Книга «За океаном и на острове»



бет9/24
Дата07.12.2016
өлшемі3,63 Mb.
#3403
түріКнига
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   24

Первичный контакт с «Девином» установил Яцков. В октябре 1942 года, когда ежедневно на прием в консульство являлось человек тридцать — сорок, будущий агент пришел к нам, чтобы выразить свое сочувствие в связи с тяжелым положением на советско-германском фронте. В дальнейшем Яцков наладил с «Девином» дружеские отношения, стал встречаться с ним в городе и получать от него радиолампы для радаров, которые источник передавал в знак уважения и преданности советскому народу. Поскольку я являлся специалистом в вопросах радиотехники и вел эту линию, по указанию Квасникова через год, в октябре сорок третьего, «Девин» был передан на связь мне.

Агент вначале работал помощником мастера цеха одного из заводов, выпускавших клистроны и магнитроны — радиолампы для генерирования и усиления сантиметровых радиоволн, которые использовались для новейших радаров. Производство этих ламп было засекречено. Он передавал нам также образцы уникальных миниатюрных сопротивлений, кристаллических выпрямителей и другие детали и приборы, необходимые для производства военной электронной техники.

Освоение производства клистронов и магнитронов у американцев протекало с большими трудностями. Было много брака. Вначале из пятидесяти радиоламп получалась только одна доброкачественная. По нашей просьбе источник подробно описывал все возникавшие трудности при их производстве и найденные способы устранения брака.

Я попросил «Девина» подготовить подробные материалы об организации конвейера по производству различных радиоламп, описание всех операций: штамповка деталей, оксидирование различных частей, параметры сварочных процессов для отдельных деталей, создание высокого вакуума и тому подобное. Как оказалось впоследствии, все эти данные были весьма нужны нашим специалистам.

Вначале «Девин» не получал от нас никакого материального вознаграждения. Он зарабатывал около пятидесяти долларов в неделю. В связи с рождением сына его финансовое положение стало затруднительным. Резидентура ходатайствовала о выдаче ему ежемесячного вознаграждения в размере полсотни долларов. Центр установил семьдесят пять, чему источник был очень рад. Помимо этого ежегодно в качестве премии за хорошую работу ему единовременно выдавали пятьсот — шестьсот долларов. На полученные деньги «Девин» купил подержанную автомашину, которой умело пользовался для выявления наружного наблюдения.

Мне нравилось работать с «Девином». Это был прирожденный разведчик: дисциплинированный, соблюдавший конспирацию, умевший хорошо скрывать свою связь с нами. К сотрудничеству с нами относился ответственно и все поручаемые задания выполнял наилучшим образом. В результате правильного поведения на работе и по месту жительства он оставался вне всякого подозрения. Тем не менее я время от времени обращал его внимание на необходимость постоянного совершенствования конспирации в работе, особенно методов выявления наружного наблюдения, так как ФБР с каждым днем усиливало работу против советской разведки и прокоммунистических организаций.

В 1945 году из-за предательства одного нашего источника, который использовался по политической линии, агентурная обстановка в стране обострилась до крайности. Усилилась деятельность службы контршпионажа, в прессе и по радио развернулась шумная антисоветская кампания. Это заставило меня провести с «Девином» основательную беседу о дальнейшем совершенствовании методов разведывательной работы. Я подчеркнул, что мы оба должны очень тщательно проверяться и при малейшем подозрении на явку не выходить.

«Девин» заверил меня, что теперь будет действовать еще более продуманно и осмотрительно, тщательно проверяться на автомашине и на городском транспорте. Затем он, слегка улыбнувшись, заметил:

— Александр, ведь фэбээровцы прежде всего усиленно следят за вами и другими советскими людьми. Поэтому если контрразведка зафиксирует нашу связь, то, вероятнее всего, потому, что промах допустили вы.

Я ответил, что конспирация у меня в крови. Я профессиональный разведчик и знаю, как надо проверяться и выявлять наружное наблюдение. Видя некоторое беспокойство «Девина», вызванное ухудшением оперативной обстановки, я предложил, чтобы перед установлением контакта на встрече мы устраивали друг другу взаимную проверку, и рассказал ему, как нужно это делать. Вначале я наблюдаю за «Девином» во время прохождения его по определенному маршруту, а затем агент проверяет, нет ли слежки за мной. Через две-три встречи мы уже во всю пользовались этим приемом.

В июне сорок шестого я провел с «Девином» последнюю встречу. Временно законсервировал его, обусловив с ним явку через шесть месяцев с другим сотрудником. Расстались мы с ним трогательно, как хорошие друзья, в течение более трех лет бесперебойно и успешно выполнявшие важную и опасную работу ради блага нашей Родины. Он мечтал побывать в Советском Союзе и встретиться там со мной и Яцковым. К сожалению, ему этого сделать не удалось. Он обзавелся большой семьей. Успешно сотрудничал с нами пятнадцать лет, затем тяжело заболел и скончался, едва ему исполнилось 50 лет. Перед смертью просил, если потребуется, оказать помощь его детям. Это было ему обещано и выполнено.

Поразительно, как война сплотила советских людей! Они не только стремились как можно лучше выполнить свою работу, но и помогали друг другу, поддерживали слабых, больных, отстающих.

Такая атмосфера царила и в колонии командированных советских граждан в США. К некоторым из них разведка обращалась за помощью, и они охотно шли навстречу. Приведу лишь один пример, когда командированный помог резидентуре получить важные американские секреты.

Летом 1942 года ко мне на прием в генконсульство пришел инженер-химик из закупочной комиссии Петр Николаевич Ласточкин. За беседой выяснилось, что в институте я учился вместе с его братом, который сейчас был на фронте. Оказалось, что Петр до войны десять месяцев работал в Амторге, но в ноябре 1940 года уехал домой в связи со свертыванием советско-американских торговых отношений.

У меня завязались добрые отношения с Ласточкиным. Иногда по воскресеньям мы вместе проводили время, обсуждали положение на фронтах, критиковали политику западных союзников и, конечно, вспоминали о довоенной жизни в Москве. По роду своей работы он встречался с представителями американских химических и строительных корпораций, выезжал на заводы для размещения наших заказов и приемки готовой продукции.

Из бесед с Петром у меня сложилось положительное мнение о нем как о человеке и специалисте. Хорошо владея английским языком, он много времени уделял повышению своей квалификации: читал специальную литературу, посещал публичные лекции в институтах и научных обществах, где знакомился с американскими коллегами. В частности, он поддерживал хорошие отношения с — назовем его «Монти» — руководителем инженерной группы, строившей химические предприятия в США и за их пределами. Петр познакомился с ним еще в первый свой приезд. «Монти» был состоятельным человеком. Жил он в прекрасной вилле в окрестностях Нью-Йорка.

В беседах с Ласточкиным «Монти» с симпатией отзывался о Советском Союзе, переживал неудачи Красной Армии в начале войны, искренне сожалел о тех колоссальных людских и материальных потерях, которые понес СССР. Вместе с тем он негодовал по поводу двойственной политики США и Англии и откровенно рассказывал о секретных работах компании «Кэллекс» по строительству в США опытного завода, на котором практически была отработана технология получения урана-235 для атомных зарядов. В тот момент компания участвовала в возведении большого промышленного объекта в Окридже, штат Теннесси, на котором получали уран-235 методом газовой диффузии.

Центр проявил большой интерес к «Монти» и дал указание попытаться с помощью Ласточкина получать информацию о строительстве урановых предприятий, соблюдая, само собой разумеется, крайнюю осторожность. Я провел с Петром соответствующий разговор. Правда, пришлось раскрыть свою принадлежность к разведке. Но делать было нечего. Просьбу получить от «Монти» сведения о создании американцами нового мощного оружия Ласточкин принял без колебаний, сказав при этом:

— Саша, я выполню, что ты просишь. Понимаю, это не твоя инициатива, а задание Родины. И постараюсь все выполнить самым лучшим образом. Это — мой долг. Я горячо поблагодарил Ласточкина. Затем мы подробно обсудили, как приступить к выполнению ответственного задания. Договорились, что Петр проведет с «Монти» одну-две доверительные беседы, в ходе которых в ненавязчивой форме проявит интерес к заводу в Окридже, выяснит срок ввода его в эксплуатацию, принципиальную схему действия и некоторые другие детали.

Ласточкину удалось поговорить с «Монти» недели через две. Американский друг охотно и обстоятельно ответил на все вопросы и подчеркнул, что правительство США придает стройке первостепенное значение и немедленно выделяет запрашиваемые средства. Кроме того, «Монти» высказал мысль, что советские ученые уже сейчас должны заняться перспективной проблемой выделения чистого урана-235 и использованием его в военных и промышленных целях. Ласточкин согласился с этим и спросил, мог бы его друг подготовить записку, в которой была бы изложена суть работ по строительству урановых заводов. Этот документ он пошлет, мол, сугубо конфиденциально в Академию наук СССР. «Монти» обещал написать и скоро сдержал свое слово. Точно в назначенный срок он вручил Ласточкину подробную записку, к которой был приложен рабочий чертеж технологической линии завода по получению урана-235.

Материал получил высокую оценку Центра. На очередной встрече Ласточкин передал «Монти» благодарность от Академии наук в Москве и сказал, что советские ученые нашли его записку весьма важной и что информация будет использована коллегами, разрабатывающими проблему урана-235.

Вскоре «Монти» получил новое задание. Встречи с источником происходили нерегулярно, так как он часто выезжал в командировки — в Бразилию, Мексику, Канаду и другие страны. Но каждое свидание было весьма продуктивным. Ласточкин получил от него много секретной информации. Но из-за отъезда Петра в середине сорок пятого на Родину связь с «Монти» прервалась. Его не смогли передать никому из сотрудников резидентуры — он как раз находился в очередной заграничной командировке.

Перед отъездом Ласточкин оставил письмо для «Монти», в котором выразил сожаление, что не смог лично попрощаться с ним, что человек, который передаст ему это послание, его, Ласточкина, добрый друг и что он надеется: «Монти» найдет с этим другом общий язык и будет поддерживать доверительные отношения.

Через пять месяцев сотрудник резидентуры, использовав рекомендательное письмо, установил контакт с «Монти» и продолжил с ним работу.

В июле 1944 года резидент поручил мне установить связь с агентом «Рупертом». В коротком письме Центра, присланном с диппочтой, кроме условий явки были старенькая фотография агента, его словесный портрет. Упоминалось, что он может прийти в военной форме. Встреча назначалась вечером, в двадцать сорок пять, у одного известного кинотеатра на Бродвее.

В течение семи месяцев я выходил на явку, но агент не приходил. Об этом мы регулярно сообщали Центру и в ответ получали указания продолжать выходить на встречу.

В феврале 1945 года, уже теряя надежду установить контакт с «Рупертом», я отправился с женой в другой кинотеатр. За сорок минут до встречи вышел из кинозала. За мной никто не последовал. Дополнительно проверился на маршруте к месту встречи, полагая, что все мои усилия будут, как и прежде, напрасными.

На этот раз на месте явки мое внимание привлек мужчина лет сорока в форме армейского майора. Он стоял у рекламного щита и, судя по всему, кого-то ожидал. Человек этот был небольшого роста, худой, и внешний вид его не совсем соответствовал имевшимся у нас данным на «Руперта». Пройдя мимо входа в кинотеатр и не обнаружив среди стоявших там лиц человека, более подходящего по описанию, я развернулся и подошел к майору. Когда я обратился к нему со словами пароля: «Майор, не вы ли ждете Хелен?», он заулыбался и в ответ произнес точные слова отзыва.

После обмена несколькими дополнительными фразами стало ясно, что передо мной «Руперт». Я пригласил его в небольшой ресторан, где можно было спокойно побеседовать.

«Руперт» рассказал, что его перевели в дешифровальную службу военного министерства, так как он знал восточные языки, в том числе японский. Много месяцев находился на Гавайских и других островах Тихого океана. Поэтому он и не мог выйти на явку. А сейчас он хотел бы сообщить мне кое-что важное.

— Американцы, — начал он, — раскрыли японские шифры. Они быстро и свободно читают перехваченные японские дипломатические и военные шифртелеграммы. Американские специалисты уделяют большое внимание перехвату и расшифровке телеграмм японского посла в СССР, который часто встречается с Молотовым и добивается от Москвы заключения договора о ненападении. Читая телеграммы японского посла, американские руководители убеждаются, что Москва ведет честную игру в отношении США.

Здесь он сделал небольшую паузу, отпил немного вина и продолжил:

— Наше правительство сейчас в курсе всех планов о дислокации вооруженных сил Японии. В частности, американцы узнали о перелетах главнокомандующего японскими ВМС на Тихом океане Исороку Ямамото и сбили его самолет. Ямамото погиб.

«Руперт» добавил, что с конца сорок четвертого все морские сражения с японцами в Тихом океане обычно заканчиваются победой американцев. Это объясняется тем, что их корабли имеют значительно лучшие радары, прицелы и более дальнобойные орудия. Снова помолчав, он сказал, понизив голос:

— Учтите, наша дешифровальная служба бросила большие силы на раскрытие шифрпереписки между советскими учреждениями в США и Москвой за 1941 — 1942 годы. Американским специалистам удалось частично расшифровать одну телеграмму, направленную Амторгом в Москву. Специалисты считают, что со временем им удастся прочитать дипломатические шифртелеграммы между Москвой и Вашингтоном, Москвой и Нью-Йорком.

Я спросил агента:

— Можете ли вы назвать конкретную амторговскую шифртелеграмму, которую американцы прочитали, ее дату и примерный текст по памяти.

«Руперт» вспомнил и сообщил дату и примерный текст. Одновременно он обещал принести на следующую встречу все дополнительные сведения об этой депеше.

Я назначил «Руперту» очередную явку через месяц в более удобном месте и попросил повторить условия встречи. Он сделал это безошибочно. Я высказал пожелание, чтобы в следующий раз по возможности он пришел в штатском костюме.

У входа в метро я встретил жену, которая ждала меня согласно нашей договоренности, чтобы вместе возвратиться домой. Жена есть жена. Она сразу заметила, что я о чем-то напряженно думаю, и поинтересовалась, не случилось ли чего-нибудь. Я ответил:

— Все в полном порядке. Но, пожалуйста, не донимай меня расспросами. Мне нужно сосредоточиться и кое-что «прокрутить» в голове, чтобы все хорошо запомнить до завтрашнего утра.

— Ну, давай, крути, — сухо отреагировала жена, вынула из сумки женский журнал и принялась читать.

Утром, придя в помещение резидентуры, я составил подробный отчет о беседе с «Рупертом» и доложил его резиденту. Указания по дальнейшей работе с «Рупертом» Центр прислал диппочтой. В них был представлен перечень вопросов, которые следовало выяснить у агента.

Центр также приказал передать «Руперта» на связь нашему надежному агенту «Тихону», который работал с источником шесть лет назад.

Согласно разработанному плану, моя очередная встреча с «Рупертом» должна быть непродолжительной. Выяснив, что у источника на службе и дома все спокойно, я получил устную информацию по перечню вопросов, присланных из Центра. «Руперт» также передал мне некоторые дополнительные данные об амторговской телеграмме, текст которой, по словам источника, был расшифрован процентов на семьдесят [8] .

Потом я сообщил «Руперту», что в дальнейшем вместо меня с ним будет встречаться в Вашингтоне хорошо известный ему «Тихон», который подойдет к нему через пять минут после того, как я расстанусь с ним.

Секретные материалы «Руперта» получили высокую оценку Центра. Они показали руководству нашего ведомства, какие огромные усилия предпринимают американские спецслужбы для раскрытия советских шифров.

В заключение хотел бы подвести некоторые итоги моей работы в первой командировке. В 1942—1946 годах у меня на связи находилось семь агентов — источников важных секретных материалов. Это была агентура из числа инженерно-технического персонала, занимавшего руководящие должности на заводах и в лабораториях компаний Ар-си-эй, «Вестерн электрик», «Вестингауз», «Дженерал электрик», а также на двух ведущих авиационных компаниях, где производилась военная техника США. Особенно ценная агентура работала по электронике, она передала нам более двадцати тысяч страниц секретной документальной научно-технической информации, в том числе по новейшим в то время различным видам радаров, сонаров, прицельным системам, зенитным радиовзрывателям, компьютерам и еще по многим другим устройствам. Были получены секретные материалы о технологии производства и образцы клистронов, магнитронов и других электровакуумных приборов. Как правило, передаваемая информация получила высокую оценку Центра, В эти же годы источники передали нам более десяти тысяч страниц важной секретной информации по военной авиации и зарождавшейся ракетной технике. Мы получили, в частности, наставление по эксплуатации первого американского реактивного истребителя «Падающая звезда» (П-81). Оно содержало подробное описание конструкции, чертежи и фото этого самолета.

Не могу хотя бы в общих чертах не сказать о работе небольшой группы моих товарищей по получению военно-политической информации о деятельности американской администрации. Большая часть документов шла от нелегальной подрезидентуры, возглавлявшейся Ахмеровым, которому помогала его жена, Елена. У подрезидентуры были источники в важных правительственных учреждениях, в том числе и в Управлении стратегических служб — американской разведке. Они передавали важную информацию о военных планах Вашингтона, внешнеполитических мероприятиях, а также материалы, добытые американской разведкой о положении в фашистской Германии.

Особенно напряженно советская разведка работала накануне встреч глав правительств в Тегеране, Ялте и Потсдаме, чтобы получить сведения о позиции США и Англии по вопросам, которые намечалось обсудить на предстоящих совещаниях. В Англии с этим справлялась хорошо известная сейчас «пятерка» во главе с Кимом Филби. Удавалось добыть требуемые секретные материалы и нашей резидентуре. Вначале на встречах в верхах главными были вопросы открытия второго фронта в Западной Европе, оказания помощи СССР по ленд-лизу, а затем вопросы послевоенного устройства в мире. Перед тем как встречаться на тройственных конференциях, Черчилль за несколько дней до этого всегда имел контакт с президентом Рузвельтом, а позднее — с Трумэном для выработки согласованных позиций. Добытые нашей разведкой секретные материалы о подготовке западных союзников к встрече со Сталиным показывали, что Черчилль очень опасался распространения влияния Советского Союза в мире и распада британской империи. Он предлагал принимать самые решительные меры, вплоть до военных, чтобы предотвратить возникновение новых социалистических государств.

Несомненно, что своевременно добытые советской разведкой секретные материалы о позициях и разногласиях руководителей США и Англии по вопросам, подлежащим рассмотрению на совещаниях в верхах, давали возможность советской делегации должным образом подготовиться к этим ответственным конференциям и облегчали Сталину проведение переговоров с Черчиллем и Рузвельтом, а позднее с Трумэном и Эттли. Не в последнюю очередь из-за этого терпели неудачу попытки Англии и США навязать Советскому Союзу свои планы послевоенного устройства.

Думаю, что внешняя разведка органов государственной безопасности СССР, и в частности нью-йоркская резидентура, во время Великой Отечественной войны внесла свою лепту в разгром фашизма, способствовала выработке правильной политической линии в отношениях с США и Англией, помогла нашим ученым и инженерно-техническим специалистам в кратчайшие сроки создать мощный военно-экономический потенциал нашей Родины.

Таких результатов наша точка в Нью-Йорке добилась прежде всего благодаря самоотверженной борьбе Красной Армии и всего советского народа против фашистской Германии и ее сателлитов. Честные американцы понимали, что в этой небывало кровопролитной войне советские люди защищали от гитлеровской тирании не только свою Родину, но и народы Европы и США, всех свободолюбивых стран. Кроме того, многие американские граждане искренне верили тогда в социализм и симпатизировали ему. Самые мужественные из них считали своим благородным долгом принимать предложения советских разведчиков об оказании помощи СССР путем тайной передачи секретных материалов о военно-политических планах Вашингтона и Лондона и новейших видах вооружений их армий.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

В мае 1946 года Центр уведомил резидента, что через три месяца я буду отозван в Москву и что моему сменщику уже оформляют выездные документы. Жена и я были очень рады этому. Мы заблаговременно начали собираться, заботясь прежде всего о шестимесячной Наташке, нашей дочурке.

В то время никакой техники с собой наши сотрудники домой не привозили: телевизоров и магнитофонов еще не было, холодильники только появились и были нам не по карману, об автомашинах никто и не думал. Брали с собой главным образом продукты — муку, сахар, крупы, сливочное масло, консервы, а также отрезы на костюмы и платье, обувь для себя и на подарки.

Ради экономии валюты советское правительство не разрешало проезд своим командированным гражданам на иностранных трансатлантических лайнерах, а предлагало пользоваться советскими торговыми судами. В середине августа в Нью-Йорк прибыл пароход «Старый большевик». Через день в генконсульство пришел капитан — мой старый знакомый — Иван Иванович Афанасьев.

Когда он узнал, что я собираюсь домой, то предложил мне место на «Старом большевике», который будет первым судном, направляющимся в Ленинград. До этого суда в город на Неве не ходили, так как Финский залив очищали от мин.

Наступил час отплытия. Буксиры вывели «Старый большевик» в океан. Пароход имел водоизмещение не более десяти тысяч тонн. Он вез трубы для первого в СССР большого газопровода Саратов — Москва. Трубами были забиты трюмы, они лежали пирамидами на палубе.

Целую неделю плавание шло нормально, все чувствовали себя хорошо. Мы с женой обо многом говорили, прежде всего о том, как хорошо, если бы нам дали жилую комнату: у моих родителей в трехкомнатной квартире, площадью всего двадцать четыре квадратных метра, размещались семьи двух братьев, две сестры, мама и бабушка. Такое же положение было и у родителей жены. Иметь комнату со всеми удобствами стало нашей голубой мечтой: получить такой жилье в послевоенной Москве было чрезвычайно трудно.

Неожиданно наше спокойное плавание кончилось. После обеда я обратил внимание на необычно торопливую работу моряков на палубе. Они в который раз тщательно проверяли крепление труб, лебедок, шлюпок. Я спросил боцмана Петра Тимофеевича, чем вызван аврал?

— Разве тебе не сказали? Приближается сильный шторм, он ожидается в нашем районе часа в двадцать два-двадцать три. Иди в каюту и закрепляй свои вещи, — ответил боцман.

Перед ужином жена и я с дочкой на руках вышли на палубу. Темнело. Океан по-прежнему оставался спокойным. Небо покрыли темно-серые тучи. Лишь далеко на западе светила оранжевым мутным светом нижняя половина диска солнца, верхнюю затянули облака. Создавалось впечатление, будто в небе висела большая матовая полусферическая люстра, от которой на гладь океана падали лучи желтого цвета. Было сумрачно. Стояла зловещая тишина.

Во время ужина все говорили мало и негромко. Неожиданно в иллюминатор влетел порыв ветра и обдал всех мелкими брызгами. Кто-то сказал:

— Начинается.

И действительно, началась схватка «Старого большевика» со свирепой стихией. Временами судно, используя мощь своих машин, натруженно карабкалось вверх на набегавшую волну. В эти секунды корпус его дрожал от перегрузки. Что-то потрескивало, передвигалось по палубе, в каютах. Порой казалось, что судно не выдержит и развалится на части. Потом, забравшись на вершину «девятого вала», судно на мгновение как бы останавливалось, облегченно вздыхая, а затем, сорвавшись с гребня, падало в морскую пучину.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   24




©engime.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет