Глава 1 В Афганистан… на летающем

одном из самых пустынных и порой в самом беззаконном месте на
Земле. В Афганистане.
«Пока, Маркус», «Удачи, Майки», «Не принимай близко к сердцу,
Мэтт», «Увидимся, парни», – я помню все, будто это было вчера. Кто-
то открывает дверь из нашей комнаты в казармах, свет из нее
врывается в теплую темную ночь Бахрейна – этого странного
пустынного королевства, которое соединено с Саудовской Аравией
трехкилометровым мостом короля Фахда.
Шестеро ребят, одетых в легкое походное снаряжение –
неприметную форму цвета хаки и штурмовые берцы «Окли», –
шагнули на улицу навстречу легкому теплому ветерку. Шел март 2005
года, и пока здесь не было той адской жары, которая обычно наступает
летом. Тем не менее было необычайно тепло для весенней поры, и
особенно для группы американцев – даже для техасца, коим я являюсь.
Бахрейн находится на 26° северной широты. Это около шестисот
пятидесяти километров к югу от Багдада, и здесь очень жарко.
Наше подразделение было расположено на южной стороне его
столицы Манамы в дальнем северо-западном уголке острова. Это
означало, что нас должны были перевезти прямо через центр города на
воздушную базу США на острове Мухаррак, которая использовалась
для всех полетов из Бахрейна и обратно. Мы были не против, но все же
едва ли были рады этой перспективе.
Лишь небольшой отрезок нашего пути, может, всего около восьми
километров, проходил по городу, жители которого считали так же, как
и мы. Местные нас не жаловали. У них всегда был сердитый и
угрюмый вид, словно им до смерти надоело, что вокруг снуют
американские военные. В Манаме даже были районы, известные как
«кварталы черного флага» – здесь торговцы, владельцы магазинов и
частные граждане вешали черные флаги на порогах своих домов и
лавок, и это обозначало: «Американцам здесь не рады».
Я думаю, это было похоже на «Juden Verboten» или «Евреям вход
запрещен» в гитлеровской Германии, пусть и не настолько
категорично. По всему арабскому миру витали течения ненависти, и
мы знали, что среди местных было много сочувствующих
мусульманским экстремистским фанатикам «Талибана» и «Аль-
Каиды». Черные флаги работали. Мы старались держаться подальше
от этих мест.

Тем не менее нам пришлось проехать через город на
незащищенном автомобиле через очередной мост «Шейх Хамад»,
названный в честь эмира. Здесь строят очень большие по
протяженности мосты, и думаю, что их будут строить еще больше, –
ведь рядом расположены тридцать два острова поменьше,
формирующие низинный Бахрейнский архипелаг рядом с западным
побережьем Саудовской Аравии в Персидском заливе.
Так или иначе, мы проехали через Манаму на Мухаррак, где к югу
от главного международного аэропорта Бахрейна находилась
воздушная база США. Там нас ждал огромный «C-130 Hercules» –
гигантский турбовинтовой грузовой самолет. Это одно из самых
шумных воздушных судов в мире – просто большая грохочущая
металлическая пещера, специально сконструированная для перевозки
сверхгабаритного груза, и уж точно не для таких чувствительных,
утонченных и нежных бездельников, как мы.
Мы загрузили и упаковали все необходимое снаряжение:
крупнокалиберные автоматы, карабины M4, 9-миллиметровые
пистолеты 
SIG-Sauer, 
боевые 
ножи, 
патронташи, 
гранаты,
медицинское оборудование и устройства связи. Двое парней забрались
в гамаки, сделанные из толстой сети. Остальные примостились на
сиденья, тоже сделанные из сети. Это был далеко не бизнес-класс. Но
«котики» не путешествуют налегке, так что они не ожидают комфорта.
Кстати, все здесь были «морскими котиками».
Мы застряли на этом летающем складе в довольно примитивной
форме перевозки пассажиров, так что периодически кто-нибудь
отпускал неодобрительный возглас или хмуро ворчал. Но если бы мы
вшестером попали в какую-нибудь богом забытую дыру на поле боя,
мокрые, промерзшие до костей, раненые, загнанные в ловушку, едва
борющиеся со страхом за свою жизнь, мы бы не проронили ни звука.
Так устроено наше братство. Это строго американское братство,
выкованное на крови. Невероятно суровое и нерушимое. Построенное
на общем чувстве патриотизма, на отваге и вере друг в друга. В мире
нет ни одной боевой силы, похожей на эту.
Экипаж самолета проверил, все ли мы пристегнуты, и тут же
взревели громогласные двигатели производства «Boeing». Боже, этот
шум был ужасен. Наверное, проще было сидеть прямо в коробке
передач. Весь самолет трясся и гремел, пока мы неслись по взлетной

полосе на юго-запад, прямо навстречу пустынным ветрам, которые
кружили на всей территории Аравийского полуострова. С нами больше
не было пассажиров – только экипаж в кабине и мы в грузовом отсеке.
Мы направлялись выполнять работу бога от имени правительства
США и нашего главнокомандующего, президента Джорджа В. Буша. В
определенном смысле мы были сами по себе. Как и всегда.
Самолет пронесся над заливом между Бахрейном и Аравийским
полуостровом, а потом выполнил длинный и плавный поворот вправо,
устанавливая курс на восток. Гораздо быстрее было бы направляться
прямиком на северо-восток через Персидский залив. Но таким образом
нам пришлось бы пролететь над враждебными горами Исламской
Республики Иран, чего никак нельзя было допустить.
Поэтому самолет оставался южнее, чтобы пролететь над более
дружественными 
прибрежными 
Арабскими 
Эмиратами,
раскинувшимися к северу от горящих песков пустыни Руб-эль-Хали,
или, с арабского, «пустой четверти». Позади нас кипели котлы
ненависти Ирака и близлежащего Кувейта, где я служил раньше. Под
нами лежало более дружественное, ярко освещенное пустынное
королевство Катар, которое вскоре станет мировой столицей
природного газа, сверкал пропитанный нефтью эмират Абу-Даби,
блестели современные небоскребы Дубая, и потом, еще дальше на
восток, вверх поднимались скалистые берега Омана.
Никто из нас особо не грустил по Бахрейну – первому восточному
государству Среднего Востока, где обнаружили нефть. У него,
конечно, была своя история, и мы часто развлекались в местных
магазинчиках, торгуясь с продавцами за каждую безделушку. Но здесь
мы всегда чувствовали себя не в своей тарелке, и пока наш воздушный
транспорт поднимался в темнеющие небеса, все чувствовали, что
оставляют позади ужасы северных земель залива, что ступают на
новый путь, берутся за новое задание, понятное и ясное для всех.
В Багдаде мы часто боролись с неизвестным нам врагом, которого
сначала должны были выследить и опознать. И даже когда его
находили, мы едва ли понимали, кто он и откуда – шиит или суннит, из
«Аль-Каиды» или «Талибана», житель Ирака или иностранец, борец за
свободу Саддама или мятежник, сражающийся за какого-то другого
бога, отличного от нашего, бога, который разрешает убийства ни в чем

не повинных мирных граждан, бога, который запросто выбросил
Десять Заповедей за пределы поля боя в мусорную кучу.
Эти враги всегда были наготове, постоянно угрожая нам, путая нас
на каждом шагу, и постоянное гнетущее чувство, возникавшее из-за
этого, словами не передать. Но теперь в этом большом самолете
«Hercules», потирая затекшие конечности и меняя неудобные
положения тел, мы оставляли позади страну, которая систематически
уничтожала сама себя, и направлялись в страну, где сновали дикие
горцы, которые были решительно настроены уничтожить нас.
Афганистан. Здесь все по-другому. В высоких горах на северо-
востоке страны в западной части величественной горной гряды
Гиндукуш «Талибан» скрывал сумасшедших приверженцев «Аль-
Каиды», давал прибежище безумным последователям Усамы бен
Ладена, когда те планировали атаку на Всемирный торговый центр в
Нью-Йорке 11 сентября.
Именно здесь бойцы бен Ладена нашли себе и приют, и базу для
военной подготовки. Давайте сразу определимся: «Аль-Каида»
в переводе означает «база», и в обмен на деньги сумасшедшего бен
Ладена именно «Талибан» позволил осуществить все эти ужасы. А
теперь эти самые парни – остатки «Талибана» и несколько последних
воинов «Аль-Каиды», готовились начать все заново. Они пытались
найти новые пути через горные перевалы, намереваясь основать новые
тренировочные лагеря и военные штабы и, в конце концов, заменить
демократически избранное правительство Афганистана своим
собственным.
Может быть, это не были конкретно те самые парни, которые
спланировали 9/11, но они почти точно были их потомками,
последователями. Они были частью той группировки, которая
разрушила северную и южную башни в Большом яблоке в то печально
известное утро вторника 2001 года. Нашим заданием было поймать их
в этих горах, остановить их любым возможным способом.
До сих пор этим горцам удавалось нанести серьезный ущерб
нашим парням в военных стычках и перестрелках. Это стало главной
причиной, по которой командование послало за нами. Нас всегда
перебрасывают туда, где дела идут не очень. Именно поэтому ВМС
тратит годы на обучение отрядов SEAL в Коронадо и Вирджинии-Бич.
Мы незаменимы в такие времена, когда необходимо поменять мягкий

жест американской дружбы на железный кулак войск специального
назначения, или, по-нашему, SPECWARCOM.
Именно поэтому все мы здесь. Может быть, наша миссия была
стратегической, может быть, она была секретной. Однако кое-что было
ясно как день, по крайней мере, для шести офицеров в гремящем
самолете, проносящемся над арабской пустыней. Настало время
отомстить за Всемирный торговый центр. Теперь мы охотились на тех,
кто это сделал. И если не на реальных виновников, то по крайней мере
на их кровных братьев, на их сумасшедших единомышленников,
которые все еще желали нам смерти и, вероятно, собирались снова нас
атаковать. Ведь это то же самое, не правда ли?
Мы знали, зачем отправились туда. Также мы знали, куда летим:
наверх, к высоким пикам Гиндукуша, в те самые горы, где все еще
может скрываться сам бен Ладен и где прячутся новые шайки его
приверженцев. Туда. И эта определенность цели вдохновляла нас.
Теперь ушли в прошлое предательские пыльные улицы Багдада, где
даже детей трех-четырех лет от роду учат нас ненавидеть. Прямо по
курсу, в Афганистане, нас ждало древнее поле боя, нас ждал равный
враг, сражение, в котором сила выдается за силу, хитрость за хитрость,
сталь за сталь.
Возможно, это звучит немного пугающе для обычного солдата. Но
только не для офицера спецназа. И я могу сказать с абсолютной
уверенностью, что мы – все шестеро – были воодушевлены этой
перспективой, мы ждали этой возможности выполнять свою работу
открыто, уверенные в своем непременном успехе, уверенные в своей
подготовке, в знаниях и взглядах на жизнь. Понимаете – мы
непобедимы. Вот чему нас научили. Вот то, во что мы верим.
Это черным по белому написано в официальной философии Navy
SEAL США в двух последних параграфах:
Мы тренируемся ради войны и сражаемся ради победы. И я готов
отдать всю мощь моей боевой силы для того, чтобы выполнить свое
предназначение и добиться цели, установленной моей страной. Я буду
выполнять свой долг быстро, четко и, если это потребуется, жестоко,
однако не перестану соответствовать принципам, которые я защищаю,
служа своей стране.
Поколения воинов сражались и погибали, создавая гордую
традицию и репутацию непобедимой боевой мощи, которую я обещаю

поддерживать. В самых ужасных условиях наследие моего братства
только усилит мою решимость и будет направлять каждый мой
поступок. Меня не постигнет неудача. Я справлюсь.
Каждый из нас отрастил бороду, чтобы больше походить на
афганских бойцов. Было важно не казаться военными, не выделяться
из толпы. Несмотря на это, я могу гарантировать, что если бы три
«морских котика» пытались смешаться с толпой в переполненном
людьми аэропорту, я бы тут же их распознал – просто по их выправке,
по их уверенности в себе, по их очевидной дисциплинированности, по
походке. Это не значит, что кто угодно смог бы их узнать. Но я почти
точно смог бы.
Парни, с которыми я летел из Бахрейна, даже по стандартам ВМС
были очень разные. Здесь был унтер-офицер второго класса Мэтью
Джен Аксельсон, ему не было еще и тридцати. Этот симпатичный
офицер из Калифорнии был женат на девушке по имени Синди и
горячо любил свою семью: ее и своих родителей, Корделла и Донну, и
своего родного брата Джеффа.
Я звал его Акс и очень близко был с ним знаком. Они были
лучшими друзьями с моим братом-близнецом Морганом. Он бывал у
нас дома, в Техасе, и мы уже давно служили с ним в 1-й роте SEAL
подводного десанта, или сокращенно SDV – взвод «Альфа». Они с
Морганом были напарниками в программе подготовки «морских
котиков» и вместе закончили школу снайперов.
Акс был довольно спокойным парнем с ясными голубыми глазами
и кудрявыми волосами. Он был невероятно умен, всегда побеждал во
всех викторинах на эрудицию. Я любил общаться с ним, потому что он
много знал. Он всегда выдавал ответы, которыми могли гордиться
даже профессора Гарварда: области, страны, их население, базовые
сегменты экономики – он знал все.
На любой операции, в любых условиях он всегда был
профессионалом. Я никогда не видел его расстроенным или
растерянным, он всегда точно знал, что делает. При этом он был
довольно прост в общении. Но то, что было трудно и непонятно для
других, для него обычно было лакомым кусочком, задачей, требующей
решения. В бою он был быстрым, точным, и, если необходимо,
жестоким и грубым. Однако его семья никогда не знала его с этой
стороны. Они видели только уравновешенного веселого мужчину,

который, без сомнения, был профессиональным гольфистом, обычным
парнем, который любил милые шутки и холодное пиво.
Едва ли можно было найти лучшего солдата. Это был невероятный
человек. Здесь был и мой лучший друг – лейтенант Майкл Патрик
Мерфи. Ему тоже еще не было тридцати, он с отличием окончил школу
в Пенсильвании, где серьезно занимался хоккеем. Ему предлагали
место в лучших университетах на факультете права, но однажды он
круто поменял курс и направился в ряды Военно-морских сил США.
Майки обожал читать – это было его страстью. Любимой его книгой
была «Врата огня» Стивена Прессфилда – это бессмертная история о
сопротивлении спартанцев у Фермопил.
У него был немалый опыт службы на Среднем Востоке – до этого
он уже был в Иордании, Катаре и Джибути, в районе Африканского
Рога. Наши пути в SEAL начались в одно и то же время, и нас,
вероятно, притягивала друг к другу страсть к колкостям и шуткам. А
еще мы оба не могли уснуть, если находились хоть под малейшим
давлением со стороны. Наша бессонница объединяла нас так же, как и
юмор. Мы раньше болтались вместе по полуночи, и я искренне могу
сказать, что ни с кем больше так не смеялся.
Я всегда шутил по поводу его нечистоплотности. Бывало, мы
ходили в патруль каждый день в течение нескольких недель, и у нас
практически не было времени на душ, да и смысла его принимать не
было – ведь, скорее всего, уже через несколько часов ты опять будешь
сидеть по самую грудь в болоте. И вот пример обычного разговора
между нами – унтер-офицером второго класса и лейтенантом SEAL:
«Майки, Боже мой! От тебя несет дерьмом! Почему бы тебе в душ
не сходить?»
«Не сейчас, Маркус. Напомнишь мне об этом завтра, ладно?»
«Принято, сэр!»
Для своих родных и близких он всегда приобретал подарки в
невероятно большом магазине, известном также как Транспортная
система США. Я помню, как на день рождения своей невероятно
красивой девушке Хизер он подарил дорожный конус в оберточной
упаковке. На Рождество он подарил ей один из мигающих красных
огоньков, которые устанавливают на такие конусы ночью. Конечно, в
оберточной бумаге. Однажды мне на день рождения он подарил знак
«Стоп».

И надо было видеть его дорожную сумку. Это был огромный
обшитый карманами вещевой мешок, похожий на те, которые носила
его любимая команда «Нью-Йорк Рейнджерс». Это был, пожалуй,
самый тяжелый багаж во всем военно-морском флоте. Но на нем не
было значка «Рейнджерс». На нем была лишь фраза: «Руки прочь».
Не бывало такой ситуации, по поводу которой он не смог бы
отпустить какую-нибудь колкую шутку. Майки один раз в жизни попал
в ужасную ситуацию, которая едва не стоила ему жизни, и один из
парней попросил его рассказать, что случилось.
«Ой, ладно, брось, – сказал бравый лейтенант Мерфи, будто это
была тема, которая его уже достала. – Ты всегда припоминаешь эту
старую историю. Забудь уже».
На самом же деле еще и двух дней не прошло.
Он же был самым отважным офицером из всех, кого я когда-либо
встречал, лидером по своей натуре, великолепным «морским котиком»,
который никогда в жизни не отдавал бессмысленных приказов. Почти
всегда в его речи звучало «Пожалуйста» или «Не возражаешь?». И
никогда «Сделай то, сделай это». И никогда он не позволял другим
старшим по званию офицерам старшего или младшего состава
отчитывать одного из своих парней.
Он настаивал, чтобы провинившийся остался с ним. Он всегда
принимал удар на себя. И если выговор был справедливым, он
наказывал по заслугам. Но лучше было даже не пытаться в обход него
накричать на одного из его парней, потому что Майки, если его
разозлить, становился очень опасным противником. А такие ситуации
ему очень не нравились.
Он великолепно держался под водой, был прекрасным пловцом.
Была, правда, и проблема: плавал он не слишком быстро, но это был
единственный 
его 
недостаток. 
Однажды 
мы 
были 
на
трехкилометровом тренировочном заплыве, и когда наконец я доплыл
до берега, то не смог отыскать Майки. Наконец, я его увидел. Он
плескался в воде где-то в четырехстах метрах от берега. «Боже, что-то
случилось», – промелькнуло сразу у меня в голове.
Я ринулся обратно в ледяное море, чтобы спасти его. Я не
слишком-то быстро бегаю, но довольно быстро двигаюсь в воде, так
что доплыть до него не составило труда. Но я должен был догадаться.

«Убирайся отсюда, Маркус! – крикнул он. – Я – красная гоночная
машина! У меня больше всего оборотов из всех офицеров! Не мешай
мне, Маркус, не сейчас! Ты здесь с гоночной тачкой имеешь дело!»
Это мог быть только Майк Мерфи. Если бы я рассказал эту
историю любому бойцу в нашем взводе, не упоминая имени, а потом
спросил бы, о ком она, каждый бы догадался, что это о Майки.
В самолете напротив меня сидел первый главный старшина Дэниел
Ричард Хили – еще один отличный «морской котик». Ему было
тридцать семь, ростом он был метр девяносто, был мужем прекрасной
Норминды, отцом семерых детей. Он родился в Нью-Гэмпшире и
поступил на службу ВМС в 1990 году, впоследствии продвинулся по
карьерной лестнице до команды спецназа и умел почти свободно
разговаривать по-русски.
Мы с Дэном служили в одном экипаже в 1-й роте SDV в течение
трех лет. Он был немного старше, чем большинство из нас, и
относился к нам как к своим детям, будто ему собственных не хватало.
И он любил всех нас одинаково – обе большие семьи – его жену и
детей, сестер, братьев и родителей и в равной степени другую семью,
которая до сих пор базировалась в Бахрейне. Дэн был даже хуже, чем
Майки, когда дело касалось защиты своих ребят. Никто никогда не
смел повысить голос ни на одного из нас, если он был неподалеку.
Дэн прилежно охранял свою команду, изучал каждое задание с
абсолютной тщательностью, собирал данные, проверял карты, схемы,
фотографии, все разведданные. Кроме того, он внимательно следил за
грядущими заданиями и всегда старался, чтобы его ребята были на
передовой. Ведь для этого нас тренировали, нам нравилось быть в
гуще событий. В определенной степени Дэн был строг со всеми.
Бывали времена, когда мы не сходились с ним во мнениях. Он
неизменно верил, что его вариант был лучшим, практически
единственным. Но в душе он всегда желал нам только добра. Дэн Хили
был отличным «морским котиком», примером того, каким должен быть
старшина – железным человеком, великолепным стратегом, который
знал свою работу от А до Я. Я беседовал с Большим Дэном почти
каждый день своей военной жизни.
Где-то над нами, с наушниками, в которых играл рок-н-ролл,
раскачивался в своем гамаке унтер-офицер второго класса Шейн
Паттон – двадцатидвухлетний парень из Лас-Вегаса, штат Невада. Он

занимался серфингом и скейтбордингом. Мой протеже. Я был
основным связистом, Шейн – моим помощником. Будто младшая
копия Майка Мерфи, он тоже любил отпустить смелую шутку и, как и
следовало ожидать от «морского котика», прекрасно нырял с
аквалангом.
Мне было сложно разделять взгляды Шейна, потому что мы очень
отличались. Я однажды зашел в центр связи, а он в это время пытался
заказать себе шкуру леопарда через Интернет.
«На кой она тебе нужна?» – спросил я.
«Чувак, да она же такая крутая!» – ответил он, сняв последующие
возражения.
Большой, крепкий парень со светлыми волосами и сравнительно
высокомерной ухмылкой, Шейн был невероятно умен. Мне никогда не
приходилось говорить ему что-то. Он всегда знал, что делать.
Поначалу он меня немного раздражал – знаете это чувство, когда
даешь подробные указания молодому парню, а оказывается, что он уже
все сделал. Так было всегда. У меня ушло немало времени, чтобы
привыкнуть к тому факту, что моим помощником был паренек почти
такой же умный, как Мэтт Аксельсон. И это почти что максимум,
который можно ожидать от человека.
Шейн, как и многие пляжные завсегдатаи, почти всегда был
расслаблен. Его приятели, вероятно, назвали бы это клевым или
описали бы каким-то подобным словом.
Но для оператора связи это был скорее минус. Если на поле идет
перестрелка, а в штабе у радио сидит Шейн, то передача связи будет
невероятно размеренной, произнесенной спокойным голосом связиста
SEAL. Ой, простите, я имел в виду чувака. Это слово у Шейна было на
все случаи жизни. По его представлениям, даже я был чуваком. По его
представлениям, даже президент Соединенных Штатов был чуваком.
На самом деле он высказал президенту Бушу наивысшую похвалу –
просто вручил золотую Почетную медаль конгресса верховных
божеств серфинга: «Он реальный чувак, знаешь, просто реальный».
Шейн был сыном офицера SEAL, и его единственным, изредка
проявляющимся желанием было стать похожим на отца, Джеймса Д.
Паттона. Он хотел стать членом группы обеспечения связи ВМС, как
был когда-то его отец. Он прошел базовую воздушно-десантную
подготовку в Форт-Беннинге, в штате Джорджия еще до того, как сдал

квалификационные экзамены в спецназ и поступил в командование 1-й
роты SDV, взвод «Альфа». Через пять месяцев он присоединился к нам
на пути в Афганистан.
Все, что Шейн сделал за свою короткую жизнь, было выдающимся.
В старшей школе он был звездным подающим и лучшим аутфилдером
в бейсболе. Он сносно играл на гитаре и даже руководил музыкальной
группой, которая называлась «True Story», качество исполнения
которой, однако, оставалось загадкой. Он был исключительным
фотографом и умелым механиком и инженером. Он в одиночку
восстановил и модифицировал два старых автомобиля «Фольксваген
Жук». Потом Шейн приобрел еще один и сказал, что станет «еще
одним модифицированным «жучком», чувак. В этом весь я».
Шейн великолепно обращался с компьютером, как и все на базе. Он
часами просиживал за монитором на каком-то сайте, «MySpace»,
кажется, – и всегда общался там с друзьями: «Как житуха, братуха?»
Шестым членом нашей группы был Джеймс Сах –
двадцативосьмилетний уроженец Чикаго, выросший в Южной
Флориде. Джеймс состоял в 1-й роте SDV в течение трех лет до того,
как мы улетели в Афганистан, и за это время он стал одним из самых
популярных ребят на базе. У него была только одна старшая сестра,
но, похоже, сотни три двоюродных братьев и сестер, каждого из
которых он поклялся защищать ценой своей жизни.
Джеймс, как и его близкий друг Шейн, был чрезвычайно
выносливым «морским котиком» в звании унтер-офицера второго
класса. Как и Шейн, он прошел воздушно-десантную подготовку в
Форт-Беннинге и пошел на повышение по службе, чтобы вступить во
взвод «Альфа».
В молодости он мечтал стать ветеринаром, специалистом по
собакам. Но Джеймс был рожден, чтобы стать «морским котиком», и
невероятно гордился, что стал членом одного из самых элитных
боевых подразделений в мире, гордился своей психической и
моральной стойкостью.
Как и Шейн, он был звездой спорта в школе, выдающимся пловцом
и теннисистом. В учебе он всегда был в продвинутых и углубленных
классах. В нашем взводе Джеймс стоял на одной ступени с Аксом и
Шейном как невероятно надежный даже в самом жестоком бою воин с

исключительным интеллектом. Я в жизни ни от кого не слышал ни
единого плохого слова о нем.
До Оманского залива мы добирались почти три часа. Мы летели с
юга Ормузского пролива, держась подальше от линии морского пути,
по которой танкеры с нефтью и газом отплывали из огромных
погрузочных доков Персидского залива. Военно-морской флот Ирана
проводил учения там и еще в одном месте, дальше по побережью, на
своей разрастающейся базе подводных лодок, действуя вдали от
главной базы Бендер-Аббас.
Не сказать, что мы боялись, что какой-нибудь легкомысленный
командир вдруг решит ударить по нам оружием с тепловым
наведением, 
но 
осторожность 
в 
этом 
регионе 
обычно
приветствовалась, несмотря на то, что в Белом доме восседал очень
суровый человек, который ясно дал понять свое намерение жестоко
карать за малейший намек на атаку воздушных судов США –
гражданских или военных.
Чтобы полностью понять то ощущение опасности, даже угрозы,
которое никогда не исчезало из наших мыслей до конца, стоит
послужить на Среднем Востоке. Это касается даже стран, которые
считались дружественными Америке. Как Бахрейн, например.
Труднопроходимая часть Оманского побережья, которую я
упоминал ранее, находится вокруг полуострова Мусандам. Это целая
полоса глубоких фьордов, самый северный скалистый шельф, который
вдается глубоко в Ормузский пролив, и одновременно самая ближняя к
базе Бендер-Аббас точка за пределами Ирана. Протяженная береговая
линия, идущая к югу от этой точки, гораздо более равнинная и
пологая, тянется с вершин древних гор Хаджар. Мы начали пересекать
океан где-то в этой части, к северу от Маската, ближе к Тропику Рака.
И когда мы пролетели этот берег и направились к открытому
океану, то уже по-настоящему попрощались, по крайней мере, с
Аравийским полуостровом и с кипящими ненавистью исламскими
государствами северной части залива: Кувейтом, Ираком, Сирией и
Ираном, которые управляли моей жизнью и мыслями последние пару
лет. Особенно Ирак.
Впервые я приехал сюда и присоединился к пятой роте 14 апреля
2003 года. Я прибыл на военно-воздушную базу США, расположенную
в пятнадцати минутах полета от Багдада, вместе с двенадцатью

другими «морскими котиками» из Кувейта в таком же, как этот,
самолете «C-130». Это было через неделю после того, как военные
силы США начали открытую бомбардировку города в попытках
уничтожить Саддама Хусейна, прежде чем начнется настоящая война.
Британцы только что захватили Басру.
В тот самый день, когда прилетел я, морпехи США взяли Тикрит –
родной город Саддама, – и через несколько часов Пентагон объявил,
что главная битва позади. Все это не имело ни малейшего отношения к
нашему заданию. Заключалось оно в том, что мы должны были
разрушить и, если необходимо, уничтожить ту маленькую оппозицию,
которая осталась после военных действий, и помочь в поисках оружия
массового поражения.
Я пробыл в Багдаде всего один день, когда президент Буш объявил,
что Саддам Хусейн и его партия «Баас» пали и что мои коллеги быстро
поймали в тот же день Абу Аббаса – лидера Палестинского фронта
освобождения, который атаковал итальянский круизный лайнер
«Achille Lauro» в Средиземном море в 1985 году.
Через сорок восемь часов 17 апреля военные силы США захватили
единоутробного брата Саддама, печально известного Барзана
Ибрагима ат-Тикрити. И в подобных событиях я участвовал
постоянно. Я был одним из 146 000 представителей американских
войск и войск коалиции, выступавших под командованием генерала
Томми Фрэнкса. Это был мой первый опыт ближнего боя. Это было
место, где я впервые почувствовал самые лучшие стороны моей
профессии.
Это был также первый намек на восстание из пепла
последователей Усамы бен Ладена. Конечно, мы знали, что они все
еще неподалеку, все еще пытались перегруппироваться, после того как
Соединенные Штаты разгромили их в Афганистане. Но уже очень
скоро до нас стали доходить сведения об организации под названием
«Аль-Каида» в Ираке, о злобной террористической группе,
пытающейся устроить беспорядки при любой удобной возможности,
управлял которой безумный иорданский убийца Абу-Мусаб аз-Заркави
(ныне устранен).
Наши основные задания в городе довольно часто прерывались ради
поисков чего-либо или кого-либо пропавшего без вести. В мой первый
день службы вместе с тремя парнями мы отправились на какую-то

огромную приозерную иракскую территорию в поисках истребителя-
бомбардировщика «F-18 Super Hornet» и его пилота. Вероятно, вы
помните эту историю. Я-то уж никогда ее не забуду. Мы подлетели к
озеру на низком ходу на вертолете «MH-47 Chinook» и внезапно
заметили хвост истребителя, торчавший над водой. И почти сразу мы
нашли тело пилота, вынесенное на берег.
Я помню, какую грусть почувствовал тогда, и этот случай не стал
последним. 
Я 
находился 
в 
этой 
стране 
менее 
суток.
Прикомандированные к 5-й роте, мы были известны как «стоячие
пассажиры» – дополнительная мощь, призванная для особенно
критических ситуаций. Нашей основной целью были разведка и сбор
данных, фотографирование горячих точек и опасных местностей с
помощью невероятно мощной фотографической оптики.
Мы проводили операции под покровом темноты, терпеливо, часами
выжидая цель, прикрывали друг друга, удерживали все внимание на
объекте и постоянно отсылали фотоснимки на базу практически из
самого дальнего вражеского тыла.
Мы обычно работали совсем небольшими командами, по четыре
спецназовца SEAL. Одни, окруженные врагом. Такой вид ближней
разведки был самой опасной работой. Здесь чувствуешь себя одиноко,
частенько скучаешь, но при этом находишься под постоянным риском
быть обнаруженным. Иногда, если дело касалось особенно значимого
лидера террористов, мы могли действовать дальше и захватить его,
хотя бы попытаться выдернуть его живым. Грубо и беспощадно.
Давайте по-честному: спецназ ВМС США тренирует лучшие
разведгруппы в мире.
Я всегда смеюсь, когда читаю о «гордых борцах за свободу в
Ираке». Гордости в них ни капли. Они за пятьдесят баксов родную
мать продать могут. Мы заходим в какой-нибудь дом, берем парня,
который, по нашим сведениям, является одним из главарей, и выводим
его на улицу. Первое, что он говорит: «Эй, только не меня. Вам нужны
ребята вон в том доме, вниз по улице». Или: «Вы дадите мне доллары,
а я расскажу вам все, что хотите».
Так они и делают. И то, что они нам рассказывают, чаще всего
является очень ценной информацией. Большая часть военных успехов,
например, устранение сыновей Саддама, да и его самого, были
результатом военной разведки. Кто-то свой просто продал их, как они

сами продали сотни других людей. Что угодно за пару баксов…
Гордость? Эти парни даже не знают такого слова.
Эту стадию разведки довольно сложно выполнить. Мы
приближались к цели очень быстро, иногда ехали по самым опасным
районам города, проносясь по улицам на внедорожниках «Humvee»,
иногда даже спускались на веревках с вертолетов, если это было
необходимо. Мы приближались, квартал за кварталом, продвигаясь
аккуратно сквозь темноту, готовые, что по нам могут открыть огонь в
любую секунду из окна, из-за угла здания, с противоположной стороны
улицы и даже из башни. Такое все время происходило. Иногда мы
стреляли в ответ, и всегда ущерб для врагов был куда более значимым,
чем для нас.
И когда мы добирались до конкретного здания, то либо вышибали
дверь при помощи кувалды и хоули (это нечто вроде лома, который
срывает дверь с петель), или оборачивали динамит вокруг замка и тут
же взрывали его. Мы всегда следили, чтобы взрыв был направлен
внутрь, на случай, если кто-то поджидал нас за дверью с автоматом
«AK-47». Очень тяжело остаться в живых, когда рядом с тобой
взрывается дверь и осколки летят в упор со скоростью в пару сотен
километров в час.
Иногда, если сомневались относительно численности противника
за этой дверью, мы забрасывали внутрь несколько световых и
шумовых гранат. Они не взрывались и не обваливали стены – ничего
подобного, но выпускали серию очень громких оглушающих щелчков
одновременно с ослепительными вспышками белого света. Это быстро
дезориентировало врага.
После этого командир операции давал отмашку войти в здание, и
это всегда было шоком для тех, кто был внутри. Даже в случае, если
мы не использовали шумовые гранаты, люди просыпались и тут же
сталкивались лицом к лицу с огромными мужиками в масках со
взведенными автоматами в руках и издающими резкие крики при
малейшем движении. Хотя эти городские дома преимущественно были
двухэтажными, иракцы чаще всего спали все вместе внизу, в гостиной.
Однако кто-то мог прятаться и наверху и попытаться открыть по
нам огнь – вот это могло вылиться в очень неприятную ситуацию.
Обычно мы решали такие проблемы метко брошенной ручной
гранатой. Это может звучать жестоко, но ведь вся команда целиком и

полностью полагается на коллегу с гранатой, потому что у парня
наверху может быть точно такая же, так что эта опасность должна
быть устранена. Ради братьев по оружию. В спецназе всегда
сражаешься за них. Без исключений.
Однако в нижней комнате, где к тому времени уже окружены
иракцы, мы искали главаря – парня, который знал, где хранилась
взрывчатка, у которого был доступ к боеприпасам для изготовления
взрывчатки или оружия – ведь это оружие будет в итоге нацелено на
американских солдат. Чаще всего его было несложно найти. Мы
включали внутри какой-нибудь свет и вели его прямо к окну, чтобы
парни снаружи, у которых были на руках разведданные, могли
сравнить его лицо с полученными фотографиями.
Чаще всего фотографии были сделаны той командой, в которой я
работал, и идентификация проходила моментально. Во время этого
процесса бойцы SEAL обыскивали дом. Грубо говоря, проверяли, что
иракцы, которые так внезапно были взяты дома под арест, не имели
доступа к какому-нибудь оружию.
Именно в этот момент появлялись парни группы А-SEAL –
суровые профессионалы, полные уверенности в своих намерениях и
решимости довести допрос до достижения нужного результата.
Превыше всего они заботились о качестве данных информатора, о
бесценных знаниях, которые могли спасти жизни десяткам
американцев. Снаружи для патруля обычно оставались три-четыре
«морских котика», чтобы сдержать натиск неизбежно собиравшейся у
дома толпы. Когда все было под контролем, то вместе с командой «A»
мы допрашивали главаря, требуя, чтобы он проинформировал нас, где
находилось убежище террористов.
Иногда мы получали адрес. Иногда – имена других главарей.
Временами люди даже информировали нас о местонахождении
оружейного склада, но это обычно включало денежную сделку. Если
парень, которого мы брали под арест, оказывался особенно упрямым,
мы надевали на него наручники и отсылали на базу для более
профессионального допроса.
Но обычно удавалось узнать хоть что-то. Таким способом мы
собирали все необходимые данные, чтобы обнаружить и вывести из
игры тех, кто все еще боролся за Саддама Хусейна, несмотря на то, что
его правительство пало, несмотря на то, что его войска были

окружены, а страна была временно под американским и британским
контролем. Это были опасные деньки, завершавшие формальный
конфликт.
Мы стреляли с крыш домов, обыскивали машины на наличие бомб
и в итоге научились сражаться как террористы, ночь за ночью, словно
дикие звери, прокрадываясь по улицам городов и сел. Нет другого
способа победить террористов. Нужно драться так же, как они, или
тебя точно убьют. Именно поэтому мы так жестоко входили в дома,
взрывали здания, сносили с петель двери и ураганом неслись вперед,
действуя строго испытанными и проверенными методами спецназа,
прочно засевшими в нас благодаря годам тренировок.
Потому что твой враг в конце концов должен бояться тебя,
понимать твое превосходство. Этому нас учили там, на передовой
Вооруженных сил США. Наверное, именно поэтому мы не потеряли
ни одного бойца за все время моего пребывания в Ираке – потому что
мы играли по правилам. Без ошибок.
По крайней мере, не было ни одной серьезной. Хотя я признаю, что
в первые мои недели в Ираке мы стали примером небольшой
оплошности после того, как нашли склад боеприпасов иракского
мятежника. Мы патрулировали берег реки и услышали одиночные
выстрелы, летевшие в нашу сторону с другого берега. Некоторые
армейские командиры просто решили бы захватить склад и
конфисковать боеприпасы.
Спецназ реагирует немного по-другому. Мы обычно ищем более
простой и быстрый путь. Конечно, выбираем мы его не совсем наобум,
вроде: «Хм… это должно подойти». Это должно быть что-то, входящее
в основные рекомендации. Так что мы заложили свою взрывчатку в
здание и потом положились на нашего бойца из EOD – службы по
обезвреживанию боеприпасов. Он указал нам на место далеко позади
здания, но некоторые бойцы сомневались, что мы отошли на
достаточное расстояние.
«Все нормально. Оставайтесь на месте», – он был уверен. И тут эта
груда бомб, гранат и других снарядов взорвалась, словно ядерная
боеголовка. Сначала вокруг летали просто пыль и небольшие куски
бетона, но взрывы становились все мощнее и мощнее, и куски стен и
потолков от разрушенных зданий начали валиться на нас сверху.

Парни пытались найти любое убежище, прятались в машины, под
машины, в канавы – куда угодно, только бы спрятаться. Один из наших
парней прыгнул в Тигр! Мы слышали, как эти камни и глиняные
глыбы падали сверху, стуча по крышам внедорожников. Чудо, что
никто из нас не погиб и даже не был ранен тогда.
Внезапно все стихло, и я выбрался из машины, невредимый. Рядом
со мной стоял наш маэстро сапер. «Красиво, – сказал я. – Все очень
круто прошло, правда?»
Жаль, что рядом не было Майка Мерфи. Он придумал бы сарказм
получше.
Мы работали почти три месяца в 5-й роте SEAL в окрестностях
Багдада. Здесь мы ждали сражений, прочесывали городские улицы и
отыскивали мятежников, где бы они ни прятались. Нам были
необходимы все имеющиеся навыки, чтобы бесшумно двигаться по
закоулкам кварталов, тихо окружать эти темные, чуждые перекрестки
дорог и потом открывать смертельный огонь прямо посреди ночи.
Проблема была в том, что эти места чаще всего выглядели обычно.
Но чем ближе ты подходил, тем отчетливее видел дыры прямо в
здании. У некоторых домов сохранился только фасад, а вся задняя

жүктеу/скачать 2,07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: