Глава 6 «Пока, чуваки, задайте им жару»

происходило на северо-западной границе, которая разделяет
Афганистан и Пакистан. Каменистые расселины, крутые скалы и
зловещие пещеры теперь ожили, их наводнила разрастающаяся армия
«Талибана». Злые и обиженные на весь мир, эти ребята начали
перегруппировку вдоль необозначенной границы в горах. Они
готовились вернуть себе власть над священной мусульманской
страной, которую, как считали они, американцы сначала украли, а
потом еще и подарили новому законно избранному правительству.
Здесь, высоко в горах, труднопроходимые тропы появлялись из
ниоткуда и тут же исчезали за огромными валунами и скалистыми
выступами. Казалось, что каждый шаг, который заденет маленький
камушек или потревожит скопления глинистого сланца, может вызвать
сотрясающую землю лавину. Нас предупредили, что хитрость должна
стать нашим лозунгом на высоких и тихих склонах Гиндукуша.
По этим тропам веками ходили воинственные племена, эти же
тропы захватили «Талибан» и «Аль-Каида» после бомбардировки
США, которая сильно ослабила их войско и едва не стерла их с лица
Земли в 2001 году. Очень скоро мы все о них узнаем.
Уже через несколько часов мы приступим к выполнению первого
задания. Здесь никто не считал нас новобранцами; все мы прошли
высококлассную подготовку, были действующими бойцами SEAL,
готовыми к заданию. Мы были готовы подняться на горные перевалы и
помочь уменьшить поток вооруженных террористов, проникающих в
страну через пакистанскую границу.
Наши вертолеты поднялись на эти перевалы, возвышающиеся над
широкой долиной. Мы прибыли на место в составе около двадцати
человек и заняли позиции, окружив гору. Акс, Майки и Джеймс Сах
(позывной Ирландец-1) были где-то в двух километрах от старшины
Хили, Шейна и меня (позывной Ирландец-3).
Это была горячая точка на границе, где движения талибских войск
отмечались еженедельно, если не ежедневно. Нашей задачей была
слежка за талибами, вероятно, укрывавшимися далеко под нами, на
этих узких предательских горных тропах. Террористы часто
передвигались тут на своих неуклюжих верблюдах, и многие из
животных были нагружены взрывчаткой, гранатами и бог знает чем
еще.

Я шел с большой осторожностью. Нас предупредили, что эти
сердитые афганские дикари однозначно будут сражаться и вряд ли кто-
нибудь из них был совсем уж простаком. Я знал, что один неверный
шаг, один упавший камень, каким бы маленьким он ни был, тут же
может сдать наши позиции. Эти племена жили здесь уже много веков,
и взгляд у них был как у ястребов. Если они нас увидят или услышат,
то атакуют моментально. Наше командование не оставило в нас ни
тени сомнения. Это было очень опасное занятие, но остановить приток
террористов мы должны были непременно.
Я осторожно двигался вдоль горного хребта, периодически
останавливаясь, чтобы оглядеть горный склон с помощью бинокля. Я
шел тихо. Мысли мои были чисты и ясны. Если отряд дикарей с
верблюдами и ракетами зайдет на перевал, я должен тут же подать знак
по радио и вызвать подкрепление. Если это будет какая-то боевая
единица, с которой мы сможем справиться на месте, то мы атакуем,
постараемся захватить лидеров в плен, а с остальными разобраться
так, как будет необходимо, в зависимости от ситуации.
Как бы то ни было, я продолжал пристально следить за перевалом,
притаившись за парой огромных валунов. Ничего. Потом я снова
вышел на крутой склон, на открытую его часть, и внизу внезапно
увидел троих вооруженных афганцев. Мой мозг начал яростно
размышлять. Между мной и Шейном было где-то семьдесят метров.
Стоит ли мне стрелять? Сколько там человек?
Слишком поздно. Они первые открыли огонь, стреляя вверх по
склону, и град пуль из «АК-47» врезался в скалу вокруг меня. Я
бросился обратно, под укрытие камней, зная, что Шейн должен был
что-то услышать. Потом я вышел снова и всыпал им по первое число
автоматной очередью. Я видел, как талибы отошли под прикрытие. По
крайней мере, я их остановил.
Но в меня снова начали стрелять, и снова я стал стрелять в ответ. В
мою сторону тут же полетели два заряда из гранатомета, и слава богу,
что я успел это заметить. Я опять спрятался от огня, но одна из гранат
попала и разбила один из валунов, служивших мне укрытием.
Повсюду летали пули, пыль, осколки и обломки камней.
Казалось, что я вообще сражаюсь в одиночку, и одному богу
известно, как мне удалось избежать ранения. Внезапно эхо от взрывов
улеглось, и теперь слышались лишь редкие звуки выстрелов трех

автоматов. Я затаился и выжидал. Потом я решил, что они уже вышли
из укрытия, высунул ствол и снова нажал на курок. Не знаю, куда или
в кого я попал, но внезапно стрельба стихла совсем. Будто ничего и не
было. Добро пожаловать в Афганистан, Маркус.
Это был лишь один вид боевого задания: нам приходилось нести
караул на перевалах и при этом стараться не выдавать своего
присутствия. Другой вид заданий – прямая разведка и сбор
информации (или SR), где мы наблюдали за населенным пунктом и
фотографировали его, как можно тщательнее выискивая цель. Итогом
миссии должно быть обнаружение цели, так как предоставленные
разведданные были чаще всего отличными, с хорошими и четкими
фотографиями. Мы вечно искали какого-нибудь урода в тюрбане,
который не отказывал себе в удовольствии атаковать армию США.
На вылазках в горы мы должны были опознать нашу цель: либо с
помощью сверхмощных биноклей, либо с помощью фотографических
линз одной из наших камер, потом спуститься в деревню и взять его,
желательно живым. Если человек был один, основным планом
«морских котиков» было захватить цель, отвезти на базу и заставить
рассказать нам, где располагались талибы, открыть расположение
огромных складов боеприпасов и снаряжения, спрятанных в горах.
У этого оружия было только одно применение: убить или
покалечить солдат США, которые обеспечивали поддержку избранного
правительства. Полезно помнить, что эти афганские повстанцы когда-
то приютили Усаму бен Ладена и всячески оказывали ему поддержку.
Нас уведомили, что, без всяких сомнений, этот кровожадный массовый
убийца находился примерно там, куда мы направлялись.
Итак, нам нужно было захватить одного из талибских лидеров, но
только при условии, что его охраняют лишь несколько человек. Без
проблем. Но если врагов было больше, если там обосновался какой-
нибудь талибский гарнизон и по деревне бродит куча вооруженных
людей, нам следовало вызвать надлежащую боевую поддержку,
которая разберется с этой проблемой. Как бы то ни было, после нашего
прибытия дела у молодого Абдуллы Бомбосоздателя пошли
наперекосяк, стало сложнее варить динамит прямо на главной улице
этой Страны глиняных домиков, в Северо-Западном Афганистане.
Следующим нашим заданием стала широкомасштабная операция.
Около пятидесяти человек спустились с вертолетов на горные склоны,

на самую ужасную местность, которую только можно представить.
Может быть, среди моих читателей есть горные козлы или горные
львы, но, черт подери, рельеф был худшим из того, что я видел.
Крутые скалы, шаткие опоры, вертикальные спуски, едва ли кое-где
виднелись низкие кусты и деревья, то есть практически не за что было
ухватиться и негде укрыться, если вдруг возникнет такая
необходимость.
Я уже рассказывал, насколько сильными воинами мы были. Мы
могли взобраться куда угодно, пройти где угодно. Но – хоть и трудно в
это поверить – у нас ушло восемь часов на то, чтобы пройти два
километра. Парни падали с этой чертовой горы и получали травмы,
иногда довольно сильные. Здесь было жарче, чем на раскаленной
сковородке, и один из моих товарищей позже признался: «Я бы ушел
из войск ради того, чтобы свалить отсюда».
Он не серьезно это говорил, поверьте. Но всем нам знакомо это
чувство. Мы устали и измотались, пока в связках пробирались по
склонам этой опасной горы в полном боевом снаряжении и с оружием.
До сих пор это худшее путешествие в моей жизни. Хотя мы даже не
столкнулись с сопротивлением. Все было настолько ужасно, что мы
сочинили про это песню, которую один из наших ребят, эксперт в игре
на банджо, наложил на музыку Джонни Кэша «Кольцо огня»:
Я попал в тридцатиметровое ущелье, Я падаю вниз – какое тут
веселье. Оно обжигает и обжигает меня, Кольцо огня, Кольцо огня.
Нашей целью на этом задании были две афганские деревни,
расположенные на склоне этой горы, одна над другой. Мы понятия не
имели, которая из них служила укрытием для большей части
талибских сил, и было решено, что обе необходимо держать на мушке.
Причиной такой осторожности был довольно молодой парень. У нас
был заведен на него целый файл с кучей разведданных, как со
спутников, так и присланных из ФБР. Однако у нас не было его
фотографий.
Я так и не узнал, где он учился, но этот молодой талибский воин
был ученым, мастером в создании взрывчатки. Мы называем
самодельную взрывчатку ИВУ (импровизированными взрывными
устройствами), и в этой части страны этот парень был королем ИВУ. И
он сам, и его люди нанесли значительный урон войскам США,
повсеместно взрывая военные объекты с находящимся в них личным

составом. А совсем недавно он подорвал две транспортные колонны
морпехов США, в результате чего погибло много наших парней.
Взвод «Фокстрот» перегруппировался рано утром после перехода
через гору и занял позицию над верхней деревней. Когда взошло
солнце, мы быстро двинулись вниз по склону, в деревню, где
выламывали двери во всех домах и арестовывали каждого, кто
попадется на пути. Мы не стреляли, но, без сомнения, выглядели очень
устрашающе. Никто не сопротивлялся. Но того, кого мы искали, здесь
не было.
Тем временем основные силы – 10-я рота SEAL – вошли во
вторую, более крупную деревню, расположенную ниже по склону, и
устроили там тот же ад. Это заняло немало времени, потому что здесь
приходилось вести допросы, что мы все отлично умели делать.
Солдаты с пристрастием допрашивали каждого, выискивая лжеца,
человека, который будет чем-то выделяться и который расскажет не
похожую на правду историю. Нам нужен был мужчина, который не
был пастухом, как остальные – мы искали парня, который даже
выглядел по-другому и не имел того грубого и неотесанного вида, как
местные горные фермеры.
И мы его поймали. Это была моя первая близкая встреча с
фанатичным талибом. Я никогда его не забуду. Молодой парень, у
которого и борода еще нормально не выросла. Но у него уже были
дикие, безумные глаза. Он уставился на меня, будто я только что
низверг все учения Корана.
В этот самый момент я ясно понял: если бы он мог сейчас меня
убить, то убил бы. Никто и никогда не смотрел на меня с такой
ненавистью, ни до этого, ни после.
Моя вторая операция в Афганистане – похищение и захват этого
Абдуллы, или как там на фиг его звали, показала нам, только
прибывшим бойцам SEAL, два основных аспекта боевых действий
здесь. Первый – это яростная ненависть, которую питали к нам
мусульманские экстремисты; второй – обязательность и риск
соблюдения правил ведения боевых действий (или ROE) в такого типа
боевых операциях.
«Морские котики» по своей природе, а также благодаря
тренировкам и образованию, не такие уж глупые. Как и все остальные
люди, мы читаем газетные статьи, выходящие по всему миру, о

служивших членах вооруженных сил, которым гражданскими судами
было предъявлено обвинение в убийстве за исполнение того, что было
их долгом – за атаку врага.
Правила ведения боевых действий в Афганистане определяли, что
мы не можем стрелять, убивать или причинять вред невооруженным
гражданским. А что, если этот невооруженный гражданский на самом
деле опасный шпион незаконной организации, которую мы пытаемся
уничтожить? А что, если по горам Афганистана бродит разделенная на
мелкие отряды смертельная армия дикарей, выдающих себя за
гражданских? Как насчет этих парней? Как насчет бедуинов со
взрывчаткой, выглядящих с первого взгляда невинно? Они
пробираются через горные перевалы со своими верблюдами,
груженными под завязку взрывчаткой, которой хватит, чтобы от
стадиона «Янки» осталось пустое место. Как насчет этих парней?
Мы были избраны сделать то, что 999 из каждой тысячи
американцев никогда и не подумают сделать. Нам внушили, что наша
работа необходима для безопасности американской нации. Нас
отправили в Афганистан, чтобы мы участвовали в самых опасных
операциях. А еще нам запретили убивать этих бедуинов, прежде чем
они взорвут к чертям нас всех, потому что он может оказаться
невооруженным гражданским, который просто решил погулять с
динамитом на поводке.
Как насчет второго парня? Молодого пастуха с тростью, бегущего
позади и погоняющего гребаных верблюдов? Как насчет него? А что,
если он ждет не дождется того, чтобы убежать в горы, к своему
старшему брату и остальным жестоким талибам? К тем, которые ждут
нас в укрытиях пещер с РПГ наперевес?
Мы не услышим, как он сдает им наши позиции, этого не услышат
и те политики, которые принимали правила ведения боевых действий.
И эти серьезные люди в деловых костюмчиках не будут лезть по
горным склонам, когда первая же граната взорвется прямо рядом с
нами и взрыв оторвет кому-то ногу, а кому-то голову.
Может быть, нам лучше убить этого маленького дикаря на месте,
прежде чем ему представится шанс сбежать и рассказать о нас врагу?
Или он – просто невооруженный гражданский, который не причинит
никому вреда? Он просто выгуливает тротил, конечно. Террористы
знают правила, как знали они их и в Ираке. Но эти правила не для них.

Это правила для нас – правила западных стран, цивилизованной части
мира. И каждый мятежник знает, как манипулировать ими в свою
пользу. Иначе бедуины носили бы с собой оружие.
Но они не носят. Потому что они знают: американские солдаты
слишком боятся в них выстрелить, потому в этом случае их осудят за
убийство. Я точно знаю – талибы считают наши правила забавными.
И уж если кто-то из наших ребят пристрелит парочку террористов,
их товарищи со скоростью света сообщат арабскому телевидению
«Аль-Джазира», и в новостях объявят:
ЖЕСТОКИЕ АМЕРИКАНСКИЕ ВОЙСКА СТРЕЛЯЮТ В
МИРНЫХ ДРУЖЕЛЮБНЫХ АФГАНСКИХ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЕВ
Вооруженные силы США обещают, что «морские котики» понесут
заслуженное наказание.
Нечто подобное. Уверен, суть вы уловили. СМИ в Соединенных
Штатах нас просто распнут. Теперь так всегда и происходит. Самая
сильная шумиха за последние годы разразилась вокруг дела «Абу
Грейба», но если смотреть более широко, в контексте всех смертей и
разрушений, которые мусульманские экстремисты принесли этому
миру, кучка униженных иракских заключенных лично меня не сильно
беспокоит. Вы бы согласились со мной, если бы увидели своими
глазами, на что способны эти парни. Например, они просто отрезают
людям головы – и американским солдатам, и работникам
добровольческих организаций. Террористы, не задумываясь, убивают
людей тысячами: они пытали, калечили и вырезали фигуры ножами на
телах молодых американских солдат, словно в Средние века.
На самом деле в войне с мятежниками нельзя сказать наверняка,
кто гражданский, а кто нет. Так зачем же вводить правила,
придерживаться которых до конца не сможет никто? Правила не
работают, потому что большую часть времени солдаты не знают врага
в лицо, а когда узнают, бывает уже слишком поздно для спасения их
жизней. Понять смысл и извлечь какую-нибудь пользу из правил
ведения боевых действий в ситуации реального времени практически
невозможно.
Также никому точно неизвестно, как называть американцев в
Афганистане. Может, мы – миротворческие силы? Мы сражаемся в

войне против мятежников на стороне афганского правительства или на
стороне США? Мы пытаемся выследить главного террориста бен
Ладена или предотвратить очередной захват «Талибаном» власти в
стране, потому что эта организация защищала бен Ладена и всех его
приспешников?
Я понятия не имею. Мы можем сделать и то, и другое. Отдайте нам
приказ – и дело будет сделано. Мы – верные слуги правительства
США. Но в Афганистане борьба проходит на вражеской территории. И
не имеет значения, что мы приглашены демократическим
государством, его собственным правительством. Не имеет значения,
что нет стрельбы через границу в Пакистане, не имеет значения
нелегальность талибской армии, не имеет значения Женевская
конвенция…
Когда мы пробирались по этим горам, пробуя все известные нам
способы 
остановить 
перегруппировку 
«Талибана», 
пытаясь
обнаружить и арестовать основных лидеров и экспертов по
взрывчатке, всегда были окружены хорошо вооруженной вражеской
армией, чьими общепризнанными намерениями было наше убийство.
И все это на вражеской территории.
Но мы пойдем туда снова. В любое время. Хоть каждый день. Мы
сделаем то, что должны, доведем дело до конца или умрем, но не
оставим попыток. От имени Соединенных Штатов Америки. Но не
стоит решать за солдат, кого могут атаковать, а кого нет. Это решение
должно приниматься военным командованием. Если либеральные
СМИ и политическое сообщество не может принять тот факт, что
иногда на войне погибают невинные люди, тогда я могу только
предложить им, когда подрастут, послужить пару месяцев в верховьях
Гиндукуша. Вероятно, они здесь не выживут.
Любому правительству, которое считает, что война может быть
хоть в каком-нибудь смысле справедливой и подчиняться таким же
правилам, как, например, бейсбол, вероятно, не стоит ввязываться в
боевые действия. Потому что в войне нет никакой справедливости,
иногда в ней страдают невинные люди. Это происходит на протяжении
уже миллионов лет. Столкнувшись лицом к лицу с головорезами
«Талибана», мы не деремся по правилам статьи 4 Женевской
конвенции. Мы деремся по правилам 223.556 мм – это калибр и размер
пуль наших автоматов «M4». И если эти числа выглядят не очень, то

можно отдаться на волю пуль 7,62 мм, которыми стреляют в
американцев из украденных русских автоматов Калашникова.
В глобальной войне против терроризма для нас есть правила, но
враги используют их против нас. Мы стараемся мыслить здраво – они
не остановятся ни перед чем. Эти дикари унизятся до любой формы
самых жестоких способов ведения войны: пыток, обезглавливания,
расчленения трупов, атак на гражданских лиц, женщин и детей,
подрыва бомб в автомобилях, до самоубийства, в конце концов. Все, до
чего их воспаленный мозг только сможет додуматься. Они стоят в
одном ряду с самыми кровожадными монстрами в истории
человечества.
И я все время задаюсь вопросом: кто готов идти дальше всех,
чтобы выиграть эту войну? И всегда ответ один и тот же: они.
Террористы добровольно погибнут, чтобы только уничтожить врага.
Они готовы идти до конца – в любое время, в любом месте, чего бы это
ни стоило. И у них нет правил ведения боевых действий.
И вот так у наших солдат возникает дополнительная ко всем
прочим причина для опасений, когда мы выходим на войну против
«Талибана» или «Аль-Каиды»: страх самих себя. Страх того, что наш
собственный трибунал морских сил может начать дело против нас,
страх американских СМИ и их отрицательного влияния на
американских политиков. В каждом солдате кроется ужас перед
такими недоучками-журналистами, которые всего-то и хотят
состряпать скандальную историю, чтобы оправдать свою зарплату. Это
не только мое мнение. Мы все их ненавидим – отчасти за отсутствие
здравого смысла, но в большинстве своем из-за их невежества и
вопиющей беспринципности. Как только вооруженный конфликт
превращается в войну средств массовой информации среди государств
всего мира, новости становятся лишь выражением мнения, они не
передают истинного положения дел. Когда в процесс включаются
СМИ Соединенных Штатов, шансы на победу в войне резко
уменьшаются из-за введения ограничений нашей свободы, и это
просто отличные новости для нашего врага.
Время от времени какой-нибудь репортер или фотограф
высовывается слишком сильно из укрытия и ловит пулю. И тут же эти
высокооплачиваемые 
журналисты 
становятся 
национальными
героями, их восхваляют на Родине – в прессе и по телевидению. Не

скажу, что бойцы SEAL недружелюбные люди, но я даже описать не
могу, 
насколько 
надоедает 
весь 
этот 
фарс 
великолепно
подготовленным, но не слишком высокооплачиваемым ребятам,
которые сражаются по-настоящему и делают всю грязную работу. Ведь
это мы – первоклассные профессионалы, которые молча ставят себя
под удар каждый день, часто получая серьезные ранения и погибая.
Это мы – тихие герои, неизвестные никому, кроме таких же
неизвестных, убитых горем семей.
В начале нашего пребывания в Афганистане мы выполняли одну
миссию высоко на перевалах, на шестом контрольном пункте. Тогда
мы едва избежали смерти. Мы только добрались до позиции в составе
двадцати человек, когда эти афганские дикари, прятавшиеся в горах,
выпустили по нам несколько залпов артиллерийского огня, сотни и
сотни ракет летали над нашими головами и врезались в склоны гор.
Мы не могли разобрать, как их классифицировать – как
вооруженных мятежников и врагов Соединенных Штатов или как
невооруженных гражданских. У нас ушло три дня, чтобы дать им
отпор, и даже тогда пришлось вызывать боевую поддержку с воздуха,
чтобы вырваться из оцепления. Через три дня на фотографиях со
спутника мы увидели, что «Талибан» отправил ночью на нашу старую
позицию двенадцать головорезов, вооруженных автоматами и
традиционными ножами, которые пробрались через темноту,
намереваясь убить всех, кого они там найдут.
Но мы же не можем доказать их намерений! Я прямо слышу крики
либералов. Нет. Конечно, нет. Они туда направлялись, чтобы выпить с
нами чашечку кофе.
Эти ночные атаки талибы производили по той же схеме, какую
моджахеды использовали против русских. Они бесшумно крались в
темноте и перерезали глотки сначала часовым, а потом и всем
солдатам в лагере. Так продолжалось до тех пор, пока военное
командование СССР под давлением родителей молодых солдат не
приняло решение прекратить действия на этой территории.
Моджахеды теперь вернулись под названием «Талибан» и «Аль-
Каида». Их намерения против нас точно такие же, как были в свое
время против русских.
«Морские котики» SEAL могут с ними справиться, как и с любым
другим врагом. Но только не в том случае, если кто-то хочет посадить

нас за это в тюрьму, когда мы вернемся домой. И уж точно мы не
хотим ждать в горах, пока кто-нибудь перережет нам горло, и при этом
не иметь возможности отомстить врагу, если его классифицируют как
невооруженного афганского пастуха.
Но это насущные боевые проблемы солдата США, постоянное
беспокойство о том, как рассудят его действия американские СМИ,
которые, кажется, ждут не дождутся нас сломать. Хоть мы и не сделали
ничего, чтобы заслужить подобное. За исключением, может быть,
любви к своей стране и ко всему, что она олицетворяет.
На ранних сроках моей службы в Афганистане бои шли почти
постоянно. Наши отряды выходили в горы ночь за ночью, пытаясь
остановить повстанцев, пробирающихся через горные перевалы.
Каждое полнолуние мы проводили операции, потому что это было
единственное время, когда мы могли уловить хоть какой-то проблеск
света над темными горами.
В соответствии с лунными фазами мы садились в вертолеты и
наблюдали, как эти бородатые фанатики пробираются через границу в
Афганистан. Потом наземные подразделения окружали террористов,
вертолеты гнали их, словно овчарки гонят овец. И они бежали со всех
ног прямо на ожидавших их для поимки и допроса войска США.
Вам может показаться странным, что специалистам-подводникам
из роты SDV приходится проводить операции в трех километрах над
уровнем моря. В общем-то предполагается, что само SDV – судно
доставки подводного десанта, мини-субмарина, которая привозит нас
на места наземных операций – самая тихая и незаметная машина в
мире. Отсюда следует, что экипаж самого незаметного судна в мире –
самые хитрые парни в мире. Мы проводим опасные операции в
глубоком тылу врага, наблюдаем и докладываем о его позиции и
живем постоянно на пределе нервного напряжения. Наше основное
задание – найти цель и потом вызвать подкрепление для прямой атаки.
Хотя на самом деле именно прямые действия являются целью, их
невозможно осуществить без того опасного дела, которым мы и
занимаемся на одиноких вершинах Гиндукуша.
Капитан-лейтенант Эрик Кристенсен всегда понимал важность
нашей работы, и он был моим хорошим другом. Раньше он называл
операции в мою честь. Я был техасцем, и он почему-то находил это
невероятно забавным, хотя сам он был уроженцем Вирджинии. Эрик

считал, что я представлял собой нечто среднее между преступником
Билли Кидом и охотником Буффало Биллом и что я был способен
быстрее всех вытащить револьвер из кобуры. Неважно, что оба эти
ковбоя были родом из гораздо более северных мест – из Канзаса или
около того. До сих пор, по мнению Эрика, Техас и все штаты к западу
и северу от него представляли собой бесплодную пустыню, где правит
лишь закон «кольта-44», земли скотоводов и краснокожих.
И поэтому у нас всегда были операции под названием «Ковбой»
или «Одинокая звезда». Ему нравилось называть операции в таком
техасском стиле, специально для меня. Большая часть наших миссий
были очень тихими и включали в себя строго разведку горных
перевалов и деревень. Мы всегда старались избежать перестрелки:
сначала просто фотографировали, а потом как можно спокойнее
захватывали цель. Неизменно мы искали кого-то, выделяющегося из
окружения – одного человека в деревне, который выглядел или вел
себя иначе, талибского убийцу, который просто не мог быть фермером.
Иногда мы натыкались на группу бородатых угрюмых ребят,
сидящих вокруг костра. Они пили кофе, а рядом наготове неизменно
лежали «АК-47». Нашим первым действием была их идентификация.
Были ли они пуштунами? Мирными пастухами, пасущими коз и овец,
или вооруженными бойцами «Талибана», яростными горцами, которые
перережут тебе горло, как только доберутся до тебя? Уже через
несколько дней мы поняли, что талибы были совсем не такие грязные
и грубые, как афганские крестьяне. Многие из них получали
образование в Америке, а теперь они прятались здесь и активно
готовили оружие, чтобы убивать нас.
И почти так же быстро мы поняли, насколько впечатляюще талибы
действовали на своей территории. Я всегда думал, что они просто со
всех ног убегут от нас, когда мы их обнаружим. Ничего подобного.
Если они находились или могли быстро добраться до возвышенности,
то довольно яростно отбивались. Если мы шли на террористов сверху,
они обычно либо сдавались, либо поворачивали обратно к границе, в
Пакистан, где мы не могли их преследовать. Но при ближайшем
рассмотрении в их глазах всегда сверкал вызов, выражающий
ненависть к Америке, и огонь революции, который горел в их душах.
Для нас это все было довольно жутко, потому что мы находились в
самом центре террора, в стране, где родился и был доведен до

совершенства план разрушения Мирового торгового центра таким же
яростным человеком, как эти дикари. Буду откровенен: порой мне
казалось, что такое сделать было невозможно. Но все мы знали, что это
произошло на самом деле. Прямо здесь, в этой далекой пыльной
пустыне лежали корни страшных злодейств. На родине главных
боевых сил бен Ладена. И здесь они все еще замышляли разрушить
Соединенные Штаты и составляли свои кровожадные планы. Здесь
ненависть к Дядюшке Сэму была настолько закоренелой, что среди
народа процветал и распространялся тот вид злобы, который
находится за пределами понимания для большинства западных людей.
Хотя бы потому, что она была оправдана только в другие, более
варварские века.
На страже Америки стояли Майки, Шейн, Акс, я и остальные
«котики», каждую секунду готовые к столкновению с этими тихими
мастерами горного боя, крадущимися по узким тропам и несущими с
собой традиционные клинки, автоматы и смерть.
Ловля этих ребят в отдаленных пуштунских деревнях сильно
усложняла задачу. Потому что здесь начиналась примитивность с
большой буквы «П». Хижины здесь сделаны из высушенных на солнце
глиняных кирпичей, полы – земляные, и внутри постоянно стоит
ужасный запах мочи и навоза мулов. На первом этаже в домах живут
козы и куры. И в этих пещерных условиях террористы планировали, а
потом претворяли в жизнь самые шокирующие злодейства XXI века.
Санитария в этих деревнях настолько в зачаточном состоянии,
насколько возможно. У них общий туалет в виде выгребной ямы,
расположенный на самом краю деревни. Относительно них нас
предупредили быть внимательнее, особенно в ночных вылазках.
Однажды в одну из ночных вылазок я не заметил одну из ям,
поскользнулся и угодил туда ногой. Ребятам, конечно, стало весело, но
в тишине ночи все старались не засмеяться в голос и еле
сдерживались. Только мне было не смешно.
На следующей неделе произошло нечто гораздо худшее. Мы в
кромешной темноте пробирались по каменистому склону и искали
место для наблюдательного пункта над небольшим скоплением хижин
и козлиных загонов. Без приборов ночного видения разглядеть что-
либо было нереально, и внезапно я соскользнул в зияющую подо мной
дыру.

Крикнуть в голос я не посмел. Но я знал, что опускаюсь все глубже
в яму, и меня передернуло от одной мысли о том, куда я могу попасть.
Я просто выкинул свою правую руку прямо вверх, крепко держа в ней
автомат, и постепенно погружался в зловонный деревенский туалет. Я
почти утонул, когда, наконец, услышал, как мои товарищи шипят друг
другу: «Берегись! Латтрелл снова нашел сортир!»
Никогда еще ни на одной из афганских миссий парни столько не
смеялись. Но это был один из самых ужасных случаев в моей жизни. Я
бы мог заразить тифом всю базу «Баграм». Мне было до жути холодно,
но я с радостью прыгнул в реку в полном обмундировании, просто
чтобы смыть с себя все это.
На пограничных контрольных постах периодически возникали
серьезные проблемы, и тогда нам приходилось загружать во
внедорожники «Humvee» и перевозить до восемнадцати парней туда, а
потом идти пешком много километров. Проблема была в том, что
пакистанское правительство питало очевидную симпатию к
«Талибану» и в результате оставляло приграничные территории на
северо-востоке без контроля. Пакистан постановил, что блюстители
порядка 
и 
пограничники 
могут 
патрулировать 
только
асфальтированные дороги и территорию в двадцать метров по обеим
сторонам. За пределами этого пространства может происходить что
угодно, так что талибские солдаты просто сторонились крупных дорог
и переходили в Афганистан древними тропами. Они могли гулять туда-
сюда через границу, как им заблагорассудится, но так происходило до
тех пор, пока мы им не помешали. Многие афганцы хотели всего лишь
перегнать скот, и такие случаи нас не касались. Однако талибы это
знали и часто передвигались, переодевшись в погонщиков скота, а вот
такие вещи касались нас напрямую. И караваны верблюдов,
нагруженных взрывчаткой, касались нас очень сильно.
И почти каждый раз мы подвергались атакам. Легчайший шум,
выдающий наши позиции, – и кто-то тут же открывал по нам огонь,
часто со стороны границы с Пакистаном, куда мы не имели права
соваться. Итак, мы двигались, применяя все хитрости и уловки,
которые знали, фотографировали местность, брали в плен зачинщиков
и бунтарей, всегда оставались на связи с базой и вызывали
подкрепление, когда нам нужна была помощь.

Наше командование было твердо убеждено, что ключевыми
моментами для успешного проведения операции были разведка,
идентификация людей, которые собирают бомбы, а также определение
местонахождения их складов и подрыв талибского арсенала, прежде
чем им воспользуются. Но разведка всегда была сложным делом. Наш
враг был жесток и непреклонен, их не волновало ни время, ни их
жизнь. Они верили в одно: что избавляют свою священную
мусульманскую землю от неверных захватчиков. И в конце концов, им
это всегда удается, разве не так?
Иногда, пока наш штаб (у «морских котиков» это просторечное
название высшего командования) изучал определенную цель и
составлял план, мы оставались на базе. Я вызвался в свое свободное
время работать в Баграмском госпитале, в отделении экстренной
помощи. Таким образом я старался получить опыт и стать лучшим
медиком для своей команды.
Этот госпиталь по-настоящему открыл мне глаза, потому что мы
относились к пришедшим сюда афганцам так же, как к своему
собственному личному составу. Пастухи поступали в отделение
экстренной помощи со всеми видами повреждений, в основном от
пуль, но иногда и с ножевыми ранениями. Одна из огромных проблем
этого государства – у каждого есть оружие. Казалось, у каждого в
гостиной лежит «AK-47». Также часто появлялись люди с травмами.
Гражданские афганцы иногда приходили пешком к главным воротам с
такими опасными огнестрельными ранениями, что нам приходилось
посылать внедорожники, чтобы довезти их до нашего отделения. Мы
лечили 
всех, 
кто 
приходил, 
на 
деньги 
американских
налогоплательщиков и оказывали каждому ту помощь, какая только
была в наших силах.
Баграм был прекрасным местом, чтобы улучшить мои навыки в
медицине, и я надеялся, что в то же время делаю добро людям.
Конечно, за эту работу мне не платили. Но для меня медицина всегда
была призванием, и эти долгие часы в госпитале были бесценны для
доктора, коим я намеревался однажды стать.
И пока я ухаживал за больными и ранеными, работа нашего
командования не прекращалась. Они просматривали отчеты разведки,
проверяли данные у ЦРУ, пытались идентифицировать талибских
лидеров, чтобы мы потом смогли пресечь их действия на корню. У нас

всегда был большой список потенциальных целей, и некоторые
довольно хорошо были изучены. Было установлено существование
определенных сообществ, в которых собирались по-настоящему
опасные ребята, их личности установлены, а местонахождение
определено спутниками или нами. Эта работа требовала безмерной
настойчивости и умения как можно точнее оценить вероятность
захвата того человека, который был важен.
Солдаты в Баграме были подготовлены к тому, чтобы идти в горы и
делать очень опасную работу, но никто не любит бродить по горам
вслепую, когда шансы найти главного талибского террориста
невелики. Конечно, разведчикам всегда нужно иметь в виду, что горы
не бывают неподвижными. Талибы – неглупые ребята, и они умеют
двигаться очень быстро. Они знают много, хоть и далеко не все, о
возможностях американских служб. И определенно они понимают, что
лучше продолжать двигаться из одной деревни в другую, из одной
пещеры в другую и никогда не оставаться в одном месте достаточно
долго, чтобы попасться нам со своими запасами взрывчатки.
Наш главный старшина, Дэн Хили, был просто выдающимся
командиром в вопросе поиска для нас работы, в которой шансы
преуспеть были выше среднего. Он часами сидел и изучал списки, по
многу раз проверяя известного террориста, узнавая, где он проводил
свое время, где его видели в последний раз.
Старшина Хили просматривал и разбирал фотографии, проверял
карты, таблицы, выискивал места, где у нас были реальные шансы на
победу, на поимку главаря банды, не ввязываясь при этом в
полномасштабное сражение. У него был собственный короткий список
основных подозреваемых с местами их нахождения. Уже к июню у
него было собрано довольно много информации о различных методах
ведения 
операций, 
используемых 
центральными 
фигурами
«Талибана», а также приблизительное количество тротила в их
распоряжении.
В его записях вечно всплывало имя одного человека. Из
соображений безопасности я буду называть его Бен Шармак (в
официальных источниках известен под именем Ахмад Шах. – 

жүктеу/скачать 2,07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: