, иногда совершенно неожидан­но, когда возникает особо напряженная ситуация. Его появление восстанавливает атмосферу взаимоуваже­ния, разряжает обстановку возникновения конфлик­тов.

К приходу Буратино ты готовишься как к празднику. Он может сесть тебе на плечо, на голову, ущипнуть за щеку, подать ложку. Он несет тебе конфету, печенье. Он говорит с тобой обо всем, что тебя интересует. Расска­зывает сказки, учит стихам, приучает тебя быть вежли­вым, сдержанным. Он всегда знает о твоих каждоднев­ных поступках, радуется твоим добрым делам, огорчает­ся дерзостям. Полон надежд, что ты умный и хороший. Буратино может убаюкивать тебя, и хотя колыбельная в его исполнении звучит не так уж мелодично, ты все же засыпаешь.

Я готов поклясться, я уверен, что ни один воспита­тель не смог бы так сильно повлиять на нравственно-этическое и умственное развитие моего Пааты, как его общение с Буратино, продолжавшееся всего 8—10 меся­цев.

По моему плану Буратино должен был насовсем по­прощаться с тобой и уехать далеко-далеко, как только мы обнаружили бы, что его влияние на тебя начинает сла­беть. Но произошла досадная ошибка.

Прошло с тех пор почти сорок лет.

Вы думаете, мы где-то потеряли эту живую игрушку?

Вовсе нет! Мы поставили Буратино на длинную палочку и по­местили в книжный шкаф.

Зачем вам это? спрашивали меня гости. И я объяснял им педагогику с участием Буратино. Эта игрушка сыграла свою добрую роль в воспитании дочери. А потом долго ждала, кого еще воспитать.



Но вот родилась дочка у самого Пааты Нинца.

В тот день мне показалось, что Буратино на палочке за­улыбался и потер руки.

Паата, ставший отцом, снял Буратино с палочки, надел его на правую руку и в более совершенной форме повторил пе­дагогику с участием этого человечка.

Потом Буратино вернулся на свое место.

Он член нашей семьи. Мы его очень любим. И радуемся, когда вспоминаем прошлое с его участием. В этом прошлом много поучительных историй.

Буратино на палочке стоит в книжном шкафу. И иногда мне кажется, что ему не терпится стать соучаст­ником воспитания нового ребенка.

Когда это будет? спрашивает Буратино.

Будет, будет! успокаиваю я.

Однажды, вернувшись домой с работы, мы с мамой застали тебя сидящим на диване и льющим горькие сле­зы. Перед тобой лежал неподвижный Буратино. Ты его нашел в самом потайном углу шкафа, куда мы прятали его от тебя, надеясь, что ты никогда не проникнешь туда. Однако, напрягая все свои силы, ты залез в шкаф и, ро­ясь, вдруг наткнулся на Буратино.

«Буратино!» — закричал ты радостно. Ты думал, что, увидев тебя, Буратино сразу подскочит, запоет своим то­неньким голоском, залезет тебе на плечо, начнет шептать сказку.

«Буратино, встань... Буратино, ты спишь?..»

Ты горько заплакал: «Буратино не хочет со мной раз­говаривать... Буратино не хочет проснуться!..»

Мы, конечно, могли мигом воскресить Буратино. Но было ясно: он уже никогда не смог бы стать твоим воспитателем. Ты начал бы сдирать его с руки, и он, этот чело­вечек, создавший тебе особый, сказочный мир, превра­тился бы в жалкую игрушку. Поэтому мы уложили его в коробку и сказали тебе: «Да, Буратино больше не про­снется!..»

Хотя это не совсем правда. Буратино проснулся для тебя уже на всю жизнь, когда тебе принесли в подарок книгу о Буратино.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет