Книга посвящается памяти Мерфа, Акса и Дэнни, Кристенсена, Шейна, Джеймса

добрались до вершины примерно за час до восхода. Наши координаты
GPS были верными, как было запланировано еще на домашней базе. И
на верхушке этого острова из чистого гранита Майки выбрал точку, где
мы могли залечь.
Он выбрал позицию за вершиной, метрах где-то в двадцати пяти от
нее, на самом верхнем уступе скалы. Там было несколько деревьев,
некоторые даже росли довольно близко друг к другу, но дальше, за
ними, была еще более пустынная земля. Мы скинули тяжелые
рюкзаки. Наш путь в шесть с половиной километров был завершен,
так что мы сели и высыпали песок с камнями из ботинок. Песок всегда
найдет, куда забиться.
С медицинской точки зрения все прошло отлично, без травм. Но
мы были вымотаны этим изнурительным семичасовым переходом
вверх и вниз по этой долбаной горе. Особенно Майки и я, потому что
оба страдали бессонницей, обострявшейся при подготовке к подобной
операции, и не спали предыдущую ночь. Кроме того, нас трясло от
холода, и мы все еще были мокрые насквозь, несмотря на то, что
дождь прекратился. Именно для таких случаев мы таскали с собой
столько барахла.
Дэнни включил радио и проинформировал штаб и все
патрулирующие воздушные суда, что мы были на позиции и готовы
выступать. Но это заявление было сделано несколько опрометчиво.
Сразу после сеанса связи, когда снова вышла луна, мы осмотрели
территорию приборами ночного видения. Вокруг ничего не было
видно. Мы не могли обнаружить даже деревню, за которой должны
были наблюдать в поисках Шармака. Нам мешали деревья. А из-за
деревьев мы не могли выйти, потому что так вернулись бы на открытое
пространство, на землю, где осталось лишь несколько маленьких
пеньков, но не было почти никакого укрытия. Боже правый.
Было очевидно, что здесь производили вырубку леса, может быть,
уже давно, но многие деревья лежали на земле. Справа от нас ночное
небо над самыми высокими пиками становилось все светлее.
Приближался рассвет.
Мы с Дэнни сели на камень и принялись обсуждать ситуацию,
пытаясь понять, насколько все было плохо и что нам теперь делать.
Это был кошмар каждого «котика»: операция по большей части на
неизвестной местности, которая оказалась настолько ужасной, что

хуже уже просто быть не может. Мы с Дэнни пришли к одному выводу.
Все это было паршиво.
Потом подошел Майки, чтобы перекинуться с нами парой слов.
Все мы поглядывали на светлеющее с востока небо. Лейтенант Мерфи,
как руководитель операции, принял решение: «Мы выходим в пять».
Итак, мы снова подняли наши тяжелые ноши и отправились обратно
тем же путем, каким пришли. Через сотню метров мы нашли тропу
вниз, тянущуюся по другой стороне хребта, прошли несколько сотен
метров под точкой маршрута и выбрали отличное место для засады –
среди деревьев, с хорошим видом на поселение, которое теперь было
от нас всего в паре километров.
Здесь мы затаились между деревьями и камнями, пытаясь занять
позицию, чтобы отдохнуть на почти вертикальном склоне. Я глотнул
воды из фляги и, честно говоря, чувствовал себя, как растение в
Висячих садах Вавилона. Дэнни занял позицию йога: сел, скрестив
ноги, словно заклинатель змей, спиной к дереву. Акс, как всегда, был
настороже и оглядывал местность, слившись с горой слева от меня.
Несмотря на тишину, его автомат всегда был наготове. Вероятно, в
голове он решал кроссворд из «New York Times», который слово в
слово запомнил наизусть. Однако он был не слишком-то спокоен. Мое
дерево оказалось шелковицей, какой-то местной ее разновидностью, и
так как я не мог даже подремать, то тратил свое время, бросаясь
ягодами в Акса в отместку за его смешки надо мной во время подъема.
Потом еще одна стена тумана окутала нас и долину внизу. Мы
снова не могли разглядеть деревню. Проблема тумана заключалась для
нас в том, что он часто появляется в одном и том же месте. Стало ясно,
что нам нельзя оставаться здесь, если мы хотим работать в
оперативном режиме. Нам опять пришлось уходить.
Майки и Акс сосредоточенно изучали карты и осматривали гору
над нами, где было меньше тумана. Мы с Дэнни продолжали
наблюдение за деревней, пытались всматриваться через бинокль в то,
что можно было рассмотреть. А рассмотреть ничего было невозможно.
Наконец Майки сказал, что пойдет один искать лучшее укрытие,
прихватив только автомат. Потом он передумал и решил взять с собой
Акса. Я его не винил. Одного этого места было достаточно, чтобы у
кого угодно побежали мурашки по коже, потому что здесь нельзя было
сказать наверняка, кто может за тобой наблюдать.

Мы с Дэнни ждали. Солнце поднималось высоко над горными
пиками и начало высушивать нашу одежду. Парни вернулись примерно
через час, и Майки доложил, что они нашли великолепную точку для
наблюдения за деревней, но с редким кустарником и деревьями, среди
которых было неудобно прятаться. Думаю, он предполагал, что это
будет операция повышенного риска, просто даже из-за местности. Но
если мы не пойдем на этот риск, то, вероятно, останемся в горах до
самого Рождества.
Еще раз мы все подняли свои рюкзаки и автоматы и отправились в
новое укрытие. Оно было всего в километре от старого, но у нас ушел
целый час на переход. Сначала надо было пойти вдоль горы, потом
лезть наверх, прямо на гранитный островок на краю горного хребта. И
когда мы добрались до места, мне пришлось согласиться, что точка
была идеальной: здесь открывался великолепный угол обзора на
деревню и для фотолинз, и для прицела, и для пули. Там был
великолепный круговой обзор местности. Если Шармак и его банда
злодеев снуют поблизости, мы точно его поймаем. Как заметил Майки:
«Если этому парню приспичит пойти в общий сортир – мы тут же его
заметим».
Ответ Дэнни не совсем подходит для написания его в литературе
для семейного чтения, но могу сказать, что в общих чертах он предрек
потерю Шармаком одной из главных своих рабочих частей.
Я стоял и смотрел на нашу новую горную крепость c крутыми
обрывами вокруг нее. Место было идеальным, но также крайне
опасным. Если талибы нападут на нас, особенно ночью, у нас не будет
другого выбора – только пробивать себе путь из окружения. А если
кто-то вздумает стрелять в нас из гранатомета, всех просто разорвет на
куски. Отсюда была только одна дорога – та, которой мы пришли.
Опытный стратег, такой, как Шармак, мог загнать нас в угол на этом
пустом, скалистом уступе, и нам придется убить немало людей, чтобы
выбраться отсюда. Вдобавок ко всему у нас в мыслях всегда витала
одна тревожная мысль: дружок Шармака, бен Ладен, может быть
неподалеку – вероятно, с самыми многочисленными войсками «Аль-
Каиды», с которыми нам когда-либо приходилось сталкиваться.
Однако это место было по-своему идеальным: отсюда открывались
самые лучшие точки обзора, на которые любая разведывательная
группа может лишь надеяться. Нам надо было теперь лишь как-то

спрятаться в этой скалистой местности с глинистой почвой, хорошо
замаскироваться и постоянно держаться внизу, не теряя при этом
бдительности. Все будет хорошо до тех пор, пока нас кто-нибудь не
заметит. Но у меня все равно было какое-то неприятное чувство. Как и
у остальных.
Мы все поели, хорошенько напились воды, потом легли лицом
вниз, и пока солнце высушивало нашу одежду, от нас шел легкий пар.
Теперь здесь стало жарче, чем в аду. Я лежал под упавшим бревном,
сжавшись в комок прямо у середины ствола, а ноги были высунуты из-
под него. К несчастью, я умудрился лечь на жгучую крапиву, которая
просто сводила меня с ума. Конечно же, я не мог пошевелить ни одним
мускулом. Кто знает, может, пара биноклей большой дальности была
наведена на нас именно в эту секунду?
Я осматривал местность, через фотолинзы и бинокль. Мерф сидел
в пятидесяти метрах вверх от меня среди каких-то камней. Акс
забрался в старый пустой древесный пень. Дэнни сидел на корточках и
ковырялся с радио снизу справа, где заканчивались деревья. Он был
единственным среди нас, у кого было хоть какое-то укрытие от
обжигающих солнечных лучей. Время приближалось к полудню, и
солнце было прямо на юге – очень высоко, почти что прямо над нами.
Снизу нас было не видно. И определенно на нашем уровне или
выше не было никого. По меньшей мере, не на этой горе,
принадлежащей теперь «морским котикам». Мы должны были только
молча ждать, оставаться недвижимыми и сосредоточиться, а в этих
делах мы были экспертами.
Здесь, наверху, было смертельно тихо, так же, как ночью. Тишину
прерывали лишь редкие обмены краткими комментариями от одного
офицера другому, в основном направленные в сторону Дэнни, из-за его
относительно привилегированной позиции в тени, скрытой от прямых
лучей 
знойного 
горного 
солнца. 
Это 
были 
не 
совсем
профессиональные комментарии – в них отсутствовали вежливость и
понимание.
– Эй, Дэнни, местами не хочешь поменяться?
– Отвали!
Что-то типа того. Ничего больше. Ни единого звука больше не
витало в горном воздухе. Но внезапно я услышал звук, который
донесся прямо с северо-западной стороны от моего упавшего дерева.

Очевидный шум мягких шагов прямо надо мной. Боже мой! Мне
повезло, что не наделал в штаны.
Так же внезапно, как и звук, появился парень с тюрбаном на голове
и топором в руках. Он спрыгнул с бревна прямо у меня над головой. Я
застыл, будучи в шоке от происходящего. Этого я просто никак не
ожидал. Я перевернулся, схватил автомат и направил его прямо на
мальчишку, что должно было обескуражить его и не дать отрубить мне
голову. Но он был в еще большем шоке, чем я, и уронил топор на
землю.
Потом я увидел Акса, который встал и упер свой автомат прямо в
тюрбан паренька. «Ты должен был его увидеть, – накинулся я на
него, – Какого черта мне не сказал? У меня чуть сердце не
остановилось».
«Просто шуметь не хотел, – сказал Акс. – Я взял его на прицел и
держал в поле зрения до тех пор, пока он не наткнулся на твое бревно.
Одно неверное движение, и я убил бы его на месте».
Я приказал парню сесть напротив бревна. Потом произошло нечто
странное. Около сотни коз, все с маленькими колокольчиками вокруг
шей, взбежали вверх по горе и окружили то место, где мы теперь
стояли. Потом к нам поднялись еще два человека. Мы все теперь были
окружены козами. И я дал вновь прибывшим знак присоединиться к их
коллеге на земле, напротив дерева.
Наконец Майки и Дэнни пробрались через блеющее стадо и тут же
увидели, что происходит. Как и я, они заметили, что один из троих был
всего лишь ребенком, около четырнадцати лет от роду. Я пытался
спросить у них, не талибы ли они, и все покачали головами, а старик
сказал по-английски: «Не «Талибан», не «Талибан».
Я дал парню один из моих энергетических батончиков, но он лишь
нахмурился мне в ответ, просто положил рядом с собой на камень, не
поблагодарив и даже не кивнув в знак благодарности. Двое взрослых
афганцев глядели на нас, давая ясно понять, что мы им совсем не по
душе. Конечно, они размышляли, какого черта мы бродим вокруг их
фермы с достаточным количеством амуниции и оружия, чтобы
захватить целую афганскую провинцию.
Вопрос был в том, как нам поступить дальше. Они явно были
пастухами, фермерами с верхнего поселения. Или, как утверждается на
страницах Женевской конвенции, невооруженными гражданскими.

Единственно правильным военным решением было бы убить их без
дальнейших дискуссий, потому что мы не знали их намерений.
Откуда нам знать: может, они связаны с талибской группировкой
или поклялись в каком-то кровавом племенном договоре
информировать талибских лидеров обо всех подозрительных вещах,
которые они увидят в горах? А мы как бы очень подозрительно
выглядели.
Горькая правда была такова: если эти три афганских чучела
побегут вниз, найдут Шармака или его людей и расскажут о нас, у нас
будут серьезные проблемы, мы будем в ловушке здесь, на горном
уступе. Военное решение было ясным: эти парни не должны уйти
отсюда живыми. Я просто стоял, глядя на их грязные бороды, грубую
кожу, шишковатые руки и суровые, злобные лица. Этим парням мы не
нравились. Они не показывали агрессии, но не предлагали, да и не
просили помощи.
Аксельсон был не только королем Счастливого Случая, но и нашим
вечным учителем. Поэтому Майки спросил, что, по его мнению, нам
следует сделать. «Я думаю, нужно убить их, потому что отпустить их
мы не можем», – ответил он ясной и простой логикой врожденного
интеллекта.
– Как думаешь, Дэнни?
– На самом деле понятия не имею, что делать, – сказал он. –
Хотите, чтобы я их убил, – я убью, только скажите. Я здесь просто
выполняю работу.
– Маркус?
– Ну, до сих пор я считал, что убить их – наш единственный
вариант. Хочу услышать, что ты думаешь, Мерф.
Майки подошел к вопросу более чутко.
– Слушай, Маркус. Если мы их убьем, кто-нибудь найдет их тела, и
найдет достаточно быстро. Прежде всего эти сраные козы будут тут
бродить. А когда эти ребята не явятся домой на ужин, их друзья и
родственники тут же отправятся на поиски, особенно этого подростка.
Главная проблема – опять же козы. Их мы никуда не денем, так что
именно здесь люди и будут искать. Когда они найдут тела, лидеры
«Талибана» будут соловьем заливаться во всех афганских СМИ. В
Америке журналисты ухватятся за это и напишут кучу гадостей о

зверствах армии США. И очень скоро нас осудят за убийство.
Убийство ни в чем неповинных афганских фермеров.
Признаюсь, я не думал об этом с такой позиции. Но в словах
Майки была жестокая реальность. Боялся ли я этих ребят? Нет. Боялся
ли я их вероятных приятелей-талибов? Нет. Боялся ли я либеральных
СМИ у себя дома, в США? Да. И я тут же осознал реальную
перспективу провести много лет в гражданской тюрьме США бок о
бок с убийцами и насильниками.
И все же глубоко в моей душе высококлассный боец войск
специального назначения США знал, что отпустить этих козьих
пастухов было сумасшествием. Я пытался представить, что бы сделали
великие полководцы прошлого. Наполеон, Джордж Паттон, Омар
Брэдли, Дуглас Макартур? Приняли бы они хладнокровное решение
казнить этих парней, потому что они представляли явную и
существующую угрозу их людям?
Если афганцы доложат о нас талибам, нас всех могут убить прямо
здесь, на этом скалистом, пышущем жаром выступе, в тысячах
километров от дома, в миллионах световых лет от какой-либо помощи.
Потенциальная сила нашего врага была слишком велика. Отпустить
этих ребят было бы примером военного самоубийства.
Все, что мы знали – у Шармака было от 80 до 200 вооруженных
людей. Я помню, как посчитал среднее число – 140 и спросил себя,
насколько мне нравится соотношение 140 к четырем. Это 35 к одному.
Не так уж много. Я посмотрел на Майки и сказал ему: «Мерф, нам
нужен чей-нибудь совет». Мы оба повернулись к Дэнни, который уже
включил систему коммуникации и отчаянно пытался соединиться со
штабом. Мы видели, как он все сильнее расстраивается – как и все
операторы, когда они не могут установить связь. Он продолжал
попытки, и мы быстро пришли к заключению, что радио, как и мы,
было в полной жопе.
«У этой штуки что, батарейки сели?» – спросил я его. «Нет. Радио в
порядке, они просто, заразы, мне не отвечают».
Минуты текли одна за другой. Пастухи сидели смирно, Акс и
Мерфи стояли рядом, направив автоматы прямо на них, а Дэнни,
похоже, уже собирался выбрасывать всю коммуникационную систему
с чертовой скалы.

«Они не отвечают, – прорычал он сквозь зубы. – Я не знаю почему.
Будто в штабе никого нет».
«Но кто-то же должен быть», – сказал Мерф, и я услышал нотки
волнения в его голосе.
«Однако никого нет», – сказал Дэнни.
«Закон подлости просто. Интересно, какую это подлость мы
натворили?» – я попытался пошутить.
Но никто не засмеялся. Даже я. И внезапно к нам пришло жестокое
осознание: мы были сами по себе и должны были принять собственное
решение.
Майк Мерфи тихо сказал: «У нас есть три варианта. Стрелять в
этих парней нельзя из-за шума. Итак, первое – мы можем просто тихо
их убить и скинуть тела с обрыва. Здесь, вероятно, около трехсот
метров. Второе – мы убиваем их прямо здесь и как можно тщательнее
прячем тела под камнями и закидываем землей. В этом случае мы
выбираемся отсюда и ничего никому не говорим. Даже когда всплывет
история об убитых афганских пастухах, даже когда в американских
газетах появится заголовок «Офицеры SEAL под подозрением». И
третий вариант – мы их отпускаем и все равно стараемся выбраться
отсюда поскорее, на тот случай, если «Талибан» придет нас искать».
Он замолчал и посмотрел на нас. Я помню все так ясно, словно это
было вчера. Акс сказал жестко: «Мы не убийцы. Неважно, что мы
сделаем. Мы на военной службе глубоко в тылу врага, прислали нас
сюда американские главнокомандующие. У нас есть право делать все,
что в наших силах, чтобы спасти собственные жизни. Военное
решение очевидно. Отпустить их будет неправильным».
Если придется голосовать – а все к этому шло, – Акс будет
рекомендовать казнь троих афганцев. И в душе я знал, что он прав. Ни
при каких обстоятельствах нельзя было их отпускать. Но моя проблема
в том, что у меня есть и другая сторона сущности. Моя христианская
душа. И она начала вылезать наружу. Что-то на задворках моего
сознания продолжало шептать мне, что неправильно хладнокровно
убивать невооруженных людей. Мне была противна сама идея
убийства, как и то, что нам надо будет заметать следы и прятаться по
кустам, словно преступникам, и все отрицать.
Честно говоря, мне было бы проще поставить их на ноги, дать
оружие и застрелить их, глядя в глаза. А потом просто оставить тела на

месте. Так они будут просто тремя парнями, которые оказались не в то
время не в том месте. Просто невинные жертвы войны. Но нам
необходимо будет защищать себя, когда наши собственные СМИ и
политики США, наши же люди, попытаются повесить на нас
обвинения в убийстве.
Никому из нас не нравился вариант с обманом. Я это чувствовал.
Думаю, все четверо из нас были христианами, и если бы мы мыслили
как обычные законопослушные граждане Соединенных Штатов, то
посчитали бы очень сложным исполнение обязательного в данной
ситуации военного решения. Важнейшего решения, которое принял бы
любой великий командир: эти ребята не могут уйти отсюда живыми.
Возможные последствия были недопустимы. С военной точки зрения.
Лейтенант Мерфи произнес:
– Акс?
– Без вариантов, – мы все знали, что он имеет в виду.
– Дэнни?
– Как и раньше, мне все равно, что вы решите. Просто скажите, что
делать.
– Маркус?
– Не знаю, Майки.
– Ну так давайте я еще раз объясню. Если мы убьем этих ребят, то
мы должны честно рассказать о том, что сделали. Доложить обо всем.
Мы не сможем врать по этому поводу. Скажу еще раз, чтобы вы все
понимали: их тела будут найдены, и «Талибан» использует это по
максимуму. Эта история попадет в газеты, и либеральные журналисты
в США атакуют нас беспощадно. Мы почти точно будем осуждены за
убийство. Я не знаю, ребята, что вы думаете об этом… Маркус, я
сделаю то, что скажешь ты. Говори.
Какое-то время я стоял молча. Еще раз я взглянул на угрюмых
афганских фермеров. Ни один из них не пытался ничего нам сказать.
От них и не требовалось этого. Их нахмуренные взгляды и без того
многое выражали. У нас не было веревки, так что связать их, чтобы
предоставить себе больше времени на поиски новой позиции, не
представлялось возможным.
Я посмотрел Майки прямо в глаза и сказал: «Мы их отпустим».
Это было самое глупое, самое тупое, самое идиотское решение,
которое я когда-либо принимал в своей жизни. Я, наверное, тогда был

не в себе. На самом деле этот голос – я знал это – мог стать нашим
смертным приговором. Я внезапно стал долбаным либералом,
недоделанным ничтожеством без капли логики, безмозглым тупицей с
интеллектом кролика.
По крайней мере, сейчас я так думаю о том моменте. Вероятно,
тогда я был другого мнения, но с тех пор почти каждый день моей
осознанной жизни я жалею об этом. Не проходит и ночи, чтобы я не
просыпался в холодном поту, вспоминая эту минуту в тех горах. Я
никогда себя не прощу. Просто не могу простить. Решающий голос
был за мной – это осознание будет преследовать меня до самой могилы
в западном Техасе.
Майки кивнул. «Хорошо, – сказал он, – получается, два голоса
против одного, Дэнни воздержался. Мы их отпустим».
Я помню, что больше никто ничего не сказал. Мы слышали лишь
отрывистое блеянье коз: бе-ее-ее, бе-ее-е, бе-ее и бренчание
колокольчиков. Эти звуки обеспечивали подходящий фон для решения,
которое уже было сделано в этой волшебной стране, в чужом
государстве, а не на поле боя. Хотя мы – нравится нам или нет – как
раз на нем и находились.
Акс снова сказал: «Мы не убийцы. И мы не станем убийцами, что
бы мы ни сделали».
Майки сочувственно покачал головой. Он просто сказал: «Я знаю,
Акс, знаю, дружище. Но мы только что проголосовали».
Я сделал знак пастухам встать на ноги и показал автоматом идти
своей дорогой. Они так и не сделали ни единого кивка в знак
благодарности. И они определенно знали, что мы спокойно можем их
убить. Они побрели наверх, на скалу сзади от нас.
До сих пор эта картина стоит у меня перед глазами. Они завели
руки за спины в своей странной афганской манере и очень быстро
побежали вверх по крутому подъему, и козы, окружавшие нас, тоже
побежали за ними. Откуда-то выскочила грустная облезлая коричневая
собака и догнала юношу. Эта собака была страшненькой афганской
копией моего здорового и вечно веселого шоколадного лабрадора
Эммы, которая живет дома, на ранчо.
Наверное, именно в этот момент я очнулся и перестал беспокоиться
о чертовых американских либералах. «Это плохо, – сказал я. – Это все
очень плохо. Какого черта мы творим?»

Акс покачал головой. Дэнни пожал плечами. Майки, если честно,
выглядел так, словно увидел призрака. Как и я, он прекрасно понимал
роковую ошибку, которую мы только что совершили. Гораздо более
жуткую, чем все, что мы когда-либо делали вместе. Куда побежали эти
ребята? Мы с ума сошли или как?
Мысли мелькали у меня в голове. У нас не было связи, не к кому
было обратиться за советом. До сих пор мы не обнаружили следов
пребывания нашей цели в деревне внизу. Мы находились на очень
открытой позиции, и оказалось, что у нас нет доступа к поддержке с
воздуха. Мы даже доложить о произошедшем не могли. Только
ухудшало ситуацию то, что у нас не было ни малейшего
предположения, куда направляются пастухи. Когда все оборачивается
настолько плохо, то не из-за чего-то одного. Только из-за всех факторов
сразу.
Мы наблюдали, как афганцы удаляются все еще бегом, все еще с
руками за спиной, и постепенно исчезают из поля нашего зрения. И
тяжелое чувство, что мы сделали что-то ужасное из-за того, что
отпустили их, навалилось на всех в группе. Я это видел. Никто не мог
вымолвить ни слова. Мы были похожи на четырех зомби, которые
никак не могли решить, вернуться на прежние места или сразу же уйти
отсюда.
«Теперь что?» – спросил Дэнни.
Майки начал собирать снаряжение. «Выдвигаемся в пять», – сказал
он.
Мы разложили вещи по рюкзакам и в полуденном солнце все еще
смотрели, как далеко наверху, на горизонте, пастухи, наконец, исчезли
среди камней. По моим подсчетам, прошло ровно девятнадцать минут
после их ухода, и мрачное настроение окутало всех нас.
Мы двинулись вверх по склону, следуя за отпечатками козьих
копыт и ног их хозяев. Мы двигались настолько быстро, насколько
могли, но у нас заняло от сорока минут до часа, чтобы преодолеть то
же самое расстояние по крутому склону. Наверху мы уже никого не
увидели. Горные козы, горные пастухи. Они все были до ужаса похожи
и могли пулями взлетать вверх по перевалам.
Мы обыскали все в поисках следа, по которому пришли сюда, и
когда нашли его, то двинулись обратно, к первоначальной точке,
которую мы покинули из-за плохого угла обзора на деревню, а потом –

из-за густого тумана. Мы еще раз включили радио, но все еще не
могли установить связь с базой.
Наш план атаки развалился на куски. Но мы направлялись на,
вероятно, лучшую защитную позицию, которую нашли с тех пор, как
прилетели сюда: она находилась на краю отвесной скалы, где-то в
сорока метрах от вершины – там было отличное прикрытие деревьев, и
можно было неплохо замаскироваться. Сейчас мы чувствовали, что
должны оставаться строго в оборонной позиции, притаиться на какое-
то время и надеяться, что талибов не предупредили о нашем
появлении, а если и предупредили, то мы будем слишком хорошо
укрыты, чтобы они смогли нас обнаружить. У нас было много
практики в поиске укрытий и маскировке.
Наш отряд продолжал двигаться сбоку от вершины, и я должен
сказать, что это место выглядело по-другому в ярком свете дня. Но все
его достоинства остались неизменными. Даже с вершины откоса нас
было практически невозможно заметить.
Мы спустились к уступу и заняли наши старые позиции. По сути,
мы продолжали выполнять свое задание, но при этом были начеку из-
за талибов. Подо мной, может быть, метрах в тридцати справа и вверх
по склону Дэнни пробрался к своему дереву, скрестил ноги и опять
стал выглядеть как заклинатель змей. Я снова протиснулся в ветки
старой шелковицы, где поправил свой камуфлирующий крем и слился
с ландшафтом.
Слева снизу от меня, на том же расстоянии, что и Дэнни, сидел Акс
с нашим самым мощным автоматом в руках. Майки притаился прямо
подо мной, метрах в десяти, под укрытием большого валуна. Над нами
гора была почти вертикальной, потом на несколько метров шел
пологий уступ, а затем склон резко устремлялся вверх, до самой
вершины. Я пытался взглянуть с него на наше прикрытие так же, как и
Мерф. Мы пришли к выводу, что через небольшой внешний край,
защищавший нас, ничего нельзя было разглядеть.
Пока что мы были в безопасности. Акс оглядывал местность в
бинокль минут двадцать, потом была моя очередь, еще на двадцать
минут. В деревне все оставалось спокойно. Прошло уже более
полутора часов с того момента, как мы отпустили пастухов. В округе
все оставалось тихо и неподвижно, мимо нас едва проносился легкий
ветерок. И, Боже, как же было жарко.

Майки был ближе всего ко мне, и внезапно он шепнул:
– Парни, у меня есть идея.
– Какая, сэр? – спросил я, почему-то в формальной форме, будто бы
наша ситуация требовала определенного уважения к человеку, который
должен принимать на себя командование.
– Я спущусь вниз, в деревню, и посмотрю, смогу ли
позаимствовать там телефон!
– Прекрасно, – сказал Акс. – Может, ты еще и бутербродик для
меня прихватишь?
– Конечно, – сказал Майки. – С чем тебе? С навозом мула или с
козлиным копытом?
– Главное, чтобы с майонезом, – рыкнул Акс.
Я знаю, шутки были так себе. Но застряв здесь, на этом афганском
горном склоне, готовясь дать отпор атакующей армии, парни просто не
могли позволить себе от души повеселиться.
Думаю, это как раз и было признаком нервного напряжения, все
равно что шутить и смеяться, оказавшись на смертном одре. Но этот
разговор позволил мне понять, что теперь парни чувствовали себя
гораздо лучше, пусть облегчение еще было не окончательным, но
настроение у всех было достаточно приподнятым, чтобы приняться за
работу и отпустить пару-тройку едких замечаний. Теперь мы были
больше похожи на прежних себя. В любом случае, я сказал, что
собираюсь прикорнуть ненадолго, опустил камуфляжную шляпу на
глаза и попытался немного поспать, несмотря на колотящееся в груди
сердце, которое никак не могло успокоиться.
Прошло еще где-то десять минут. Внезапно я услышал, как Майки
издает знакомый звук тревоги. Пссст! Пссст! Я поднял шляпу и
инстинктивно глянул влево, туда, где Акс – я точно знал – прикрывает
наш фланг. Он с каменным лицом сидел на месте в огневой позиции,
его винтовка была нацелена наверх, в гору. Я повернулся, чтобы
посмотреть назад, где Майки огромными глазами уставился на верх
склона, знаками отдавая приказы, инструктируя Дэнни запросить
немедленное подкрепление из штаба, если он сможет починить радио.
Майки увидел, что я ничего не понял, тяжело взглянул на меня и
указал прямо вверх, подавая мне сигнал сделать то же самое.
Я поставил свой «Mark 12» в огневую позицию, поднял голову на
несколько сантиметров и посмотрел вверх. На вершине в одну линию

были выстроены где-то от восьмидесяти до сотни вооруженных
талибов, у каждого в руках я увидел «АК-47», направленный вниз.
Некоторые несли гранаты с ракетными двигателями. Справа и слева
они начали спускаться вниз по нашим флангам. Я знал, что они могли
смотреть на меня, но увидеть не могли, как не могли заметить ни Акса,
ни Дэнни. И я был не уверен, видели ли они Майки.
Сердце мое ушло в пятки. И я проклял этих сраных пастухов, а
заодно и себя за то, что не убил их, хотя любой военный трактат из
написанных за всю историю человечества советовал мне именно это.
Не говоря уже о моих собственных инстинктах, которые твердили, что
стоит согласиться с Аксом и казнить их. И пусть эти либералы катятся
к черту на гужевой повозке и прихватят с собой все их чертовы ничего
не значащие правила военного этикета, права человека и все остальное
дерьмо, которое делает их счастливыми. Хотите осудить нас за
убийство? Ну что ж, вперед. Но, по крайней мере, мы будем живы и
сможем по-своему ответить на это. А то, что происходило теперь, было
по-настоящему паршиво.
Я прижался спиной к дереву. Я все еще был уверен, что меня не
заметили, но их намерения были мне понятны: обойти нас с обоих
флангов. Я осторожно посмотрел вперед. На вершине горы все еще
толпились вооруженные люди, и мне показалось, что теперь их еще
больше, чем раньше. Мы не могли подняться вверх, и у нас не было
возможности двигаться вправо или влево. По сути, они поймали нас в
ловушку, во всяком случае, если нас заметили. Но я все еще не был
уверен.
И до сих пор не прозвучало ни единого выстрела. Я еще раз глянул
наверх, на одно-единственное дерево надо мной, чуть слева, где-то
метрах в двадцати. Тут мне показалось, что я увидел движение. Потом
уже отчетливо стало видно шевеление, сначала я ясно различил
тюрбан, а потом и ствол «АК-47», наведенный в моем направлении,
хоть и не прямо на меня.
Я крепче сжал свое надежное ружье и легонько пододвинул его в
направлении дерева. Кто бы там ни был, он все еще не видел меня,
притаившегося в отличной, хорошо скрытой позиции. Словно
мраморная статуя, я оставался абсолютно неподвижным и до жути
спокойным.

Я бросил взгляд на Майки, который также не шевелился. Потом я
снова взглянул на дерево, и на этот раз тюрбан был уже перед ним.
Талиб с крючковатым носом уставился прямо на меня своими черными
глазами, зияющими над густой запутанной бородой. Ствол его «AK-
47» был направлен прямо мне в голову. Он меня увидел? Он
собирается открыть огонь? Что думали по этому поводу либералы? На
это у меня уже не было времени. Я сделал один выстрел и снес ему
голову.
В этот момент перед нами разверзся ад. Талибы накрыли нас
лавиной огня, стреляя вниз по склону горы, со всех позиций. Акс
отклонился влево, пытаясь отрезать им путь вниз и стреляя без
передышки. Майк, не переставая, палил прямо у меня над головой из
всего оружия, какое у него только было. Дэнни стрелял в террористов,
одной рукой пытаясь целиться, а другой все еще отчаянно пытаясь
настроить радио.
Я слышал, как Майки кричал: «Дэнни, Дэнни, ради всего святого,
заставь эту хренотень работать! Маркус, теперь выбора нет, дружище,
убей их всех!!!»
Но теперь вражеский огонь, казалось, сосредоточился на ребятах,
расположенных по флангам. Я видел, как пыль и осколки камней
летают вокруг нас. Воздух наполнился оглушающими звуками
выстрелов «АК-47». Я смотрел, как талибы падают вниз с уступа. Нет
в мире стрелков лучше нас. Я оставался на месте, в своей начальной
позиции, и мне все еще казалось, что на меня направлено меньше огня,
чем на остальных. Но в следующие пару минут я открыл врагу свое
расположение, и количество пуль, летящих в моем направлении,
начало увеличиваться. Это было плохо. Очень плохо.
Я видел, что Акс поражает цели быстрее, чем я, потому что у него
был дополнительный прицел. У меня тоже должен быть такой, но по
какой-то причине я не поставил его.
Теперь мы все были максимально сосредоточены. Мы знали, как
вести подобные сражения, но сначала нужно было уменьшить
численность врага, и если мы быстро уберем нескольких из этих
уродов, это даст нам лучшие шансы на победу. Талибам было тяжело
достать нас с верхней позиции, и поэтому фланги были нашей
основной опасностью. Я видел, как двое горцев спускаются вниз,
справа и слева.

Акс подстрелил одного, но справа дела шли хуже. Наши враги
неистово стреляли, но, слава богу, промахивались. Я думаю, что и мы
тоже. Внезапно я и сам оказался под жестким огнем. Пули врезались в
ствол, ударялись о камни везде вокруг меня и каким-то образом летели
с боков.
Я крикнул Майки: «Мы отобьем их, но нам нужно другое
прикрытие!»
«Принято», – крикнул он в ответ. Как и я, он видел, с какой
скоростью талибы атакуют. Мы уже стреляли в них в течение пяти или
шести минут, но каждый раз, когда уступ над нами оказывался чист, он
тут же снова наполнялся врагами. Похоже, что их подкрепление
находилось где-то за уступом и ожидало своего шанса выйти на
переднюю линию. Куда ни глянь, на нас бежала целая орда парней,
пытавшихся убить только четырех «морских котиков».
К этому моменту у нас не осталось выхода. Мы не могли
продвинуться на вершину горы, потому что тогда нам отрежут пути к
отступлению снизу. Справа и слева – повсюду были враги. Мы были
окружены с трех сторон, и стрельба не прекращалась даже на пару
секунд. Мы не видели и половины талибов и не могли определить,
откуда летят пули. Они стреляли со всех возможных ракурсов.
Все четверо из нашей команды продолжали настойчиво отбиваться,
уменьшая число нападавших и наблюдая, как все больше их падает
замертво. Каким-то образом нам даже удавалось сдерживать
наступление. Мы вставляли новые магазины в автоматы и неистово
стреляли, но долго продолжать это было невозможно. Нам придется
сдать свои позиции. Теперь мне надо было подобраться к Майки
поближе, чтобы договориться о стратегии, которая, как я надеялся,
спасет наши жизни.
Я начал двигаться, но Майки, как отличный стратег, уже оценил
ситуацию и отдал команду: «Отступаем!»
Отступаем? Скорее даже валим с этой чертовой горы! Прямо под
нами шла вниз почти отвесная стена, и бог знает, сколько она
составляет в высоту. Но приказ есть приказ. Я схватил свое
снаряжение и стал шагать вбок, пытаясь зигзагом отступить вниз по
склону. Но гравитация решила все за меня, и я упал с горы головой
вперед, совершив полный кувырок и каким-то образом приземлившись

на спину. Я быстро катился вниз, цепляясь ботинками за каменные
уступы.
По крайней мере, я думал, что быстро падал, но Мерфи летел
прямо за мной. Я узнал, что это он, только по ярко-красной нашивке
пожарного Нью-Йорка, которую он носил с одиннадцатого сентября.
Это было все, что я видел.
«Увидимся внизу!» – крикнул я. Но потом я врезался в дерево, и
Майки пронесся мимо меня, как пуля. Теперь я двигался медленнее и
пытался нащупать почву, но снова упал и продолжил нестись вниз,
теперь уже догоняя Майки. Оба мы врезались в камни и спотыкались
об землю, будто были шариками из автомата для пейнтбола.
Перед нами, наконец, появилась рощица деревьев на чуть менее
отвесном склоне, и я знал, что это наша последняя надежда, за
которую можно ухватиться, иначе мы упадем в бездну. Я должен был
за что-то зацепиться – за что угодно. Так же, как и Майки, я видел, как
впереди меня он цепляется за ветки деревьев, ломая их и все еще падая
вперед.
Через долю секунды я понял, что ничто не может спасти ни одного
из нас, что так мы однозначно поломаем шеи или спины, и потом
талибы безжалостно нас расстреляют. Но когда я добрался до рощи на
скорости, которая, как мне казалось, была примерно 100 километров в
час, мой мозг внезапно начал работать за пределами человеческих
возможностей.
Во время падения я растерял почти все вещи – за исключением
разгрузки с магазинами и гранат – мой рюкзак, медицинские
принадлежности, еду, воду, радио и телефон. Я даже потерял свою
каску с нарисованным на нем флагом Техаса. Я был чертовски зол, так
как не хотел, чтобы какой-то уродский террорист его носил.
Я видел, как у Майки вылетела радиоантенна, пока мы неслись
вниз. Это было ох как плохо. У меня отстегнулась кобура и слетело
ружье. Теперь главной проблемой было то, что местность позади рощи
была для нас абсолютно неизвестной, ведь мы не видели ее сверху. Но
если бы видели, то, вероятно, не стали бы прыгать: склон поднимался
вверх, а потом резко уходил вниз, как лыжный трамплин.
Я взвился в воздух с этого уступа, достигая скорости около 150
километров в час, и летел спиной вниз и ногами вперед. В воздухе я
кувыркнулся два раза и приземлился снова, вперед ногами, на спину, и

все еще несся по скале, словно снаряд от гаубицы. В этот момент я
понял, что Бог существует.
Прежде всего я, кажется, был все еще жив, что само по себе было
чудом, сравнимым с Иисусом, бродящим по волнам. Но еще
удивительнее было то, что я увидел свое ружье в полуметре от правой
руки, как будто сам Господь Бог спустился с небес и дал мне надежду
на спасение.
«Маркус, – услышал я Его слова, – тебе оно понадобится». По
крайней мере, я думаю, что слышал его. Я могу даже поклясться, что
слышал. Потому что это, без сомнения, было чудом. Но у меня не было
времени даже воздать хвалу Господу.
Я не знал, как далеко мы упали, но, должно быть, уже метров на
200—300, и все еще неслись вниз довольно быстро. Я видел Майки и,
честно говоря, не знал, жив он или мертв. Это было просто тело,
летящее с горы по грязи и камням. Если он не переломал все кости, это
было тоже чудом.
Я был слишком сильно избит, чтобы чувствовать боль, но все еще
видел, как рядом со мной летит вниз мое ружье. Оно так и было всего
лишь в полуметре от моей руки на протяжении всего этого опасного
для жизни падения. И я всегда буду уверен, что нас направляла рука
Господа. Потому что другого объяснения тому, что мы остались живы,
просто нет.
Мы добрались до подножия склона, и оба приземлились сильным
ударом о землю, будто спрыгнули с небоскреба. У меня перехватило
дыхание, и я судорожно вдохнул несколько раз, пытаясь понять,
насколько серьезно я был ранен. У меня болели правое плечо, спина и
одна сторона лица, где кожа была довольно сильно ободрана. Я был
весь в крови, по всему телу проявлялись жуткие синяки.
Но я мог встать на ноги, хоть это и была плохая идея, потому что в
нас тут же начали палить из РПГ. Снаряды приземлялись близко, так
что я снова лег на землю. Гранаты взрывались, практически не
причиняя нам вреда, но в воздухе теперь летали облака пыли, глины и
деревянных щепок. Майки был недалеко от меня, метрах в пяти, и мы
поднялись с земли.
На нем все еще было ружье. Мое же лежало неподалеку. Я поднял
его и услышал, как Мерфи пытается перекричать грохот взрывов: «Ты
в порядке?»

Тут же я повернулся к Майку – все лицо его было покрыто пылью.
Даже зубы были полностью черными. «Выглядишь паршиво, мужик, –
сказал я, – Приведи себя в порядок!» Несмотря ни на что, Майки
засмеялся, и я заметил, что его подстрелили во время падения. Кровь
толчками текла из живота. Но тут раздался взрыв одной из гранат,
упавшей очень близко от нас, даже слишком близко. Мы тут же
оглянулись, пытаясь разобрать хоть что-то в клубах пыли и дыма, и
увидели прямо позади нас два огромных бревна, точнее, два
поваленных дерева.
На концах они пересекались, как пара китайских палочек для еды,
прямо напротив склона, так что мы одновременно развернулись и
побежали под их укрытие. Мы перепрыгнули деревья и приземлились
за ними, в безопасности от огневой атаки, по крайней мере, на какое-то
время. Оба мы были все еще вооружены и готовы к бою. Я занял
правую сторону, а Майки центральную и левую, защищая передний
подход и фланг.
Теперь мы хорошо могли рассмотреть талибов: они неслись целой
ватагой вниз по флангам с того уступа, с которого мы только что
упали. Они двигались очень быстро, хотя далеко не так быстро, как
мы. У Майки был очень хороший обзор для прицеливания, да и моя
позиция была неплохой. Мы открыли огонь по врагу, убирая их одного
за другим по мере того, как они приближались к нам. Однако талибов
было так много, что, казалось, неважно, скольких мы убьем – они все
равно продолжали наступать. Помню, как подумал, что оценка в две
сотни была куда ближе к правде, чем те восемьдесят, о которых нам
говорили в начале.
Вероятно, это была работа Шармака. Потому что нам сразу было
понятно – эти парни не слишком меткие стрелки. Они довольно
опрометчиво расходовали боеприпасы, но, тем не менее, следовали
военным правилам для атаки такого типа. Они продвигались вниз по
бокам от поля боя, пытаясь окружить противника и получить обзор на
свою цель на все 360 градусов. Мы определенно замедляли их, но
никак не могли остановить.
Огонь не ослабевал ни на минуту. Они поливали нас усиленными и
постоянными залпами, такими же, которыми они стреляли и вверх по
склону, когда не видели свою цель. Талибы поливали нас огнем на
всем пути до этих бревен и усиливали свою атаку прицельными

гранатами с ракетными двигателями. Этих парней вел не какой-то
истеричный сумасшедший с дикими глазами, но человек, который
понимал тонкости военного дела. Хорошо понимал. Даже слишком
хорошо. Урод. И теперь его воины прижали нас к этим бревнам, и, как
и все это время, пули летали вокруг, но каким-то образом мы сильно
превосходили их в количестве пораженных целей.
Майки игнорировал свою рану и отбивался, как и должен
настоящий офицер SEAL: бескомпромиссно, спокойно, выносливо и
профессионально. Я видел, как парни с левого фланга падали на
тропинки, по которым неслись к нам. С моей стороны, справа,
местность была чуть более пологой, с редкими деревьями, и казалось,
там было не так много талибов. Но каждого, кто двигался по этой
стороне, я убивал.
Вероятно, они поняли, что нас с Майки не достать до тех пор, пока
нас прикрывают большие стволы. Именно тогда наши враги начали
самый большой к тому моменту боя обстрел из гранатометов. Эти
чертовы штуки, оставляя за собой знакомый белый дымок, понеслись
на нас с верхней части горы. Они приземлялись спереди и сбоку, но не
позади, и на нас сыпался фонтан из грязи, камней и дыма, поливая нас
этой смесью, таким образом закрывая обзор.
Мы спрятали головы вниз, и я спросил Майки, где, черт побери,
Акс и Дэнни. Конечно, мы оба не знали этого. Последнее, что мы
видели, – они оставались наверху и не прыгали вниз, как мы.
«Наверное, Акс нашел укрытие слева и продолжил сражаться
там, – сказал он. – А у Дэнни больше шансов наладить радиосвязь на
горе, чем здесь, внизу». Мы рискнули высунуться и пытались
разглядеть что-нибудь через окутавшую нас тьму и тут увидели
фигуру, которая неслась вниз по склону, слева от того места, куда
упали мы. Без сомнения, это был Акс, но выжил ли он после такого
падения? Когда мы его заметили, он уже летел по склону перед
деревьями, и через секунду, пролетев по трамплину, он взлетел в
воздух и врезался в почти отвесную скалу. Уклон горы спас его так же,
как нас с Майки, так же, как крутая гора спасает лыжника на
трамплине, не позволяя нестись дальше вниз на высокой скорости и в
итоге разбиться о плоскую землю.
Акс приземлился без видимых повреждений, он был лишь в
глубоком шоке и немного потерял ориентацию в пространстве. Но

теперь талибы его видели и открыли по нему огонь, как только он
распластался на земле. «Беги, Акс! Сюда, приятель, беги!» – крикнул
Мерфи изо всех сил.
Аксельсон очень быстро пришел в себя. Вокруг него летали пули, и
он быстро приметил наши бревна и бросился в укрытие,
приземлившись на спину. Невероятно, что может сделать человек,
когда над жизнью нависла настолько сильная угроза.
Он взял под прицел дальнюю левую сторону, вставил новый
магазин в автомат и начал стрелять, не промахнувшись ни разу и
отбивая атаку врага на самой нашей слабой позиции. Теперь уже
втроем мы продолжали защищаться, постепенно уничтожая
противника, надеясь и молясь, чтобы их количество, наконец,
уменьшилось и чтобы мы пробили брешь в их атаке. Но нам так не
казалось, и это было страшно. Талибы все еще наступали, все еще
стреляли в нас. И шум выстрелов все еще был оглушающим.

А еще под вопросом оставалось месторасположение Дэнни. Этот
маленький горный лев все еще продолжал сражаться и пытался
наладить связь, отбиваясь от войск Шармака? Пытался ли он связаться
со штабом? Мы не знали, но вскоре на эти вопросы последовал ответ.
Наверху, на главном уступе, появилось внезапное и необычное
движение. Кто-то падал вниз, и это должен быть Дэнни. Он пронесся
через рощу наверху, попал на трамплин и падал все дальше, до самого
подножия скалы, где приземлился с болезненным глухим ударом. Как
и все мы. Но Дэнни не двигался. Он просто лежал, то ли
обездвиженный, то ли мертвый, мы не могли разобрать. Традиции
нашего братства тут же вспыхнули перед глазами у меня и Майка: ни
одного бойца SEAL никогда не оставляли умирать на поле боя. Ни
одного.
Я бросил ружье и обогнул бревно с одного конца. Майки шел
прямо за мной. Акс продолжал стрелять, пытаясь обеспечить нам
прикрытие, пока мы побежали, пригнувшись, через открытое
пространство к основанию скалы. У Майки из живота все еще текла
кровь, а я чувствовал себя так, словно сломал спину в основании
позвоночника.
Мы добежали до Дэнни, подняли его и понесли обратно к
деревьям, в место, которое здесь могло сойти за безопасное. Талибы
стреляли в нас сверху, на всем нашем пути через открытую местность,
но ни в кого не попали, и каким-то образом, несмотря на их поистине
ошеломляющее численное превосходство, мы все еще были в порядке,
все были целы, за исключением раны от пули, которую поймал Майки.
Как медик в своей команде, я должен был ему помочь, но все мои
инструменты и лекарства потерялись во время падения, да у нас и не
было ни секунды времени ни на что, кроме как стрелять в этих
ублюдков с автоматами и молить Бога, что они сдадутся. Или у них
хотя бы гранаты закончатся. Они ведь так могут и покалечить кого-
нибудь ненароком. Придурки.
Тогда я был уверен, что у нас все получится. Склон позади нас
довольно резко уходил вниз, но дальше лежала наша цель – деревня, и
вот она уже стояла на ровной поверхности, да и дома там выглядели
довольно крепкими. Прикрытие – все, что нам было сейчас нужно,
особенно учитывая, что наш враг станет довольно неуклюжим на
ровной земле. Мы все будем в порядке. Мы их победим.

Дэнни пытался отбиваться от нас, но потом пришел в себя и
попытался встать. Но лицо его было искажено. Его пронзала дикая
боль. А потом я увидел, что из его руки льется кровь. «Я ранен,
Маркус, ты поможешь мне?» – сказал он. «Мы все ранены, – ответил
Майки. – Стрелять можешь?»
Я смотрел на правую руку Дэнни. Его большой палец был
отстрелен полностью. А потом я увидел, как он сжал зубы и кивнул.
Пот катился по его черному от грязи лицу. Дэнни поправил автомат,
вставил новый магазин остатками руки и занял свое место в центре
нашего маленького огневого рубежа. Потом он столкнулся лицом к
лицу с врагами еще раз. Он смотрел наверх, словно яростный хищник,
и открыл огонь, собрав все оставшиеся силы.
Дэнни, Майки и Акс контролировали левый фланг, я в то же время
держал правый. Огонь все еще шел со всех сторон, но мы видели, что
слева было больше мертвых афганцев, чем справа. Мерф прокричал:
«Мы пойдем выше по этой стороне!» Наши четыре ствола не
прекращали плеваться огнем, и мы решили попытаться взять штурмом
левый фланг, забраться на крутой склон, может быть, даже пробить
себе путь обратно, на вершину, если сможем убить достаточно врагов.
Но талибы тоже хотели занимать высокую позицию, так что они
усилили свой правый фланг. Враги бежали вниз с вершины и делали
все возможное, чтобы воспрепятствовать нам двигаться вверх. Мы,
наверное, убили уже пятьдесят талибов, а может, и больше, мы же все
еще сражались вчетвером. Думаю, они это заметили, потому что были
готовы сражаться до последнего человека, чтобы удержать нас слева, а
самим остаться справа.
Их было так много, что в итоге мы непреклонно сворачивали
обратно вниз, по мере того как воины в тюрбанах приближались. Они
заставляли нас отступать только благодаря количественному
преимуществу и превосходству в плотности огня. Потом по нам
выпустили еще один залп из РПГ, и у нас не было другого выхода,
кроме как отступить назад, за скрещенные бревна, иначе нам бы
просто поотрывало головы.
Одному Богу было известно, какое количество оружия и снарядов
хранилось в тайнике, из которого они все это достали. Мы только
начинали понимать, какой страшной силой были на самом деле
Шармак и его ребята: подготовленные, хорошо вооруженные

бесстрашные и стратегически подкованные. Не совсем то, чего мы
ожидали, когда впервые высадились в Баграме.
Снова спрятавшись за бревнами, мы продолжали действовать,
устраняя противника на флангах каждый раз, когда выпадал шанс
выстрелить. Но снова упрямое и непреклонное продвижение сил
Шармака, спускавшихся вниз по уступу за нами, было просто уж
слишком напористым. Даже не столько благодаря интенсивности огня,
но из-за непреклонного движения вперед и вправо от нашей позиции.
Бревна предоставляли нам хорошее укрытие спереди и неплохое –
еще на девяносто градусов. Но через какое-то время талибы оказались
за этой чертой, немного позади нас с обеих сторон. Ну что ж, это была
причина, по которой мы с самого начала спрыгнули с первого уступа,
рискуя своими шеями, понятия не имея, когда и куда мы приземлимся.
Нас было слишком мало для защиты флангов. Мы сосредоточились
только на защите от прямой атаки. Я полагаю, что пастухи передали
талибам, что нас было лишь четверо, и Шармак знал, что мы будем
уязвимы с боков.
Думаю, что с десяток «морских котиков» смогли бы удержать
позицию и убить их всех, но в таком случае соотношение сил было бы
где-то десять-двенадцать к одному. Нас было только четверо, и
соотношение было около тридцати пяти к одному. Нас просто
приперли к стене. К тому же сейчас мы не могли вызвать
подкрепление из штаба.
Теперь здесь разворачивалась арабская версия последней битвы
генерала Джорджа Кастера, битва при Литл-Лонгхорн XXI века. Но
талибы еще нас не схватили. И если бы у меня был выбор, то никогда и
не схватили бы. Думаю, все четверо так думали. Однако единственное,
что мы могли сейчас предпринять, – добраться до более пологой
местности. Здесь, наверху, ее не наблюдалось. Был только один путь,
по которому мы могли двигаться: назад, вниз. Майк Мерфи отдал
команду: «Они нас всех убьют, если мы здесь останемся! Прыгайте,
парни, хрен его дери, прыгайте!»
И снова все четверо покрепче схватили оружие, встали,
мужественно встречая вражеский огонь, и направились к пропасти.
Мы нырнули со скалы: сначала Майки, потом я, Акс и, наконец,
Дэнни. Падение было недолгим – где-то девять-десять метров, и упали
мы в заросли кустов, растущих вдоль небольшого ручья.

Без сомнений, мы теперь были у основания небольшого уступа, но,
по крайней мере, снова на пологой части рельефа и не цеплялись за
склон какой-то скалы. Я приземлился прямо сверху на Майки, потом
Акс и Дэнни приземлились на нас обоих. Не было даже времени,
чтобы отпустить пару проклятий.
Мы разделились и снова заняли огневую позицию, готовясь
поражать врага с флангов, где талибы, естественно, начнут свое
наступление на следующей стадии битвы. Они лезли вниз по скалам
справа от нас, и я старался сделать так, чтобы ни один из них не
добрался до подножия. Мой автомат накалился докрасна, но я лишь
продолжал перезаряжать его и стрелять, целиться и снова
перезаряжать, и я искренне сожалел, что потерял свою техасскую
каску.
Мы пытались занять более удачную позицию и прокладывали себе
путь на открытое пространство, перебежками двигаясь между
камнями. Но теперь мы принимали огонь на себя. Талибы видели свою
цель и поливали нас градом из пуль, стреляя в основном с позиции
прямо над нами. Мы отступили обратно, под защиту скалы, и Дэнни
снова ранили.
Пуля попала в нижнюю часть спины и вышла из живота, пройдя
навылет. Дэнни все еще стрелял – одному Богу известно как, но
стрелял. Из его приоткрытого рта начала струиться кровь. Здесь кровь
была повсюду. Было жарко, и эту вонь ни с чем не перепутаешь.
Вдобавок в воздухе висел тяжелый запах кордита, а оглушающий шум
не утихал с тех пор, как в первый раз по нам открыли огонь. В ушах
звенело от взрывов, будто мы все были в наушниках.
Потом по нам опять стали стрелять гранатами. Мы увидели белый
дым, витающий в воздухе, и смотрели, как враги приближаются,
несутся вниз, в каньон, прямо на нас. Взрыв гранаты был
оглушающим, он эхом прокатился по гранитным скалам, которые
окружали нас с трех сторон.
Казалось, что саму землю вокруг нас разорвало на летающие
осколки камней, и некоторые из них, отколовшись от склонов, были
довольно большими. Рикошетили пули, облако вьющейся пыли
покрывало нас густой пеленой, заволакивая все вокруг и мешая
дышать.

Мерф пытался переосмыслить ситуацию, отчаянно стараясь
принять верное решение, несмотря на наши ограниченные
возможности. И давайте признаем, что варианты не особо изменились
с тех пор, как я впервые всадил пулю между глаз тому парню,
выглянувшему из-за дерева. Сейчас мы не были окружены с флангов,
наш враг был далеко впереди. Прямо сверху. Над головой. И это плохо.
Я думаю, самая древняя военная стратегия в мире – это занять
более высокую, чем враг, позицию. По моему опыту, ни один
талибский командир не приказывал своим людям сражаться с нижних
позиций. Так было и сейчас. И если бы все происходило на кукурузном
поле, для нас ситуация была бы не такой опасной, потому что пули
просто попадали бы в землю и оставались в ней. Но мы были зажаты в
угол с гранитными стенами вокруг, и все отлетало от них со скоростью
в триллион километров в час – это более-менее понятное определение
рикошета. Всё – пули, шрапнель, осколки – со свистом отскакивало от
этих камней. Нам казалось, что «Талибан» получал двойную выгоду от
каждого выстрела. Если даже пуля не попала в цель, приходилось еще
следить, куда она срикошетила.
Я все думал, сколько еще мы сможем продержаться под таким
огнем и бомбардировками и не погибнуть. Мерф и Дэнни защищали
нашу позицию слева, продолжая стрелять и неплохо попадать по
талибам. Я стрелял прямо и вверх, пытаясь зацепить их во время
перебежек между скал. Акс нашел очень хорошее укрытие между
камней и только так всаживал пули в наступающие на нас тюрбаны.
Мы с Мерфом оба надеялись на хоть небольшое ослабление огня –
это обозначало бы, что мы убили значительное количество народу. Но
этого так и не случилось. Пришло подкрепление. Талибское
подкрепление. Большими группами их воины двигались дальше,
заменяя погибших на их позициях, присоединяясь к фронтовой линии
этого широкомасштабного сражения на их родной земле. Все они были
вооружены до зубов, но все еще не могли убить ни одного из нас.
Мы пытались дать им отпор, сосредотачивались на их самых
сильных позициях, заставляли их укреплять линию обороны. За всю
историю сражений вы не найдете других трех парней, которые дрались
бы с такой смелостью и отвагой, как мои друзья дрались там, в горах.
Несмотря на то, что были практически окружены, мы все еще верили,

что, несомненно, сможем одержать победу над врагом. У нас еще было
достаточно патронов.
Но потом Дэнни подстрелили еще раз. Прямо в шею. Он упал
рядом со мной. Уронил ружье и сполз на землю. Я наклонился, чтобы
подхватить его и подтянуть ближе к скале, но ему удалось подняться
на ноги. Дэнни пытался сказать мне, что он в порядке, несмотря на то,
что был ранен уже четыре раза.
Вот только теперь он не мог говорить, но и сдаваться не стал.
Парень сам поднялся на ноги, опираясь на скалу, укрылся за ней и
снова открыл огонь по талибам, подавая знак, что ему нужен будет еще
один магазин. Его кровь лилась на его руки, на автомат и одежду. На
какую-то долю секунды я беспомощно застыл, пытаясь справиться со
слезами и наблюдая пример такой доблести, которую я не имел чести
видеть ни до, ни после. Какой солдат! Какой друг!
Мерф позвал меня: «Единственный путь – вниз, Маркус», – будто
бы я не знал. Я крикнул в ответ: «Принято, сэр». Я понимал, что он
имел в виду деревню. Это действительно был наш единственный шанс.
Если бы мы смогли захватить один из этих домов и организовать
оборону, убить нас было бы очень тяжело. Четыре «морских котика»
в надежном укрытии с достаточным количеством оружия и патронов
обычно доделывают свою работу до конца. Все, что надо было
сделать, – вытянуть туда талибов. Хотя, если дела у нас не пойдут
лучше в ближайшие несколько минут, мы и сами туда не сможем
добраться.

жүктеу/скачать 2,07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: